***
«Хищник» упрямо ползет к расщелине между скалами — это единственная дорога к нашим рубежам. Отступившие было культисты с хохотом идут за ним — пришла подмога, опасаться больше нечего. Кто-то свистит, тыкает в меня пальцем и кричит что-то оскорбительное. Я ухмыляюсь, когда первая пуля рикошетит о скалу, осыпая меня песком. В голове нет мыслей, разве что колотится безумной птицей неизвестно где услышанный стишок. Слава тому, кто бесстрашен в бою Пусть даже бой этот — в жизни последний Вторая пуля попадает в плечо. Я корчусь от боли и ярости, слыша безумное улюлюканье внизу. Осталось несколько шагов. Я уже почти на позиции. Слава тому, кто на самом краю Жизнью своей обретает бессмертье Теперь они палят по мне беспорядочно, забавляясь моим бессилием, упиваясь моей слабостью. — Эй, слуга бога-трупа, иди сюда, щас мы тебе атятя сделаем! — орет особо уродливый мерзавец, размахивая топором. Я делаю последний шаг и срываюсь с края скалы, падая прямо на стальные пики обшивки танка. Боже, пошли ему милость свою Интересно, успели ли они заметить мельта-бомбу в моих руках? Слава тому, кто бесстрашен в бою Весь мир становится ослепительно ярким.Часть 23
25 февраля 2019 г. в 12:41
Меня зовут… Впрочем, разве это важно? Я офицер, я комиссар, я не боюсь смерти, ведь сам не раз убивал предателей и трусов без жалости и сожаления. Запах смерти был мне знаком еще с самого детства — тягучий, густой, приторно-железный, как кровь на кончике клинка. Я всегда знал, что рано или поздно умру — такова моя судьба, ибо мне хватило отваги жить в час, когда смерть почитают за счастье.
Но теперь, лежа среди трупов моих подчиненных, я думаю о том, как мало смог я сделать для человечества, как ничтожны мои заслуги, как рано я отдаю свою душу на милость Императора.
Как же хочется заснуть, позволить разуму забыть о пульсирующей ране в боку и больше ни о чем никогда не думать… Но мне нельзя расслабляться.
Я заставляю себя подняться и осмотреться; от вида кровавого месива тянет блевать, но вместо этого я сосредотачиваюсь на мертвых глазах рядового Гарриса.
— Ты, Гаррис, ублюдок. Какого хрена посреди боя разлегся? Свернутая шея — это, мать твою, не аргумент. Рррастреляю к демонам! — шиплю я, пробираясь к нему через чьи-то окровавленные ноги и разбитый вокс-передатчик.
Рядовой улыбается мне оторванной челюстью и поблескивает стеклышками разбитых очков, которые заботливо украл у предыдущего своего комиссара. Кажется, он хочет мне что-то сказать… Присматриваюсь, и мое черное от запекшейся крови лицо озаряет улыбка.
— Какой же ты хитрый ублюдок, Гаррис.