***
За полчаса до прибытия все вернулись на свои места и стали собирать вещи, в том числе и я. У меня оставалось всего несколько минут на приведение мыслей из хаоса в хотя бы подобие порядка, но ничего не получалось. Я все также смотрел в окно, не в силах сосредоточиться: скользил взглядом от дерева к дереву, от постройки к постройке. То, что произошло сегодня ночью, было ужасно. Это понимал я, это понимал Киан. Но ужаснее будет то, что произойдет дальше. Впервые за эти полгода мы отделимся друг от друга, уйдем на расстояние более десятка метров, разными дорогами с разными людьми и будем жить каждый своей жизнью. И нам предстоит решить, как нам связать наши такие далекие друг от друга судьбы, как нам снова соединить наши сердца и как не потерять друг друга в этом огромном жестоком мире. За несколько минут до станции я получил странное сообщение от мамы: «Как только услышала, что поезд прибывает, выехала к тебе навстречу. Не вздумай никуда уходить!» Я сидел и думал о его содержании, когда ко мне лавиной стали приходить и другие сообщения, а потом я обратил внимание на гул из разных, но таких одинаковых сигналов. Все смотрели в свои телефоны, тыкали пальцами в экраны и испуганно переговаривались друг с другом. Как только поезд остановился, все кинулись выбегать на улицу, а ко мне зашел Киан. - Ты уже в курсе? - с сомнением спросил меня он, и я помотал головой вместо ответа. - Поезд пропал на один день. Никто ничего не понимает. А еще я видел нескольких человек, которые погибли в лесу и выглядели они вполне живыми, только меня не узнали. По дороге к тебе я встретил Майки, но и он меня не узнал. Посмотрел как на идиота... Короче, нам, наверное, тоже стоит говорить, что мы ничего не понимаем, да? - с надежной спросил он меня, и я кивнул. Мне было плевать. Я и не собирался никому ничего рассказывать. У меня не было на это ни сил, ни желания. - Что мы можем им сказать? Что были в другом мире? - безэмоционально протянул я то, что липучка хотел от меня услышать, закинул на плечо рюкзак и побрел на выход, кривясь от саднящих ощущений. - Стой, Эш. - А? - я снова повернулся к нему, скользнул взглядом по отпечатку зубов на щеке и сглотнул неприятный ком в горле. Мне хотелось убежать как можно дальше, чтобы не смотреть на него, чтобы не вспоминать о сегодняшней ночи, чтобы успокоиться. Мне хотелось обнять его крепко, прижаться, вдохнуть его запах и попросить не уходить. - Ты ведь позвонишь мне? - и взгляд такой, будто он уже знает ответ. Я глубоко вдохнул и прикрыл ненадолго глаза. Мимо проходили люди, толкали нас плечами и задевали сумками, за окнами шумели встречающие, что-то кричали по громкоговорителю, - все это было лишь фоном, весь мир по-прежнему был только для нас двоих. Мы все еще не отрезвели, мы все еще существовали как единое целое. - Мои чувства и желания не изменились за эту ночь. Не произошло ничего непоправимого, липучка. Давай ты не будешь, как обычно, додумывать мои мысли и ответы, а просто поверишь мне. Я не смогу выжить без тебя, ты же знаешь это? Он внимательно вслушивался в мои слова, будто я говорил не простые нам обоим понятные вещи, а объяснял теорию вероятностей, а потом вскинул брови и выдохнул. - Я напишу тебе сообщение, когда доберусь до сестры, - серьезно сказал он мне и, порывисто обняв, скользнул к выходу. Пустота расползалась. Я прислонил руку к груди и вдохнул. Горло закололо сотней иголочек, легкие сжало спазмом. Не видя и не слыша ничего вокруг, я развернулся и шагнул вперед.***
- Эшли!!! Эшли!!! Я повернулся на звук, но ничего не увидел, потому что я в принципе ничего не видел: люди сливались в одно большое цветное пятно, а шум от их разговоров ввергал меня в сильнейшую тревогу, сердце вдруг ожило и заколотилось так, будто собиралось за минуту выработать весь свой ресурс. - Эшли? - спросил меня мамин голос уже совсем близко, и я просто шагнул к нему навстречу. Меня поймали нежные руки и прижали к мягкой груди, пахнущей любимыми мамиными духами. Она изо всех сил стиснула меня и погладила по спине, а после, не разрывая объятий, повела меня сквозь галдящую толпу. Мне было все равно, как она оказалась в городе, куда она меня тащит и что говорит: я не понимал ее вопросов, не различал других голосов, не обращал внимания на круживших вокруг нас стервятников-репортеров. На меня внезапно обрушилось осознание всего. Я не выдержал этой тяжести - стотонного груза из событий, воспоминаний и чувств - и впал в шоковое состояние. Все происходящее превратилось в размазанную картину, а то, что начало всплывать в моей голове и мыслях, нельзя было даже классифицировать. Я скатывался в безумие. Еще пару месяцев назад, когда Рейо надолго исчез из моей жизни, я чувствовал, что моя крыша медленно катится вниз, но Киан каким-то образом удерживал ее от падения. Теперь же я остался один, совершенно один. Ничто не мешало мне знакомиться с бездной. Мама спрашивала меня о моем самочувствии, о поезде, трясла и молила прийти в себя, а я мог лишь бормотать себе под то, что вертелось в тот момент в голове: - «Лице свое скрывает день; Поля покрыла мрачна ночь; Взошла на горы чорна тень; Лучи от нас склонились прочь; Открылась бездна звезд полна; Звездам числа нет, бездне дна». Меня словно заело, заклинило. Я не мог думать о смысле слов, что я говорю, но все равно их говорил. В них был какой-то смысл, понятный лишь мне, но не осознаваемый мной в тот момент, когда я извергал их из себя. Я чувствовал себя заевшей пластинкой в сломанном проигрывателе. Звонкая пощечина заставила меня заткнуться и свалиться в безумие еще глубже, только уже в тишине. Я сидел в такси и думал о червях. Мне казалось, что меня расчленили, точнее я был абсолютно уверен в этом на протяжении какого-то промежутка времени. Я представлял, как мои ноги и руки пришивают назад к телу, затем аккуратно перекладывают в могилу и засыпают землей. Моя жизнь сузилась до маленького безвоздушного пространства, которое я делил с червями. Они ползали повсюду, но я не мог их смахнуть, потому что у меня не работали руки и ноги. Я был трупом. Гребаным трупом. Меня больше не было. Существовали только темнота и холод. Бессмысленный холод. Оставалось только дождаться, когда умрет моя душа, и я бы хотел попросить кого-нибудь ускорить этот процесс, но не мог, потому что у меня не было языка, чтобы говорить. Только отчаяние и боль, боль и отчаяние. Осознание полной пустоты... - Я не знаю, что делать! Он такой с тех пор, как мы встретились, - услышал я родной голос, громко и порывисто рассказывающий кому-то о моем состоянии. - Я не знаю! Сначала он цитировал Ломоносова, а теперь вообще ничего не говорит! Просто сидит на полу и раскачивается из стороны в сторону... - мама перестала кричать и начала плакать, а я вдруг понял, что действительно сижу на полу и раскачиваюсь вперед и назад, словно пациент желтого дома, хотя мне похоже недолго осталось до приобретения этого статуса. Мама резко вскинула голову и посмотрела на меня. Я, наконец, смог разглядеть ее лицо: опухшие и обрамленные черными разводами глаза, красный нос, искусанные до синевы губы, размазанная по щекам помада. Тишина ударила по мозгам. Мы долго ничего не говорили, просто смотрели друг другу в глаза, пока из телефона, который она сжимала в правой руке, не раздался громкий неразборчивый вопль. - Кажется, мне надо к врачу, - вполне спокойным голосом сказал я, упершись взглядом в телефон. - Я... Эшли? Ты что? Не нужно тебе никуда. Все пройдет. У тебя просто шок. Я не знаю, что с вами всеми произошло, но уверена, что ты справишься, - испуганно заговорила она, сползая на пол, крепко сжимая мои плечи, и убеждая взглядом. - Только что ты плакала и не знала, что со мной делать, а сейчас отговариваешь от похода к психотерапевту? Как тебя понять, женщина? - мама улыбнулась лишь уголком рта и продолжила обеспокоенно на меня смотреть. - И мне все равно нужно к врачу. - Хорошо, но только не сегодня. У меня есть один знакомый... - после недолгих раздумий начала рассуждать она, но я ее перебил. - Мне нужно сегодня. К проктологу. - Ха??? Неизвестный из телефона тоже удивленно заголосил, видимо он слушал наш разговор. - У меня тут случился неудачный секс с парнем... - добавил я, пытаясь прояснить ситуацию, и вдруг понимая, насколько безумно и неуместно звучат мои слова. От шока я, похоже, не отошел. Хоть этот диалог и вписывался в мои обычные выходки, но то, что он звучал в такое странное время после еще более странных событий, просто не укладывалось в картину реальности. Мама выронила телефон, и он покатился по полу прямиком ко мне. Я опустил глаза и увидел папину фотографию. Безумно захотелось рыдать и ржать одновременно, но вместо этого я просто качнулся в сторону и упал на бок. Мне действительно было плохо. Физически плохо. Пока мама приходила в себя, а папа, истошно вопя, уговаривал ее взять себя в руки и хотя бы включить громкую связь, я анализировал свое поведение и понял, что мой мозг пришел к решению последствий перемещения между мирами и машущей платочком крышей просто и радикально: переключился на решение насущных проблем. Набрав в легкие как можно больше воздуха, я заговорил. Нужно было как-то выкручиваться из того, что я успел натворить, нужно было приходить в себя, чтобы хотя бы попытаться сдержать обещание, данное Рейо, чтобы сдержать обещание, данное Киану, чтобы остаться в своем уме еще на пару часов дольше. - Я понятия не имею, что произошло с поездом, - выводя непонятные узоры пальцем на паркете, начал врать я, привлекая к себе внимание расстроенной мамы. - Я узнал, что мы задержались на целый день, только когда поезд прибыл на вокзал. Мое странное поведение вовсе не связано с этим загадочным событием. Я просто сильно расстроился из-за того, что понял, что я, кажется, гей. В дороге я познакомился с одним парнем, и мы с ним... - я замолчал ненадолго, подбирая слова. - Короче, мы напились и переспали. И я не знал, как вам об этом рассказать... Ну, вы же меня знаете... И мне, правда, нужно к врачу... Я перевернулся на спину и виновато посмотрел на шокированную маму. Она смотрела на меня невидящим взглядом и не моргала. Телефон тоже молчал. Вдруг она резко вскинула руку, и я зажмурился, ожидая удара, но почувствовал лишь легкое прикосновение к своей нижней губе, на которой осталась рваная ранка от укуса Киана. С губы пальцы скользнули вниз к шее, и я знал, что она трогает и разглядывает опухающие и темнеющие засосы. - Тебя ведь изнасиловали, - сказал она тоном, не терпящим возражений. - Ты просто не хочешь, чтобы мы переживали. - Я бы не назвал это изнасилованием. Я сам хотел... - Не важно, чего ты хотел! - громким воплем заткнула она меня, и я открыл глаза. Эта удивительная женщина встала с пола, вытерла слезы со щек и шеи, подняла телефон и, грозно глянув в мою сторону, пресекая оставшиеся возражения, заговорила с отцом. Они обсуждали мои слова, мое поведение и мою новую выходку. Я понял, что отец вовсе не злится и не осуждает меня, а как всегда защищает и выгораживает, а мама ругается, называет меня избалованным, своевольным и безрассудным, - и захотелось жить.***
Пассажиру «призрачного поезда», как прозвали его журналисты, было не так-то легко попасть на прием к врачу, не привлекая лишнего внимания. Мама подняла все свои связи и все же нашла клинику, в которой работал какой-то правильный врач, который уж точно не сообщил бы в прессу о подробностях моего визита к ним в клинику. Там меня записали под бабушкиной девичьей фамилией и подвергли неприятным процедурам, которые я переносил крайне болезненно и неприлично громко. В конце мне учинили допрос, на котором я, тщательно подбирая слова, все же отбрехался от изнасилования, ссылаясь на неопытность и нетрезвость, после чего мне прочитали целую лекцию о подготовке к нетрадиционному сексу и использовании специальных средств. Где-то посередине всего этого безумия, я вдруг четко осознал, насколько все-таки я реально вернулся в реально реальный мир. Здесь нет никаких загадочных птиц, хранителей лесов, запечатанных магией колодцев и волшебных домов. Вот тебе смазка, презервативы и краткая брошюрка - веди себя хорошо, не расстраивай маму с папой. Когда мы вернулись домой, на улице уже было темно, а чтобы в комнате зажегся свет, мне пришлось вспомнить о том, что его надо включить, то есть протянуть руку и нажать на кнопку выключателя. Душ выглядел как-то сюрреалистично, впрочем, как и все вокруг. Вспоминался разговор с Кианом о том, чего бы нам хотелось сделать больше всего, окажись мы в этом мире. И вот мы здесь, а делать ничего не хочется, наоборот, душа рвется назад: туда, где я оставил половину себя. Труднее всего было смотреть на проезжающие мимо нас автомобили и вечно куда-то спешащих прохожих. Выйдя из клиники, я вновь почувствовал себя пустым и неживым, но приходилось как-то оставаться на плаву, держать голову на границе между этим миром и миром своих ощущений. Я все же отвлекся от унылых размышлений и включил воду, повернув железный вентиль, а затем закрыл стеклянную дверь душевой кабинки и взял какой-то модный гель для душа с красивой этикеткой и запахом карамболы. Помывшись и намазавшись разными заживляющими мазями, которые мне выдали в клинике, я взглянул на себя в зеркало, висевшее на отделанной плиткой стене, и застыл: передо мной стоял совершенно не тот Эшли, каким я видел его в последний раз. Я был немного полнее и немного ухоженнее, а еще мои глаза, казалось, стали еще ярче. Проведя рукой по сине-красным засосам на шее, я подавил нервный смешок и пошел в свою комнату, которую мама приберегла уже давно, но в которой я не был до сегодняшнего дня еще ни разу.***
- Я обещал тебе позвонить, помнишь? - Привет, Эшли… Я ждал… Как ты? - неуверенно, с долгими паузами между словами спросил меня голос с той стороны. - Уже лучше. Привыкаю к жизни в бетонном доме, в котором большая часть предметов сделана не из дерева... Без тебя так странно. Вроде, все до тошноты нормально, - подкравшись к окну и отодвинув край занавески, начал отвечать я, - но как будто не по-настоящему. Как в страшном сне… - выглянув в окно, я увидел непривычный, постоянно движущийся пейзаж из людей и машин, на небе не было видно ни одной звездочки. - Я вдруг понял, что никогда не скучал по тебе до сегодняшнего дня, - Киан молчал, явно не понимая меня. - Мы всегда были вместе, понимаешь? А сегодня расстались, и я неожиданно узнал, как это херово: скучать по тебе. - Эшли, малыш, я бы сейчас хотел оказаться рядом с тобой, но... - Теперь сделать это гораздо сложнее, я знаю. Ты просто пиши мне как можно чаше и звони, ладно? - я не смог сдержать эмоций и в голосе проступили панические нотки, которые Киан не мог не заметить. - Ведь что-то случилось, да? - Я просто немного расклеился и напугал самого себя… и родителей. Они из-за поезда такой кипиш подняли, как будто конец света скоро грядет. Но уже все нормально. Лучше скажи, как у тебя все прошло. Мама решила оставить меня у себя на месяц, так что сможем увидеться еще не раз, пока ты будешь здесь… Киан хмыкнул в трубку, и я представил себе, как он улыбается и теребит что-нибудь в руке, пока думает над ответом. - Да все хорошо. Сестру моя задержка не особо заинтересовала, так что я пришел, разложил вещи, и меня запрягли помогать по дому. Когда увидел новый пазл в своей сумке, да еще и с ленточкой, растерялся жутко. Только тогда понял, что произошло... Ты прав. Все так странно ощущается, - он замолчал надолго, молчал и я, вцепившись пальцами в занавеску так сильно, что ткань затрещала, сжимая веки и кусая раненую губу, не замечая боли и дискомфорта. - А что, кстати, с конференцией? - наконец, спросил он. - Не знаю… Я туда никогда не рвался, ты же знаешь, меня заставили, а теперь не до нее. Я и не вспомнил бы, если б ты не спросил. И снова молчание, тихое дыхание в трубку и шум телевизора на заднем плане. - Как долго ты здесь будешь? - Я еще не знаю… Если удастся, то устроюсь на какую-нибудь подработку… Тяжело думать о чем-то подобном сейчас… Я не знаю, как прийти в норму. Казалось, что как только мы окажемся дома, все сразу же станет как прежде, но… - Работа? А как же учеба? Киан тяжело вздохнул. - Так же, как и у тебя. Я пока не готов вернуться. У меня здесь дела, да и денег на дорогу нет. За месяц ничего непоправимого не случится... - он хотел сказать что-то еще, но его громко окликнул женский голос. - Прости, Эшли, мне пора. Встретимся завтра? - с надеждой спросил он меня напоследок и грубо ответил назойливому голосу, что неразборчиво ругался издалека. - Да, конечно. Позвони мне. - Эшли? - Что? Он тяжело вздохнул, но так и не решился сказать мне то, что хотел. Я снова закусил раненую губу и зажмурился, сглотнул подкатившую тревогу и помотал головой из стороны в сторону. - До завтра, - почти прошептал мне голос из динамика. - Угу. И тишина. Открыв глаза и снова взглянув на городской пейзаж, я прислонился лбом к стеклу и выдохнул. В голове роились тревожные мысли, на сердце лежала груда камней, душа оказалась растерзанной в клочья. Как теперь жить? Маленькие машинки, словно игрушечные сновали туда-сюда по дорогам, и я цеплялся за них взглядом, погружаясь в уже знакомые коридоры внутри своей головы, по которым блуждали мои мысли уже много лет и не находили выхода. Одни и те же извечные вопросы, на которые никогда нет ответа, одни и те же выводы. Ничего не изменилось. Я умер и воскрес. Обрел смысл жизни и потерял его. И пустота. Как и всегда, только теперь ощутимее. Только теперь холоднее. Я судорожно вдохнул, когда к моей спине прижалось что-то теплое и живое. Страх на мгновение сжал сердце, но сразу же отпустил. Знакомый запах дорогой туалетной воды. Знакомые руки, крепко сжавшие мои плечи. И прерывистое дыхание в затылок. - Ты бежал? - я улыбнулся уголком рта и развернулся, встречаясь с синими глазами, внимательно глядящими в мои, читающими меня, словно раскрытую книгу. - Не мог ждать лифт. Слишком долго, - пытаясь отдышаться, ответил мне отец и повторил мою улыбку. - Что произошло? Я хотел сказать ему то же, что и всем, но не смог. Не смог солгать ему, поэтому просто шатнулся вперед и прислонился лбом к его плечу, ощущая, как по щекам снова бегут слезы. - Пап... - просипел я и шмыгнул носом, и он понял, что я не буду ничего объяснять. Просто обнял меня до хруста в костях, прижал к себе и погладил по спине. - Я дома. После того, как он услышал мою последнюю фразу, его мышцы резко напряглись, но он снова ничего не сказал. Да, странно. Все сейчас было для них странным. Не таким, как обычно. Намного хуже. - Мы не виделись всего пару дней, а у меня такое ощущение, что пару лет, - сказал мне отец после того, как я успокоился и смог расслабиться. - Время - понятие относительное, - пробормотал я ему в ответ. - Ты уже в курсе, что твой сын - гей? - Я в курсе, что мой сын своеобразный молодой человек... Эшли? - Что? Он потянул меня к кровати, заставил сесть, а сам сел в кресло напротив, потом долго смотрел на меня: изучал укусы, синяки, опухшие от слез глаза, потерянный вид, пустоту в глазах. Я знал, что он видел во мне. Его взгляд постоянно менялся. Он был то сочувствующим, то негодующим, то расстроенным. - Вот ты где! Я смотрю - сумка у входа валяется, а тебя нет? Ты даже обувь не снял и... - Амаль, выйди, - холодно, не отрывая от меня глаз, приказал маме отец, и она тихонько прикрыла дверь с той стороны. - А теперь ты сделай над собой усилие и попробуй хотя бы что-нибудь мне объяснить. Я сглотнул и прикрыл глаза на пару секунд, чтобы придумать хоть какую-нибудь похожую на правду историю. Мы оба понимали, что я не расскажу правду, но он хотел услышать от меня рассказ, из которого он смог бы вычленить общую картину, а я очень хотел, чтобы у него это получилось. - Нет, - выдохнув, ответил я и отвел глаза. - Нет? - Как бы я сейчас не пытался тебе все объяснить, ничего не выйдет, потому что я сам мало что понимаю. Я не хочу ничего говорить, не могу и не буду. Как-то так и в таком порядке. Мы долго молчали. Я шмыгал носом и раскачивался из стороны в сторону, игнорируя боль и внимательно рассматривая бежевый ковер, будто он мог помочь мне все исправить. Отец оперся локтями о колени и обессилено спрятал лицо в ладонях. - Ты другой... Не пойму, что не так, но ты какой-то необычный. И по твоим словам я понял, что что-то все-таки произошло, но рассказать об этом ты не можешь. И это что-то, судя по всему, к твоей внезапной смене ориентации не относится, так? Я качнулся вправо, влево, вперед и слегка дернул головой, соглашаясь с его выводами. Ситуация сильно нервировала. Хотелось упасть на кровать и зарыться головой в подушку. Я еще немного покачался и решил, что мне ничего не мешает делать то, что хочется делать. Через пару минут я соорудил себе гнездо и залез внутрь. Еще через пару минут, я услышал, как зашуршало одеяло, и ко мне залез отец. Он покрутился немного, затем притянул меня к своей груди и обнял. - Пап? - М? - Я скучал... Сильно. Он долго молчал, обдумывая ситуацию, а потом стал рассказывать мне о том, как они с мамой волновались обо мне и как разрабатывали план действий, когда узнали, что поезд пропал. Рассказывал, как мама с боем добыла себе билет на самолет, чтобы оказаться рядом со мной, если бы поезд прибыл к пункту назначения. Рассказывал, как сам рвался сюда, но, в конце концов, остался на случай, если я вернулся бы домой... Родной голос, излучающий спокойствие и уверенность, убаюкивал меня. Я слушал его, иногда улыбался, вдыхал знакомый запах и медленно погружался в сон.