Монах

      Когда усталые охотники выбрались, наконец, из-под полога леса, уже начинало темнеть. Дождь по-прежнему моросил, не желая умолкать ни на мгновение. Если раньше хорошей защитой от него выступали широкие листья деревьев, то теперь капли беспрепятственно достигали голов мужчин, спешащих оказаться в городе. Вскоре одежда вымокла и стала неприятно липнуть к телу, сковывая движения. Хотелось побыстрей оказаться в тепле, и мужчины непроизвольно подгоняли уставших лошадей.       Тем не менее, когда подъехали к старому мосту, пришлось спешиться. Как бы они не торопились, Эрик всё же решил задержаться, чтобы поблагодарить Богиню Милосердия за успех охоты. Он также как утром, склонился на коленях перед статуей, не замечая ничего вокруг. Руки его были молитвенно сложены на груди, губы тихо шептали слова благодарности.       — Нам бы надо поторопиться, чтобы успеть в город до темноты, — недовольно пробурчал Карл, который хоть и уважал герцога, но эта остановка казалась ему излишней. — Вы бы хоть, господин виконт, поторопили Его Светлость. Не дело это под дождём молитвы читать.       Алексис лишь промолчал в ответ. Кто он такой, чтобы указывать герцогу, что делать? В последние часы юноша пребывал к глубокой задумчивости и растерянности. Душу его терзали сомнения и страх. Проявить себя на охоте он так и не смог, более того показал свою полную никчёмность. Будет ли теперь герцог также благосклонен к нему, как раньше? Или поспешит избавиться, отослав прочь? Да ещё и появление этого кинжала, который ему теперь точно будет являться в кошмарах. Откуда он только взялся? А ведь герцог вполне может поверить в его, Алексиса, участие в этом деле. Как же разуверить его в обратном? Терять доверие герцога совершенно не хотелось, тем более сейчас, когда собственная жизнь висела на волоске.       Карл, поняв, что помощи от юного виконта ждать бессмысленно, плюнул в сердцах на всё и приготовился к долгому ожиданию. Однако в этот раз его опасения не оправдались. Эрик закончил молитву довольно быстро и приказал немедля выдвигаться.       В Валенс въезжали уже с наступлением темноты. Редкие, тусклые фонари, давали довольно мало света, но путники уверенно продвигались среди узких улочек. Дождь закончился и поднявшийся ветерок разгонял последние остатки туч, открывая сверкающее мириадами огоньков звёздное небо.       — Вы остановитесь у господина Русофа, Ваша Светлость, как и накануне? — поинтересовался Карл, когда они уже подъезжали к центру города.       — Нет, думаю, заеду к Гаррету ненадолго и отправлюсь в замок. Сейчас будет целесообразно свести наше общение с твоим господином к минимуму. Не нужно, чтобы приехавшие сыщики герцога Савойского знали о нашем тесном общении. Это может ему только повредить.       — Вы думаете, сюда пришлют кого-то? — тут же встрял в разговор Алексис.       — Обязательно! Смерть специального посланника не может пройти незамеченной. Разбирательство будет в любом случае. Но вы не бойтесь, виконт, мы с городским старостой уже обсудили этот вопрос и всё уладили, — коротко ответил герцог. — Ты же Карл отвези своему господину бутыли с кровью мракориса — он знает, что с ними делать.       — Будет исполнено! Но если у него возникнут какие-то вопросы или проблемы?       — В этом случае он всегда может обратиться ко мне. Твой хозяин знает, где меня можно найти ближайшие пару дней. Но, думаю, этого не понадобится, — не терпящим возражений тоном ответил герцог. — Лошадь я пока оставлю у себя, она мне понадобится, чтобы добраться до замка. Не хотелось бы проделывать этот путь пешком. Завтра я её верну.       — Но, Ваша Светлость, стоит ли отправляться в путь по темноте? — решил всё-таки уточнить Карл. — Не разумнее ли переночевать в городе? Если вы не хотите пользоваться гостеприимством моего хозяина, то это вполне можно сделать в трактире у Гаррета. Старый трактирщик будет только рад предоставить Вам лучшую комнату.       — Я думал об этом, но пока больше склоняюсь к решению вернуться в замок. В родных стенах мне будет спокойнее. Но я обдумаю этот вопрос на месте. Во всяком случае, нам всё равно следует заехать в трактир узнать последние новости и уточнить судьбу кинжала, который я доверил старику на хранение.       На очередном перекрёстке мужчинам пришлось разделиться. Карл, пришпоривая лошадь, отправился докладывать о событиях дня Триту Русофу, а Эрик Хомоф в сопровождении Алексиса Обрэ свернул к центральной площади города, где и находился трактир «Гордость Империи».       На площади было пустынно, только одинокие тени скользили по углам, не желая приближаться к немногочисленным освещенным участкам. Одним из таких участков был уже знакомый мужчинам трактир. Однако не успел Эрик въехать во двор и слезть с лошади, как из-под небольшого навеса, закрывающего дровник, послышались звуки лютни и звонкий, мелодичный голос. Ах, куда Вы? Ах, что Вы? Ах, зачем Вам идти? Вы устали с дороги И промокли в пути.       Хоп, хэй-хой, шляпу долой!       Гордый герцог на закате возвращался домой.       Вслед за этими словами, на свет вышел и сам певец — бард Микаэль собственной персоной, который уже несколько часов караулил возвращение герцога и вот, наконец, был вознаграждён за своё терпение. Глаза его сверкали, подобно звёздам, а улыбка не сходила с лица. Рядом с ним семенил толстый рыжий кот, норовя потереться спиной о сапог. Животному сейчас как никогда хотелось ласки… и пожрать. Причём второе даже больше, ибо уже два дня двери вожделенного трактира были для него закрыты. Ах, оставьте сомнения, Ах, пройдите к костру. Накормлю вас обедом И затеем игру.       Хоп, хой-хэй, чарку налей!       На меня, хмурый герцог, смотри веселей.       Из трактира привлеченные звуками музыки вывалились многочисленные посетители. Среди знакомых герцог разглядел усталого Гаррета и светящуюся Лони, хмурого отца Стефана и удручённого чем-то Эммета. Тут же были и утренние знакомцы — Ганс и Олаф, которые, похоже, вместо возвращения к Триту Русофу за заслуженным наказанием предпочли продолжить напиваться в трактире, по крайней мере, на ногах они стояли с трудом. Не идёт если карта, Повезёт Вам в любви. Этой ночью ты в спальню Меня позови.       Хоп, хэй-хок, понял намёк?       Скучный герцог, не пойму, чем меня ты привлёк.       Голос барда и его пленительная улыбка были настолько заразительными, что Эрик невольно улыбнулся в ответ, даже не заметив, как в своей песне тот перешёл на «ты». Юноша же во всю пытался очаровать расслабившегося герцога. Каждый жест, каждое движение призваны были подчеркнуть врожденною красоту и выставить барда в самом выгодном свете. Картину портил увязавшийся рыжий кот, но от него Микаэль умело избавился. Стоило герцогу на секунду отвести взгляд в сторону, как бедное животное, получив пинка, отлетело в сторону. До рассвета останься И меня обними. Никогда не забуду Этой ночи любви.       Хоп, хой-хок, путь твой далёк.       Милый герцог, ты влюбишься, дай только срок.       Закончив петь, бард изящно поклонился, всем своим видом демонстрируя глубокое почтение перед герцогом. Даже Гаррет удивленно замер, не сводя с него взгляда. Слишком уж не вязался у него утренний вид юноши с нынешним. Казалось перед ним совершенно другой человек.       — Хорош, чертяка! Умеет себя преподать, — тихо, себе под нос прошептал трактирщик. — Не зря весь день взаперти просидел. Ишь как подготовился!       Зато Алексис Обрэ, наблюдавший за этой сценой со стороны, просто кипел от гнева. Его переполняло желание вмазать по этой наглой роже, которая посмела так вульгарно заигрывать с его покровителем. Однако как это сделать, не выставив себя в плохом свете, он не знал. Успокаивало одно — герцог собирался на ночлег отправиться в замок, а значит в трактире они не задержатся. Нужно было попытаться свести к минимуму общение герцога с ненавистным бардом.       Тем временем к герцогу подошёл Гаррет, оттеснив упивающегося своим триумфом Микаэля.       — Как я рад, Ваша Светлость, что Вы вернулись живым и здоровым. Надеюсь, охота прошла успешно? — спросил трактирщик, внимательно разглядывая потрёпанный вид Эрика и Алексиса. — К тому же я не вижу с Вами Карла. С ним всё в порядке?       — За Карла не переживай, с ним ничего не случилось. Он отправился к Триту Русофу доложить обо всём, — развеял опасения трактирщика Эрик. — Да и вообще всё прошло хорошо, Гаррет. Охота удалась и, пусть и с некоторыми проблемами, нам удалось убить мракориса. Теперь зверьё не будет беспокоить моих подданных на долгие годы.       — Отличная новость! — облегченно вздохнул старик. — Значит, сегодня будем праздновать! Слышали все? — трактирщик обвёл взглядом присутствующих, лица которых пока не излучали особой радости. — По пинте пива каждому за счёт заведения!       Ответом ему был восторженный рёв посетителей, падких до бесплатной выпивки. Особенно в этом усердствовали Ганс и Олаф, еле стоящие на ногах, но полностью уверенные, что абсолютно трезвы.       — Однако Вы, наверное, устали, и нуждаетесь в отдыхе после тяжёлого дня? — спросил Гаррет, когда они большой толпой уже вошли внутрь трактира.       — Боюсь, мы надолго не задержимся. Я собирался заночевать в замке, — коротко ответил Эрик, хотя и вправду чувствовал себя усталым и разбитым.       — Вот ещё чего удумали. Ночь ведь на дворе! — возмутился Гаррет. — Да и Вы же совсем промокли. Оставайтесь у меня, я подготовлю Вам отличную комнату, как раз по соседству с той, которую занимает господин Обрэ, — после этих слов старик наклонился к самому уху герцога и чуть слышно добавил. — Тело Тонга сегодня вывезли и провели в Храме огненное погребение. Так что Вы спокойно можете остановиться у меня, не боясь лишних слухов.       Эрик невольно замолчал, не зная, что ответить. В чём-то трактирщик был прав, и переночевать в трактире было бы правильнее. Тем более раз вопрос с покойником решён, уже можно не опасаться привлечь к трактиру внимание своим присутствием. К тому же здесь можно было отлично поужинать и выпить горячего вина с пряностями, которое так помогает от холода. А ведь из-за промокшей одежды герцог изрядно продрог. Да и вопрос с кинжалом оставался открытым, а обсуждать это сейчас при большом скоплении народа было опасно.       — Герцог решил провести ночь в замке, трактирщик, — резко вступил в разговор Алексис, с опаской поглядывая на барда, который сейчас затаился и смешался с толпой, но то и дело мелькал то там, то тут. Остаться на ночь здесь значило бы предоставить герцога под домогательства этого мелкого поганца. Это юношу совершенно не устраивало.       — Да ведь Вы сами, господин виконт, выглядите ужасно. Промокли, устали, ещё вон в грязи извозюкались, — не сдавался Гаррет.       Эти слова и стали последним аргументом в пользу решения Эрика. Если сам он был готов к трудностям, то, взглянув на своего спутника, сразу вспомнил, что тому пришлось значительно сложнее.       — Ты прав, Гаррет. Мы заночуем здесь. Прикажи подготовить комнату для меня. Мы задержимся до утра.       — Но как же так, Ваша Светлость, — попытался было возразить Алексис, замечая, что к ним уже движется ненавистный бард.       — Гаррет прав, сударь, нам обоим не помешает отдых. К тому же завтра в храме будет поминальная служба по Великому князю Эдуарду, на которой мне нужно присутствовать.       Против этого сложно было что-то возразить и Алексис, тяжело вздохнув, лишь согласно кивнул головой. Гаррет же просто светился, так он мог хоть как отблагодарить герцога за всё то, что было для него сделано.       — Рад Вашему решению. Сейчас же прикажу Лони приготовить комнату для Вас. А пока прошу умыться с дороги и отведать луковый суп по моему рецепту. А ещё бараньи ребрышки и вино со специями. А ещё могу предложить отведать…       Но закончить описание возможностей своей кухни трактирщик не успел. Из-за его спины выскочил светящийся от радости бард и с пылом принялся поздравлять герцога с удачной охотой. Алексиса он презрительно игнорировал, как будто тот был пустым местом. Комплименты в храбрости и смелости сыпались из уст юноши без перерыва. Он сравнивал Эрика чуть ли не с героями древности, превознося выше всех ныне живущих. Изредка он вставлял нелестные комментарии в отношении Алексиса Обрэ, который чуть было всё не испортил, и только заслуга герцога в том, что всё завершилось удачно. Закончил он свою, казалось, бесконечную речь витиеватыми пожеланиями долгих лет жизни в покое и счастье вместе с любимым человеком, который, судя по описанию, очень напоминал самого барда.       — Ну, а теперь, когда формальности соблюдены, скажите, Ваша Светлость, как Вам понравилось моё пение? — как ни в чём не бывало поинтересовался бард, когда немного выдохся.       — Отвратительно! — опережая герцога, ответил Алексис, которого всё происходящее бесило донельзя. — Просто отвратительно!       — Вы не справедливы к барду, сударь, — возразил ему сам Эрик, пребывавший в хорошем настроении, которое даже не смог испортить певец своей грубой лестью. — Поет бард действительно неплохо, и уж точно лучше, чем говорит.       — Я рад, что вы оценили мои труды. Я полон приятных сюрпризов, и, когда познакомитесь со мной поближе, у Вас будет возможность в этом убедиться, — тут же ответил Микаэль, приторно улыбаясь. — А то, что кому-то не нравится моё пение, говорит лишь о полном отсутствии чувства прекрасного. Мне гораздо важнее мнение такого ценителя как Вы, Ваша Светлость.       Алексис возмущённо запыхтел, готовый взорваться в любой момент, но герцог вовремя погасил этот порыв.       — Бард, оставь нас на время. Мы с Виконтом Обрэ устали с дороги и хотели бы спокойно поужинать. Тебя же ждут твои слушатели.       — Хорошо, — тут же согласился бард, — я удаляюсь, но надеюсь, что мы еще продолжим общение сегодня ночью. Если что, я — рядом!       Напоследок он бросил столь откровенно-провоцирующий взгляд, что герцог невольно залился румянцем. Такого напора он не встречал даже в молодости, когда был самым завидным женихом Империи, что уж говорить про последние годы, когда многие старались обходить его стороной, боясь неприятностей. Нужно было признать, что он за время опалы отвык от проявлений симпатии, тем более выраженной так явно.       Тем временем Гаррет вовсю орудовал перед их столом, расставляя тарелки, миски, горшочки и прочие вместилища различных яств. Тут были и обещанный луковый суп с бараньими рёбрышками, и фаршированная утка в яблоках, и даже редкие в это время года намиибские сладости, привезённые с далёкого юга. Из напитков по просьбе самого герцога было подано обильно сдобренное специями, подогретое вино с маслом. Гаррет настолько расстарался, что даже достал где-то тяжелые серебряные кубки для вина вместо привычных для трактира глиняных кружек.       Постепенно тепло разливалось по окоченевшему телу герцога. Он заметно расслабился и вел вялый, ничего не значащий разговор со своим спутником. Не желая говорить о чём-то серьёзном, Эрик интересовался судьбой бывших знакомых при дворе. Алексис старательно удовлетворял его любопытство, насколько позволяли его собственные познания в этом вопросе. К сожалению за прошедшие годы, двор во многом поменялся и слишком многих из старых знакомых Эрика юный виконт попросту не знал.       Бард то и дело мелькал рядом, но дальше долгих, пронизывающих взглядов пока не заходил. Он вовсю веселил гостей, но в каждом его жесте, каждом слове сквозила легкая грация и томность. Он выставлял себя напоказ перед герцогом, всем своим видом как будто говоря: «Вот какой я! Самый-самый лучший! Обрати на меня внимание!» Но вот мужчина, на которого и была рассчитана вся эта «игра», к глубокому сожалению юноши оставался полностью беспристрастен. Зато страдающий от нереализованных желаний Эммет просто пожирал барда глазами. Он ловил каждое движение, каждый звук, каждый вздох любимого и жутко страдал от невзаимности своих чувств. Первое время он надеялся добиться внимания от объекта своей любви, но все его попытки оказались бесполезны. Теперь он страдал ещё и от ревности, видя, что всё внимание барда сосредоточилось на герцоге. Кузнецу было до боли обидно, что Микаэль совсем не уделяет ему внимания. В итоге он забился в самый тёмный угол, от куда мог спокойно наблюдать за всем, и лишь изредка тихо бормотал что-то сам себе.       — Правильно, кто я, а кто он. Герцог! Благородный! Тьфу, дьявольщина. Ну почему я так несчастен? — руки его непроизвольно сжимались в кулаки, глаза вспыхивали недобрым огнём.       Хотелось крушить всё вокруг, а прежде всего, вылить свой гнев на ненавистного герцога. Но в то же самое время сдерживало понимание, что мужчина ни в чём не виноват. Эммет сам за многие годы разбил столько сердец, что потерял счёт. Но разве он был виноват в этом? И вот теперь он оказался среди жертв безответной любви, страдая и не зная, что предпринять. А потому оставалось только смирять свои воинственные порывы.       Эрик же, совершенно не подозревая, что является объектом жуткой ревности, спокойно потягивал терпкое вино из кубка, прислушиваясь к разговорам в трактире. Оказаться среди всеобщего веселья было очень необычно для привыкшего к одиночеству мужчины. Алексис же на время избавленный от расспросов герцога сосредоточился на еде, лишь изредка позволяя себя настороженные взгляды по сторонам. Аппетит, правда, портили воспоминания о столкновении с проклятым Микаэлем. Юноша очень боялся, что очередное появление барда может вызвать взрыв неприятных эмоций, и он не сможет себя контролировать. Устраивать же потасовку с этим ничтожеством виконт считал ниже своего достоинства. Оставалось одно — постараться не замечать вездесущего поганца. Что виконт и делал весьма старательно, хотя и с большим трудом.       Тем временем за одним из соседних столов разгорался нешуточный спор, основными действующими лицами которого выступали городские околоточные Ганс и Олаф. Хмель окончательно затуманил их головы, вытесняя последние здравые мысли.       — А я тебе говорю, что всё это происки какой-то ведьмы! — уверенно утверждал Олаф, крепко стукнув по столу рукой. — Сглазила тебя бесовка, глаз даю. И вся твоя постельная немощь от этого. Ведьмы они такие, им волю дай вмиг член утащат и в гнездо его спрячут. Силу они через это мужскую имеют.       — Да всё у меня в порядке с этим, — пытался оправдываться Ганс. — Это всё жена — стерва. Я б и рад её оприходовать, да не даёт ни в какую. Да и вообще, что это за гнездо такое? Перепил ты дружище вот и несёшь чушь.       — Ха, не знаешь ничего так и не говори, — с горящими глазами ответил Олаф. — А вот дед мой, Гарунд, рассказывал, как с ведьмой встретился. Молод он тогда был, да падок до женского тела. Вот и принялся ухлёстывать за одной молодой вдовушкой. Правда, так как дюже любвеобилен был, тут же еще за парой бабёнок волочился. А та вдовушка, хоть и дура-дурой, ведьмой оказалась самой настоящей. Проснулся как-то дед, а члена то и нету. Пусто на его месте, ни следа не осталось. Дураком он не был и сразу понял, откуда напасть пришла. Ломанулся к священнику в храм. Да вон и отец Стефан может подтвердить, он тогда послушником при бывшем настоятеле служил.       — Да, было дело, — важно кивнул старенький священник, присоединившийся к выпивохам за их столом. — Много я на своём веку повидал, а этот случай до гробовой доски помнить буду. Пришёл он тогда на исповедь к преподобному отцу Игнасию, настоятелю Храма, и всё выложил как на духу. Тот конечно не поверил, ибо как сказано в священных книгах: «Тот лёгок сердцем, кто легко верит». Ну, а Освальд портки скинул да и давай демонстрировать. А на том самом месте ничего нет — пусто. Своими глазами видел, пусть Боги мне будут свидетелями. Даж отец Игнасий, уж на что был суровый человек, и то проникся бедою. Весь день обедню служил, Богов молил за невинного, пострадавшего от злого умысла. Толку только не было никакого.       — А дальше-то что было? — живо поинтересовался Гаррет, который, как и все прочие посетители трактира, уже внимательно слушал рассказ, прекратив все прочие дела и разговоры. Даже юный бард на время замолчал, хотя и привычно продолжал улыбаться.       Олаф польщённый таким вниманием к своему рассказу, залпом допил остатки пива, хлопнул кружкой по столу и продолжил рассказ.       — Сразу тогда поняли, что ведьма поганая прокляла деда. Священник же, покопавшись в святых текстах, сказал, что Боги тут не помогут, а нужно злодейку найти и обещаниями, ласковыми словами, али ещё как, но умилостивить и заставить проклятие снять. Найти-то было легко, а вот уговорить… Уж как дед перед ней унижался и молил одним Богам известно. И только твёрдым обещанием остепениться и, женившись на порядочной женщине, закончить с блудом, разжалобил он каменное сердце ведьмы.       Олаф обвёл взглядом присутствующих, которые с мало скрываемым интересом ожидали продолжения истории. Такое внимание было мужчине приятно. Он громко прочистил горло, схаркнув на пол набежавшую слюну, отпил добрый глоток пива на половину очередной кружки и продолжил рассказ.       — Отправился дед с ведьмой в лес. Долго они плутали по чащобе, пока не вывела его чертовка на небольшую поляну. А посреди той поляны дуб стоит, да такой, что и втроём не обхватить. А на ветвях того дуба гнездо большое. Ведьма приказала деду на дерево то забраться, да в гнезде свой член и найти. Уж, какого страху он натерпелся, врагу не пожелаешь, а всё ж не робкого десятка был человек, хоть и мал ростом. Забрался он наверх и заглянул в гнездо, а там члены всякие разные, да в большом количестве, штук двадцать. Движутся, как живые, и кормятся червями, да гусеницами, что им ведьма приносит. Дед и свой тут увидел, тот сам чуть ли не в руку ему прыгнул. Ну да дураком дед не был, а потому схватил самый большой и бегом прочь от этого дьявольского места. А ведьма ему во след кричит: «Нет, не тронь, чужой берёшь. С этим я ещё не наигралась». А деда уж и след простыл. Еле до города добрался. Ведьма та за ним с неделю ходила, требовала вернуть чужое, муками адовыми угрожала, а потом, как дед женился, плюнула на всё и перестала его преследовать. А через седьмицу и вовсе исчезла непонятно куда, бросив дом и хозяйство. С тех пор её никто и не видел. А дед скока в лес не ходил, так на ту поляну ни разу и не вышел. По всему видать, забрала ведьма гнездо своё поганое с собой.       Олаф, закончив рассказ, победно оглядел окружающих и громко с гордостью добавил завершающий штрих.       — Хотите верьте, хотите нет, а хер у деда, что моя рука был, головка с кулак! Сам в бане мальцом видел. Пусть Боги покарают меня, коли вру! Да и детишек он настрогал больше дюжины, не чета нам нынешним. Богатырь! Хоть и мал ростом…       Началось бурное обсуждение. Кто-то считал рассказ брехнёй и пьяными враками. Кто-то, как отец Стефан, правдой. Священник даже утверждал, что сам был свидетелем давних событий и только сила его молитв смогла тогда ведьму из города изжить. Большинство же просто посмеялись над забавной историей и продолжили дальше развлекаться в своё удовольствие.       — Как вам эта история, сударь? — поинтересовался герцог у своего спутника, слегка пригубив вино из кубка.       — Ведьмы они и не на такое способны, — немного робея, ответил Алексис. — Святая церковь считает их приспешницами тёмных Богов, способными на любые злодейства.       — Значит вы верите в то, что такое действительно могло произойти?       — Да! А Вы разве нет, Ваша Светлость?       — Я сам обладаю магическим даром, а потому могу немного больше судить о том, что могут ведьмы, а что нет, — принялся рассуждать Эрик. — Боюсь слухи о их возможностях слегка преувеличены. Простой народ боится того, что не понимает, и в итоге очерняет ни в чём не повинных женщин. Ведь кто такие ведьмы? Это женщины с не очень большим магическим даром, который развивался стихийно, без какого-либо обучения. На то, что тут описывалось, ни одна из них не способна.       — То есть всё это враньё?       — Скорее качественно сделанная иллюзия. Вот по этой части ведьмы мастерицы. Необходимость постоянно скрываться заставляет их развивать свои таланты именно в этом направлении, — подытожил Эрик, вглядываясь в усталое лицо юноши. — Да и создать такую иллюзию — шутка вполне в духе обиженной женщины. Однако я вижу, что вы меня слушаете с трудом, виконт. Может быть, вам стоит отправиться спать? Время уже позднее.       Алексис и вправду сильно устал, и последний час еле сдерживался, чтобы не заснуть прямо за столом. Хотелось оказаться в своей постели и хотя бы на время забыть о перипетиях столь трудного дня. Останавливало только одно — если он уйдёт, герцога моментально атакует чёртов бард. И далеко не факт, что мужчина сможет устоять перед напором этого поганца. А потому оставалось только держаться, пересиливая желания своего усталого тела об отдыхе.       — Спасибо за беспокойство, Ваша Светлость. Я действительно чувствую себя вымотанным и уставшим, но воспитание не позволяет мне оставить Вас в одиночестве, — постарался как можно тактичнее ответить юноша.       — Давайте забудем о правилах хорошего тона, по крайней мере пока мы наедине, — с лёгкой улыбкой ответил герцог. — Если вам что-то нужно — смело говорите об этом мне. Это будет правильно. А теперь отправляйтесь спать. Завтра с утра поминальная служба, и ваше присутствие на ней обязательно.       — Но как же так, Ваша Светлость. Я не могу оставить Вас одного, — попытался было возразить виконт, хотя и довольно вяло. Перед его глазами вновь промелькнула донельзя довольная физиономия барда.       — Обо мне не беспокойтесь, я тоже долго тут не задержусь. И без возражений — не заставляйте меня приказывать. Вы приняли моё покровительство, сударь, а потому извольте повиноваться, — немного резко заявил Эрик. — И не нужно лишних обид. Во мне говорит прежде всего забота о вас, сударь.       Алексис, нехотя, поднялся из-за стола и медленно поплёлся по направлению к лестнице на второй этаж. Герцог понимал, что своим приказным тоном всё-таки обидел юношу, но ничего с собой поделать не мог.       Когда Алексис скрылся, Эрик легким движением руки подозвал трактирщика. Осталось решить вопрос с кинжалом, и можно было самому отправляться на отдых.       — Гаррет, я хотел узнать по поводу покойника. Не было ли каких-нибудь проблем с доставкой тела в Храм и преданием его огню? — шёпотом уточнил Эрик.       — Всё прошло хорошо, не извольте беспокоиться. Сожгли и прах развеяли. Да и отец Стефан может подтвердить, коли надобно.       — Нет, я тебе верю. Теперь другой вопрос. Я оставлял тебе на сохранение кинжал, которым было совершено убийство. Где он сейчас? Надеюсь, ты не стал им пользоваться?       — В подвале я его спрятал. Дорогой он сильно, в глаза бросается, если начать использовать. Потом вопросов не оберёшься, откуда у меня такая вещь.       — Принеси его сейчас, пусть он лучше будет у меня.       — Сию минуту, заодно прихвачу ещё пару бутылок вина, — коротко бросил Гаррет и чуть ли не бегом устремился в подвал.       Через минуту он вернулся, волоча четыре покрытые толстым слоем пыли бутылки. Расставив их на столе он незаметно передал Эрику завернутый в тряпку кинжал. Герцог тут же развернул его и принялся сравнивать с тем, который достал из глазницы мракориса. По всему выходило, что кинжалы были парными. Одинаковые украшения, одинаковая закалка, всё одинаковое, даже заклятья наложены одни и те же.       — Откуда у Вас второй? — не скрывая изумления, поинтересовался трактирщик, наблюдая за действиями мужчины. — Неужели ещё кого убили?       — Нет, не бойся, Гаррет. Тебя этот вопрос никаким образом не касается. Лучше выполни ещё одну мою просьбу, — сказал Эрик, пряча кинжалы в своей сумке.       — С радостью, только скажите, чем могу помочь?       — Виконт Обрэ отправился в свою комнату, сходи и уточни, всё ли необходимое у него имеется и не нужно ли ему что-то. Кроме того мой спутник крайне мало ел, может быть позже он захочет подкрепиться ещё. Проследи, чтобы в его комнату доставили корзину фруктов и бутылку хорошего вина, — принялся отдавать приказания герцог, надеясь хотя бы проявленной заботой искупить, тот приказной тон, за который ему до сих пор было неловко.       Гаррет лишь понимающе кивнул в ответ, пообещал, что всё будет исполнено и спешно скрылся за дверью кухни, прихватив со стола пару бутылок. Однако не успел Эрик расслабиться, как место трактирщика занял юный бард. Лютня была отложена в сторону, а смешинки в глазах и хитрая улыбка говорили о том, что Микаэль просто неописуемо счастлив.       — Ваша Светлость, наконец-то мы можем спокойно поговорить. А то Ваш невоспитанный спутник явно невзлюбил меня. Я бы на Вашем месте давно от него избавился. Выскочка! Могу рассказать о нём несколько забавных историй…       — Я бы не хотел, бард, чтобы ты отзывался нелестно о виконте Обрэ в моём присутствии, — резко оборвал Микаэля герцог. — Он благородный и честный юноша. А все его ошибки и дурные поступки пусть останутся в прошлом. Я не хочу об этом слышать.       — Правильно, вот ещё марать язык о всякую дрянь. Давайте поговорим о нас. Вы ведь так и не сказали, как Вам моя песня, а самое главное её содержание? — с придыханием прошептал юноша, облизнув губы кончиком языка. Плечи его расправились, улыбка стала ещё более лучезарной, на щеках сами собой проступили ямочки, а дыхание сделалось томным.       Эрик невольно покраснел, вспомнив, что в последнем куплете бард чуть ли не в явном виде предлагал провести ночь вместе. Что можно было на это ответить? Врать он не мог, да и его скрытые желания сами говорили за себя. Тем не менее, он нашёл в себе силы отказаться. Хотя твёрдый тон дался ему с трудом.       — Боюсь, юноша, день был слишком тяжёлым и эту ночь я хочу провести в покое.       — Вот и проведём её в покое, вместе! Когда я путешествовал по южным землям, то научился одной потрясающей технике. Местные жители называют это массаж. Поверьте, это как раз то, что Вам нужно для снятия усталости, — не сдавался юноша, продолжая обольстительно улыбаться. — Обещаю, Вы сможете расслабиться так, как никогда в жизни.       От одного вида этого обворожительного юноши, на герцога накатывало давно не испытываемое им возбуждение. Как же давно его тело не знало ничего подобного? Пожалуй, лет десять. И вот всё вернулось, как в далекой юности. Эрику было до боли обидно, что его тело так предательски реагирует на попытки соблазнения, но разум пока ещё властвовал над плотью, не позволяя поддаться на провокацию барда.       — Как бы мне этого не хотелось, но мой ответ по прежнему — «нет», — ответил Эрик, хотя в конце его голос предательски дрогнул.       — Почему? — по-детски надул губки бард, продолжая мастерски играть выражением лица. — Ведь я не требую ничего взамен.       — Вот именно! — резко ответил герцог, поднимаясь из-за стола. — Запомни, бард, путь в мою спальню возможен только по любви! А случайные связи мне не нужны.       Бросив это герцог, не прощаясь, развернулся и быстрым шагом двинулся в направлении лестницы на второй этаж. Он сам понимал, что демонстрирует трусость, спасаясь постыдным бегством, но поделать ничего не мог.       — А если я люблю тебя? Тоже отвергнешь? — в полный голос заорал бард вслед удаляющемуся мужчине. Будь его воля, он бы ещё и швырнул чем-нибудь герцогу в спину, но сдержался, не желая выглядеть отвергнутым.       Посетители, привлеченные столь громким криком, затихли, наблюдая за разворачивающейся картиной. На лицах большинства из них отразилось удивление, смешанное с любопытством. Один только Эммет сидел понурив голову, понимая, что его чувства никогда не найдут ответа. А ведь вначале знакомства он так надеялся, что нашёл своё счастье.       Эрик, который уже успел взяться за поручень лестницы и занести ногу над первой ступенькой, на секунду обернулся. Его взгляд устремился на барда, пронизывая его на сквозь.       — Любовь это слишком высокое и светлое чувство. Не стоит разбрасываться таким признаниями, Микаэль, — громко сказал мужчина и, не дожидаясь ответа, быстро принялся взбираться по ступенькам. — Я не верю тебе. В след ему послышались звуки лютни и голос юноши, в котором чувствовался вызов и желание бороться до конца. Ты, Монах, устал от богословия, Не приемлешь выпивку и грех, Но пока крепко твоё здоровье, Я имею шансы на успех.       Продолжения Эрик уже не услышал, скрывшись за тяжелой, дубовой дверью предоставленной ему комнаты. Оставшись в одиночестве, он обессиленно упал на кровать и безвольно прикрыл глаза, пытаясь унять участившееся сердцебиение. За последние годы герцог слишком привык быть один. Ему уже стало казаться, что все плотские влечения остались в далеком прошлом, в молодости. Вот только появление барда напрочь опровергло это утверждение. А ведь рядом был еще и Алексис Обрэ, который тоже порождал довольно странные чувства. От его обычного спокойствия и рассудительности с каждым днём оставалось всё меньше. Мысль о том, что он может в кого-то влюбиться, ужасала.       Решение напрашивалось само собой — свести общение с бардом к минимуму. Вот только что делать, если юноша и в правду в него влюбился. Эрик в это не очень верил, склоняясь больше к версии о какой-то игре затеянной бардом, но и исключить такую вероятность был не в состоянии. Сможет ли он растоптать чужие чувства? Нет. Слишком чистым он был, чтобы ответить на проявления любви грубым отказом. А другого бард попросту не поймёт и продолжит свои попытки. Хорошо хоть виконт Обрэ более выдержан в своих словах и поступках. Иначе, как хорошо понимал Эрик, ему было бы совсем несдобровать. * * *       Глубокая ночь опустилась на Валенс. Погасли последние фонари. Тьма безраздельно властвовала на улицах города. Давно разошлись последние постояльцы трактира, и усталый Гаррет уже громко похрапывал в своей широкой постели. Беды на время отступили, и старый трактирщик впервые за несколько дней уснул спокойно.       Однако герцогу до сих пор не спалось. Стоило закрыть глаза, как словно наваждение его начинал преследовать образ барда. Он представал в полуобнаженном виде, демонстрируя всю прелесть юного тела. Мужчина пытался с этим бороться, размышляя о посторонних вещах. Это на время помогало, но стоило закрыть глаза и начать провалиться в дремоту, как вездесущий бард снова представал во всей красе. Так Эрик и лежал в темноте, устремив глаза в еле различимый потолок. Свет он всё же не зажигал, продолжая надеяться, что усталость возьмёт своё, и сон придёт как-то незаметно.       Сам же герой ночных терзаний Эрика тоже бодрствовал. Правда, руководили им куда более приземлённые цели. Он честно развлекал посетителей трактира весь оставшийся вечер, не забыв получить от трактирщика честно заработанный серебряный флорент, но вот когда последние гуляки исчезли в сумраке ночи, Микаэль затаился в своей комнате, даже не помышляя о сне. Он тихо перебирал струны, глубоко о чём-то задумавшись.       Размышления его были довольно просты. Завтра герцог уедет из города в свой замок, а то и вообще в столицу, значит, у него оставались только ночь и утро на претворение своих планов в действие. Времени мало, и нужно было использовать его полностью. Ночь она ведь не только для сна и лихих дел. Это еще и время влюблённых. Герцог практически святой — это все знают, а потому, если он уверится в любви барда, то никогда не сможет отвергнуть. Этим и стоило воспользоваться.       Когда последние звуки в трактире затихли, бард крадучись вышел из своей комнаты и, нашаривая в темноте путь руками, двинулся к выходу. Он старался ступать как можно тише, чтобы не привлекать внимания раньше времени. Его выступление под окнами герцога должно было стать, как гром среди ясного неба. Тогда-то этот Монах точно не сможет отвергнуть его. И неважно, что это разбудит кого-то ещё, главное герцог услышит.       Однако не один только бард крался в это время по тёмному залу трактира. Навстречу ему медленно двигался толстый рыжий кот, забравшийся внутрь через неплотно прикрытое окно в надежде поживиться объедками, валяющимися на полу. Последние дни Гаррет гонял его особенно настойчиво и только с наступлением ночи выпадал шанс найти что-нибудь вкусненькое. Обоняние кота как раз уловило тонкий аромат жареной рыбьей головы, идущий из-под дальнего столика, когда на спине его сомкнулись две руки.       — Киса, ты как всегда вовремя, — тихо прошептал бард, сжимая в своих руках вяло дрыгающееся животное. — Еле разглядел тебя в темноте. Но теперь ты мне очень пригодишься.       Кот был против столь наглого вторжения в личное пространство. Тем более, схватив его, юноша двинулся как раз к выходу, куда животному совершенно не хотелось. Умопомрачительный запах еды, маячивший уже совсем близко, теперь удалялся. Он мог бы заорать во все свои кошачьи лёгкие, но тогда точно придёт старый трактирщик и выставит в вон, предварительно наваляв по бокам. Оставалось только терпеть. Вдруг это его шанс, и этот юноша, от которого так приятно пахнет, возьмёт его к себе, где старый кот сможет жить в неге и довольствии.       Бард же прихватив размечтавшегося кота, бодро выскочил наружу. Здесь уже было немного светлее благодаря звёздам, хотя и всё равно можно было различить лишь грубые силуэты. Не оступиться и не влететь во что-нибудь юноше помогало только острое, эльфийское зрение. Он, уже не скрываясь, занял позицию прямо под окнами комнаты герцога, одной рукой достал из-за плеча лютню, продолжая удерживать кота за шкирку.       — Давай, киса, не подведи меня! — прошептал он животному на ухо.       Сердце кота предательски дрогнуло, предчувствуя что-то нехорошее. Бард нехорошо ухмыльнулся и со всей мочи дёрнул кота за хвост. Ночную тишину сотряс возмущенный вопль животного, слышимый на все близлежащие кварталы. В нем смешивалось физическая боль и моральное унижение от предательства, скорбь об утраченной еде и поруганным надеждам на светлую жизнь. От этого вопля проснулись все. Гаррет испуганно подскочил со своей кровати, думая что бьют в набат по случаю пожара. Лони беспокойно заворочалась в своей кроватке. Алексис Обрэ, мирно спавший до этого, дёрнулся от неожиданности, сон слетел с юноши в мгновение ока. Эрик, хотя и не спал, поднялся с кровати и подошел к окну, вглядываясь в ночную черноту и стараясь разглядеть причину неизвестного звука. Он думал уже выйти на небольшой балкон, когда снизу зазвучал знакомый голос.       Бард довольный произведенным эффектом, отбросил в сторону сыгравшего свою роль кота, перехватил поудобней лютню и громко, не скрываясь, объявил:       — Любимый, я знаю, что ты меня слышишь! Всё, что я делаю — только ради тебя!       Рука ударила по струнам, и звонкий голос запел, разгоняя застоявшуюся тишину и вплетая тонкие, чарующие звуки в волшебство ночи. Ночь и звёзды в тиши, но нет света в окошке, Я пою тебе, герцог, — меня слышат лишь кошки. Почему же тоска, в моём сердце сокрылась? Потому что недавно наша встреча случилась.       От любви безответной, пребывая в печали,       Я пришёл под балкон, хоть меня и не звали.       Эрик напряженно замер у окна. Самого барда он не видел, а потому даже не знал, что это — реальное выступление юноши под его балконом или внезапное наваждение, вызванное усталостью. Может быть он всё же уснул и это всего лишь сон. Он с силой ущипнул себя за тыльную сторону ладони, но хорошо знакомый голос продолжал звучать. Дай мне шанс, дай надежду, оцени эти муки И, обняв меня крепко, сожми свои руки. В темноте я стою, пребывая в надежде, Что теперь в моей жизни всё не будет как прежде.       Чтоб признания мои в этот час прозвучали,       Я пришёл под балкон, хоть меня и не звали.       Если герцог не мог решить явь это или сон, то вот Алексис Обрэ сразу понял, что все происходит в реальности. Как понял он и замысел барда, который давил на силу своей «настоящей» любви. Против такой атаки герцог был бессилен, а значит, именно он должен был вступить защитником мужчины от грязного барда-интригана. В этом он видел свою миссию. И первым этапом необходимо было прекратить это ночное пение. Мы поедем с тобой в золочёной карете, Чтоб сойтись на балу в роковом менуэте. Будут танцы и песни, и усталость до дрожи, Ночь без сна и любовь, без обмана и ложи.       Чтобы эти мечты вдруг реальностью стали,       Я пришёл под балкон, хоть меня и не звали.       Бард вкладывал в пение всю свою душу. В этот момент он сам верил в силу своей любви, которая превозможет всё и будет залогом счастливой жизни в будущем. Он не мог видеть герцога, но каким-то шестым чувством точно знал, что тот стоит сейчас перед окном и внимательно слушает его. Оставался последний, завершающий куплет, призванный уничтожить последний бастион обороны герцога. Микаэль уже было открыл рот, готовясь к своему заслуженному триумфу, когда в его плечо с силой стукнулся какой-то тяжелой предмет. Если бы секунду назад он не повернулся, то пострадать могла и голова. Предмет этот, оказавшийся большим переспелым яблоком разлетелся на части, забрызгивая ошметками лицо и одежду.       — Хватит выть, под окнами, мерзкий ты кривляка, — послышался громкий, полный гнева голос Алексиса. — Вначале научись петь, а потом буди людей посреди ночи.       Мимо барда пролетел очередной фрукт, чудом не задев самого певца. Потом ещё один. Точность была не высокая, учитывая окружающую темноту, но бард понимал, что если он откроет рот ещё раз, то, бросая на голос, попасть будет гораздо легче. К тому же плечо нещадно ныло. Стоило признать, что полной победы сегодня достичь не удастся . Но и проделано немало, теперь герцог не сможет так просто игнорировать его. В итоге Микаэль поспешил спрятаться под навесом конюшни и оттуда проорал:       — Любимый, я удаляюсь, принуждённый к тому невоспитанностью юного грубияна, которого ты выбрал в качестве спутника, но моя любовь остаётся со мной!       Звучало всё это немного напыщенно, как в дешёвой пьесе для дамочек, но важно было оставить последнее слово за собой. С этими мыслями бард отправился спать, готовясь утром нанести обороне герцога последний и решительный удар.       Алексис Обрэ, обрадованный бегством своего противника, долгое время думал, не сходить ли проверить, как там герцог. Он уже было начал одеваться, но в последний момент передумал, побоявшись проявить бестактность, тревожа герцога посреди ночи.       Эрик некоторое время пребывал в шоке от развернувшейся сцены, в которой он сам выступал в качестве объекта спора двух юношей. Это настолько выходило за рамки привычной жизни, что никак не укладывалось в голове. Что стояло за этим ночным выступлением барда? Чем было вызвано столь ярое заступничество со стороны виконта Обрэ? Как ему самому вести себя с этими двумя, одному из которых он к тому же неосмотрительно пообещал защиту? За этими мыслями мужчина вскоре забылся беспокойном сном. На этот раз, к его вящей радости, без сновидений.