Без начала и конца или Сказ о том, как просыпался варпдаст

Смерть — это приятно. Правда, сначала это было очень страшно — лишь миг перед тем, как на меня снизошло наслаждение, самое острое и приятное, сладкое до дрожи и крика. Мне никогда не было так хорошо — разум утонул в безумной круговерти воспоминаний и видений, преследовавших меня всю жизнь. Растаял лик Отца с этим его вечно отрешенным выражением — я ненавидел тебя, шепчу я, но как же я любил тебя, отец, почему ты не отвечал мне, почему ты оттолкнул меня, почему ты не понял меня? И трижды проклятый Анафема тонет в виденье моей смерти. Ушел навсегда манерный беловолосый Фулгрим — предатель, который сполна заплатит за свой грех. Дорн захлебнулся чернотой моего родного мира, исчез Русс, Гидра, Хорус — обласканный идиот, не заслуживший такого отношения. Сгорели ненавистные мои дети — кровь моя, проклятие мое, боль моя, ведь я такой же отвратительный отец, как и мой родной. Все ушли… Кроме тех троих. Узкое лицо Коракса, так похожее на мое собственное, выглядит чудовищно усталым; я позволяю этому образу спрятаться в глубинах моего разума — он мое отражение, лучший я, мечта, к которой я так и не смог дойти. Я сам, Конрад Керз. Точнее, он — бешеный и безумный, вечно давящий на меня, вечно мешающий, визжащий от припадков, проклинающий мир, мерзкий гадкий червяк, сидящий в храме из человеческих тел. Я рву его глотку зубами, вспарываю грудную клетку когтями и с наслаждением сжимаю еще живое сердце в руках. Все кончено. Сладкая боль в груди вспыхивает с новой силой, растекаясь по телу, и я кричу, не в силах больше сдерживаться И, наконец, третий. Последний. Чистый до приторности, такой надоедливый, такой… Нужный.  — Сангвиний, — шепчу я, глядя на бескровный лик моего брата. Он поражает меня даже больше места, в котором я оказался — безумное переплетение взвихряющихся судеб, в котором нет времени, у которого нет даже постоянной формы — текучее, меняющееся, всех цветов и оттенков. Мир, к которому я всегда принадлежал. Здесь он впервые становится не таким недостижимо идеальным. Мы равны, и в этом вся прелесть смерти. Я улыбаюсь, глядя на его испуганное и печальное лицо. Он боится, он растерян, он не знает, куда идти — дитя света рухнуло в бездну, не ведая о ее опасностях. Он шарахается в сторону с выражением чистого ужаса на лице, когда низкие небеса, издав душераздирающий вопль, разражаются кровавым ливнем. Я мягко беру его под локоть, мысленно приветствуя в моем царстве — мире, где ангела быть не должно.  — Дорогой брат, — вкрадчиво шепчу я, — позволь мне показать тебе конец света… Добро пожаловать домой, ласково говорят мне мертвецы, пока под овации кровавого ливня я веду свою величайшую жертву на алтарь всемогущего моего покровителя. В храм бога смерти.