Побочное действие

— Внимание. Персоналу покинуть коридоры. Внимание. Персоналу покинуть коридоры, — монотонный бесполый голос сотрясал все помещения комплекса, заполняя их вплоть до самого труднодоступного закутка. Голосу фоном вторила сирена, пульсировала прерывисто, с придыханиями, подобно больному аритмичному сердцу, цепной реакцией передавала тревогу через сами молекулы воздуха. Звуковое оповещение дополнялось мигающим красным светом, непостижимым, потому что источник его проектировщики аккуратно скрыли в стыках стен и потолка, и в то же время взвинчивающим нервы до предела. Вся эта световая и звуковая вакханалия способна была вызвать головную боль у кого угодно, но Мэллори, откинувшись на спинку кресла, терпеливо ждала, когда однообразные в своей белоснежности коридоры действительно опустеют. Опустеют, как предписано правилами безопасности комплекса, потому что подобные правила всегда пишутся отнюдь не чернилами. Мэл успела просмотреть это трижды с того самого момента, как её вызвали по тревоге, вырвав из очередной полудрёмы, на которой настаивал Сид. Выселенному из-за пульта оператору не пришло в голову даже пикнуть в возражение; Мэл только скривилась, улавливая без малого ужас, что липкими волнами исходил от слишком юного на вид парня. Впрочем, винить его никто не собирался, потому что запись прямо-таки вопила сама за себя: «Правила пишутся кровью». И того, что уже совершилось, изменить невозможно. Правила безопасности пишутся кровью. Вот белоснежная лаборатория сектора В с её приглушенным пока освещением. Главная камера направлена на неподвижную фигуру, прикованную к плите стенда, в горизонтальном положении похожей на обманчиво безобидный стол. В нижнем правом углу экрана сменяются цифры таймера, текут мерно, будто успокаивая, умиротворяя: всё в порядке, всё в норме, всё так, как должно быть, так, как всегда. Лаборант в белом и подходит к рабочему месту не торопясь — так, как делал это десятки раз до этого дня, продолжая или заканчивая очередной цикл умирания. С десяток минут у сотрудника уходит на то, чтобы запустить и протестировать свою «кровососную машину», подключить фиксирующую аппаратуру. В поле зрения камер появляются ещё двое — один из них усаживается за небольшой пульт, на экран которого должны выводиться показатели жизнедеятельности «объекта». В руках у второго — оснащённый трубочкой одноразовый сосуд с водой. Потому что приказы хозяйки не привыкли обсуждать даже те, кто считает их лишними и неразумными. «Напоить объект». Мэллори только поморщилась — снова — когда лаборант на записи сквозь оболочку при помощи инъектора ввёл в питьё успокоительное. Очевидно, по собственной инициативе, потому что процедура с названием препарата была занесена в электронный отчёт минутой позже, как бы «задним числом». Для чего — не ясно, потому что пленник всё так же не шевелился. Не шелохнулся он и тогда, когда рта его коснулась трубочка, только дышал размеренно, пусть и с натугой. Слишком размеренно, чересчур спокойно, будто в глубоком сне — лаборант как-то неуверенно оглянулся на только что подключенный экран активности мозга, будто пытаясь сверить видимое состояние объекта с показаниями прибора. Потом чуть придавил эластичный сосуд, смачивая искусанные, белесые от жажды губы пленника капельками воды, и наклоняясь при этом слишком… «Низко…» — Мэл с ожесточением завершила мысль — будто продавила её сквозь очередной всхлип сирены, от которой уже ныли зубы. Собственные губы искусаны так же, как губы пирата — чёртова детская привычка до крови обрывать кожу в минуты нервного напряжения. — Идиот… — это уже вслух, полушёпотом — как будто что-то можно изменить. Как будто можно уложить в чересчур умные головы работников сектора В ненормальное в своей дикости представление о том, что ради освобождения можно причинить самому себе увечье. Вот так, едва пошевелив задранными над головой кистями рук, правой ладонью вцепиться в большой палец левой, и… Может, хруст и был, но лаборант его не услышал. Только непроизвольно вздрогнул, уловив боковым зрением непонятное движение, но даже охнуть не успел, угодив хлипковатой шеей в локтевой сгиб мускулистой смуглой руки. Невесть как, невесть почему свободной. — Эй, мудила, сними эти хуёвины, иначе твои мозги будут отскребать неделю от стен и пола этого ссаного места! — Хриплый выкрик прямо над ухом — и сотрудник разжал пальцы, а мягкая упаковка с водой плюхнулась вниз, хотя сказанное явно адресовалось его товарищу, застывшему у белого шкафа «гемодиализатора». Сидящий за пультом оператор не отреагировал вовсе — Мэл сообразила наконец, что уши у него заткнуты горошинами наушников. Одинаковые люди, одинаковые привычки. Одинаковые лица — не различить никогда. Одинаковые реакции. Жертва не может освободиться. Жертва обязана умирать — ведь наука обязана знать, сколько энергии в человеческом организме, сколько силы и стойкости. Жертва должна, но её больше нет, на её месте — покрытый шрамами, скалящий зубы зверь. Почти свободный. — Ты оглох, падла?! Чего ждёшь, уёбок? — И хрип надсадный, полузадушенный — от этого, придавленного. Тот, что у аппарата, вполне мог бы поднять тревогу, но физиономия у него совсем серая от ужаса, а жест, которым он ударил по сенсору, размыкающему оковы, Мэллори назвала бы почти конвульсией. Жертва должна… — Внимание. Персоналу покинуть коридоры. Внимание… — Выключите… эту хрень… — приказание вполголоса вышло у Мэл таким жёстким, что юный оператор в форме сержанта вздрогнул, как от громкого окрика. Повиновался тут же, не в пример «тормозам» из сектора В — впрочем, в федеральную охрану Метрополии «тормозов» и не набирали. Искусственный голос тут же заткнулся, заглохла, будто захлебнувшись, сирена. Осталось только алое мерцание, будто пятнающее всё вокруг кровавыми струями и полосами. Жертва должна… Человеку в красной майке явно не слишком важно было повиновение или неповиновение того, кого он избирал своей жертвой, и открывший «браслеты» лаборант прожил всего лишь на пару секунд дольше, чем его зажатый в подмышке коллега. Шея последнего отчётливо хрустнула — второй с недоверием уставился на отброшенное в сторону безвольное тело, отступил назад, к своему адскому аппарату, упёрся в него спиной… «Вот… дерьмо…» — Мэл больно укусила себя за палец, чтобы скрыть кривящую губы ухмылку, когда после пары мощных ударов о стенку «гемодиализатора» лаборант, оставляя на белой поверхности алый след, сполз вниз сломанной куклой с неподвижным взглядом широко раскрытых глаз. А пират, рыча по-звериному и глухо матерясь, уже переключился на третьего, который, почуяв наконец неладное, вскочил из-за пульта и даже схватился за длинный шест шокера, висящего на стене. Успел ткнуть шокером, почти в нужную сторону, даже выпустить трескучий заряд в воздух, когда на голову обрушился ослепляющий удар сбоку. Оружие отобрали, как обычную палку у малого ребёнка, сунули под рёбра электродами, меж которыми проскальзывали голубые молнии. Мэллори поморщилась — разряд пришёлся несчастному в живот, но не вырубил — наверно, регулятор мощности не был установлен на максимум — а всего лишь парализовал дыхание, уронив на колени, оставив биться в попытке глотнуть воздуха. А страшный, в кровавой сетке лопнувших сосудов взгляд пирата метнулся к мерно гудящим лабораторным приборам. Надёжно заизолированный корпус «гемодиализатора», казалось, сдаваться не собирался, и тогда последовал рывок, обнаживший клапаны системы трубок, ведущие внутрь аппарата. Пират на секунду остановился, осмотрел своё приобретение, и — Мэл только покачала головой — разглядел-таки на шокере кнопку переключения мощности. Вдавил её до упора, оскалился хищно, прорычал что-то с какой-то радостной ненавистью, ткнув электродами в рваную дыру испорченного клапана. От невероятно долгого разряда белоснежный куб содрогнулся, как диковинное яйцо, из которого должно вылупиться что-то невероятное, из клапанов посыпались искры. А потом с оглушительным даже в записи треском лопнул резервуар, в котором отфильтровывалась, освобождалась от энергии выкачанная из жертвы кровь. Жертва должна… Жертва на картинке поменялась местами с мучителями, жертва занялась разрушением ненавистной бело-серебристой клетки; в кадре появился дым. Единственный выживший лаборант корчился и кашлял, а пират переступал через извивающееся тело, наносил новые удары. Таймер записи отсчитал едва ли десятки секунд, но Мэллори казалось, что она сидит так уже в течение многих часов, держа прямо отчаянно ноющую спину, и кусает, кусает губы, чтобы не расхохотаться безумно от понимания: она сама ненавидела сектор В вместе с его деятельностью с того самого момента, как приняла комплекс в наследство. Внутри вместе с тем комком сжималось самое гадкое в мире чувство — бессилие, потому что Мэл уже знала, что произойдёт дальше. Сработала противопожарная система. Откуда-то из-под потолка снежными хлопьями посыпалась пена, заволокла изображение, на пару секунд взметнув чёрный дым, похожий на тот, что поднимался над каменными чашами светильников из бредовых видений пирата. Тот заматерился — огненный демон в ледяном облаке — перекрывая глухим рычанием грубого своего голоса пронзительный писк сигнализации. Створки двери поползли в стороны почти тут же и Мэл, опять-таки зная, что сейчас будет, до боли в позвоночнике вжалась в спинку стула. — Мальчишки… — с губ сорвался невольный шёпот и Мэллори подавила его, чтобы не действовать на нервы и так напуганному оператору. Такому же пацану, лет на десять моложе её самой, как и те двое, чью гибель бесстрастно зафиксировали лабораторные камеры. Сержанты, охраняющие вход в лабораторию снаружи. Захотелось выключить изображение, но Мэл только прикрыла глаза ладонью. Вот расползлись в стороны дверные створки — это едва видно в дыму и ледяном тумане противопожарки. Первый мальчишка, выскочив из этого тумана с импульсником наизготовку, угодил под короткий и хлёсткий удар по рёбрам уже разряженным шокером, как обычной палкой. Задохнувшись, сложился пополам, а враг почти беспрепятсвенно вывернул руку с оружием, направляя ствол парню в живот. Отдачи у импульсника почти не было, а выброс энергии, с которым при попадании в тело разрывался заряд, был настолько велик, что в стороны полетели чуть опаленные ошмётки плоти. Подобная мощность для такого компактного оружия с непривычки могла удивить кого угодно, но пират не удивился. Пистолет в его руке выплюнул ещё один заряд, и второй сержант повалился на залитый кровавыми потёками, когда-то белый пол, лишившись половины черепа… Повинуясь нажатию на сенсор, изображение погасло и свернулось. Пальцы у Мэллори почему-то мелко дрожали. На охране не было даже лёгкой брони, только обычная форма — эта мысль прочно застряла в мозгу раскалённой иголкой. Лица мальчишек, такие, какими Мэл их видела весь прошедший день, стояли перед глазами. Вот так же, наверно, выглядела она сама сразу после Академии. Так же вытягивалась перед командованием, даже улыбалась почти так же, когда позволяли. С этими мальчишками можно было даже перекинуться парой-тройкой фраз и вполне понимающих взглядов: кто-то, похоже, проговорился им, что новая хозяйка не такая уж вредная, и даже где-то — коллега. Они просто охраняли то, что им приказано, ничего не зная, не подозревая. Вот «упыри» прекрасно обо всём осведомлены, но кого они вообще интересуют, эти кровососы от науки? — Восточное крыло, межуровневый коридор Е три дробь два, мэм, — подал голос оператор, следящий за передвижением беглеца. Точнее, неразрывной пары «беглец — заложник» — пират потащил-таки за собой последнего «упыря», сдержав как-то свою жажду разрушения и убийства. Вывод тут был предельно прост: по комплексу сейчас разгуливал совсем не такой уж дикарь, как могло показаться на первый взгляд. Надо же, сломал себе палец, чтобы выбраться. Потом устроил пожар. Потом прихватил себе одновременно щит и провожатого… Мэллори только головой покачала: посылать в коридоры против такого головореза остальных охранников — вчерашних курсантов… Нет! Какой бы конфликт с правительством ей не предстоял, какие бы неустойки не пришлось платить за последствия инцидента — так нельзя. Нельзя. — Отправьте срочный запрос на привлечение мобильной группы спецназа Метрополии, — глядя в одну точку, монотонно проговорила Мэл. — И продолжайте блокировать за ним все входы-выходы. Посмотрим, как ему понравится… роль «крысы в мышеловке».