Букет мимоз

      «Найди ценное в бесполезном. Рассмотри добро в том, что весь мир называет злом». Чак Паланик       Колючие хлопья снежинок то падали Иккингу за шиворот, то назойливо лезли в глаза, застывая белесой пеленой. Ноги ужасно мерзли в натуральных кожаных ботинках, пускай и с меховой подкладкой. В этом году в Нью-Йорке была зарегистрирована самая низкая температура для зимы — восемнадцать градусов ниже нуля. Жители Европы наверняка смеются над теплолюбивыми американцами, для них такой градус вполне приемлем для зимы. Даже в минус двадцать пять европеец сможет спокойно разгуливать по улице в шубе и теплых сапогах, наслаждаясь зимними забавами. Жителям Нью-Йорка достаточно и минус шестнадцати, чтобы впасть в истерику. Автомобили не заводятся, потому как не привыкли к таким температурам. Часто происходят аварии из-за летних шин, которые скользят обледеневшему асфальту. В общем, американцы беспомощны перед холодной стихией.       — С вас восемь долларов, — гнусаво проговорил продавец в кофейне «Старбакс», протягивая два высоких пластиковых стакана с кофе в картонной подставке. Хэддок потер закоченевшие от холода руки и, отсчитав мелочь, отдал деньги неприветливому мужчине.       «Если с такой рожей продавать людям кофе, то так можно и всех покупателей распугать», — про себя подметил юноша и вышел из кафе. На выходе он тут же избавился от ненужной картонной подставки и вскрыл свой стакан, второй Иккинг продолжал нести в левой руке. Хэддок сам толком не мог понять, какого черта он несет кофе девушке, которая его боится и одновременно яро ненавидит? Астрид ясно дала ему понять, что идея доктора Уолдона ее не впечатляет. Более того, она считает ее полным абсурдом. Шатен понимал, что девушка не хочет и не пытается увидеть в нем кого-то иного, не хулигана, которым его все считают. Иккинг поморщился скорее не от терпкого напитка, а от нахлынувших воспоминаний…       Стоик Хэддок втащил трепещущего от пережитого стресса подростка в гостиную и громко захлопнул дверь. Всю дорогу от городского парка, где произошел арест всей шайки «Ночных Фурий», Иккинг что-то бессвязно бормотал, раскачиваясь взад вперед на заднем сиденье авто. Мальчик не мог поверить увиденному, ему жутко хотелось, чтобы это был просто кошмар, который вот-вот закончится. К сожалению, это была жестокая реальность. Его друга застрелили ни за что. И не кто-нибудь, а родной отец… Мужчина угрюмо смотрел на своего сына, а тот продолжал молчать и пристально смотреть ему в глаза.       — Может, ты прекратишь меня буравить взглядом и наконец-то скажешь, за что дуешься на меня?! — по голосу Стоика было ясно, что он прекрасно понимает, почему шатен озлобился на него. Младший Хэддок передернул плечами и, проглотив комок слез, как можно увереннее произнес:       — Ты убил Беззубика.       — Я спас тебе жизнь, молокосос! Скажи спасибо, что стоишь тут передо мной живой! Знаешь, что такие ребята, как он, делают с такими маленькими девственными мальчиками, как ты?! — полицейский повысил голос. Иккинг ничего не ответил на этот вопрос, продолжая пристально смотреть на отца. — Я знаю. Я видел этих несчастных детишек, которые боятся выйти на улицу и вынуждены теперь посещать психотерапевтов, чтобы не шарахаться от собственной тени! Они никогда больше не смогут чувствовать себя настоящими мужчинами, потому что их унизили, изнасиловали, изувечили. А ведь могло закончиться еще хуже. Их могли убить. Так что скажи мне спасибо, Иккинг, что я избавил тебя от всех этих мучений.       — Ты убил Беззубика, — снова повторил шатен, словно не слышал слов Стоика. Изумрудно-зеленые глаза юноши, словно потемнели от еле сдерживаемого гнева. — Он был безоружным, а ты убил его!       — Прекрати этот детский лепет!       Тяжелая рука старшего Хэддока свалила худосочного паренька наземь. Шатен ободрал внутреннюю сторону ладоней об плохо отшлифованный паркет, когда выставлял их перед собой. Иккинг с долей страха оглянулся на отца, тот был в форме крайнего бешенства.       — Скажи спасибо, что тебя не взяли, как соучастника! Ведь ты общался с одним из их шайки! Про то, что он был безоружным, не смей говорить кому-либо. Я не боюсь тюрьмы или зэков. Побойся ты того, что может произойти с тобой, если ты проболтаешься…       С того самого момента, юноша не произнес ни слова о том происшествии. Ни разу не упрекнул отца в гибели друга. Однако сам юноша стал резко меняться и не в лучшую сторону. Стал надолго пропадать по вечерам из дома, стал разговаривать в развязной манере. В шестнадцать лет попытался начать курить, но вскоре понял, что его легкие не выдержат вонючего «свинцового» дыма. Иккинг всегда старался отстаивать права «слабых» одноклассников или просто прохожих людей, но из-за наличия большого авторитета у некоторых часто попадал на несколько суток за решетку. Стоик даже не пытался с помощью своих связей «отмазать» сына, напротив, он как будто хотел, чтобы у его сына было как можно больше записей в «личном деле». Чтобы он сам почувствовал на своей шкуре весь гнет, который обрушивается на таких преступников, как Беззубик. Но, несмотря на все эти невзгоды, которые свалились на младшего Хэддока по вине влиятельных одноклассников или отца, он не отрекся и не собирается отрекаться от своих убеждений.       Войдя в здание школы, Иккинг тут же заприметил свою закадычную знакомую, сиротливо прильнувшую к теплой батарее. До занятий оставалось минут двадцать, так что можно было спокойно погреться. Шатен осторожно подошел к Астрид и тихо поздоровался:       — Привет, Астрид. Кофе будешь?       Увидев парня, блондинка тут же испуганно встрепенулась и вжалась всем телом в стенку. Хофферсон во все глаза смотрела на Хэддока, мелко подрагивая.       — У-у-уй-ди! — девушка выставила вперед ладонь, словно пытаясь отгородиться от юноши, но тот не собирался уходить.       — Я знаю, наше знакомство началось не очень хорошо, но я хочу все исправить. Хочу измениться, стать другим…       — Мне плевать, что ты хочешь! — блондинка раздраженно взмахнула руками. — Ты — «хищник»! Охотник на девушек! Ты давишь всех своим авторитетом! Тебе нет дела до чужих интересов!       — Это ты намекаешь на то, что ты «недотрога»? — саркастически произнес Иккинг, угрюмо сдвинув брови. ― Тебе нравится, когда над тобой все подшучивают? Смотрят на тебя, как на идеальную жертву для подколов и издевок? Шлепают тебя по заднице, чтобы услышать твой негодующий визг? Если это тебе нравится и входит в круг твоих интересов, то я, пожалуй, впишу тебя в свой список «непонятого» рядом с BDSM. Там тоже люди любят издевки на грани садизма, правда в физической форме, а не моральной.       Астрид нечего было на это сказать. Ей были противны все эти вещи. Сморкала Йоргенсон часто любил ее шлепать при любом удобном случае. Негодование девушки его веселило, а ее угрозы он никогда не воспринимал всерьез. Другие ограничивались касаниями пальцев ее плеч или спины, однако все равно это изрядно раздражало Хофферсон. Да, она хотела научиться справляться со своей гаптофобией, контролировать свои эмоции, но она не верила, что Хэддок может ей в этом помочь.        — В чем-то ты прав, — нарушила затянувшееся молчание блондинка. ― Мне противно, когда издеваются надо мной и над моим диагнозом. Но ты, со своими неконтролируемыми приступами гнева, никак не можешь мне помочь. Вспомни, что с тобой случилось в первую нашу встречу? А во второй раз, после занятий? Ты был безумен! Словно дикий зверь!       Парень опустил взгляд, ставя кружку с кофе на подоконник.       — Знаю, не о таком парне ты мечтаешь. Я вовсе не вправе лезть в твою личную жизнь. Но я прошу тебя, как никогда не просил, помоги мне. Помоги пережить ту боль, что мне причинили, и я постараюсь помочь тебе. Ведь это в твоих силах…       Астрид не успела ничего ответить, как из мужской уборной вышел Сморкала Йоргенсон. Как всегда с двухдневной щетиной и вечно довольной поросячьей физиономией.       — Хей, мимоза, как делишки? — насмешливо крикнул брюнет, замахнувшись рукой для шлепка. Однако его рука застыла в воздухе, так и не коснувшись ягодиц блондинки. Йоргенсон непонимающе взглянул на Хэддока, который крепко держал кисть парня, словно в тисках.       — Живо извинись перед ней, иначе пожалеешь, — сквозь зубы процедил шатен, злобно глядя на Сморкалу.       Юноша презрительно фыркнул на эту реплику.       — Ас, ты что, обзавелась личным телохранителем? И сколько стоит такой красавчик? Тысячи три не меньше? Или он денег не принимает, только натуру? — брюнет хрюкнул. — Конечно, такому под силу сломать такую недотрогу, как ты. Небось и стонешь у него в постели по команде…       Иккингу надоел этот поток клеветы, так что парень нанес один достаточно сильный удар наглецу в кадык, так что тот на некоторое время не смог дышать и глотать, а затем в лицо. Послышался неприятный хруст, кажется, сломан нос. Йоргенсон беспомощно осел на пол, безмолвно хватая ртом воздух. Хэддок подошел к нему вплотную и, взяв за воротник рубашки, притянул к себе. Зеленые «кошачьи» глаза пронзали насквозь местного хулигана.       — Думаю, ты слышал о моей репутации от учителей, а они наслышаны от своих коллег из других заведений. Так вот, это правда. Я избивал таких, как ты, до полусмерти, так что их приходилось откачивать в больнице. Если ты не хочешь, чтобы с тобой произошло то же самое, держись подальше от Астрид! И передай это своим дружкам, каждому в отдельности объяснять не буду. Понял?!       Сморкала, словно китайский болванчик, быстро закивал головой и, после того как отполз на безопасное расстояние, удрал подальше от закадычной «парочки». Астрид ошарашенно смотрела на Иккинга, который потянулся за все еще горячим стаканчиком кофе. Шатен протянул его девушке и спокойным, совсем не таким как до этого тоном, проговорил:       — Давай начнем сначала? — юноша вытянул другую руку для пожатия. — Иккинг Хэддок.       Хофферсон робко приняла кофе из рук одноклассника и также неуверенно ответила:       — Астрид Хофферсон.       Блондинка проигнорировала протянутую руку, что не укрылось от внимания шатена.       — Очень приятно. А теперь, чтобы закрепить нашу дружбу мы должны пожать руки, — Иккинг добродушно улыбнулся, подталкивая девушку к трудному для нее шагу. Девушка упорно отказывалась выполнять обычную формальность.       — Разве это обязательно?       — Так делают все при знакомстве, даже дети, — Хэддок качнул рукой. ― Давай! Не бойся, я не кусаюсь. Астрид нехотя протянула руку к шатену и осторожно вложила ее ему в ладонь. Иккинг ласково сжал ее руку, выводя большим пальцем какие-то вензеля на ее коже. Странно, но впервые за свою жизнь девушка почувствовала приятное тепло, разливающиеся в груди от такого малозначительного прикосновения. Это не было отвращением или брезгливостью. Это чувство не было сравнимо с похотью или страстью, какую излучал Хэддок в их первую и вторую встречу. Это был просто знак признательности. Нежный и робкий, как лепестки мимозы…