Без начала и конца или Сказ о том, как просыпался варпдаст

В этом мире не было ничего, кроме огромных серых башен, между которыми натянуты скрипящие подвесные мосты. В этом мире был туман, тишина, изредка прерывающаяся грохотом дождя или свистом ветра. В этом мире было вечное одиночество. Этому миру не было конца и края; он был его вечным проклятием. И в этом мире нельзя было умереть. Леман Русс вздохнул и ступил на опасно заскрипевшие под его весом темные от влаги доски. Еще один бессмысленный переход из одной башни в другую — точно такую же, в один этаж, с одинаковыми опрятными комнатами в белых тонах. Там на столе будет стоять еда, из кранов струится чистейшая вкусная вода, а мягкие перины будто приглашать снять силовые доспехи и отдохнуть. Там он будет защищен и от ветра, и от дождя, и от тумана, таящего в себе неизведанных врагов… Впрочем, если бы они здесь были. Если бы здесь хоть кто-то был. Примарх четко помнил, как это произошло — внезапная белая вспышка на корабле, поглотившая его сыновей, невыносимый звон в ушах, а потом серое небо над головой и прохладная площадка перед первым мостом. Тогда он ничего не понял. Впав в ярость, обезумевший Русс кричал во все горло, крушил белые стены первой башни, метался загнанным зверем, звал отважных воинов, последовавших за ним, но все тщетно. Равнодушное белое небо и слабое эхо были ему ответом. Шли дни, месяцы, годы блужданий — трудно определить время в месте, где его не существует, а светило, если оно и было, не скрывалось за горизонтом. Леман давно перестал на что-либо надеяться и даже злиться. Вместо ярких эмоций пришла апатия и несвойственная ему отрешенность. Тогда, в видении, Отец сказал, что его ждет испытание. Но что, если это был не Император, а проклятый братец, продавший свою трусливую душу Хаосу? А если все же Возлюбленный всеми придумал этот мир серых башен и безбрежной пустыни внизу, то за какой грех? Русс понимал, что далеко не идеален, но он всегда был верным сыном, добрым братом и хорошим отцом. Почему же ноша, которую взвалили на его плечи, была столь тяжела? Может, ему нужно так же окаменеть душой, как Дорн? Или, наоборот, научиться проявлять характер даже в подобных ситуациях? Впервые за долгое время великий Примарх был в растерянности. Сидя на краю обрамлявшей башню площадки, Леман смотрел вниз, на черные барханы, и вполголоса напевал старинную фенрисийскую балладу. Он уже не раз, в порыве ярости и с жутким желанием освободиться даже ценою тяжелых травм, пытался прыгнуть вниз, утонуть в бархатном бездушии песка, но в тот самый момент, когда тяжелое тело практически достигало земли, Русс обнаруживал себя лежащим на той же площадке, откуда он столь стремительно прыгнул еще минуту назад. Мир не хотел его смерти. Мир хотел его безумия. Наверное. Возможно. В любом случае, Примарх Леман Русс, Великий Волк, Палач Императора и его шестой сын поднимался и, сцепив зубы в мрачной решимости охотника, загонявшего смертельно раненную жертву, брел под серым небом по скрипящим подвесным мостам навстречу безрадостной неизвестности.