***
Как только питомица убежала из ванной, оставляя влажные отпечатки своих лап на паркете, Астрид заперла дверь и включила горячую воду. Сбросив с себя ненужную одежду, блондинка осторожно встала под горячие струи, которые согревали каждую ее частичку, околевшую от зимнего холода. Капелька вязкого геля для душа с резким ароматом грейпфрута сползла из бутылки на мочалку. Рука Хофферсон медленно двигалась от правого плеча к предплечью, оставляя после себя пенный след. Ладонь любовно прошлась по ее расслабленной груди, сжала ее до томного стона. Обе руки начинают вырисовывать на животе пенные вензеля, словно татуировки для ритуала посвящения. И без того разгоряченное тело начинает непривычно изнывать, требуя чего-то большего… В комнате уже висит густой пар от горячей воды, что подливает масла в огонь неукращенных страстей Астрид. Ее пальцы перебирают неожиданно напрягшийся сосок, а другая рука спускается ниже… Ниже дозволенного… Она никогда этого не делала. Никогда не хотела. Но со вчерашней ночи в ней что-то сдвинулось. Произошел какой-то сбой. Рука Хофферсон легла между бедер, пальцы осторожно коснулись влажной промежности. Девушка не хотела думать о том, насколько похабно в данный момент она выглядит, поэтому решила не прекращать своих действий. Блондинка села на корточки, не отрываясь от горячей воды. Астрид медленно перебирала пальцами, раздражая малые половые губы. Да уж, это действительно было приятно… От этих странный действий девушку накрыла легкая эйфория. Воображение услужливо подкидывало ей фантазии о том, что это Иккинг дразнит ее своими ласками, не позволяя ей большего. «Я буду мучить тебя, этой неполноценной лаской, прикусывая твои напряженные соски. До тех пор пока ты не простонешь мое имя и сама не попросишь о большем…» — всплыло мимолетное воспоминание из вчерашнего дня. Хофферсон довольно улыбнулась, откидывая голову назад и продолжая ласкать себя. Все-таки у них вчера что-то было, и это что-то на нее сильно повлияло. Палец осторожно коснулся пульсирующего «узелка». Блондинка чувствовала, как мелко подрагивает ее тело от накатывающегося оргазма. Она никогда не занималась сексом, но она понимала, что это именно он… Мизинец скользнул внутрь на длину одной фаланги и тут же застыл. Щель резко стянулась, сжимая его своими склизкими стенками. Промежность Астрид разрезала острая режущая боль. Девушка крепко зажмурилась, прикусывая язык. Она не знала, больно ли ей потому, что она гаптофоб, или это так и должно быть?! Во всяком случае, спрашивать некого. Сморгнув проступившие слезы, Хофферсон постаралась протолкнуть палец глубже, на всю длину. Нутро еще сильнее сжалось, не желая пропускать инородное тело. Была острая боль, стучащий в висках пульс и дрожь в ногах, но ничего похожего на удовольствие. С громким вздохом Астрид одернула руку, поднося ее к глазам. Мизинец весь покрылся липкой слизью, а все что она испытала — это боль и страх. «Если даже самый маленький палец вызывает у меня такую адскую боль, то как же будет с… членом?!» — Хофферсон нервно сглотнула. Она вспомнила, что было вчера, и поняла, почему решилась попробовать мастурбировать. Она решила, что избавилась от своей болезни и теперь сможет полностью вкусить жизнь. Испытывать то удовольствие, о котором постоянно мечтает Альтер-эго Иккинга. О котором вчера мечтала она. Но… «Я еще не готова…».***
Выйдя из ванной в махровом халате, девушка натыкается на Хэддока с дымящейся кружкой в руках. — Ты что-то долго, — Иккинг обеспокоенно оглядел подругу. — Думал, ты там сварилась. — Все нормально, я всегда долго в душе… Астрид обошла друга, направляясь в кухню. Ей казалось, что шатен в состоянии прочитать все ее грязные мыслишки, которые копошились в ее голове, пока она принимала душ. Друг пододвинул сиреневую кружку с черным цветочным узором к подруге и снял с тостера подогретый багет. — Держи. — Спасибо. Жуя булку и запивая ее кофе, Астрид решила включить телевизор, чтобы развеять ту тишину, что повисла между ней и Хэддоком. Девушка тут же попала на какой-то новостной канал, где диктор что-то монотонно вещал. На экране мелькали полицейские, огораживающие какой-то участок желтой лентой. «Опять убийство… Очередной богатей наверняка убил другого богатея за деньги», — хмыкнула про себя блондинка, прежде чем поперхнулась, прочитав заголовок сюжета.«НОЧНЫЕ ФУРИИ СНОВА АТАКУЮТ!»
— Что такое? — Иккинг резко подскочил к девушке, собираясь похлопать ей по спине, но та отрицательно закачала головой, указывая пальцем на экран. Юноша обеспокоенно взглянул на телевизор. — Сегодня утром на перекрестке Бродвея и Уолстрит был найден труп мужчины. Опознан как Стоик Хэддок, офицер полиции Нью-Йорка. Он был застрелен из револьвера, а затем его тело было изуродовано порезами. Официальная версия: разборки с известной по всей Америке бандой «Ночных Фурий». Как известно, у Стоика были свои счеты с этой группировкой. Его жена, Валгалларама Хэддок… Астрид выключила телевизор и ошарашенно уставилась на друга. Страшные мысли закопошились в ее голове. У Иккинга вчера было плохое настроение, он не хотел говорить о причине. Неужели он… — Иккинг… — блондинка чувствовала, как ей не хватает воздуха в легких. — Скажи мне, что ты не… Брови шатена сурово сошлись на переносице. — Я не убивал отца. Я не стал бы из-за этого ублюдка марать свои руки, чтобы потом снова загреметь в психушку и остаться там на веки вечные! — юноша резко встал и стал ходить взад-вперед, словно тигр в клетке. — Может быть, я и далек от вменяемости, но я не полный псих! — Тогда расскажи мне, что вчера произошло! Иккинг нехотя сел на место. — По телевизору ты слышала, что у моего отца была жена — Валгалларама Хэддок. Так вот, ее убили, когда мне едва исполнился год, «Ночные Фурии». Мой отец, как он утверждает, был вне себя от горя, пытался поймать убийц. Но ничего не вышло. У тех, у кого есть деньги, есть все. Виновные остались на свободе. И вместо того, чтобы смириться или хотя бы продолжать усилия по их поимке, он примкнул к ним! —Иккинг возмущенно взмахнул руками и стукнул кулаками по столу. — Тринадцать лет он дурил мне голову, прикидываясь прилежным отцом. Потом я познакомился с Беззубиком — человеком, который против своей воли попал к «Фуриям». Он собирался исправиться, помочь властям своими показаниями на суде. Однако мой отец убил его, чтобы этого не произошло, и представил это как самозащиту. Но я все видел. Беззубик не собирался убивать меня, его обойма уже была пуста. Мне было четырнадцать лет, когда у меня на руках умер лучший друг. Это оставило на мне серьезный отпечаток — неконтролируемые приступы гнева. Все эти годы я винил отца в убийстве друга, а вчера узнал, что он еще и предал мать, став одним из них… Шатен закрыл лицо руками и облокотился локтями на колени. Спина стала подрагивать тихих всхлипов. Астрид прикусила губу, не зная, как утешить друга. Она не видела Хэддока плачущим и не хотела его таким видеть. — Я… не убивал его… Хофферсон осторожно подошла к парню и обняла его. Ладонь ласково гладила парня по спине, стараясь его хоть немного успокоить. — Будем надеяться, что время его смерти совпадет с твоим пребыванием у меня. Эдвард сможет подтвердить, что ты всю ночь был у меня… — Иккинг что-то промычал в ответ, зарываясь пальцами в ткань халата девушки. Хофферсон тяжело вздохнула. — По крайней мере, ты можешь хоть чему-то порадоваться. Твой отец получил по заслугам. Как говорится, у века каждого на зверя страшного найдется свой однажды Волкодав…».