Монах

      Утро в столице Аквилонской Империи городе Лонс выдалось хмурым. Тяжелые тучи грязно-серого цвета громадами заполняли всё небо, грозя неминуемым проливным дождём. Не лучшее время для погребальной церемонии, как понимал каждый, в том числе и сам Император, но медлить было нельзя. Какой яд выбрала великая княгиня Анна, чтобы отравить себя и мужа, выяснить так и не удалось. Но вот действие его проявлялось всё сильнее — тела уже по прошествии суток приняли синеватый оттенок и начали ощутимо раздуваться. Сладковато-кислый запах разложения не могли заглушить никакие алхимические снадобья. Если затянуть погребение на положенную по правилам неделю, то точно не избежать скандала. И тогда все попытки скрыть сам факт отравления будут обречены на провал.       Императорская семья всегда была примером для подражания. Из поколения в поколение, какие бы споры и интриги не плелись между родственниками, ни что не должно было выходить наружу. Вот и сейчас официально было объявлено о несчастном случае и каждого, кто попытался бы усомниться в этом, ждала камера в обширных дворцовых подземельях. На этот счет Император сам лично проинструктировал главу тайной полиции герцога Савойского. Тот пообещал всё исполнить, но тонко намекнул, что если похороны не произвести как можно быстрее, то отправлять в каменный мешок придётся каждого, кто увидит тела.       В итоге церемония погребения организовывалась в спешке. Уже с утра дорога от Императорского дворца к главному Храму была оцеплена. Вдоль всего пути были выстроены дворцовые стражники, одетые в траурные, чёрного бархата одежды. В самом же дворце завершались последние приготовления.       В личном кабинете Императора, магически защищенном от любых прослушиваний, собрались шестеро. Сам Император безвольно развалился в высоком резном кресле. Он выглядел очень уставшим. Каждое слово давалось с трудом, но тем не менее железная воля ещё властвовала над дряхлым телом. Прямо перед ним, склонившись в лёгком поклоне, замерли герцог Савойский и его сын граф Фомс.       — Герцог, вы уверены, что ваши люди смогут сдержать толпу, — вопрошал Император.       — Да, Ваше Величество. Люди уже выстроены вдоль всего пути, кроме самой площади Храма, как Вы и приказывали. Оцеплена как сама дорога, так и близлежащие переулки. Осмелюсь заметить, что не понимаю, почему было приказано оставить площадь без охраны, — быстро доложил мужчина, настороженно скосив глаза на стоящего за спиной Императора его личного секретаря графа Рабле. Взгляд его затем скользнул на замершего в стороне графа Фоскье, одетого в привычный железный панцирь с гербом на груди, и Верховного мага Эрафиуса, присевшего на небольшой стул и о чём-то глубоко задумавшегося. — Именно на площади ожидается самое большое скопление народа, а значит и давка. Я бы рекомендовал…       — Оставьте, герцог, — властно прервал мужчину Император. — Охраной площади перед храмом займутся другие.       — Но кто же? — изумился мужчина, напряженно оглядываясь по сторонам. — Маги? Дворянство? Не понимаю!       — Нет, герцог. Да будет вам известно, что я несколько дней назад издал указ об утверждении Имперской гвардии. Граф Фоскье, согласился возглавить её. До поры я хотел держать это в тайне, но похороны моего брата хороший повод продемонстрировать возрождение гвардии. Это внушит, наконец, черни почтение к Императорской власти. А то в последнее время от вас только и слышно, что о беспорядках и смутах.       Герцог Савойский изумленно вскрикнул. Маленькие глазки его забегали, выдавая сильное волнение. Император же победоносно взглянул на своего подчиненного, радуясь, что ему удалось привести того в замешательство. Затем он повернулся в замершему в стороне главнокомандующему и скучающе поинтересовался.       — Граф, сколько человек вам удалось уже набрать. Мне бы хотелось, чтобы вход в Храм охраняли лучшие из лучших.       — Пока только сорок пять человек, Ваше Величество, но это проверенные воины, готовые пожертвовать своей жизнью во благо Империи, — четко, по военному доложил новоназначенный командующий гвардии. — Я отбирал их сам и готов поручиться за каждого.       — Хорошо, на первое время этого достаточно. Отправляйтесь граф к своим воинам и займитесь охраной площади перед Храмом. После завершения церемонии я жду вас у себя с отчётом. Кроме того у меня будет для вас новое, важное поручение.       — Будет исполнено, Ваше Величество, — громким командным голосом выкрикнул граф, склонился в прощальном поклоне и, звякнув шпорами напоследок, быстро вышел из кабинета.       Император устало обвёл глазами оставшихся, задержав ненадолго взгляд на молодом Годрике, графе Фомс. При этом его отца, герцога Савойского, показательно проигнорировал.       — Если с этим вопросом всё, то, пожалуй, перейдём к самой организации похорон. Есть ли вести от патриарха Фомиуса? — тихо заговорил Император, прикрыв глаза от усталости.       — Он сейчас в одном из дальних монастырей. Магического вестника мы ему послали, но старик отказался возвращаться в столицу, сославшись на дальность пути и слабость здоровья, — быстро отрапортовал Анри Рабле, сверившись с какими-то бумагами.       — Эрафиус, разве коллегия магов не может организовать портал? — тихо спросил правитель, покосившись на сидящего в задумчивости Верховного мага.       Услышав своё имя, старик чуть вздрогнул и как будто очнулся от своих мыслей. О чём он думал в этот момент? Императору было крайне любопытно это знать, но спрашивать старого мага было бесполезно — всё равно не скажет.       — Мы предлагали такой вариант, — тихо ответил Верховный маг, отвлекаясь от своих мыслей. — Несмотря на то, что создание портала требует колоссальной силы и участия ведущих магов империи, мы готовы были сделать это. Однако Фомиус отказался. В его возрасте это видите ли опасно для здоровья.       — Боюсь, старику уже доложили об истинных обстоятельствах смерти Великого князя Эдуарда и Великой княгини Анны, и он просто не хочет участвовать в церемонии над убийцей себя и мужа, — выразил своё предположение герцог Савойский, противно ухмыльнувшись. — Старый лис затаился в своей норе и ждёт развития событий. Неспроста он так поспешно покинул столицу и теперь сидит в Азуасском монастыре на самой окраине Империи. Я Вам неоднократно докладывал, Ваше Величество, что церковь стала слишком сильна. Не пора ли поменять патриарха на более достойного человека? Мои люди могли бы это организовать.       — Не сейчас, герцог. Хватит смертей. Хотя, конечно, отсутствие патриарха ставит нас в довольно неловкое положение. Кто же будет проводить церемонию погребения? Архиепископ Ольберийский? Ведь именно он исполняет сейчас обязанности патриарха в столице? Мой брат был магом Воды и должен достойно найти упокоение на дне реки.       — Боюсь это невозможно, — тихо возразил императору Эрафиус. — Церемонию придётся провести по огненному обряду.       — Ты смеёшься, маг? Стихия Императорской семьи — Вода. Так было из покон веков и так будет впредь! — гневно возмутился Правитель, с силой сжав морщинистыми руками поручни кресла. — Все мои предки нашли последние пристанище в водах Великой реки и мой брат не будет исключением.       — И тем не менее церемонию придётся провести по огненному обряду. Яд в телах лучшие алхимики Империи так и не распознали, кто знает каких бед он может натворить попав в воды реки. Тогда уже обстоятельства смерти Великого князя не утаишь.       — Но это же будет фарс! Ты понимаешь вообще, что мне предлагаешь.       — Боюсь, другого выхода у нас нет, — печально заметил старый маг. — Огонь скроет следы преступления, а народу сообщим, что это была воля самого покойного. К тому же церемонию сможет провести архиепископ Лонский, огненные погребения это его стихия. Предварительное согласие от него уже получено.       — Хорошо, — сдался Император, — делай, как хочешь. Но если что-то пойдёт не так и пострадает честь моего рода, клянусь всеми Богами, светлыми и тёмными, ты сам отправишься на костёр. И смерть твоя не будет быстрой.       — Не извольте беспокоиться, Ваше Величество, — тут же залебезил герцог Савойский, слащаво улыбаясь. — Никаких слухов не будет, мои люди пресекут на корню любые волнения. Но, осмелюсь напомнить, Ваше Величество, что остался нерешённым один крайне важный вопрос.       — Какой же?       — Кто двинется во главе процессии. Боюсь Ваше здоровье не позволит сделать это самому, как велит обычай. А принц Виллем довольно далеко. Да и будь здесь, врядли он способен принять на себя такую ответственность.       — Что вы предлагаете, герцог?       — Не думайте, Ваше Величество, что я пытаюсь выслужиться, но рассудите сами. Раз возглавить процессию не может ни один из членов Императорской семьи, то по праву старшинства родов это должен сделать Эрик Хомоф, герцог Валенский. Но он сейчас далеко в своём замке. Следующим по старшинству…       — Я понял вас, герцог, — прервал мужчину Император. — Я ещё не совсем выжил из ума, чтобы забыть родословное древо Империи. Конечно, вы хотите сами возглавить процессию?       — Это мой долг, Ваше Величество, — расплылся елейной улыбкой мужчина. Маленькие глазки его так и светились от счастья. Он уже представлял себя вышагивающим впереди процессии на виду всей столицы. Это будет миг его триумфа, приближающий к вожделенному трону.       — Нет, герцог. Ваша задача, следить за порядком и управлять стражниками и тайной полицией, — мстительно ответил Император, не желая позволить его врагу торжествовать.       — Но кто же тогда? — изумился герцог. Лицо его вытянулось от удивления, губы презрительно сжались, выдавая крайнее раздражение. Вожделенный миг триумфа отдалялся из-за строптивости венценосного старикашки. — Если церемонию возглавит кто-то более низкого происхождения, это будет прямое оскорбление рода Нортрем.       — Вы не единственный представитель рода Нортрем, герцог, — тихо сказал Император, внутренне торжествуя над своим строптивым подданным. — Годрик, дитя моё, ты же выполнишь волю своего Императора? Сможешь ли ты возглавить процессию?       Юноша, привыкший оставаться в тени своего отца, вздрогнул от неожиданности, услышав обращение к себе. Предложение Императора было столь неожиданно, что он невольно растерялся, не зная, как ответить. К тому же гневный взгляд отца, обращённый на него, вызывал оторопь.       — Не стоит так, смущаться, дитя, — ободряюще улыбнулся Годрику Император. — Я уверен, у тебя всё получится. И не стоит меня благодарить.       — Ваше Величество, это почётная обязанность слишком тяжела для моего сына. Он еще слишком молод для такой ответственности, — попытался вклиниться в разговор раздосадованный своим поражением герцог.       — Герцог, вас ждут дела. Вы и так потратили много времени в этом кабинете, не смею вас больше задерживать, — коротко распорядился Император, прервав тем самым речь мужчины. — Вечером я также жду вас у себя с докладом.       Мужчина аж покраснел от досады, но ослушаться прямо приказа Императора не посмел и спешно покинул кабинет, не сказав ни слова, а лишь бросив презрительный взгляд на собственного сына. Желанный миг триумфа ускользнул из его рук, но сдаваться мужчина не собирался. Слишком долго он шёл к своей цели, чтобы расстраиваться от каждого поражения.       — Тебя, Эрафиус, я тоже не задерживаю. Однако постарайся не покидать пределов дворца. Возможно, ты мне ещё понадобишься, — отпустил Император и пожилого мага, который, кряхтя, тяжело поднялся со своего стула и медленно двинулся на выход, чуть подволакивая левую ногу и тяжело опираясь на посох.       Император некоторое время скучающе рассматривал спину мага, потом не выдержал медлительности и приказал своему секретарю:       — Анри, помоги Верховному Магу добраться до его дворцовых покоев. Потом возвращайся ко мне. Я же пока побеседую с графом о предстоящей ему миссии.       Секретарь без лишних слов двинулся на помощь магу и подставил ему свою руку в помощь. Через минуту в кабинете остались только двое — сам Император и Годрик Нортрем, граф Фомс, которому было очень неловко от такого внимания к своей персоне.       — Дитя моё, я понимаю, что ты еще молод и такое сложное поручение может показаться тебе слишком ответственным, но не стоит предаваться сомнениям. Гони их прочь. Ты уже довольно долго помогаешь своему отцу в делах Империи, и, я верю, обладаешь всеми необходимыми качествами, чтобы достойного выполнить столь ответственную задачу.       — Ваше Величество, это большая честь для меня. Я с радостью выполню любую Вашу просьбу, — пылко ответил Годрик, немного напуганный будущей реакцией своего отца, но в тоже время весьма польщённый оказанной честью.       — Хорошо, граф, — тут же перешёл Император на деловой тон, как только получил согласие от юноши. — Однако я хотел поговорить не только об этом. Скажите, насколько хорошо вы разбираетесь в делах тайной полиции?       Император умело вел разговор, то подчёркнуто уважительно, практически на равных, то родственно-отечески, как с сыном, при этом переходя с уважительного «Вы», на родственное «ты». Годрик совершенно не понимал, что за игру ведёт с ним Император. Вот и сейчас он растерялся неожиданной заинтересованностью правителя в делах его службы. Однако, собравшись с мыслями, попытался ответить максимально правдиво.       — Я уже давно служу заместителем отца, который возглавляет тайную полицию вот уже более пятнадцати лет. За эти годы мой почтенный батюшка многому меня научил. На данный момент в мои обязанности входит контроль и организация всей повседневной работы. Мой отец, герцог Савойский, занимается лишь различными тайными, особо значимыми операциями.       — Хорошо, вы славный юноша, и, я верю, будете достойной заменой своему отцу, когда тот отправится на суд Богов, — тихо прошептал Император.       — Мой отец ещё не так стар, чтобы это случилось в ближайшее время, — тут же ответил граф, искренне недоумевая о причинах такого разговора.       — Все мы смертны, дитя моё. А уж твой достойный отец нажил за долгие годы на службе множество врагов, готовых уменьшить отведенный ему срок, — как бы между делом заметил правитель. Затем он перешёл на шёпот и медленно, отчётливо проговаривая каждое слово сказал, — до меня доходили слухи, что герцога Савойского могут отравить.       — Это невозможно, Ваше Величество, — изумился юный граф, пытаясь понять причину этого разговора и ища в нём какой-то потайной смысл. — У нас в тайной полиции широкая сеть дознавателей и соглядатаев, но ничего подобного в их докладах нет.       — И тем не менее это так. Вашему отцу угрожает опасность, — тихим, вкрадчивым голосом продолжал Император, — но будьте уверены, в случае его гибели вы получите не только титул герцога Савойского, но и пост начальника тайной полиции. Я не забываю тех, кто преданно служит Империи.       — Это большая честь для меня, — выдавил из себя Годрик, лихорадочно обдумывая слова Императора. Намёки Императора для него, наконец, обрели форму, и теперь в юном графе боролись страх перед отцом и острое желание занять его место. А там, пользуясь безграничным доверием Императора, он сможет достигнуть весьма и весьма много.       Старый Император видел эту внутреннюю борьбу, идущую в душе его собеседника, и внутренне радовался своей удачной идее, внести раздор в семейство Нортрем. Умрёт или нет сам герцог Савойский в итоге не так и важно, хотя первый вариант Императора устроил бы больше.       В это время дверь кабинета приоткрылась и внутрь зашёл граф Рабле, выполнивший поручение Императора и спешащий к своему господину. Он поспешно пересёк кабинет и занял своё привычное место за спинкой кресла Императора.       — Анри, ты задержался, — тихо проговорил правитель. Все самые главные слова были сказаны, теперь оставалось только ждать реакции юного графа. — Я сильно устал, проводи меня в спальню. Чтобы выдержать церемонию в Храме мне понадобится много сил. Ты же, Годрик, отправляйся готовиться к своей миссии. Если у тебя будут вопросы по особенностям ритуала, можешь смело обращаться к канцлеру Борнэ. Он большой знаток различных правил и традиций. И не забудь о том, что я тебе говорил.       На этом разговоры были закончены. Император отправился отдыхать, радуясь, что сумел досадить ненавистному герцогу Савойскому, набравшему слишком уж много власти. * * *       К полудню всё было готово к предстоящей церемонии. На улицу высыпало множество народа, желая насладиться вычурной помпезностью и скорбным величием проводов в последний путь члена Императорской семьи. Великого князя Эдуарда в народе любили — он был справедлив, предельно честен и щедр, три качества, столь редко встречающиеся среди представителей сильных мира сего. А ещё он был напрочь лишён каких бы то ни было властных амбиций, даже не помышляя о возможности когда-нибудь оказаться на троне.       Ровно в полдень на всех городских храмах ударили в колокола. Столица утонула в протяжном гулком звоне, полном скорби и печали. Тяжёлые створки дворцовых ворот распахнулись, выпуская наружу траурную процессию. Впереди на высоком гнедом жеребце ехал Годрик Нортрем, граф Фомс. Длинные чёрные волосы развевались на ветру. Хищный взгляд был устремлён вперед. В глазах застыла вековая скорбь. По рядам публики прокатился шумный вздох. То, что сам Император в силу здоровья не сможет возглавить процессию, понимали все, и заранее гадали, кто же заменит его. Ответ стал неожиданностью для большинства жителей города и окрестностей, хотя бы потому, что большей части зрителей молодой мужчина, возглавлявший процессию, не был знаком в лицо.       Следом за молодым графом неспешно двигался катафалк, влекомый парой слепых лошадей. Головы их были украшены высокими плюмажами, цветов Императорской семьи. Два закрытых гроба, покоящиеся на возвышении самого катафалка укрывали покрывала с гербом Империи. Всё выглядело величественно и степенно, хотя от открытых гробов в последний момент пришлось отказаться, слишком неестественный цвет был у покойников.       Следом за катафалком пешком тянулись знатнейшие придворные. В первом ряду шли трое: справа, тяжело опираясь на посох, вышагивал Верховный маг Эрафиус; слева мелко семенил ногами раздосадованный начальник тайной полиции Эраст Нортрем, герцог Савойский; в центре гордо вскинув голову, чеканя шаг, двигался граф Фоскье. Далее тянулись прочие придворные, среди которых любознательные зрители могли разглядеть и старого, растолстевшего в последнее время канцлера Борнэ, и щеголяющего в парче, расшитой золотом, Имперского казначея Дирака, и личного секретаря Императора графа Анри Рабле. Замыкали процессию прочие придворные и мелкое дворянство, съехавшееся с близлежащих земель и удостоенное чести поучаствовать в траурной церемонии.       Знающему человеку сразу бросилось бы в глаза, что, не смотря на всю помпезность и внешний лоск, по количеству громких имён процессия была скудной. Слишком многие не смогли добраться до столицы из-за той поспешности, с которой были организованы похороны. А кто-то попросту решил понаблюдать за действом со стороны, не принимая в нём участия.       Процессия двигалась медленно и скорбно. Стихли давно колокола, и даже народ сохранял почтительное молчание. Звонкий стук копыт по мостовой был единственным звуком нарушающим тишину.       Вскоре дома как будто расступились, выпуская процессию на центральную площадь. Здесь уже праздных зевак практически не было. Весь периметр площади был оцеплен так, чтобы не допустить присутствия посторонних. Конечно, из-за спин гвардейцев народ напирал, но суровые воины бранным словом и крепкой рукой сдерживали толпу.       Годрик медленно и степенно пересёк площадь, не сбиваясь с темпа, который задавал, и остановился возле широкой мраморной лестницы, ведущей ко входу в Храм.       Ступени храма были заполнены священнослужителями, среди которых особенно выделялся архиепископ Лонский, высокий статный мужчина, с легкой сединой в волосах и бороде и живым, полным огня взглядом. Он размахивал кадилом и громким зычным голосом читал слова священных текстов.       Годрик спешился и тут же склонился в глубоком поклоне, выражая смирение власти мирской, перед властью Божественной. На этом его миссия была выполнена. Теперь телами покойных должны были заниматься только слуги Богов.       Священники под звуки непрекращающихся молитв тут же взялись за дело. Гробы с телами были сняты с катафалка и со всей почтительностью занесены в Храм.       Процессия, сопровождавшая гробы всё это время, распалась. Меньшая часть, наиболее знатная, проследовала внутрь для участия в огненном погребении. Что же касается большей части, состоящей из мелких дворян, то они заполнили площадь, тихо переговариваясь и полушепотом обсуждая всю несуразность происходящего действа. Кто-то возмущался отступлениям от традиций, кто-то недоумевал о закрытых гробах, а кто-то уже, забыв обо всём, обсуждал личные дела.       — Где это видано, чтобы меня, урожденного барона Годэ, не пускали в Храм, — громко выговаривал полный лысоватый мужчина своему спутнику, молодому красивому парню лет двадцати, который слушал его весьма внимательно и почтительно. Хотя, если взглянуть со стороны, было заметно, что юноше нестерпимо скучно и почему-то стыдно. — Хотя кому я это говорю, тебе этого всё равно не понять. Если бы не моя протекция, твоя семейка до сих пор проживала бы в нищете, совершенно забыв о благородной крови, текущей в ваших жилах. Поместье Ваше в залоге и того и гляди будет продано за долги.       — Да, господин барон, — тут же согласился юноша, замечая, что мужчина начинает злиться.       Однако вместо того, чтобы успокоиться, мужчина ещё больше рассвирепел.       — Ничего ты не понимаешь, Витторио. Всё, что у тебя есть это смазливая мордашка, да происхождение, благодаря которому я пошёл на такие жертвы и согласился заключить этот брак. И что теперь? Мало того, что меня, барона Годэ, не пригласили в Храм, где собралось всё высшее дворянство, так теперь ещё в Империи на пару месяцев объявят траур. В итоге, наша свадьба откладывается. А между тем твоему отцу уже сполна заплачены откупные.       — В этом нет моей вины, господин барон, — покорно отозвался юноша, заметно напрягшись в ожидании очередной вспышки гнева своего будущего мужа.       — А кто ещё, если не ты? Почему я теперь должен ждать до свадьбы, чтобы вступить в свои законные права? Отвечай, — вскипел мужчина, отчего его тройной подбородок заходил ходуном.       Юноша смущенно покраснел, оборачиваясь по сторонам и замечая, что они привлекают внимание окружающих. Ему было нестерпимо стыдно за свою беспомощность и подчинённое положение. Он согласился-то на брак с бароном, лишь поддавшись на уговоры отца, который обещал ему жизнь в достатке и роскоши. Однако уже сейчас юноша понимал, что семейная жизнь его будет напоминать ад, при этом прав у него будет не больше, чем у простой прислуги. Только вот отменить что-то уже было невозможно — откупные были заплачены, и весьма не малые откупные. Уж что-что, а «продавать» своих детей его отец умел. Вспомнить хотя бы его младшего брата Алексиса, которого отец отдал на откуп даже без обязательства заключения брака. Где он теперь? Живя в поместье вдали от столицы, Витторио лишь изредка получал вести о своём младшем брате, который, получив через одного из покровителей титул виконта, порвал все связи с семьёй. Оказавшись в Лонсе в обществе барона Годэ, своего будущего мужа и покровителя, Витторио рассчитывал встретить при дворе брата, но пока все его расспросы заканчивались ничем. Уже более недели Алексиса при дворе никто не видел и, где он, не знал.       — Я жду ответа, сучье ты отродье, — тем временем вскипел барон, устав ждать реакции на своей вопрос.       — Простите, господин, — тут же спохватился юноша. — Но Вы же давали слово моему отцу, что заключите со мной брак перед лицом Богов и людей.       — Знаю, и сдержу своё слово, не будь я барон Годэ, но потом ты поплатишься за каждый лишний день моего ожидания, — брызжа слюной от злости, выдавил из себя мужчина и демонстративно отвернулся, обратив свой взор на Храм, за стенами которого сейчас разворачивалось самое главное действие.       Юноша невольно вздрогнул и втянул шею в плечи. В последнее время страх стал постоянным его спутником. А что будет после того, как брак будет заключён официально? Однако выхода он не видел. Может быть, если бы рядом был брат, он смог что-то посоветовать, не даром с юных лет крутился при дворе. А так оставалось надеяться только на милость Богов. * * *       Тем временем в Храме назревало замешательство. Большинство приглашённых сходу двинулись в Зал Воды и были немало удивлены, когда служители Храма начали их заворачивать в прямо противоположном направлении. Нарастала неразбериха, которая грозила обернуться очередным скандалом. Только появление самого Императора, который, тяжело переступая, прошествовал в Зал Огня, положило конец препирательствам.       Правитель, поддерживаемый под руку молодым, белокурым монашком, молча проследовал к специальному сиденью, установленному специально для него на возвышении. Притихшие придворные тут же расположились вдоль стен, не желая пропустить ни мгновения от разворачивающегося зрелища. По правую руку от Императором место занял Верховный Маг Эрафиус, по левую — Годрик Нортрем, граф Фомс и его отец герцог Савойский, смотрящий на собственного сына с плохо скрываемым раздражением. За спиной правителя расположились его личный секретарь граф Рабле и командующий гвардией граф Фоскье.       Гробы были установлены в самом центре зала на небольшом возвышении. Покрывала с гербом Империи были сняты и старательно свернуты. Архиепископ Лонский, предварительно испросив позволения у Императора и получив его, завёл священную песню Огня.       Голос священника звучал в тишине то тихо и страстно, то громко и властно, как пламя обволакивая слушателей, чтобы сжечь в мгновение ока, взметнувшись ввысь. Он отражался от высоких сводов и уносил слушателей в неведомые дали, приоткрывая завесу великой неопределённости под названием смерть.       Император с лёгким раздражением взирал на происходящее. Другая песня должна была звучать сейчас, другие молитвы возноситься. Брат, знай, что его тело предадут огню, был бы вне себя от ярости. Но не это тяготило старого правителя, а маячащий совсем близко призрак собственной смерти. Успеет ли он совершить всё, что задумал? Сделает ли свой первый шаг на дороге к бессмертию, или династия и вправду прервётся? Со смертью брата сдерживаться уже не имело смысла — настало время жёстких решений. Может быть, он проиграет, и престол займёт эта противная толстая жаба — Савойский, или ещё кто-то — не так и важно, кто будет после, пусть хоть весь мир погрузится в хаос. Сейчас, когда счёт собственной жизни идёт на дни, нужно было сделать всё, чтобы никаких «после» не было.       Голос архиепископа звучал всё громче и громче, отражаясь от сводов и заглушая всё вокруг. Песня Огня шла к своему концу. На последних словах священник воздел руки вверх и грянул заключительное: «Аминь». В этот же момент из-под самого купола, словно водопад, низверглась лавина живого огня. Она обрушилась на стоящие на постаменте гробы, пожирая их. Зрители невольно отшатнулись в стороны, почувствовав волну нестерпимого жара, один только архиепископом остался стоять вблизи, позабыв всё вокруг. Казалось, жар совсем не трогает его. Огненно-красный цвет его одежд стал как бы частью буйства стихии и её прямым продолжением.       Минута-другая и всё было кончена. Пламя опало, оставив на полу лишь горстку пепла — все, что осталось от тел и гробов. В зале установилась гнетущая тишина. Все ждали каких-то слов Императора, но тот молчал, о чём-то глубоко задумавшись. Глаза его были прикрыты, хотя руки чуть подрагивали, а грудь тяжело вздымалась, свидетельствуя о том, что Император не спит.       — Ваше Величество, все ждут Ваших приказаний. Придворные волнуются. Вам плохо? — тихо спросил граф Рабле, склонившись к самому уху Императора.       Это стало тем сигналом, который позволил правителю окончательно прийти в себя. Как бы не было ему тяжело, окружающие не должны видеть слабости. Он резко распахнул глаза, обводя присутствующих изучающим взглядом, а потом заговорил.       — Мой брат, теперь предстал перед Богами. Да будут милостивы они к нему. Прах его, прошедший через священный огонь, да упокоится в водах Великой реки, где нашли последний приют все его предки, где когда-нибудь найду покой и я. Высокопреподобный архиепископ Лонский, прошу вас взять на себя эту почётную миссию. Выражаю вам свою признательность за проведённый ритуал. Ваши заслуги перед Империей не будут забыты.       Сказав это, Император встал со своего места, опёрся на плечо монашка и медленно двинулся на выход, провожаемый лишь своим личным секретарём и Верховным магом. При других обстоятельствах речь бы его была намного длиннее, но сейчас не было ни сил, ни желания следовать традициям в условиях фарса, в который превратились похороны.       Когда правитель скрылся, придворные, наконец, смогли выдохнуть спокойно и расслабиться, шумно обсуждая тонкости ритуала. А обсудить было что, последний раз по огненному обряду в главном Храме провожали в последний путь старого герцога Валенского, отца Эрика. Лет с тех пор прошло немало, и для многих зрелище было в новинку.       Монахи тут же принялись бережно собирать прах в специальную урну. Герцог Савойский, прихватив сына, в большой спешке покинул зал. Прочие же зрители стали медленно продвигаться к главному выходу, обсуждая между собой произошедшее. * * *       Барон Годэ, который всё это время продолжал оставаться на площади среди прочих зевак, после недолгого затишья вновь принялся попрекать своего молодого спутника. На это раз он отчего-то решил, что Витторио строит глазки одному из стоящих поблизости гвардейцев. Юноша вяло пытался оправдываться, но барон любые возражения игнорировал.       — Думаешь, я не вижу, какими глазами ты смотришь по сторонам. Да ради того, что я сделал для твоей семейки, ты должен сапоги мне лизать. Ничего, я ещё выбью из тебя всю эту дурь, — мужчина продолжал свои нападки.       — Господин барон, на нас обращают внимание, — попытался его урезонить юноша, но получил в ответ лишь очередную порцию брани.       — Пусть смотрят, мне скрывать нечего. Может быть, тоже научатся воспитывать своих жён и мужей!       — Но я ещё не Ваш муж, — попытался возразить Витторио.       — Так будешь им. Твой отец продал тебя со всеми потрохами. И если ты вдруг попытаешься отказаться — вся твоя семья окажется на улице, среди блох и крыс. Так что не смей мне перечить! Ты должен знать своё место. Никто тебе не поможет…       — А если такой человек всё же найдётся? — из-за спины барона раздался суровый голос.       Барон брезгливо обернулся, готовясь обрушиться на того смельчака, что посмел прервать его во время воспитания будущего мужа. Однако тут же был вынужден расплыться в приторно-сладкой улыбке. За время своей отповеди он совершенно не заметил, что церемония давно закончилась и двери Храма открылись, выпуская наружу всех счастливчиков, удостоенных чести присутствовать при ритуале. Сейчас перед ним стоял сам граф Фоскье.       — Граф, какая честь для меня. Разрешите поздравить Вас с назначением. Люди только и толкуют, что об Имперской гвардии и её храбром командующем.       — Не припомню, чтобы мы были знакомы, сударь.       — Барон Годэ, к Вашим услугам, — тут же представился мужчина, на время совершенно забыв о своём молодом спутнике. — Очень рад знакомству.       — А вот я не рад, — сухо отрезал старый вояка со свойственной ему прямотой. — Я стал невольным свидетелем вашего разговора с этим юношей.       — Это мой будущий муж, — с гордостью заявил барон. — Смотрите, какой красавец. Правда, пока что весьма строптив. Но это только вопрос времени. Я как раз учил его правильно вести себя. Современная молодёжь слишком вольна. Поверьте мне, их надо больше пороть, может тогда и выйдет толк.       — А вы, сударь, согласны со своим будущим мужем? — обратился граф к самому юноше, показательно игнорируя мужчину. При этом последние два слова он произнёс с заметным презрением в голосе.       Однако барона такой поворот событий совершенно не устраивал, более того оскорблял.       — Да что он может понимать? Его ещё учить и учить жизни, — вновь встрял он, заслоняя своего жениха от графа Фоскье.       — Я говорю не с вами, барон, — с угрозой в голосе сказал командующий. — Из того, что я слышал, явствует, что вы угрожали этому юноше, который, судя по всему, имеет благородное происхождение. И я хотел бы узнать у него самого, в чём тут дело. Если угрозы действительно имели место, это не достойно звания дворянина.       — Я… я, … барон мой жених, — не зная, что сказать юноша совершенно растерялся и потупил глаза.       — Представьтесь! — чётко, по-военному потребовал граф.       — Витторио, из рода Обрэ.       — Мне знаком виконт Алексис Обрэ, он ваш родственник?       — Да, это мой брат. Но мы давно не виделись. Я рассчитывал найти его в столице, но у меня так ничего и не получилось, — неожиданно разговорился юноша, стараясь не обращать внимание на гневные взгляды своего будущего мужа.       — Брат у вас не самый лучший человек, сударь. Но сейчас мы говорим о вас. Это правда, что вы собираетесь вступить в брак с бароном Годэ по доброй воле, без какого-либо принуждения?       — Да, — покраснев от смущения, ответил юноша. — Моя семья многим обязана барону.       — И вы ничего не хотели бы изменить? Мне показалось, или предстоящее замужество вас не радует?       — Что Вы себе позволяете, сударь? — возмущенно воскликнул барон. — Вы своими речами портите мне жениха. Я буду жаловаться Императору. Вы не имеете никакого права оскорблять меня и вмешиваться в чужие дела. Свадьба уже назначена.       Однако старый воин даже не попытался как-то отреагировать на возмущение мужчины, продолжая выжидательно разглядывать юношу. Витторио было жутко не комфортно под этим пристальным взглядом. А самое главное он совершенно не знал, что ответить. А ответа от него ждали и ждали весьма настойчиво.       — Боюсь, предстоящую свадьбу уже не получится отменить. Барон никогда на это не пойдёт, а я … я просто не могу, — наконец, выдавил он из себя.       — Я так и думал, что этот брак вам навязали, — утвердительно кивнул граф, как будто уверившись в своём решении. — У меня есть предложение, которое позволит избежать такой участи. Подумайте сами, сударь, стоит ли продавать свою свободу?       — Нет, это неслыханно! — моментально вспыхнул барон, дергая своего спутника за рукав. — Мы уходим! А ты щенок, даже не мечтай о свободе. Иначе твоей семье не поздоровится.       — Вы никуда не уйдёте, пока я не позволю, — с угрозой в голосе заявил командующий и сделал незаметный знак рукой двум стоящим неподалёку гвардейцам, чтобы были начеку.       — Вы не имеете право! — трусливо взвизгнул барон, от которого это знак не ускользнул.       — Имею. Указом Его Величества Императора Аквилонского я назначен не только командующим, но и ответственным за набор в Имперскую гвардию. И да будет вам известно, барон, гвардейцы не могут иметь жён, мужей и детей в течение всего срока своей службы.       — Уж не хотите ли Вы меня уверить граф, что собираетесь принять моего жениха в гвардию? Да это просто смешно! — скривился в насмешке толстый барон, хотя было заметно, что он нервничает. Сам Витторио лишь молча хлопал глазами, не до конца веря в свою удачу.       — Нет, для гвардейца он слишком молод, да и опыта у него нет. Но мне нужен оруженосец, и я готов взять юношу на эту должность, — тут же ответил граф.       — Так и скажите, что решили забрать сей прелестный «цветок» себе! — в запале выкрикнул барон, понимая, что его планы на замужество рушатся.       — Ещё слово, барон, и я буду вынужден вызвать вас на дуэль. И могу уверить, живым после этого вы не останетесь, — глаза графа опасно сверкнули, выдавая еле сдерживаемую ярость.       На лице барона Годэ отразилось мучительное противоборство уязвлённой гордости и животного страха перед более сильным соперником. Минуту он сверлил своего противника взглядом, но в итоге трусость победила, и барон, громко выругавшись, ушёл, напоследок бросив растерянному юноше:       — Ты ещё пожалеешь об этом дне, не будь я барон Годэ.       События произошли столь стремительно, что Витторио не успел даже осознать свою новообретённую свободу. В голове его мешались смутные мысли о предстоящей службе, обрывки фраз барона, к которым примешивался страх и неуверенность за свою семью. Из задумчивости его вывел спокойный голос графа Фоскье.       — Однако, сударь, вы так и не ответили на моё предложение. Вы согласны стать моим оруженосцем, а со временем, возможно, присоединиться к гвардии?       — Это такая честь для меня, — потупив глаза отозвался юноша. Ему хотелось верить в лучшее, но червь сомнения всё равно терзал его душу. — Но прежде ответьте мне, господин граф, на один вопрос.       — Какой же?       — Почему Вы сделали такое предложение именно мне?       — Всё очень просто. Когда-то, когда я был юн и полон мечтаний, мне тоже пытались навязать брак со стариком. Только армия позволила избежать этого и добиться столь высокого положения. Вы сейчас в похожей ситуации. К тому же, что-то мне подсказывает, жизнь ещё не испортила вас. А я привык доверять своей интуиции. Ну так что, вы согласны?       — Да, — еле слышно ответил юноша, всё ещё сомневаясь в своём решении.       — Хорошо. Где вы остановились?       — Пока в одном из трактиров в нижнем городе, но, боюсь, после ссоры с бароном Годэ в комнате мне откажут, ведь оплачивал всё он.       — Это не проблема. Соберите свои вещи и перебирайтесь во дворец. Я распоряжусь, что вам выделили комнату рядом с моей. Она как раз пустует. Но поторопитесь ближе к вечеру вы мне понадобитесь.       — Хорошо, я буду вовремя, — коротко ответил Витторио, стараясь не думать о ближайшем будущем. Выбор был сделан, а хороший или плохой — покажет время.       Он быстро двинулся к выходу с площади, с трудом проталкиваясь через толпу любопытствующих, которые всё не желали расходиться. Сейчас его волновала только одна вещь, как бы забрать свои вещи, не столкнувшись с бароном Годэ. Скандалов с теперь уже бывшим женихом совершенно не хотелось. * * *       Боги благоволили к Витторио: он смог спокойно собрать свои вещи, быстро добраться до дворца и даже найти отведённую ему комнату, не заблудившись в лабиринте коридоров. Он уже смирился с тем, что теперь жизнь его очень сильно изменится, и был готов практически ко всему. А открывающиеся перспективы завораживали. Стать оруженосцем при командующем гвардии, не имея титула и связей, было поистине сродни чуду, о котором он долгое время тайно молил Богов.       Молодой человек довольно быстро разложил все свои немногочисленные вещи и уже обдумывал, где бы ему подкрепиться, как дверь комнаты без стука распахнулась и в проеме показалась фигура графа Фоскье.       Командующий был привычно затянут в железный панцирь с гербом Империи на груди, однако голова была непокрыта, а длинные усы слегка топорщились, выдавая волнение.       — Я вижу, вы уже освоились, сударь, — тут же быстро заговорил граф, — это хорошо. Сейчас приведите себя в порядок и следуйте за мной. И поторопитесь, время не терпит.       Витторио тут же развил бурную деятельность, натягивая сапоги, поправляя колет и крепя шпагу к поясу. Граф все это время неотрывно смотрел на него, как будто отсчитывая про себя секунды. Когда вид молодого человека уже более или менее соответствовал его представлениям о приличии, граф молча развернулся и двинулся на выход, бросив лишь короткое: «Следуйте за мной».       Старый вояка твёрдым военным шагом продвигался по коридорам, устремив глаза вперёд, казалось, не замечая ничего вокруг. Витторио с трудом поспевал за ним, теряясь в догадках о конечной цели их пути. Спрашивать что-либо, он робел, решив дождаться естественного развития событий.       Тем временем серые полутёмные коридоры дворцовых казарм, сменились просторными залами, полными света. Камень полов вначале перешёл в дубовый паркет, а потом и вовсе всё это скрылось мягкими коврами причудливых расцветок, даже ступать по которым было неловко. При этом людей практически не встречалось, лишь редкие слуги, спешащие по своим неведомым делам. По стенам стали появляться картины и гобелены, изображающие знаменитые сражения древности и портреты правителей.       Вскоре граф резко остановился перед большими створчатыми дверями, украшенными затейливой резьбой. Только здесь он удосужился обернуться на своего спутника, окидывая его оценивающим взглядом.       — Сейчас нас будет ожидать аудиенция. Ваша задача слушать и запоминать всё сказанное. Сами в разговор не вступайте, — кратко, по-военному начал выдавать мужчина распоряжения. — Всё вопросы потом. Надеюсь, мне не придётся разочароваться в вас, сударь.       Витторио лишь послушно поклонился. Во рту у него пересохло от волнения, а руки сотрясались мелкой дрожью. В это время створки бесшумно распахнулись сами собой, открывая проход в малый тронный зал, хотя назвать его малым юноша никогда бы не решился. Огромное пространство сверкало от обилия золота и драгоценных камней, а стоящий в дальнем конце трон приковывал внимание всякого, поражая своим величием. Фигура старого, обессилевшего Императора восседавшего на нём несколько портила впечатление.       Граф Фоскье, не задерживаясь, гордо прошёл через зал, опустился на одно колено перед троном и склонил голову в знак покорности. Витторио Обрэ синхронно повторял все его действия, оставаясь только на полшага позади. Глаза его то и дело обращались на правителя, которого он впервые видел так близко. Граф же, сохраняя полную невозмутимость, свойственную военным, не оставил без внимания и прочих немногочисленных лиц, присутствующих в зале.       Рядом с троном в почтительных позах замерли герцог Савойский с сыном и личный секретарь Императора граф Рабле. Также присутствовал Верховный маг Эрафиус, которому единственному было позволено сесть.       Император посмотрел на графа и его спутника из-под чуть приопущенных век. Особо долго он вглядывался в лицо юного спутника командующего, стараясь припомнить его имя, но так и не смог этого сделать. Внешность была смутно знакомой, но не более того.       — Граф, рад вас видеть, — наконец, тихо произнёс правитель, нарушая тишину. — Мы как раз обсуждали сегодняшние события. Ваши гвардейцы произвели на меня должное впечатление, да и на народ, если верить герцогу Савойскому, тоже.       — Люди увидели в возрождении Имперской гвардии признаки восстановления величия Империи, Ваше Величество, — тут же льстиво добавил герцог, всем своим видом демонстрируя преданность, хотя уголки губ его нервно подрагивали, выдавая хорошо скрываемую злость. — В последнее время было неспокойно, и это остудит самые горячие головы. В очередной раз преклоняю голову перед Вашим гением.       — Да, да, герцог, вы это уже говорили, — устало отмахнулся от начальника тайной полиции Император, даже не удостоив того взглядом. — Скажите граф сколько человек вам удалось набрать в столь сжатые сроки?       — Сорок пять, Ваше Величество, — громко ответил командующий, смотря только на своего повелителя. — Я уже докладывал об этом утром, с тех пор это количество не изменилось.       — Хорошо, а кто тот милый юноша, что сопровождает вас. Это один из ваших гвардейцев? Не слишком ли он молод?       — Никак нет, Ваше Величество. Этой мой оруженосец Витторио Обрэ. Он целиком и полностью верен короне и готов служить Вам верой и правдой.       — Обрэ… знакомая фамилия, — задумчиво проговорил Император. Взгляд его стал более внимательным и, казалось, пронзает юношу насквозь. — Скажите, виконт Алексис Обрэ ваш родственник?       — Да, это мой брат, Ваше Величество, — дрогнувшим от волнения голосом ответил Витторио. Причём больше всего его удивило то, что имя его брата вообще знакомо Императору.       — Это достойный молодой человек, который сейчас выполняет одно моё поручение. Я надеюсь, вы послужите своему Императору не меньше, чем он.       — Моя жизнь принадлежит Вам, — с пылом воскликнул юноша, гордый от такого доверия со стороны правителя, хотя и немного смущенный от оказанной чести.       — На службе у графа Фоскье вам представится возможность проявить себя. А потом, если будет на то воля Богов, может быть, вы и сами займёте достойное место при дворе, — скрипучим старческим голосом добавил Император.       Было видно, что старый правитель что-то задумал и все его расспросы лишь затишье перед бурей. Вот только на кого обрушится эта буря, никто из присутствующих пока не знал.       — Вернёмся к делам. Граф, у меня есть два поручения для Имперской гвардии. Оба они крайне важны и должны быть выполнены в кратчайшие сроки.       — Я правильно понимаю, что нужно будет сформировать два отряда? По сколько человек? — тут же поинтересовался мужчина. Глаза его полыхали воинственным блеском. После стольких лет в забытьи он опять при деле, что может быть лучше для старого солдата.       — Да, вы как всегда проницательны, граф. Для первого задания много людей не надо, будет достаточно трёх-четырёх, тут главное поставить во главе толкового командира. У вас есть такой человек?       — Я могу сам возглавить этот отряд!       — Нет, граф. Вы мне понадобитесь в другом месте.       — Тогда я подберу среди своих людей кого-нибудь подходящего. Но мне нужно знать в чём именно состоит поручение.       — Справедливо, — утвердительно кивнул головой Император. Затем собрался с духом, вглядываясь в лица своих подданных. Для него пришло время решительных действий. Правитель перевёл взгляд на графа Рабле, своего личного секретаря и неожиданно твёрдым голосом вымолвил, — Анри, подготовьте приказ об аресте Эрика Хомоф, герцога Валенского. Его нужно немедля доставить в столицу и заключить в тюремном замке. Управление замком Валентайн и герцогством Валенским на время заключения возлагается на виконта Обрэ. Библиотека замка, как содержащая тайные знания, изымается в пользу Империи.       Слова правителя произвели на всех шокирующее действие. То, что герцог Валенский в опале, знали многие, но вот арест… Первым в себя пришёл Верховный Маг, он даже поднялся со своего стула и подошёл ближе к трону, чтобы лучше видеть Императора.       — Ваше Величество, Вы уверены, что не совершаете ошибки? — подчёркнуто вежливо сказал он. — Эрик ни в чём не виноват.       — Империя превыше всего, Эрафиус, — резко ответил Император. — И это ещё не всё. Твои маги должны обеспечить портал для отряда, который отправится производить арест. Времени на дорогу до Валенса у нас нет, ты сам об этом знаешь. К завтрашнему утру всё должно быть сделано. Выдели несколько толковых магов, которые должны отправиться в замок и немедля приступить к разбору бумаг. Ты знаешь, что следует искать…       — Какая судьба ждёт молодого Хомоф? — всё-таки поинтересовался Эрафиус. Участие во всё этом действе жутко ему претило, но пойти против воли Императора было невозможно.       — Если он будет сохранять благоразумие и не станет упорствовать, я позволю ему удалиться в монастырь и принять постриг.       — А если он откажется? — как можно более мягче поинтересовался старый маг.       — Тогда он навсегда останется последним из рода Хомоф. Хотя я всё же надеюсь, что до этого не дойдёт. Только если не останется другого выбора.       Пока шёл этот разговор между Императором и Верховным магом, прочие присутствующие успели прийти в себя. Герцог Савойский внутренне торжествовал, его противники падали одни за другим, даже без особых усилий с его стороны. Хотя, если посланный им мэтр Тонг сделает своё дело, Эрик Хомоф до столицы никогда не доберётся.       Его сын, Годрик, не до конца понимавший всю важность распоряжения Императора, думал о чём-то своем, нервно теребя край колета.       Витторио Обрэ был поражён теми высотами, которые открываются перед его братом, которого он привык считать маленьким и требующим защиты. Для него Алексис так и оставался впечатлительным, ранимым ребенком, хоть и был всего на несколько лет младше. Неужели придворная жизнь его настолько изменила? Брата хотелось увидеть как никогда ранее.       Граф Фоскье старался сохранять при этом абсолютно бесстрастное лицо. Приказ Императора ему очень не нравился, но он солдат и обязан подчиниться. Радовало только то, что самому проводить арест не придётся. Правда ещё не известно, может быть, второе задание, о котором упоминал правитель, будет ещё хуже первого.       Тем временем под напором Императора Верховный маг сдался:       — Портал до Валенса Совет Магов сможет организовать к сумеркам. Однако, предупреждаю, что это потребует огромного количества сил. Лучшие маги Империи после этого будет опустошены на несколько дней.       — Хорошо, приступайте к подготовке, — легко согласился Император. — Думаю с первым заданием на этом всё. Что же касается второго… Вам, граф Фоскье, во главе гвардейцев надлежит немедленно отправиться в замок Орсхоф, что в Энкейских горах к моему сыну, принцу Виллему. Со смертью брата он остался последним претендентом на престол. Ему следует обеспечить круглосуточную охрану, во избежания любых неожиданностей. Кроме того будьте готовы, граф, при необходимости подготовить эскорт принца до столицы. Двух-трёх дней чтобы добраться до замка, думаю, будет достаточно?       — Через два дня я буду в замке Орсхоф! — тут же ответил граф.       — Хорошо. После того, как будете на месте, пошлите магического вестника, для получения новых распоряжений. За жизнь принца вы отвечаете собственной головой. Кроме того сообщайте о любых значащих событиях.       — Будет исполнено, Ваше Величество, — громко выкрикнул командующий, радуясь столь ответственному поручению и тому, что честь его останется незапятнанной. — Будут ли ещё какие-то приказы?       — Пока нет. Возможно они появятся позже. Если будет что-то важное, я пошлю магического вестника или курьера следом за вашим отрядом, — задумчиво проговорил Император, пытаясь оценить, всё ли он предусмотрел.       По всему выходило, что всё, вот только внезапное появление нового представителя семейства Обрэ настораживало. Было ли оно случайным? Император пристально вгляделся в Витторио, пытаясь понять что-то по выражению лица. Выглядел юноша совсем невинно и это вызывало подозрения. Решение пришло внезапно.       — Граф, что касается вашего спутника и оруженосца, оставьте его на время при дворе. Он мне может понадобиться для поручений, - приказал Император, решив задержать юношу в дворце на всякий случай.       — Как Вам будет угодно, Ваше Величество, — тут же согласился граф Фоскье, сразу поняв о причинах побудивших Императора сделать такой выбор.       Сам же Витторио предусмотрительно помалкивал, в очередной раз поражаясь, какой кульбит совершила его жизнь за сегодняшний день. Он ещё не до конца верил в реальность всего происходящего и не понимал, что теперь сам станет объектом пристального внимания и интриг. Он просто радовался открывающимся перспективам.       — Хорошо, на этом тогда всё. Приступайте к выполнению приказов, — обозначил Император то, что аудиенция закончена.       После этих слов придворные потянулись на выход. Кто-то, как граф Фоскье и Верховный маг, чтобы приступить к исполнению приказов Императора. Кто-то, как герцог Савойский и его сын, чтобы обдумать наилучший способ извлечения собственной выгоды из меняющейся политической обстановки. Кто-то, как Витторио Обрэ, чтобы, наконец, отдохнуть после тяжёлого дня и поужинать. Врядли хоть один из них переживал о судьбе герцога Валенского, которого было приказано арестовать. Даже Верховный маг было заступившийся за Эрика, в итоге справедливо рассудил, что своя жизнь дороже.