Монах

      Хотя герцог чувствовал себя совершенно усталым и разбитым, забираясь в свою постель, чтобы выспаться, сон упорно не шёл. Он напряжённо вслушивался в тишину замка, ожидая криков и ругани со стороны северной башни. Однако, похоже, в его отсутствие там наступило временное перемирие и юноши смогли найти общий язык. Сам Эрик до сих пор сомневался в правильности своего решения о барде. Не совершил ли он ошибку, приведя в родовой замок этого странного юношу? В итоге вместо сна мужчина только беспокойно ворочался с бока на бок.       Некоторое время Эрик всё-таки пытался призвать сон. Но после долгих и неудачных попыток, решил взять перерыв. Он потянулся к своей сумке и, запустив руку внутрь, вытянул одну из пухлых тетрадей, составляющих дневники его предка, Ангеррана Хомоф. Первая запись дневника судя по всему была написана значительно позже того вступительного слова, что он читал в прошлый раз. Похоже, у его предка очень долго не доходили руки, чтобы начать вести записи, несмотря на данное в первой записи обещание. Эрик поудобнее устроился в своей кровати, подложив под спину подушку и погрузился в чтение.       

Писано в год 405 от основания Аквилонской Империи в замке Валентайн

      Прошло уже более шестидесяти лет, как я, Ангерран Хомоф, пребываю в своём нынешнем состоянии. Проклятие эльфийки всё-таки сбылось, хотя я и не верил в это до последнего. Но годы шли, сын мой взрослел, а я оставался всё-таким же молодым и полным сил.       Вначале я только радовался этому, предвкушая долгую жизнь полную подвигов и приключений. Мучений, которые пророчила мне жрица, не было и в помине. Хотя, как я ни старался, новых детей завести больше не смог.       Когда мой единственный сын вступил в возраст зрелости, я подыскал ему достойную невесту из знатного рода и передал управление герцогством. Мой слишком молодой вид и так вызывал слухи и подозрения в приверженности запретным магическим наукам. Поговаривали, что я продал душу тёмным Богам, и они даровали мне за это вечную молодость, за которую я расплачиваюсь кровавыми жертвами. С этими разговорами нужно было кончать, ибо они бросали пятно на весь род. Этого я допустить не мог и, сразу после передачи дел сыну, отправился путешествовать.       Новые страны, диковинные народы — установившийся в Империи недолгий мир давал мне полный простор для получения всех мыслимых и немыслимых удовольствий. За двадцать лет путешествий я объездил весь мир: спускался в глубины подгорных владений гномов и поднимался ввысь, к горным вершинам, где обитают крыланы. Заработал лихорадку, скитаясь по бескрайним болотам Моршана, и обгорел до черноты под жарким небом пустыни Намииб. Болезни отступали сами собой, не задерживаясь дольше, чем на два-три дня.       Однажды я даже прибился к набегу орков на земли вольных землепашцев. Что мне сделали эти безобидные люди, я не знаю, просто взыграла жажда крови. В итоге даже среди таких свирепых воинов как орки я прославился своей чрезмерной жестокостью к врагам.       Около года я занимался пиратством у берегов королевства Экзорстан. Мной не столько руководила жажда наживы, сколько желание познать что-то новое. Жалости я не знал. Огонь по-прежнему был моей стихией и сутью. Я загорался как спичка, но также быстро и сгорал — жажда новых впечатлений толкала меня дальше, не позволяя задерживаться подолгу на одном месте. Чего я искал? Сам не знаю. Возможно той самой любви, которую напророчила мне падшая эльфийская жрица.       Нет, я не предавался все эти годы аскезе. Ночи мои не были одинокими. У меня были ангелоподобные юноши и невинные девушки, взрослые состоявшиеся мужчины и умелые в любовных играх женщины. Много их прошло через мою походную постель, но никто не задерживался там дольше, чем на одну ночь. Я не запоминал их имён и лиц, оставляя позади себя разбитые сердца. Моё же сердце оставалось абсолютно спокойным. По крайней мере в этом пророчество эльфийки не сбылось. А я лишь смеялся над глупой девой лесов, которая вздумала испугать меня такой чушью, подарив взамен вечную жизнь.       Когда я уже сам перестал вспоминать, кем был когда, мои странствия вновь привели меня в Валентайн. В чёрный час оказался я в родном замке. Боги, всегда бывшие милостивыми ко мне, решили подвергнуть тяжёлому испытанию.       То, что что-то не так, я заметил уже издали. Флаги на башнях были приспущены. Со стороны близлежащего города раздавался протяжный и гулкий звон колоколов. Я принялся расспрашивать двигающихся в сторону замка людей, в чём же дело. Ответ был неутешительным. Мой единственный сын, нынешний герцог Валенский, накануне скоропостижно скончался. Это произошло в пиршественном зале во время торжеств посвящённых совершеннолетию его сына и наследника.       Я был поражён в самое сердце. Сын был единственным, что связывало меня с этим миром, заставляло чувствовать себя живым. Теперь он мёртв, а, значит, проклятие эльфийки действует. Почему-то я был уверен, что это был лишь первый, но не последний удар, который приготовила судьба.       Да, у меня был внук, который теперь получал герцогскую корону, но знает ли он что-либо о своём нерадивом предке. Думаю, сын унёс мою тайну с собой в могилу. Да и верил ли он сам в пророчество, после того как я исчез на столько лет?       Из разговоров с горожанами я понял, что за прошедшие годы сам стал частью легенды. Меня считали давно погибшим. Существовало даже моё надгробие в семейной усыпальнице, к которому для принесения клятв верности приводили молодых воинов и магов. Сколь же многое я потерял за время своих скитаний. За все эти годы я редко вспоминал о сыне и ещё реже удосуживался послать ему магического вестника с новостями. Но всё же столь внезапная утрата сильно вывела меня из себя. Я остался один в целом мире.       Большой герцогский тронный зал был затянут красным бархатом. В центре, на возвышении стоял простой деревянный гроб, в котором сейчас лежал мой сын. Вечером его тело предадут огню, но пока желающие могли проститься с тем, кто столько лет распоряжался их жизнями. Он сильно сдал со времени нашей последней встречи. Я помнил его молодым, только-только вступающим во взрослую жизнь юношей. Сейчас же передо мной предстал поседевший мужчина с глубокими морщинами, покрывающими лоб, и довольно жёсткими чертами лица, говорящими о тяжёлом характере. Наверное, лучше бы я не видел его вовсе. Слишком уж тяжело мне далось это зрелище.       Мой внук обнаружился тут же. Совсем молодой юноша сидел на герцогском троне, в глубокой растерянности взирая на людей, пришедших выразить свои соболезнования. В его глазах застыл страх перед неизвестностью. Взрослая жизнь обрушилась на него слишком быстро и резко, не дав освоиться и повзрослеть. Я сам был таким, когда шёл в свою первую битву. Но он был Хомоф, а значит, обязан справиться!       Наши взгляды встретились, и юноша невольно вздрогнул. Я не успел вовремя отвернуться, и теперь он успел рассмотреть моё лицо. Наше сходство с ним было сложно не заметить или списать на случайность. Фамильные черты будь они неладны. Наверное, он посчитал меня каким-нибудь бастардом своего батюшки, пришедшим проводить того в последний путь.       Я хотел спешно покинуть замок, но и этого мне не удалось. Слишком уж заинтересовал я своего внука.       Он и вправду посчитал меня внебрачным сыном своего отца, но никакой злобы или ревности не затаил. Я был старше и опытней, а ему так не хватало поддержки, что он ухватился за меня как утопающий за соломинку. Я не стал развеивать его заблуждения и, хоть мне и было это тяжело, помог освоиться в новом для него статусе.       О проклятии он ничего не знал, а своего легендарного деда считал погибшим. Может быть, я смалодушничал, не решившись открыть ему правду? Пусть Боги будут мне судьями, сам я считаю, что поступил верно.       Я обучил его всему, что должен знать правитель, чтобы достойно управлять народом. В ответ он привязался ко мне, считая практически старшим братом. Но это не могло тянуться вечно.       Каждый миг, проведённый рядом, был для меня мучением. Мой внук взрослел, я же не менялся. Годы шли, он стал выглядеть старше меня. Вновь потянулись сплетни и пересуды. Стали поговаривать, что я — злой колдун, околдовавший доверившегося мне герцога и тянущий из него молодость и силы. Пока эти разговоры были редкими и невнятными, но если ничего не предпринять, то они будут только набирать силу. История повторялась, и хотя моё сердце уже давно зачерствело, я по-прежнему переживал за честь рода. Наверное, это последнее, что привязывало меня и было важным.       В Империи было не спокойно, приближалась очередная война. Мой внук, собрав с окрестных земель войско, выступил в поход. Когда-то, только услышав звук горна, я был бы в первых рядах сражающихся, но времена изменились. Упоение боя больше не прельщало меня.       Внук уговаривал сопровождать его в походе, но я под надуманным предлогом отказался. В голове моей созрел новый план.       Я окончательно уверился, что сколько бы я не скитался, в этом мире мне не обрести счастья. Значит нужно отправиться в гораздо более дальнее путешествие. Мириады миров ждали меня и манили своим разнообразием. Мало кто знает, но миры скованы тончайшими нитями, по которым умелый маг может проложить путь. А моё магическое искусство с годами только выросло. Книги, которые я собрал со всего мира, стали достойным основанием замковой библиотеки. И если во время странствий у меня не было времени и сил постигать тайны магии из пыльных фолиантов, то за время жизни в замке это стало моим основным занятием. Там я и нашёл описание нужного ритуала, открывающего портал переноса в другой мир. Каким будет этот мир? Не всё ли равно. Главное, он будет другим!       Всё было решено, я уйду, чтобы никогда не возвращаться. Внук уже вполне способен обойтись без моих советов. Возможно, и проклятие, нависшее над моим родом, перестанет действовать после моего ухода.       Один раз загоревшись этой мыслью, я не знал покоя, пока не подготовил всё необходимое к ритуалу. Многое пришлось восстанавливать по крупицам, ведь сведения были весьма отрывочны и не отличались достоверностью. Но в итоге я добился своего. В один из дней мне удалось пробудить действующий портал. Мерцающий купол накрыл горящую гексаграмму, венчая многие месяцы моих опытов и экспериментов. Один шаг, за мерцающую грань и я оказался бы в новом, неизведанном мире. Тем не менее, я не стал этого делать. Годы научили меня не спешить, продумывая и оценивая каждый свой шаг.       Дело было сделано, но прежде чем оставить этот мир, я описал все особенности разработанного ритуала для своих потомков. Возможно, кто-то из них решится повторить мой путь и отправится в неизвестность. Вряд ли я увижу кого-либо из них впредь, но клянусь милостью Богов, я сделал всё от меня зависящее, чтобы дать им такую возможность. Возможно, стоило изложить и историю моей жизни, описав проклятие, которое лежит на роде Хомоф, но в тот момент я не решился сделать это. Пусть Боги осудят меня за это, если на то будет их воля.       В 23 день года 405 от основания Аквилонской Империи я, Ангерран Хомоф, седьмой герцог Валенский отправляюсь в открывшийся портал. Я не знаю, что ожидает меня впереди, но всей душой надеюсь и уповаю, что обрету своё место в жизни. Найду тот мир, где я буду счастлив. Я постараюсь и впредь вести этот дневник, хотя и не надеюсь, что кто-то прочтёт эти записи. Возможно, шагнув в портал, я исчезну из бытия, и эта запись будет последним свидетельством моего пребывания в этом мире.       Дочитав до этого места, Эрик отложил тетрадь в сторону. Возможно ли это? Если верить написанному, его далёкий предок выбрал тот самый путь избежать проблем, что и он сам. Да, за многие века, если верить замковой библиотеке, его предки не раз отправлялись в другие миры, но никогда они не делали этого, чтобы спастись от чего-либо. Ими всегда руководил азарт познания нового, неизведанного. В том же, что писал Ангерран Хомоф, Эрик находил отражение своих собственных мыслей и чувств. Выходит, не только внешне они похожи.       Невероятно хотелось узнать, куда вывел портал его далёкого предка. А обилие исписанных страниц говорило о том, что путь его был долог и тернист. Так и тянуло погрузиться с головой в изучение дневников, но герцог усилием воли пресёк в себе это желание. Чтобы он не прочитал далее, сейчас он должен принять решение сам. Чужой опыт ему в этом не поможет, он должен самостоятельно сделать свой выбор. И если он решится сделать решающий шаг, то должен совершить это без оглядки на других. Потом, он узнает всё потом. А сейчас, Эрик спрятал тетрадь в сумку и устало прикрыл глаза, стараясь отогнать посторонние мысли и избавиться от искушения продолжить чтение дневника. Постепенно это ему удалось, и он провалился в глубокий сон. * * *       Проснулся Эрик внезапно. Громкие крики идущие со стороны северной башни не оставляли сомнений, что ссора между бардом и виконтом Обрэ всё-таки произошла. За окнами уже начало смеркаться, а значит мужчина проспал часов пять. Не так уж и много, но этого вполне хватило, чтобы чувствовать себя отдохнувшим и полным сил.       Тем временем крики становились всё громче.       — Да что ты знаешь о любви, ничтожество! Такие как ты только и могут, что жить подачками от богатых покровителей, — прозвучал возмущенный крик, в котором Эрик легко узнал голос виконта Обрэ. — Признавайся, что тебе нужно от герцога.       — А сам то, что лучше? Я по крайней мере не скрываю своих чувств от герцога. А если он соизволит подарить в знак любви красивое колечко с бриллиантом или, может, что ещё, почему я должен отказываться? Любовь не вечна, и, когда мы расстанемся, этот подарок будет напоминать мне о былом. Но пока наше расставание не произошло, я собираюсь посвятить всего себя герцогу. А ты? Или, думаешь, я не знаю, как ты заработал свой титул. Тоже мне господин. Ты хоть и из благородных, а недалеко от меня ушёл. И не надо тут заливаться соловьём о чужих грехах, когда у самого рыльце в пушку, — ответил мелодичный голос, явно принадлежащий барду.       — Да как ты смеешь так со мной разговаривать? — вскипел юноша. Послышался лязг вынимаемой из ножен шпаги.       Эрик резко вскочил с кровати. Ссору нужно было во что бы то ни стало пресечь, пока не дошло до кровопролития.       — Убери свою железяку, а то поцарапаешься, — тем временем пошёл на провокацию бард. — Это оружие для мужчин, а не для такого ничтожества как ты. «Дамы» дерутся по другому.       Послышался топот ног и глухие удары. Среди которых можно было различить обильно поливаемые друг на друга оскорбления.       Эрик быстро вскочил с кровати. Вначале он было начал спешно натягивать колет, но потом сообразил, что гораздо быстрей будет облачиться в свою обычную для замка красную рясу, которая висела рядом с кроватью. Это заняло всего минуту, и он стремглав кинулся через часовню и двор по направлению к северной башне замка.       Картина, представшая перед глазами герцога, когда он вошёл внутрь башни и очутился в обеденной зале, была шокирующей. Прямо у порога валялась сломанная шпага Алексиса, стол и стулья были опрокинуты, а оба виновника, сцепившись, катались по полу и пытались нанести друг другу удар посильнее. Всё это сопровождалось обильными ругательствами и попытками выдергать друг другу волосы.       — Немедленно прекратить, — гневно воскликнул Эрик.       Юноши моментально отпрянули друг от друга и с виноватым видом поднялись с пола, стараясь не смотреть друг на друга.       — Я думал, у вас, виконт Обрэ, и у тебя, бард, хватит ума и порядочности не начинать свои глупые ссоры в этом замке. Это отвратительно, — резко принялся отчитывать юношей Эрик.       — Прошу меня простить, Ваша Светлость. Больше такого не повторится, — тут же извинился Алексис, принимая свою вину.       — Это всё он, — тут же наябедничал бард. — Я тут совершенно не при чём. Вам, Ваша Светлость, нужно отослать этого, — быстрый кивок в направлении Алексиса, — прочь. Ну сами посудите, зачем нам тут третий?       Однако такое явное хамство вызвало в герцоге лишь раздражение. Он уже не вспоминал о том, для чего Микаэль ему был нужен. Столь открытая ложь должна была быть наказана.       — Бард ты забываешься! — резко сказал Эрик. — Похоже, я совершил большую ошибку, разрешив тебе сопровождать меня.       — Но это всё от большой любви к Вам, Ваша Светлость, — тут же заявил юноша.       — Я слышал достаточно, чтобы понять природу твоей любви, бард, — сурово заявил герцог, понимая, что настало время исправлять допущенные ошибки. — Слушай же. Сейчас уже поздно, и выставить тебя посреди ночи было бы нарушением законов гостеприимства. Но завтра же утром, с первыми лучами солнца ты покинешь этот замок, — голос Эрика гулко отдавался под сводами трапезной.       — Но ведь я., — попытался было возразить Микаэль.       — Я не хочу слышать твоих оправданий. Хватит! Моё решение не подлежит обсуждению, — резко перебил барда герцог. — Завтра ты покинешь замок, и, надеюсь, мы никогда больше не увидимся.       — А моя любовь? — жалобно простонал юноша.       — Я в неё не верю! Как ты там говорил «любовь не вечна»? Вот и считай, что она уже закончилась. А чтобы не сильно тебя расстраивать, вот тебе прощальный подарок, — с этими словами герцог сорвал со своей руки один из перстней и бросил под ноги растерянного барда.       Кольцо громко звякнуло, несколько раз подскочило и закатилось под стол. На минуту в помещении установилась гробовая тишина, среди которой слышалось лишь тяжёлое дыхание герцога. Лицо барда впервые приняло донельзя серьезное выражение. Исчезла привычная улыбка и смешинки в глазах, он как будто сразу постарел лет на пять. Губы его с силой сложились в одну сплошную линию, чтобы скрыть дрожь. Руки сжались в кулаки.       — Хорошо, Ваша Светлость, — всё-таки вымолвил бард, бросив гордый взгляд на герцога. — Завтра я покину замок навсегда. Вы сделали свой выбор, отвергнув меня. Больше я не буду просить и унижаться. Но могу уверить, что очень скоро Вы пожалеете об этом. Однако будет поздно что-либо исправить.       Сказав это, он резко отвернулся и, присев на корточки, быстрым движением достал перстень из-под стола.       — А Ваше кольцо я, пожалуй, сохраню, как напоминание о том, что у нас всё могло сложиться иначе, — говоря это, юноша выдавил что-то напоминающее улыбку. Затем взор его обратился на притихшего виконта Обрэ. — А ты, ничтожество, рано радуешься. Вскоре ты поймёшь, что от твоей победы пахнет ладаном.       Бард победно вскинул голову и гордо удалился, провожаемый внимательными взглядами Эрика и Алексиса. В этот момент он был так непохож на себя обычного, что герцог даже засомневался в правильности принятого решения. Он внезапно осознал, что за лёгким характером и постоянными шутками скрывалась ранимая и гордая душа. Душа, которую он, сам того не желая, только что смертельно обидел.       — Ваша Светлость, могу я чем-нибудь помочь? — деликатно поинтересовался Алексис, который хоть внутренне и ликовал, но старался этого не показывать.       — Нет! На сегодня можете быть свободны, сударь. Совместный ужин тоже отменяется. Я распоряжусь, чтобы еда была подана прямо в комнаты. Думаю, вы сами понимаете, что в сложившихся обстоятельствах задушевной беседы за бокалом хорошего вина всё равно бы не получилось. К тому же прошу вас не тревожить барда, новые ссоры мне в замке не нужны. О Вашей судьбе поговорим завтра.       — Как Вам будет угодно, Ваша Светлость, — склонился Алексис в прощальном поклоне.       Последние слова герцога несколько насторожили юношу. Он даже на секунду испугался, что его могут прогнать прочь, как этого выскочку — барда Микаэля. Куда он тогда сможет податься? Без защиты герцога жизнь его не будет стоить и медяка. Но здраво рассудив, Алексис решил раньше времени не паниковать. Своего он добился — бард изгнан, а что будет дальше — всё во власти Богов. Главное, чтобы герцог не переменил своего решения за ночь. Хотя судя по тому, как вёл себя бард, новых попыток заслужить благосклонность герцога он не предпримет.       Эрик, покинув пределы Северной башни, отправился в часовню. Сейчас, когда чувства, поднятые ссорой, ещё были так сильны, ему нужно было что-то, что поможет успокоиться. Молитва подходила для этого лучше всего. Вот и сейчас он опустился на колени перед первородным камнем, выполняющим функцию алтаря, и полностью отключился от внешнего мира, обращаясь к той внутренней магической силе, которая составляла его суть. Время как будто остановилось для герцога. Его обволакивало тёплой, убаюкивающей силой. Силой доброй и злой одновременно, несущей жизнь и отнимающей её, когда срок подошёл.       Когда Эрик вновь вернулся к действительности он и сам не мог сказать, сколько прошло времени. На душе было легко и спокойно. В этот момент его уже не волновали ни сложные взаимоотношения с бардом и виконтом Обрэ, ни угрожающая ему самому опасность со стороны Императора и герцога Савойского. Да, теперь для исполнения его плана придётся искать нового эльфа, но и эта задержка сейчас не имела значения. Всё в воле Богов, и если ему суждено спастись, они помогут и укажут путь.       Да теперь его планы сбежать из этого мира откладываются. Не просить же каплю крови у барда, которого грубо обидел. Как один из вариантов можно было попытаться купить её у падкого до золота Микаэля. Вряд ли бард откажется от денег, хотя такая возможность претила всему естеству Эрика, казалась чуть ли не кощунством. Но попытку сделать стоило. Чёткое ощущение, что его время на исходе в последние дни не покидало мужчину ни на минуту.       Эрик прислушался к ночной тишине. Замок спал и лишь далекое еле слышное пение, говорило о том, что не он один бодрствует в столь поздний час. Накатило запоздалое раскаяние за ту обиду, что нанёс барду. Герцог поднялся с колен и медленно вышел во двор. Пение стало более различимо. Знакомый голос звучал с непривычным вызовом и тоской. Если в предыдущую ночь, когда юный Микаэль пел под окнами трактира, всё было рассчитано на него, как единственного зрителя, то в этой песне слышался крик души, обращённый только к себе. Всегда брожу по лезвию клинка, И свой талант перевожу на злато Но, если вдруг, помилуй Бог, Однажды встречу я любовь, Моя судьба качнётся без возврата. Да!       Герцог, стараясь не шуметь, зашёл в башню. Трапезная на первом этаже была уже приведена духами замка в порядок. Несколько еле горящих магических светильников давали тусклый, рассеянный свет, рождающий зыбкие, колышущиеся тени на стенах и потолке. Любовь не знает рангов и чинов — Пред ней равны сеньор и раб с галеры. И, если до конца готов, Бороться за свою любовь, То счастлив будешь ты, не зная меры. Да!       Голос барда теперь звучал уже совсем громко и шёл явно из комнаты юноши. Эрик поднялся по лестнице на второй этаж и замер перед двумя закрытыми дверями. За одной стояла гробовая тишина, хотя герцог сомневался, что юный виконт Обрэ спит. Из-за другой слышалось то самое пение, что привлекло внимание мужчины. Когда придёт любовь, не оробей, Не упусти волшебный дар фортуны, Надейся, рядом будь и жди Взаимности, большой любви, Своей души натягивая струны. Да!       Вблизи голос не звучал уже так чарующе, в нём проскальзывали нотки волнения и дрожи. Певец явно был не в себе. Песня отражала то, что рвалось сейчас из его груди наружу. Он выпускал в мир свои эмоции, с которыми не был в состоянии справиться самостоятельно. На Эрика накатило раскаяние, он уже даже протянул руку и взялся за дверную ручку, собираясь войти в комнату и поговорить с бардом на чистоту. Но если безответен твой порыв, И нет взаимности во взгляде строгом. Уйди, смирись, пробуй забыть, Дай шанс, ему счастливым быть, Оплакав свою жизнь высоким слогом. Да!       - Даааа!       Последнее слово прозвучало как выкрик, следом послышался звонкий щелчок рвущейся струны. На секунду всё стихло, а затем раздались тихие всхлипы. Похоже, бард плакал. Эрик невольно замешкался, вся его решимость, поговорить с юношей немедля, пропала. Слишком интимным было бы вторгаться сейчас в личное пространство юноши. «Разговор подождёт до утра», — решил для себя герцог и тихо, стараясь не шуметь, двинулся в обратный путь. Сердце предательски сильно билось, казалось, что его можно услышать даже сквозь стены. Сейчас Эрик винил себя за все те резкие слова, что сказал в пылу. Как же за годы одиночества он отвык от живого общения.       Успокоиться Эрику удалось только оказавшись в тиши замковой библиотеки рядом с пустой расправленной кроватью. Спать совершенно не хотелось, то ли от волнения, то ли от того, что он слишком хорошо выспался днём. В итоге герцог расположился в кресле за столом и взялся читать, твёрдо пообещав себе, что утром извинится перед бардом.