Монах

      Дом Трита Русофа, городского старосты Валенса, стоял на тихой, малолюдной улочке невдалеке от центральной площади и величественного Храма. Это был старинный двухэтажный особняк с изумительной лепниной и резными колоннами, больше подходящий для столицы, чем для провинциального городка. Знающие люди уже давно поняли, что при необходимости искать старосту можно либо тут, либо в трактире «Гордость Империи», но никак не в здании городского ратуши, где глава города практически не появлялся. Жил Русоф одиноко и гостей практически не принимал, но для герцога Валенского, своего сюзерена, ему всё-таки пришлось сделать исключение, предложив провести ночь в гостевой комнате. В итоге, вечер столь хлопотного для него дня Эрик Хомоф проводил в доме городского старосты, как он и предупреждал Алексиса Обрэ.       Эрик сидел в отведённой ему комнате в мягком, удобном кресле и лениво перебирал деревянные чётки. Мысли его то и дело возвращались к убийству. Он прокручивал в голове известные ему факты, вспоминал проведённые днём разговоры, но никак не мог за что-нибудь зацепиться. Все допрошенные внушали доверие, но вместе с тем непонятное чувство подсказывало, что убийца кто-то из них, а никак не посторонний человек. Только вот кто? Гаррет, пытавшийся защитить дочку? Виконт Обрэ, напуганный своим страшным спутником? Трит Русоф, решивший таким образом помочь старому другу? Юный бард или кузнец, руководствующиеся какими-то непонятными причинами? Воспоминания о Микаэле вообще рождали в груди герцога какие-то странные чувства, понять суть которых Эрик не мог. Тот напор, с которым бард добивался его внимания, несколько обескуражил герцога. Он невольно сравнивал бойкого на язык барда, такого уверенного в себе, и Алексиса Обрэ, с его напускной гордостью и бахвальством, за которыми, как оказалось, пряталась невинная, детская душа. Примерно одного возраста, юные и красивые, они совершенно разнились по характеру.       От размышлений его оторвал негромкий стук в дверь комнаты.       — Ваша Светлость, Вы, наверное, проголодались. Прошу разделить со мной скромный ужин, — послышался из-за двери голос Трита Русофа. — Я буду ждать Вас на первом этаже в обеденной зале.       — Конечно, Русоф. Я сейчас спущусь, — громко откликнулся Эрик, окидывая себя взглядом в зеркало и расправляя складки на одежде.       Решение по дальнейшему расследованию убийства Эрик уже принял, и теперь оставалось донести его до городского старосты и заручиться поддержкой в этом нелёгком деле. Герцог окинул напоследок комнату взглядом, оценивая, не забыл ли что-нибудь важное, прихватил свою наплечную сумку, с которой старался не расставаться без необходимости, и отправился на первый этаж особняка, где, как он предполагал, находилась трапезная.       Несмотря на давнее знакомство и множество совместных дел, Эрик был впервые в доме городского старосты. Трит Русоф был ужасно скуп и до этого дня предпочитал проводить их встречи в замке Валентайн или в трактире у Гаррета. Скрепя сердце, он проявил должное радушие, понимая, что своим присутствием в трактире, герцог привлёк бы слишком много внимания.       Войдя в трапезную, Эрик осмотрелся. Накрытый на двоих стол был достаточно прост и больше подходил бы купцу средней руки, чем главе города, даже вина не было, так что приходилось довольствоваться пивом и водой. Сам Русоф застыл рядом со столом, всем своим видом выражая радушие. За его спиной, возле самой стены, стоял старый слуга в потёртой ливрее. Это был хорошо знакомый герцогу Карл.       Когда-то Карл служил выжлятником у отца Эрика и был большим знатоком псовой охоты. Однако после смерти старого герцога, его с прочими слугами пришлось уволить. Тем более, в отличие от отца, Эрик в охоте никогда не участвовал. Пожалуй, из всех уволенных слуг расставание с Карлом далось юному Эрику тяжелее всего, и сейчас он по-доброму улыбнулся старому знакомому и слегка кивнул.       — Я рад, что Вы, Ваша Светлость, согласились составить мне компанию за ужином, — любезно обратился Русоф, расплываясь в улыбке.       — Нам нужно о многом поговорить, сударь, и за ужином это сделать будет лучше всего, — тихо ответил Эрик.       — Я понимаю, — покорно кивнул Русоф. — Поэтому я оставил только Карла, чтобы прислуживать нам, а прочих слуг распустил. Вы его хорошо знаете — он не болтлив и умеет хранить тайны. К тому же он в курсе произошедшего в трактире прошлой ночью.       — Вы как всегда опережаете мои мысли, любезный Русоф, — улыбнулся в ответ Эрик. — Что касается Карла, то он служил ещё моему отцу, и я полностью уверен в его порядочности.       — Тогда прошу к столу!       Герцог и городской староста уселись друг напротив друга и принялись неспешно ужинать, справедливо полагая, что все важные разговоры можно будет вести, когда первое чувство голода отойдёт на второй план. Они обменивались ничего не значащими фразами, обсуждали погоду, торговые сделки и виды на урожай, оттягивая как можно дальше неприятный разговор. Однако это напускное спокойствие не могло продолжаться долго. Первым не выдержал Трит Русоф, которому от волнения даже кусок в горло не лез.       — Ваша Светлость, осмелюсь поинтересоваться, как продвигается Ваше расследование, — спросил городской староста.       — С этим делом не всё так просто, — задумчиво ответил Эрик. — Случайно так вышло или убийца действовал профессионально, но следы запутаны очень умело. Сегодняшние разговоры дали много информации для размышления, но принесли мало пользы. Может быть, вы сможете мне помочь?       — Я целиком и полностью к Вашим услугам. Думаю, Вы сами понимаете, что это преступление может стоить для меня слишком дорого. И речь идёт не только о моей карьере и репутации, но и о жизни.       — Вы отправляли весть о случившемся в столицу в тайную полицию? — поинтересовался Эрик.       — Нет, вначале я решил известить Вас. Да и, боюсь, дойди эта новость до герцога Савойского, последствия были бы непредсказуемы. Я старый человек и попросту испугался.       — Вы правильно сделали, Русоф. Преступление совершено на моих землях, и, значит, я сам буду разбираться с этим делом.       — Я на это и рассчитывал, Ваша Светлость, — облегчённо вздохнул Трит Русоф.       — Как вы сами думаете, кто мог совершить преступление?       — Мне сложно об этом судить, Ваша Светлость. Покойный не вызывал у меня добрых чувств, как и у других посетителей трактира. Но убивать… вряд ли кто-нибудь бы решился на такое. Изначально я думал, что это Лони заколола мэтра Тонга кинжалом. Чего не сделаешь от страха? Но потом Вы сказали, что он был задушен… Теперь я ни в чём не уверен.       — А как же Гаррет?       — Пожалуй, да. Он единственный кто имел повод совершить это, но я давно его знаю. Я видел, в каком Гаррет был состоянии, и не верю, что он мог совершить убийство. Скорее я поверю, что его задушил отец Стефан или, например, бард. Неужели, Ваша Светлость, Вы и в правду подозреваете его?       — Нет, мне просто было интересно ваше мнение.       — И что же вы предпримете теперь? — спросил Русоф.       — Несмотря на то, что убийца мне до сих пор неизвестен, решение я принял, — начал издалека герцог. — И в исполнении этого решения мне потребуется ваша помощь.       — И какое же это решение?       — Для начала скажите мне, сколько человек знают о произошедшем?       — Немного, — задумчиво ответил староста и принялся перечислять, — мы с Вами, Карл, Гаррет, бард, а также Ваш юный спутник, кажется виконт Обрэ, если мне не изменяет память. Ну и, конечно, Лони, чуть не забыл про девочку. Итого семь человек.       — Лони уже ничего не помнит, — поправил его Эрик. — Мне пришлось покопаться в её памяти. Там теперь не осталось никаких воспоминаний о событиях прошлой ночи.       — Пожалуй, тогда это все посвящённые в тайну. Если, конечно, бард не станет болтать. У меня сложилось мнение, что он совершенно не умеет держать рот на замке. Говорит без умолку и совершенно не следит за словами. Боюсь, к концу сегодняшнего вечера о происшествии будет знать весь город.       — И, тем не менее, я попросил его не распространяться о произошедшем. Думаю, меня он послушается, — Эрик невольно улыбнулся, вспоминая утренний разговор с Микаэлем и его противостояние с Алексисом Обрэ. — Вас я прошу о том же.       — Конечно, это в моих же интересах. Но рано или поздно об убийстве всё равно станет известно, пришлют дознавателя из столицы, а методы работы тайной полиции таковы, что нам всем не поздоровится, — печально вздохнул мужчина, теребя от волнения край скатерти. — Единственный выход, это быстро найти убийцу и выдать его столичным ищейкам. Надеюсь, они этим удовлетворятся, и невинные не пострадают.       — Не волнуйтесь так. Если вы будете действовать в соответствии с моими приказами, то всё обойдётся. Как я вам уже говорил, я принял решение по этому делу. Что же касается убийцы, то сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем, кто он.       — И что же Вы предлагаете, Ваша Светлость?       — Сейчас тело Тонга лежит в одной из комнат трактира. Гаррет запер её на ключ, чтобы никто случайно не зашёл, но это временное решение. Нужно будет, не привлекая внимания посторонних, перенести тело в Храм и там провести огненный ритуал погребения.       — Вы хотите уничтожить тело? — удивился староста.       — Давайте говорить откровенно, Русоф. Из того, что я узнал, следует, что мэтр Тонг был очень плохим человеком. У меня нет ни малейшего желания искать того, кто избавил мир от этого мерзавца, и призывать его к ответу. Тело сожгут, а дело об убийстве можно и не открывать, во всяком случае, это моё право, как владетеля данных земель, — голос герцога звучал твёрдо и властно, не заставляя усомниться в верности принятого решения       — Конечно, Ваша Светлость, это Ваше право. Но его же будут искать? Да и отец Стефан не согласится просто так предать очистительному огню неизвестно кого. Он в последние годы стал очень любопытен, — с сомнением ответил староста, лихорадочно обдумывая слова герцога.       — Да, его будут искать. Рано или поздно герцог Савойский заинтересуется пропажей своего человека. И я бы не хотел, чтобы кто-нибудь из невольных свидетелей преступления пострадал от рук тайной полиции. Их методы дознания зачастую слишком суровы, — говоря всё это, Эрик внимательно всматривался в лицо своего собеседника, стараясь проникнуть в терзавшие его мысли. — И, думаю, нашёл хороший способ защитить всех вас. Я знаю, что вы большой мастер по составлению разного рода бумаг. Вот и составьте подобную, в которой было бы ясно сказано: всё, что касается погребения убитого и закрытия расследования по делу об убийстве, сделано по приказу герцога Валенского.       — Да, такая бумага защитит меня и Гаррета, — задумчиво кивнул Русоф, — но, боюсь, тогда вопросы могут возникнуть к Вам, Ваша Светлость. А Вы и так в последние годы подверглись опале. Как бы тем самым Вы не обрекли себя на гораздо худшую участь?       — За меня не беспокойтесь. Я сумею защититься от герцога Савойского, — попытался успокоить старосту Эрик. Про себя размышляя о том, что бумага защитит его подданных, а ему самому после бегства в другой мир навредить уже не сможет. — Сможете ли вы составить такую бумагу?       — Конечно, — уверенно сказал староста и впервые за прошедшие сутки вздохнул облегчённо, — я подготовлю её. К тому же это обеспечит мне поддержку отца Стефана. Увидев Вашу подпись, он проведёт ритуал погребения, не задумываясь.       — Вот и хорошо, — кивнул в ответ Эрик. — Я обещал Гаррету, что тело заберут из трактира сегодня ночью, но при таком раскладе это можно будет сделать и днём. Тем не менее, постарайтесь сделать это без лишнего шума и сохранить тайну произошедшего. Чем больше пройдёт времени, прежде чем вести достигнут ушей герцога Савойского, тем лучше.       — Да, Ваша Светлость, я займусь этим сразу же после составления документа.       — Я рад, что вы приняли моё решение и готовы помочь, — облегчённо вздохнул Эрик, расслабляясь. Разговор дался ему не так легко, как он рассчитывал. К тому же его всё ещё терзали сомнения в правильности принятого решения.       — Долго ли Вы ещё пробудете в Валенсе? Признаться, за этой суетой, я совсем позабыл поинтересоваться о причине, которая привела Вас в город.       — Как и всегда забота о моих подданных, — спокойно ответил Эрик. — Только такая причина могла сподвигнуть меня покинуть замок.       — Может быть, Вы объясните мне более точно, о каких заботах идёт речь?       — Дело в том, что в скором времени я вынужден буду покинуть герцогство на неопределённый срок, — принялся говорить Эрик, старательно подбирая слова, чтобы с одной стороны не сказать лишнего, с другой не перейти на ложь, к которой он был попросту не способен.       — Вы уезжаете куда-то? — удивился Трит Русоф, который уже за много лет привык, что герцог практически никуда не отлучается из замка.       — Да. Виконт Обрэ, которого вы видели утром, прибыл посланником от самого Императора. Его Величество просит меня прибыть ко двору, а я не в том положении, чтобы ослушаться воли своего сюзерена.       — Ох, не к добру это, Ваша Светлость, — залепетал Трит Русоф. — После стольких лет опалы, я уж думал, что Его Величество и забыл о наших краях.       — Выходит не забыл, ну да это и не важно. С этим делом я разберусь сам. Меня, как я уже говорил, больше волнует судьба моих подданных.       — Вы как всегда слишком снисходительны к нам. Могу я Вам чем-то помочь?       — Для начала расскажи о том, как обстоят дела в городе и окрестностях. В последнее время я мало уделял внимания своим землям. Сейчас уже поздно всё исправить, но кое-какие вещи, пожалуй, ещё стоит сделать.       — Не извольте беспокоиться, Ваша Светлость. В целом в герцогстве всё спокойно. Даже чересчур спокойно. Особых изменений в Валенсе уже давно нет. А с Вашим отъездом, боюсь, пропадут и надежды некоторых жителей, что в жизни города что-то изменится. Сам я к этому спокойно отношусь, но всегда найдутся те, кто пресытился тихой сельской жизнью.       — Неужели, все настолько спокойно? Разве нет никаких проблем? — удивился Эрик.       — Ничего настолько важного, чтобы стоило беспокоить Вашу Светлость, — с уверенностью в голосе ответил староста.       — А разве не вы, любезный Русоф, полгода назад жаловались мне на постоянные нападения диких зверей? Неужели проблема уже решилась? До меня доходили слухи, что наоборот всё стало только хуже.       От этих слов герцога староста моментально растерялся, совершенно не зная, что ответить. С одной стороны, показывать наличие проблем в городе он не хотел, с другой — обманывать герцога было чревато потерей его благосклонности в тот самый момент, когда судьба самого Русофа висела на волоске. Да и как бы он не пытался это скрыть, проблема действительно была и уже грозила перейти в разряд катастрофы. Чтобы принять решение ему хватило всего несколько секунд. Он изобразил на лице полное раскаяние и торопливо заговорил.       — Не хотел огорчать Вас в столь трудной ситуации. Со зверьём действительно никакого сладу нет. Большой Охоты, почитай, со смерти Вашего батюшки не было. Вот и расплодились всякие твари. Люди уж боятся лишний раз в лес зайти. Только три дня назад у знахарки местной мальчонку сожрали. Знала ведь, дура старая, что в лесу не безопасно, а все равно сынишку послала травы собирать. Даже костей не нашли, только лужа крови да корзинка для трав.       — Но ведь что-то вы предприняли по этому поводу?       — А что тут можно сделать? Конечно, всех предупредили, что к лесу приближаться опасно, но разве людей остановишь. Кому бревна нужны для строительства, кому по грибы, да ягоды сходить захотелось, разве за всеми углядишь. Да и луга вдоль леса самые лучшие, испокон веков там скот пасли. Что ни говори, а страдает народ.       — Вот эту-то проблему я и постараюсь решить, перед моим отъездом, — кивнул головой Эрик, внимательно выслушав слова старосты.       — Да не уж-то Вы, Ваша Светлость, в лес собрались? Разве такое одному человеку под силу? Пусть даже помощники у Вас будут, а всё равно только зазря голову сложите. Волки уже в стаи до полусотни голов сбиваются. А ведь магия-то у Вас не боевая. Не рискуйте собой, милостью Богов заклинаю, не выйдет из этого ничего хорошего.       — Магия у меня и вправду не боевая, но уничтожать всё местное зверьё я и не собираюсь. Тут и времени много нужно и людей уйма.       — А что ж тогда? — удивился Русоф.       — Есть и другой способ избавить герцогство от этого бедствия.       — Ума не приложу, о каком способе Вы говорите. Испокон веков только Большая Охота помогала справиться с напастью.       — И тем не менее такой способ есть. Хотя и лёгким его не назовёшь, — голос Эрика звучал спокойно, хотя сам он прекрасно знал, в какое опасное дело ввязывается. — Что бы вам было более понятно, процитирую старинную книгу Иорагима Лосского «О некоторых свойствах магических тварей». Он был Верховным магом около пяти столетий назад. Очень знающий маг, исходивший земли Империи вдоль и поперёк.       Эрик прикрыл на секунду глаза, вызывая в памяти страницу из толстого, потрёпанного фолианта, читанного им несколько лет назад в замковой библиотеке. В памяти всплыли ветхие страницы, исписанные выцветшими от времени чернилами.       «Страшен зверь мракорис, обитающий в тёмных лощинах и оврагах под пологом леса. Смерть сеет он повсюду, ибо практически невозможно его убить. Боевую магию он поглощает, делаясь только сильнее, а честная сталь против него бесполезна. Шкура его настолько тверда, что самый острый клинок не оставит на ней ни царапины. Острый рог, венчающий голову, служит по-настоящему грозным оружием. Ибо способен пробить самую крепкую броню. Толстый хвост покрыт острыми шипами, источающими яд, от которого нет никакого исцеления. Глаза — вот единственное уязвимое место и славен тот воин, кто в бою одолеет эту дьявольскую тварь. Прочие лесные звери до смерти боятся мракориса и, учуяв его присутствие поблизости, стремительно покидают обжитые места…»       — Я думаю, дальше продолжать не стоит, — оборвал сам себя герцог, открывая глаза и обращая взор на притихшего старосту. — Важно одно, если оросить кровью мракориса окраину леса ни один зверь не посмеет приблизиться даже близко. Кровь его будет долгие годы защищать герцогство. Она несёт острый запах твари и практически не выветривается.       — Воистину страшные вещи говорите Вы, Ваша Светлость. Как же Вы сможете найти и убить такое чудовище? Одумайтесь. Жили мы долгие годы и дальше проживём. Всего-то держаться от этого проклятого леса подальше. Ещё немного и люди привыкнут обходиться без походов в лес. Стоит ли так рисковать?       — Нет! Проблему нужно решить раз и навсегда, — твёрдо заявил герцог. — Я всё возьму на себя, но мне в этом понадобится ваша помощь.       — Но чем же я тут смогу помочь? — изумился Русоф, стремительно перебирая в голове различные варианты.       — Многого я не прошу. Несколько крепких мужчин из городской стражи, лошадей на дорогу, ну и свору гончих. Насколько я знаю, вы держите такую для заезжих любителей псовой охоты.       — Лошадей и парочку крепких парней в помощь найти не сложно, — слегка дрожащим голосом принялся размышлять вслух городской староста, — да и свора есть, хоть и осталось там кобелей пять-шесть всего, из которых половина вряд ли пригодна для такой охоты.       — Думаю, этого будет достаточно, чтобы выследить зверя и на время сдержать его. А если вы ещё отпустите Карла, чтобы управлять собаками, то в успехе я полностью уверен.       Несколько минут Трит Русоф молчал, обдумывая слова герцога. Всё смешалось в его голове. С одной стороны возможность избавиться от проблемы диких зверей столь дёшево весьма прельщала, с другой — герцог был ему не просто господином, но и другом, и та опасность, которой он собирался себя подвергнуть ради общего блага, пугала всегда осторожного в своих поступках старосту.       Эрик же, понимая, что собеседнику нужно всё обдумать, обратился к стоящему за его спиной слуге.       — А ты, Карл, как считаешь? Стоящее ли это дело?       — Ещё как, Ваша Светлость! — отозвался слуга. — На меня Вы можете рассчитывать! Да и собачки давно без дела скучают.       — А не слишком ли ты стар, чтоб поучаствовать в охоте?       — Как можно, Ваша Светлость, — широко улыбнулся старик в ответ, демонстрируя все свои оставшиеся пять зубов. — Даже если господин не отпустит — сам с Вами пойду. Засиделся я в слугах, всю жизнь с собаками провёл, а на старость лет — тарелки подавать. Хочу вновь оказаться в лесу, протрубить в горн, оповещая всю округу, услышать лай собак, обступивших зверя. Стар я уже, но за такое и умереть не жалко.       Эти слова старого слуги стали последней каплей, склонившей городского старосту к окончательному решению.       — Хорошо, Ваша Светлость, Вы можете рассчитывать на мою помощь, — наконец, ответил Трит Русоф. — Всё, что просите, будет к Вашим услугам.       — Спасибо, я рад, что вы согласились.       — Когда Вы намереваетесь выступить на охоту? И где будете искать того зверя, о котором рассказывали? Это, наверное, не простое занятие?       — Выступим мы завтра на рассвете, а что касается мракориса, то долго искать не придётся. Эта тварь настолько пропитана тьмой, что, благодаря моей магии, я способен почувствовать её на много миль вокруг. И сейчас я его чувствую…       — Неужели этот… как его… мракорис… настолько близко? — заволновался староста, опасливо вертя головой по сторонам, как будто опасаясь, что чудище может выскочить прямо из-за ближайшей двери.       — Не настолько близко, — рассмеялся Эрик, видя замешательство своего собеседника. — Примерно в полудне езды отсюда. Если Боги будут милостивы, то за день-два управимся.       — Так тому и быть, — подвёл итог староста, успокаиваясь и пряча свой испуг за деловым тоном. — К завтрашнему утру лошади и люди будут в Вашем распоряжении.       — Тогда не буду Вас отвлекать, — сказал герцог, поднимаясь из-за стола.       — Сейчас же займусь приготовлениями…       — Да, и не забудьте, я жду на подпись бумагу. Охота охотой, но моя обязанность обезопасить Вас от преследований герцога Савойского.       — Всё будет сделано, Ваша Светлость. Отдыхайте спокойно, а если, что-нибудь понадобится — смело зовите меня. Я буду в своём кабинете. Думаю, сегодня меня ожидает бессонная ночь, так что не стоит бояться меня побеспокоить.       С этими словами мужчины коротко простились и разошлись. Трит Русоф отправился заниматься делами в свой кабинет, а Эрик отдыхать в отведённую ему комнату.       Оказавшись в одиночестве, герцог некоторое время обдумывал свой разговор с городским старостой. Он радовался тому, что обе стоящие перед ним проблемы удалось решить: дело об убийстве закрыто, а помощь в подготовке к охоте получена. Вроде бы — повод спокойно вздохнуть и расслабиться, но отчего-то напряжение не покидало. Даже лёжа в кровати и кутаясь в тёплое, пуховое одеяло, Эрик всё еще обдумывал события дня. Он хорошо понимал, что сейчас ему нужно выспаться перед дальней дорогой, но сон упрямо не шёл.       Глаза мужчины были открыты, взгляд устремлён в потолок. Вроде бы столько событий — убийство, расследование, предстоящая охота, но мысли его витали вокруг двух юношей, которые сейчас, должно быть, готовились ко сну в трактире у Гаррета. Микаэль из Дола и Алексис Обрэ, столь разные по характеру, но оба необычайно красивые.       — Интересно, смог ли выяснить виконт что-нибудь о барде за этот вечер? И не разругались ли эти двое в пух и прах на потеху публике? — размышлял герцог.       Улыбка невольно наползла на всегда печальное лицо герцога. Многие годы он сознательно ограничивал себя во всём, ставя долг и честь на первое место. И теперь, столкнувшись с такими живыми и бурлящими от эмоций юношами, ощутил всю ту полноту жизни, от которой так долго отказывался. Эти двое напоминали ему взрослых детей с их радостями, обидами и невероятной лёгкостью восприятия окружающей действительности, способных мечтать, фантазировать, не замечая серости реального мира. Как же ему хотелось самому стать таким… Вот только своей молодости у него не было. Смерть отца слишком рано заставила его взвалить на себя груз ответственности.       За этими размышлениями Эрик незаметно провалился в сон: глаза его закрылись, дыхание стало ровным, мышцы расслабились. * * *       В то самое время, когда Эрик Хомоф договаривался с городским старостой об общих делах, под крышей трактира «Гордость Империи» начинали разгораться нешуточные страсти. Главными действующими лицами при этом выступали те самые двое юношей, который занимали столь много места в мыслях Эрика.       Первоначально в трактире всё разворачивалось обыденно. Лони, проснувшись после долгого сна, носилась по залу между столиками, разнося выпивку и закуски. Несмотря на лёгкую головную боль, настроение её было приподнятое. Гаррет вновь повеселел, как будто и не было столь страшных событий предыдущего дня. Бард много пел и шутил, привлекая в трактир всё новых и новых посетителей, жадных до выпивки и развлечений. И если обычно основными развлечениями местных гуляк служили игра в карты и обсуждение городских сплетен, то с появлением Микаэля многое изменилось. Теперь в трактире царили музыка и веселье.       Жирный рыжий кот, сыгравший столь важную роль в событиях предыдущего дня, тоже попытался присоединиться к всеобщему веселью и прошмыгнуть в трактир. Однако оказалось, что его прегрешения ещё не забыты. Отборная ругань и сильный пинок Гаррета, возвестили несчастному животному, что время его возвращения под своды трактира ещё не пришло.       Из общей картины радости и веселья выбивался только виконт Обрэ. Он тихо сидел в углу, медленно смакуя эльфийское вино, и прислушивался к разговорам за соседними столиками. Лицо его было бесстрастно, но в груди бушевал настоящий ураган чувств, состоящий из смеси раздражения от тяжёлого дня, искренней благодарности к герцогу, начинающей перетекать во влюблённость, и злобы на барда, который посмел выставить его в отвратительном свете.       Если в начале вечера бард Микаэль и Алексис Обрэ ещё как-то старались игнорировать друг друга, лишь изредка обмениваясь презрительными взглядами, то ближе к ночи временному затишью пришёл конец. Виконт из подслушанных разговоров уже понял, что об убийстве никто ничего не знает, и все его мысли обратились на барда.       — Вот ведь мразь, — думал юноша, обращая внимание на то, как Микаэль в очередной раз флиртует с доверчивым Эмметом. — Вначале он строит глазки герцогу, а потом с лёгкостью переключается на другого. Шлюха! А ещё посмел меня в чём-то обвинять…       В это время бард, не замечая, казалось, ничего вокруг, отвешивал поклоны и улыбки направо и налево, не забывая о пополнении своего тощего кошелька. Баллады о любви сменялись героическими напевами. А когда градус выпитого алкоголя в слушателях стал зашкаливать, настало время весёлых куплетов.       Бард ловко запрыгнул на один из центральных столов, отодвинул ногой несколько пустых кружек из-под пива, достал из-за спины лютню и под смех, крики и гомон посетителей весело запел. Пьяного нашла эльфийка гнома И, как друга, довела до дома. В результате «дружбы» той Дочь родилась… с бородой! Ай-яй-яй, ай-яй-яй Дочь родилась с бородой.       Стены трактира содрогнулись от хохота публики, так что Алексис невольно поморщился. «Какая безвкусица. Разве может такое понравиться приличному человеку с тонким вкусом? Забава для быдла…» — подумал он про себя, но вслух решил не высказывать своего мнения. Бард же, ободрённый успехом у зрителей, продолжал петь. Старый граф, прельстившись красотою, Принудил эльфийку стать женою. А эльфийка, как кремень: Что ни ночь — у ней мигрень. Ай-яй-яй, ай-яй-яй Что ни ночь — у ней мигрень.       — Вот-вот, точно, как моя жёнка, — закричал один из сильно выпивших посетителей, вызывая взрыв хохота от своих собутыльников. — Только я её в постель тащу, сразу — голова болит…       — Так может, Ганс, у неё только с тобой голова болит, а с кем-то другим нет? — отозвался мужчина сидящий рядом.       — Ты на что намекаешь? — обиделся тот, кого назвали Гансом.       — На то, что много ты своей Марте спуску даешь. Хвать за это дело и понеслась, — сквозь смех отозвался другой из мужчин. — Голова в этом деле не нужна…       — Да ну вас, — обиделся Ганс, залпом выпивая кружку тёмного пива и демонстративно отворачиваясь.       — Давай дальше, бард, — выкрикнул один из собутыльников, бросая на стол Микаэлю пару медных монет.       Юноша моментально отвесил изящный поклон, подхватывая монетки. В глазах его проскочили озорные искорки. Улыбка стала приторно сладкой. Он просто светился от счастья, радуясь похвалам в свой адрес. И только опытный Гаррет насторожился, разглядев за этим какую-то старательно подготавливаемую пакость.       — А следующий куплет специально, для одного из посетителей, с которым мы за сегодняшний день успели неплохо познакомиться, — громко сказал бард. Он бросил быстрый, мимолётный взгляд на виконта и запел. Юный паж решился ради шутки Нарядиться барышней на сутки. Прям красотка, но на что ж Зад пажа теперь похож? Ай-яй-яй, ай-яй-яй Зад пажа теперь похож.       Стены трактира сотряс очередной взрыв пьяного хохота, заглушая последние звуки лютни барда. Слышались пьяные крики и смешки. Однако Алексис Обрэ ничего этого уже не слышал, потрясенный прозвучавшим куплетом до глубины души. К лицу прилила краска стыда. В памяти всплыли события пятилетней давности, когда он, будучи ещё совсем ребёнком, служил пажом при особе маркиза Лирака.       Это было, пожалуй, самое счастливое время в его недолгой жизни. Маркиз, бывший придворный, состарившийся на службе Империи, не был требователен к своим слугам. Его трое пажей, среди которых был и Алексис, имели много свободного времени, которое проводили, предаваясь детским играм и забавам. Конечно, их обучали военному делу, куртуазности и даже основам магии, но всё это делалось поверхностно, спустя рукава. Стоит ли говорить, что в итоге юные пажи были предоставлены сами себе. Бойкие и озорные мальчишки — настоящие сорванцы, над их шутками смеялся весь двор, тогда еще не такой скучный и серый.       А потом случился бал-маскарад, приуроченный ко дню рождения принца Виллема, наследника престола, который кстати на торжестве так и не появился. Что заставило тогда Алексиса решиться на глупую шутку, он и сам не знал. Но факт остается фактом, он сам, лично, без всякого принуждения, нарядился в женское платье с тугим корсетом из китового уса, надел парик и ажурную шёлковую полумаску, превратившись в изящную девушку, тонкую и лёгкую, как тростинка. На протяжении всего бала он усиленно флиртовал с многочисленными кавалерами, ловя влюблённые взгляды и заранее представляя их шокированные лица, когда обман откроется. Наверное, остановись он на этом, и шутка удалась выше всяких похвал, а обескураженные лица придворных ещё долго были бы наградой за успех. Но в итоге произошло то, что произошло. Может быть, сказалось количество выпитого вина, которое товарищи по проказам обильно подливали Алексису. Иначе как объяснить вдруг возникшее у молодой, красивой «барышни» желание прогуляться до казарм городской стражи и продолжить флирт там.       Среди суровых, обделенных женским вниманием мужчин, его ожидал ошеломляющий успех. Только вот выйти из казарм оказалось не так просто, как войти. И вопрос пола вряд ли так уж смутил изголодавшихся по ласке мужчин.       О том, что с ним в итоге приключилось в ту ночь, Алексис старался не вспоминать. Слишком уж далеко всё это оказалось от его мальчишеских представлений о мире. Нет, его не изнасиловали, пожалев в последний момент, но через сколько же унижений ему пришлось пройти. И порка была самым безобидным из них.       Самое ужасное, что история стала известна повсеместно. Над юным пажом потешался весь двор, пересказывая из уст в уста, как он нашёл приключения на свою нижнюю половину. То, что так и не произошло в реальности, в итоге было расписано в красках людской молвой столь подробно, что стало практически действительностью. Маркиз Лирак в итоге мальчика с позором выгнал, а возвращение домой обернулось ещё одним ударом по самолюбию. Отец Алексиса в жёстких словах высказался, что если его непутёвому сыну так не хватает мужской любви, то он обеспечит ему тех, кто, по крайней мере, сможет за это хорошо отблагодарить их обнищавший род. В итоге через полгода он оказался в спальне канцлера Борнэ, а дальше… много их было, падких до юного, красивого тела.       Со временем Алексис добился титула и некоторого уважения к себе, история падения, казалось, забылась, но, как показал исполненный бардом куплет, не до конца. И от того было ещё сильнее больно и обидно.       — Как же этот чёртов бард много знает обо мне? — нервно думал виконт, стараясь скрыть волнение. — Откуда он только взялся на мою голову?       Алексис чувствовал, что его щёки горят от смеси злости и ненависти, а руки слегка потряхивает от желания выхватить меч и разрубить наглеца на месте. Сдерживала только мысль, что такой поступок не одобрил бы герцог Валенский, на службу к которому он поступил и которому столь многим теперь обязан.       Микаэль же с хитрой улыбкой в упор смотрел на юношу, всем своим видом выражая торжество над застигнутым врасплох противником. Его так и подмывало рассмеяться в лицо этому наглому дворянчику, посмевшему помешать его разговору с герцогом, на которого он возлагал столь большие надежды в плане улучшения своего материального благосостояния. Тем более герцог Валенский был весьма неплох собой и довольно молод — идеальная кандидатура для покровителя юного барда.       Сейчас Микаэль ожидал вспышки гнева от своего соперника, которая неминуемо повела бы к громкому скандалу. Может быть, даже дошло бы до рукоприкладства. Он уже воображал себя в роли жертвы разбушевавшегося столичного щёголя. Уж он бы постарался, чтобы этот скандал дошёл до ушей герцога.       Однако время шло, гнев на лице Алексиса сошёл, а дыхание успокоилось. Юный виконт смог пересилить себя и сдержаться, не выплеснув раздражение наружу. Ещё вчера это было бы ему не под силу, но произошедшие события сделали его гораздо осторожнее и многому научили. За один день он повзрослел больше, чем за несколько последних лет.       Вместо этого Алексис, переборов себя, протяжно зевнул и лениво поднялся из-за стола. Движения его были плавными и ровными, по крайней мере, именно такой вид он пытался им придать. В груди всё клокотало, он чувствовал заинтересованные взгляды и ощущал себя канатоходцем идущем по тонкому канату над пропастью. И любой срыв означал бы безудержное падение.       Сейчас для виконта всё висело на волоске. Юноша подошёл к Гаррету и громко, так чтобы слышали все в зале, сказал:       — Трактирщик, мне скучно. Пожалуй, я отправлюсь спать. Покажи мне мою комнату, — затем он бросил мимолётный взгляд на Микаэля и добавил. — Какой отвратительный бард выступает у тебя в трактире. Даже на деревенских ярмарках поют лучше, а уж играет вообще как сельский пастушок, никакого чувства гармонии и ритма.       — Ну что, вы, господин виконт. Посетителям нравится, — попытался Гаррет заступиться за барда. — Может в столице поют и лучше, но для нашей глубинки это выше всяких похвал.       — Ну, ты тоже скажешь, трактирщик, — Алексис выдавил из себя пренебрежительную улыбку. — Да такую бездарность в столицу бы даже не пустили. Нет, его место петь для мужичья на сельских ярмарках, да обхаживать фермерских дочек.       Микаэль, слышавший этот разговор, понимал, что его нагло провоцируют и насмехаются. Он с лёгкостью бы перенёс любое оскорбление по отношению к себе, ответив искромётной шуткой, но стерпеть сомнения в профессиональных качествах был просто не в состоянии. Юноша готов был растерзать обидчика на месте. Остановило его только осознание того, что соперник, сказав это, пытался отплатить за нанесённое оскорбление. И, сорвавшись, в невыгодном свете оказался бы сам Микаэль. Тогда бы виновником скандала оказался уже он сам.       Алексис, заметив полный гнева взгляд барда, расплылся притворной улыбкой и неспешно двинулся по лестнице за Гарретом, который вызвался показать комнату. Уже находясь на середине лестницы, ведущей на второй этаж, он громко сказал трактирщику:       — Если ты, трактирщик, ещё и платишь этому певуну, то просто спускаешь деньги на ветер. За такие мучения слушателям ещё и приплачивать нужно. Вот вроде уже и не поёт никто, а в ушах до сих пор какой-то писк стоит.       Эти слова стали последней каплей. Микаэль жутко покраснел и с криком: «Ах ты мразь подзаборная», резким движением запустил в своего обидчика тяжёлой пивной кружкой, оказавшейся под рукой. Как же ему хотелось сейчас врезать по смазливой мордашке соперника, чтоб стереть эту нахальную улыбку.       Однако злость сыграла плохую службу, и кружка, пролетев мимо виконта, разбилась о стену. На ступеньки лестницы посыпались мелкие осколки.       — Ты что творишь, бард, — взревел Гаррет, обращая гневный взгляд на Микаэля. — Я не позволю никому обижать моих постояльцев.       Эти слова мигом привели барда в себя, вызывая глубокое чувство сожаления и раскаяния за совершённый поступок. Причём сожалел он далеко не о том, что швырнул кружку в опротивевшую рожу виконта, а в том, что не смог сдержать себя.       — Прости, трактирщик, — лицо Микаэля моментально приняло самое невинное выражение. Глаза удивлённо захлопали, на губах заиграла привычная улыбка. — Уронил кружку… Это случайность! С кем не бывает? Вот вроде только в руке держал и… бах… выпала.       — Что-то слишком далеко она у тебя выпала!       — Не стоит наказывать его, Гаррет. Ничего непоправимого не случилось, — неожиданно вступился за барда Алексис. Он пребывал в некоторой апатии и хотел только одного — как можно быстрей оказаться в своей комнате в одиночестве. И любые ссоры оттягивали этот момент. — А теперь, проводи меня в комнату.       — Хорошо. Слышишь, бард, господин виконт не держит на тебя зла, но за кружку я с тебя всё равно высчитаю. И не надейся, что в следующий раз подобная выходка так просто сойдёт тебе с рук, — отчитал трактирщик Микаэля напоследок и вновь начал подниматься по лестнице.       Только оставшись наедине с собой, Алексис, наконец, смог дать волю чувствам и постыдно разреветься. Даже одержанная над соперником нравственная победа совсем не радовала. Его душу так и раздирало от бессилия изменить что-либо в своей судьбе. Стоило только немного возвыситься, найти точку опоры в жизни, как чьи-нибудь презрительные слова вновь напоминали о прошлом позоре. Месть по отношению к барду была сладка, но даже она не могла успокоить обиду. Неужели одна ошибка юности перечеркнула всю его будущую жизнь, предопределив незавидную судьбу постельной игрушки? Ответа не было, и слёзы продолжали беззвучно течь по щекам юноши.       Микаэль же, избавившись от присутствия раздражавшего его юноши, вновь переключился на публику и принялся распевать куплеты. Если какое-то раздражение или злость ещё и таилось под маской безудержного веселья, то разглядеть его вряд ли удалось бы кому-нибудь из присутствующих.       Гаррета, вернувшегося в зал, такая перемена более чем устраивала. Скандалы он не любил, да и на заработках они сказывались плохо. Однако, улучив момент, незадолго перед закрытием он подошёл к Микаэлю.       — Зря ты, бард, так злишься на юного спутника герцога Валенского. В тебе говорит зависть. Забудь лучше о нём и наслаждайся жизнью. Нам, простым людям, лучше не ссориться с господами, — тихо сказал Гаррет тоном человека повидавшего многое.       — Какой же он господин? — ухмыльнулся бард в ответ. — Такой же голодранец, затесавшийся в спутники к герцогу Валенскому.       — Неужели ты всё ещё надеешься снискать расположение герцога? — неодобрительно покачал головой трактирщик. — Ты ему не пара.       — А вот это мы ещё посмотрим! Герцог будет мой! — с вызовом сказал бард и резко отвернулся, не желая продолжать разговор.