Побочное действие

«Откуда здесь зелёные листья?» Ещё пару шагов навстречу главарю, на физиономии у которого застыла ухмылка. Сопровождающий остался позади, Мэл представила, как он сливается с темнотой, породившей его как есть, прямо вместе с чёрной одеждой. Хотя родился он, конечно, в снежной стране, название которой уже нащупалось. Ваас усмехался шире, щурился, как тигр, которому перепало уже свежей пищи, но обязательно перепадёт ещё. Влажный затхлый воздух пещерного закутка прилипал к коже, выдавливал капли пота. Пот блестел в щетине на бритой голове главаря в неверном свете огоньков, расставленных кучками там, где не громоздились клетки. Помощники всё копошились, проверяя, очевидно, надёжно ли закреплён на своём месте пойманный лазутчик, — ясно же, кто всхлипывает за спинами в красных майках. Мэл фиксировала всё это вскользь, внимательно рассматривала только серое полотнище между решётками, большое и рваное. На его фоне сплетения лиан и побеги выделялись особенно чётко, вились под сводами, ускользая в темноту. За тканью пещера углублялась ещё, оттуда нестерпимо тянуло сыростью и кровью. «Откуда здесь зелёные листья?» — зудело в голове без конца и края. Это немного отвлекало от ледяного комка, что ворочался в животе, расширялся во все стороны, ветвился по рёбрам жгучим холодом. За спиной Вааса один из пиратов отступил в сторону, открыв взгляду край стола и что-то, с виду похожее на кусок отбитого мяса с очертаниями человеческой головы и плеч. Дальше на ещё одном столе тускло мерцали разложенные там металлические предметы. — Нравится? — Главарь всё время чуть раскачивался, вместе с ним на полотне шевелилась огромная тень. Как вдруг отклонился, сделав жест, который можно было счесть приглашающим, и протянул вкрадчиво, явно смакуя каждое слово: — Нравится, конечно, тебе нравится. Похоже ведь, блядь, на твою станцию, так? Где ты жила грёбаной принцессой? У лазутчика было сломано два ребра, перебита кисть, свёрнута на бок коленная чашечка. Наверно, ещё снаружи, на берегу. Сквозь защиту чуя пульсирующие очаги боли, Мэл старалась не морщиться, сохранить лицо неподвижным. Но, видно, плохо старалась, потому что главарь вдруг надвинулся, сдавил локоть пальцами, похожими на горячие прутья. — Да ты не стесняйся, — зашипел прямо в ухо, царапая кожу сухими губами, обжигая дыханием. Потом рыкнул через плечо, в тускло краснеющие спины помощников: — Эй, расступитесь, мудачьё! Пусть дама посмотрит! Пираты зашевелились, глухо ворча, как стая собак. Ничего, стол как стол. Кажется, почти белый, с широкими ремнями для рук и ног, под столешницей угадывался какой-то механизм. «Что-то вроде дыбы? Или просто… поворотник для обзора? — ткнулось одиноко в мозгу, будто тупой иголкой — раз, другой. — Как… стенд?» Мысль тут же приволокла следующую: при крайнем натяжении цепей стенд и можно использовать как один из вариантов дыбы. В голове зашумела кровь, вдобавок пальцы на локте сжались сильнее, точно главарь намеревался устроить Мэл очередной вывих. — Улавливаешь сходство? — Висок обожгло, как из топки — даже волосы шевельнулись, но Мэл не двигалась. Лазутчик дышал натужно и шумно, будто рывками работал гидравлический насос, сломанный и древний. Красную майку содрали, бросили тряпкой на каменный пол, на котором темнели застарелые пятна, а штаны вспороли едва ли не до паха. Впрочем, хозяин одежды выглядел не лучше, хлюпал сломанным носом, брызгал из разбитого рта смесью крови и слюны, и дёргался, как отбивная на противне. При всём этом жизни в коренастом теле оставили ровно столько, чтобы иметь возможность тянуть её по капле. Стало, наконец, видно, что такое блестит на соседнем столе. Ножи, крючья, щипцы, тиски и зажимы. Разложены вокруг раззявленной укладки, в которой наверняка есть ещё. Рядом большое жёлтое устройство с ручками, тусклым металлическим полотном, похожим на широкое лезвие с зазубренной цепью по краю. Из чьей-то башки прилетел образ: полотно ревёт, по краю его скользит непрерывное движение. Рукам передаётся вибрация, когда край касается распростёртого тела. Крик сливается с визгом и хлюпаньем, кровь летит в лицо тёмной массой. Но не попадает, стекает по мутному стеклу. И название устройства вдруг вспомнилось — бензопила, экий раритет. — Убери руки, — Мэл с усилием вытолкнула из себя слова, отрывисто и чуть слышно. Глядя прямо перед собой, — лишь бы не орал, что на него не так смотрят. Остальные продолжали переговариваться под всхлипы со стола. Рассматривали женщину в своём кругу, как аппетитный кусок, только глаза светились в полумраке. Не хватало только воя, скорее собачьего, чем волчьего, — такого, как слышался ночами в бараке сквозь бред. Эти тоже не говорили, а будто непрерывно низко ворчали, огрызались, переругивались. Но ни черта не слышали, уловил слова, кажется, только утонувший в тени человек в чёрном. Ваас тоже услышал. Наверное, он оскалился, тяжёлый выдох принёс ядрёную смесь самого разного курева. Пальцы на секунду сильнее вдавились в локоть, будто оставляя печати. Потом разжались. — Вали пока, — фыркнул в ухо пренебрежительно. О, он всё помнил, и станцию, и лабораторию, и стенд. «Ведьму» тоже, и плотную петлю её силы на горле. Раньше ведьма усмехнулась бы, но Мэл только мазнула взглядом по распухшему лицу лазутчика. Жалеть его причин не было, но под сердцем всё равно кололо непрерывно и тупо, совсем как иголка Бена в замороженную местным наркозом рану. Под ногами непрерывно позвякивало. Камни, мелкие и крупнее, ближе ко входу на полу вообще громоздилась решётка, похожая на стенку от клетки. Ещё провода, довольно толстые, перекатывались под подошвами. За спиной снова деловито возились, исчезло давление голодных взглядов — пиратам недосуг было пялиться на новую бабу, тем более, добычу главаря. Тот раздавал приказы, кажется, по поводу аппаратуры… чёрт, какой ещё аппаратуры? Почти напротив серого полотна, под низким каменным сводом отыскался укромный уголок. Очевидно тут, на крепких стульях за вполне безобидным столом отдыхали от нелёгкого труда пиратские палачи. Сейчас же в нише одиноко устроился человек в чёрном, как-то удивительно компактно для своего роста, приладив бережно меж колен здоровенную винтовку. Снятая бандана едва угадывалась в аккуратном свёртке под полоской погона на левом плече. Сам снайпер оказался очень светлым блондином. Под стать снежным холмам в его воспоминаниях. За спиной с громким щелчком вспыхнул свет, метнулось пещерное эхо, спешно попрятались по углам тени. Блондин всё так же не двигался, только ощупывал Мэл стылым взглядом. — Надеюсь, все места в зрительном зале уже заняты, — вкрадчивый голос главаря разнёсся по пещере довольным рычанием. — А то вы, суки ленивые, пропустите самое интересное… Ваас говорил ещё, — не оборачиваясь, Мэл с дрожью вдоль позвоночника поняла, что на камеру. И тут чёртово сходство с лабораторией. С Сектором В, вечным грузом на совести, с вечными блоками от чужой смерти и глухими стенами вместо выхода. На стендах, оборудованных по последнему слову техники, и на грубых столах с грязными ремнями кровь льётся одинаково. Одинаково всхлипывают смертники, ломали ли им кости прикладами, или просто лопнувшие сосуды не в силах больше удерживать остатки жизни. — Так и будешь стоять? — осведомился вдруг блондин — будто пригоршней снега перемёрзшего сыпнул за шиворот. Нервы болезненно ныли, всё сильнее, вдобавок вернулся озноб. — Закрываю обзор? — Мэл подхватила холод и бросила обратно, приправив к тому же едкой иронией. В ответ вернулась улыбка, вроде бы даже понимающая, а затем резкое: — Сядь! Мэл дёрнула плечами, но неожиданно для себя послушалась. Примостилась на стул, нашла опору для усталой и напряжённой спины. — Не беси Вааса, — тихо посоветовал снайпер и замолк, отвернувшись. Со стороны казалось, наблюдает внимательно за гадким действом у пыточного стола. У Вааса в руках тем временем появился предмет, из горелки которого вырывалась струя даже не пламени — перегретого газа. «Паяльная лампа», — вяло подсказала память, выбрав из тысяч гипноуроков по истории единственную картинку. — А вы, ленивые задницы, знаете, как воняет палёная крысятина? — вопрошал главарь в объектив большой камеры на штативе. Крысами и через пять веков будут называть предателей, а Ваас, кажется, сел на своего любимого конька. Для начала картинно прикурил от раскалённого до синевы пламени, умудрившись не сжечь косяк. Выдохнул облачко дыма сразу через скривленный рот и резко очерченные ноздри. И тут же длинным плавным движением прочертил огненную линию вдоль ноги жертвы. Мэл чётко видела, как с губ лазутчика слетели тёмные брызги. Вопить в полную силу мешали сломанные рёбра, и он только коротко вскрикнул, со свистом выталкивая из себя воздух. Потом ещё и ещё, когда огонь непрерывно скользил по стопам, медленно плавя кожу. — Нравится зрелище? — с ледяным смешком спросили сбоку. Она мотнула головой, чуя сквозь блоки, как с натугой вздымается грудь жертвы, ходит ходуном диафрагма. Живот скручивало всё сильней, прямо в центре, где заканчиваются рёбра. Нужно было сосредоточиться, усилить защиту, иначе не вынести. И только бы не задохнуться от сладковатой гари. — Говорят, тебя ведьмой здесь зовут… За что, интересно? — Кажется, это была попытка завести разговор. Мэл развернулась к снайперу всем телом до пояса, как робот с нарушенным двигательным центром, кое-как упёрлась в столешницу локтем. — А тебя зовут Алвин Лунд. Ты швед, бывший военный, звание… — Мэл осеклась. Перед глазами плохим стоп-кадром застыло изображение: бледное, перекошенное женское лицо с распухшими веками и губами в прокусах. Женщина стоит напротив, по другую сторону прямоугольной ямы, из которой поблёскивает полированная крышка. Гроб, а это именно он, слишком мал для взрослого человека… — Только чужие тёмные тайны из головы умеешь выуживать? Странно — никакой злости. Никакого брызганья слюной, ненавистного шипения «ведьма», будто с ведьмами швед сталкивался каждый день. Улавливается даже интерес, болезненный, натянутый. Вон и глаза блестят на бледноватом лице, кстати, большие, точно специально для ловли целей в окуляре. И всё, даже крупная ладонь в беспалой перчатке так же бережно придерживает винтовку — тонкий, точный инструмент для убийства себе подобных. Ваас сейчас пользовался другими инструментами. В ход пошёл один из приличного выбора ножей, узкий и наверняка очень острый. Блестя пустыми, будто хрустальными зрачками, главарь рисовался перед объективом, приговаривая: — Всем интересно? Сидите там, жрёте бутерброды, попкорном давитесь. Крошки, небось, во все стороны. Свиньи… — Он снова впился в своё курево, окутался дымом, осыпая огненный пепел с пальцев. — Свиньи наблюдают, как я режу крысу… Лезвие коротко чиркнуло по внутренней поверхности плеча, от подмышки до локтя. Ваас на секунду закрыл от Мэл происходящее, но задумку она уловила. Слой кожи отделяют полосой, просунув под край грязные пальцы. Кровавая латка летит на пол, сочатся обнажённые мышцы, а лазутчик, сильный крепкий мужчина, захлёбывается слезами с медным привкусом. И мухи, низко гудя, сразу слетаются на кровь, — они-то откуда в подземелье? Или это гудит в ушах, бурлит в сосудах, когда на столе в сочащуюся рану втирают обычную соль, от чего плоть покрывается язвами и пузырями. — Могу загнать в мёртвые. С расстояния, без помощи рук, одной мыслью, — Мэл отстранённо поняла, что выдыхает слова рывками, сквозь зубы, с ненавистью пялясь вперёд. На кривые тени пиратов, на жертву, что сложилась бы пополам от спазмов в животе, но мешают путы. На Вааса, с этими тёмными струйками на запястьях, что сплетаются, стекают вниз, собираясь крупными каплями на пальцах. Такой яркий свет. Слишком много деталей. — В мёртвые и я загнать могу. Никто даже не поймёт, откуда прилетело то, что взорвало их башку, как спелый арбуз. — Вижу. «Много чего вижу, — вертелось в голове. — И сына в гробу. И то, как вернуть его хочешь, или просто поговорить». Мэл старательно прикусила язык, чтобы не сказать больше. Только бы он не молчал, этот Алвин, потому что голос его отвлекал от гадкого пиратского спектакля, где царил Ваас. В конце концов, она и сама много кого хотела вернуть. Лэнса. Рича… — Нет, разговаривать с мёртвыми не умею. Тут с живыми разобраться бы, — Мэл почему-то виновато потупилась. — И копаться у тебя в голове не очень хотела. Неловкое молчание повисло под низким сводом, только капала вода, непрерывно точила себе ямку в полу. В беззвучном падении было что-то дикое; вдруг стало понятно: вскриков и рваного дыхания тоже не слышно. Монотонный шум заполонял мозг. Становилось всё холоднее, и Мэл плотно обняла себя руками, вцепилась пальцами в локти. Там, снаружи, солнце прожигало землю, выдавливая влагу из всего, чего касалось. Страшно потел Бен, в очередной раз обрабатывал рану тощей пиратки, менял повязку. Сама девчонка уставилась в дощатый потолок, сквозь который светилось небо, и только скулила тихонько, потому что наркоз давно испарился. Всё это вдруг оказалось слишком близко, и Мэл с изумлением поняла: толстая скала не помеха для чутья, не то что белые стены и обшивка станции. Чувство новое и странное, почти свобода, вот только само слово «свобода» звучало насмешкой среди клеток, в пыточной камере. А в центре увивался Ваас, весь в мелких кровяных брызгах, и ему плевать было, что там, под солнцем, за него чуть не подохла какая-то маленькая дура. — Вы же ставите нам лайки, да? — ухмылялся тем временем главарь в объектив. Склонялся к шпиону, тело которого всё больше покрывалось багровыми уродливыми буграми, обрывками кожи, кровящими надрезами. Спрашивал прямо в ухо, доверительно, проникновенно: — Эй, слышишь, мудила? Нам с тобой ставят лайки, визжи погромче! «Сволочь…» — Мэл кусала губы, но боли не чувствовала. Один из подручных главаря выудил откуда-то снизу витой железный прут. Занёс над мелко дрожащими в путах ногами жертвы. Всего один удар по свёрнутому колену… — Он сейчас вырубится! — вырвалось само по себе, слишком громко. Ваас распрямился, зашарил глазами по пещере, точно пытаясь понять, кто тут ещё осмелился говорить, а не вопить от боли. Наконец отыскал Мэл, прищурился, будто только узнал. — А тебе хочется, чтобы не вырубился, да? — оскалился довольно, точно ставя галочку под одной из своих теорий о людской природе. — Чтобы терпел на потеху этим свиньям из Интернета? А они будут жрать и щёлкать, ставить мне лайки… Он сделал паузу, нахмурился на клетки, лианы, столы, слишком явно накапливая ярость. Помощник с прилипшей к грубой роже ухмылкой опустил прут, не решившись бить без приказа. — Те, кто ставит лайки, вы слышите? — поводя головой в кадре, как заправский актёр, с новой силой выдохнул Ваас. — Хотите ваше горячо любимое реалити-шоу вживую? О, я бы вам устроил охуенные впечатления на всю жизнь. Оставшуюся. — Он по-обезьяньи тряхнул плечами и коснулся камеры, очевидно, прекращая съёмку. — Хе-хе, недолгую. Ёбаный мир, ёбаные люди… — Иди сюда! — велел вдруг резко, как собаке, выкатив глаза, в которых мёртво отражался свет ламп. Слишком ярких. — Иди… добыча, — тихо в спину подогнал Алвин. Мэл вдруг поняла, что всё это время держалась только за его голос. Неспешный, ровный, холодный, как мерное поскрипывание снега в морозный день. Теперь же тело брело само, кажется, отдельно от сознания, каким-то чудом не запинаясь о каменные обломки. В паре шагов от страшного стола навалилась кровавая вонь с блевотным привкусом прогорклого пота, спиртовых паров, травки, чего-то покрепче. Шпион тоже курил марихуану, в то невероятно далёкое время, когда стоял на вышке рядом с командиром пиратского отряда снайперов-невидимок. Выпускал колечками сладковатый дым, щурился на бухту в солнечном блеске и даже не думал, что великан с ледяным взглядом его уже подозревает. Ждёт только «ведьму» для подтверждения. Водоворот из чужих картинок кружил в голове, когда Мэл уставилась лазутчику в лицо. Смотреть было особо не на что, всё уже вздулось отёками, и только один глаз, сплошь красный от лопнувших капилляров, почти без смысла ловил движения вокруг. Ну конечно, шпион ведь ещё должен говорить. О китайцах, заговорах и покушениях. Только сейчас он дёргался, даже когда рядом с ним кто-то тревожил воздух. — Я бы лайк не поставила, — бросила чуть слышно, с глухой злостью. И застыла, упрямо глядя в никуда перед собой, как солдат в строю. — Да кто тебя спрашивает? — хохотнул Ваас, вместе с ним как по команде заржали его шавки. Не особенно громко, но сальные взгляды снова прилипли к коже, поползли по плечам, вырезу майки. — Ты же, блядь, миноискатель. Или… не-не, сейчас ты как детектор лжи… Смешки всё сыпались, правда, сдержанные — никто не решался бесить взбалмошного командира, а тот уже нарезал круги вокруг неподвижной Мэл. — В общем, дохуя ценный прибор, как считает Хойт. Но знаешь… — он шумно потянул в себя воздух, будто впитывая запах отвращения, которое сам же и вызывал, — я бы отдал тебе должок вот на этом самом столе. Жаль, нельзя. Мэл вдруг поняла: всё, что здесь происходило, делалось и для неё тоже. Этот странный человек, зверь или кровожадный упырь давно высмотрел: ведьма чувствует чужую боль, ловит вместе с мыслями и воспоминаниями. А может, Мэл сама себя выдала и не однажды — в конце концов, жить ведьмой её никто не учил. Учили только прятать свою природу, раз за разом тыкали носом в «уродство», как в грязь. Грязь, кругом и всегда. Скошенное ухмылкой лицо в брызгах и потёках чужой крови — прямо перед глазами. Тяжёлое, жаркое дыхание с перегаром и приторной вонью от шмали. Трясущийся от истязаний огрызок человека, который хочет одновременно и жить, и умереть, только остатки разума подсказывают: вероятней последнее. — А может, сделаем то, чего Хойт не запрещал? Прямо здесь, на столе, только мусор этот уберём? — Ваас придвинулся ещё ближе. Мэл отшатнулась, почти успела, но упёрлась в преграду, которой за спиной не должно было быть. Задрожала в омерзении, когда липкая рука главаря, оставляя на майке тёмные пятна, смяла грудь. — Тебе ведь такое нравится, признай. Кто знает, как ты развлекалась на своей ёбаной станции… — тянул он. Сдавливал всё сильней, запускал под рёбра пальцы, горячие, как раскалённые в огне крюки, будто голыми руками хотел рвать кожу и мышцы клочьями и из неё тоже. А Мэл уже проваливалась в темноту. — Хочешь инфаркт? — скаля зубы, шипела в ответ, повторяла, кажется, снова и снова. Когда кто-то стиснул вдруг плечи, крепко, без шанса вывернуться. А вокруг кружили остальные, много, даже слишком, не хватало только команды «фас». — Не дури. Оно того не стоит. Алвин. Случайная мысль, будто предостережение. Вроде бы ей, потому что способна слышать, а вроде и Ваасу. Или может, двоим сразу, на всякий случай — кто первым опомнится. Ладони в чёрных беспалых перчатках тоже Алвина, снайпер просто удерживает на месте, не причиняя боли, не ввинчивая под суставы пальцы. — Эй! Ты не охуел трогать мою добычу? — донеслось сквозь серую дымку. Грязные руки главаря убрались от груди, он переключил внимание, внезапно, впрочем, как всегда. Спёртый вонючий воздух отрезвлял сомнительно, но Мэл упрямо задышала через рот, чтобы хоть как-то подавить ярость и гадкие нотки страха. — Окей. Играем по-другому. Крыса выкладывает всё, как на исповеди. А ты, сука, проверяешь его до самых печёнок.