Букет мимоз

      «Every brick and every stone Of the world we made, Will come undone in a fire. If I can feel you here with me… In my sleep I call your name, But when I wake, need to touch your face, 'Cause I, I need to feel you here with me… „You can stop the aching, 'Cause you’re the one I need“» Skillet — «Fire And Fury»       Логово клана «Ночных Фурий» морально прогнило изнутри, вывернув «кишки» наружу, и начало отравлять своим «зловонием» всю округу. Это было своего рода храмом Разврата и Грешной вседозволенности, где главной заповедью было: «Греши и сей свой грех повсюду. Но не смей отворачиваться от Фурии…» Проще говоря, того, кто предал банду и решил зажить спокойной жизнью, или, того хуже, сдать их полиции, лишался жизни.       В большой комнате с обшарпанными серыми стенами и клубами сигаретного дыма под потолком было душно как в парилке. Тошнотворный запах пота и пролитого дешевого пойла заставлял желудок сжиматься от сильных спазмов. Местечко, словом, не курорт.       «Но мы ведь и не на отдыхе, правда?» — задал сам себе вопрос Хэддок, вовсе не ожидая услышать ответа от альтер-эго.       Шатен безучастно наблюдал за двумя головорезами преступного клана, игравшими в покер. Мужчины перебрасывались грубыми подколами на протяжении всей игры. Непристойное рыгание от крепкого темного пива перестало смущать Иккинга. Он сам легко слился с этой шайкой, словно был в ней с самого начала. Пока что юноша был всего лишь охранником, однако вскоре глава клана — Драго Блудвист — обещал подвергнуть парня особому испытанию, после которого тот станет полноправным членом «Ночных Фурий». Время идет, а Драго все молчит…       Небольшая размолвка между головорезами переросла в серьезную драку, отчего в обоих оппонентов полетели стулья и стаканы с пойлом. Хэддок привычным спокойным шагом собирался прошествовать к буйным гулякам, как его опередила весьма привлекательная брюнетка в байкерском облачении. Ее изумрудно-зеленые глаза вызывающе ярко смотрелись на бледном идеально гладком лице. Едва заметные изъяны были аккуратно скрыты тонким слоем дорогого тонального крема, а губы были аккуратно подкрашены помадой вишневого оттенка. Иссиня-черные волосы были заплетены в небрежную косу, из которой местами выбивались курчавые локоны. Тёмная кожаная куртка идеально облегала точеную фигурку байкерши, на левом плече выделялась пришитая желтой нитью аппликация Ночной Фурии — символа клана, — свернувшейся в клубок. Иккингу не приходилось общаться с этой особой, однако он узнал ее.        — Чего уставился, Хэддок? — надменно бросила брюнетка, стряхивая невидимые пылинки с костюма.       Иккинг поспешно отвел взгляд.       — Все думаю, ради чего или кого такая красота пропадает… — намек на комплимент должен был сменить гнев протеже предводителя клана на милость. Девушка явно оценила его старания и одарила подчиненного своей лучезарной улыбкой.       — Пожалуй, ты прав. Ради одного из этих олухов не стоит даже пальцем шевелить. А вот ради тебя…       Последнее слово было произнесено растянуто и настолько интимно, что Хэддок невольно вздрогнул. В комнате было уже пусто, громогласные бузилы были давно выпровожены, так что никто не мог помешать Хедер немного поразвлечься. Брюнетка зашла за спину парня и, приложив одну ладонь к тяжело вздымавшейся груди юноши, а другую доверительно положив на его правое плечо, сладко зашептала юноше на ухо:       — Знаешь, а ты ведь мне приглянулся в первый же день, как появился здесь… Ты одним своим присутствием источаешь силу… — рука девушки, что была на его груди, стала сползать ниже, цепляясь пальцами за выступающие кубики пресса, — мощь…       Иккинг мотнул головой, пытаясь отогнать странное ощущение, будто его совращают. Пусть его недавно бросила Астрид, он не может так просто взять и отдаться девушке, с которой едва знаком, да и она принадлежит к преступной группировке. Он не может предать веру Хофферсон в то, что в нем еще осталось нечто хорошее и он может перебороть себя.        «Увы, она перестала так думать в тот же миг, как только ты ее избил в тот раз, в душевой… Если бы она все еще верила в тебя, то не отшила бы тебя… Ты никому не нужен, кроме самого себя…»       — Что гложет тебя, Хэддок? — ее губы оставляют ощущение холодка на мочке уха, руки уже по-хозяйски трогали тело парня, а он на это никак не реагировал, слишком далеки его были мысли. — Откройся мне, Иккинг, и я уничтожу того, кто принес тебе столько боли…       Шатен недовольно нахмурился, убирая руки Хедер со своего тела и отходя на несколько шагов от нее.       — Клан «Ночных Фурий» уже преподнес мне огромный подарок, когда убил моего отца. Поверь мне, за это я сердечно вам благодарен и не собираюсь вам за это мстить.       — Нет, я же вижу, что дело не в этом. Тебя предала женщина, — Иккинга передернуло от того, насколько он предсказуем. — Девушка, если точнее…       — Просто она не смогла обуздать мой тяжелый нрав, вот и все… Она тут ни в чем не виновата.       — Она разбила тебе сердце и оставила на нем кровоточащий шрам. Однажды, ты освободишься от этой боли. А что касается меня, то я и не таких норовистых жеребцов усмиряла…       Брюнетка снова оказалась вплотную к юноше и, рывком стянув с него черную ветровку, впилась в его губы страстным поцелуем. Иккинг от неожиданности вздрогнул и даже попытался сопротивляться, но девушка ловко толкнула его коленом в живот, от чего тот неуклюже зашатался и столкнулся спиной со стеной. Хедер прижала юношу к холодному осыпавшемуся бетону и вновь заткнула его рот поцелуем. Она нагло наседала на Хэддока, а тот никак не мог собраться с мыслями и решить: или он хочет оттолкнуть эту девушку из-за того, что память об Астрид все еще сильна, или он ее возьмет здесь и сейчас, ту, что так похожа на него своей напористостью и наглостью.       — Ты позволишь? — задала риторический вопрос байкерша, давно уже сбросившая свою куртку и теперь медленно стягивавшая легкую майку.       Шатен ничего не ответил, лишь прильнул к оголенному плечу девушки, оставляя на нём сладострастный поцелуй. Чувство непристойного голода овладело Иккингом настолько, что даже нежные воспоминания о Хофферсон, его мимозе, не смогли его удержать.       Хедер стояла перед ним полностью обнаженная, тяжело дыша от грубых ласк парня. Он взял ее быстро и грязно, как последнюю шлюху, развернув ее спиной к бетонной стене. Без всяких ласковых слов, как было с Астрид, без всякой страсти, какую должен испытывать любой мужчина, занимаясь любовью с женщиной. Не было ничего… Он просто долбился в нее, словно самец-производитель с навязанной для него сукой. Он слышал ее громкие непристойно-липкие стоны, что чуть ли не эхом раздавались по игорной комнате. Она требовала от него больше страсти, а все что он делал, так это продолжал наращивать темп, не обращая внимания на ее требования. Он представлял, будто на месте Хедер Астрид и он ее сейчас неистово имеет.       «Как ты могла бросить меня! Как ты могла позволить мне вновь морально разлагаться! Теперь посмотри, что ты со мной сделала!»       Для брюнетки его ярость была лишь частью их дикой утехи. Ей нравилось то, что тот, кто внушает у всех первобытный страх, подчинился первой же ее прихоти и стал ублажать ее. Но в то же время он не утратил своей роли альфы в их странных отношениях. Едва Хэддок успел выйти из тела Хедер, ее тело скрутило от волн экстаза, а сперма парня заляпала ее тело косыми полосами.       Брюнетка, довольная этим коротким, но весьма приятным сношением, щелкнула Иккинга по носу пальцем и стала изящно возвращать свою одежду на положенное место, не удосужившись даже отчиститься.       — Было приятно с вами иметь дело, Иккинг… — бросила она напоследок все еще не пришедшему в себя юноше, который дрожащими руками никак не мог застегнуть ширинку.       «Теперь я знаю, какое испытание преподнесет тебе Блудвист, дабы ты доказал свою верность…»