***
Я совершенно потерялся во времени и пространстве. В ту ночь, когда Киан ушел, всепоглощающая боль медленно растеклась по моей душе, заполняя все ее неровности и шероховатости, ранки и раны, трещины и дыры. Воспоминания захватили меня в плен и не давали прорваться в мир «Здесь и сейчас». Я и этот мир оказались несовместимы. Что-то внутри отделилось, отдалилось, отгородилось ото всех, закрылось, сломалось. Я больше не чувствовал. То есть я чувствовал, но все было по-другому, будто что-то очень важное, нужное уплыло, ускользнуло, рассыпалось… Мое сознание оказалось запертым в маленькой коробочке, и чем яростнее я пытался выбраться из нее, колотя по стенкам, не жалея себя, тем меньше она становилась. Я не знаю, как я снова оказался дома и где именно я нахожусь сейчас, сколько времени прошло и сколько пройдет, прежде чем я снова смогу сделать вдох без усилий. Наверняка, родители места себе не находят. Уверен, они спорят. Уверен, они хотят помочь, но каждый по-своему. Возможно, когда я смогу открыть глаза в следующий раз, то увижу лишь безликую больничную палату. Словно Алиса, я падаю в глубокую яму. Вот только будет ли у нее конец и смогу ли я вернуться? И нужно ли мне это теперь? Зачем?***
- Как ты можешь так говорить? О чем ты думаешь? Это же наш сын, понимаешь?! НАШ СЫН! - ДА! НАШ! МОЙ! И я люблю его не меньше, чем ты! Но все равно думаю, что будет лучше, если ему окажут профессиональную медицинскую помощь! - по дну моей ямы почему-то расходился крик моей мамы. - Самый простой выход - это взять и сбагрить его в психушку! Ты не можешь...! ... Эшли? - а это уже папа. Я повернул голову и увидел его лицо. Он был бледным, с темными кругами вокруг глаз и потрескавшимися губами, чем ужасно напомнил мне себя самого. - Это из-за меня, да? - спросил кто-то моим голосом, и я удивленно оглянулся сначала, но потом с ужасом осознал, что я-то это и был. Папа не подходил ко мне, даже не шелохнулся, будто боялся спугнуть. Словно я дикий зверек, случайно забредший в человеческий дом. - Вы ругаетесь... Мам? - снова заговорил, но не я. И в моем поле зрения появилась мама. Она выглядела испуганной и обескураженной. - Как ты себя чувствуешь? - осторожно спросила она, а я опустил голову и почему-то посмотрел на свои руки и увидел на костяшках свежие неаккуратные шрамы. - Я не знаю. Странно. Но, мам, только не в больницу. Я не смогу там. Пожалуйста. Мама смотрела на меня с минуту, а потом всхлипнула и кинулась мне на шею, заливая слезами плечо и оглушая рыданиями. Я хотел обнять ее, но не смог. Только повернул голову и посмотрел на ошарашенного отца, который так и не осмелился подойти. Он смотрел прямо в мою душу, словно видел не того, кто говорит, а того, кто молчаливо наблюдает за происходящим, и его лицо постепенно оживало. - Я забираю его домой. Месяц уже давно вышел, да и там ему будет легче, - громко сказал он и погладил маму по спине, после чего легонько коснулся моей щеки и улыбнулся уголком губ. - Ты ведь поедешь домой, зайка? - странным не терпящим возражений тоном спросил он меня, и я кивнул раньше, чем до меня дошел смысл его слов. Месяц? Месяц? Меня так долго не было? Почему я вернулся именно сейчас? Что пробудило меня? Одни вопросы без ответов. А нужны ли мне ответы? - Но он же не сможет быть среди людей. В прошлый раз все закончилось... Папа поднял руку, заставив маму замолчать. - Он сможет. Эшли продержись до дома, а там сможешь расслабиться, но до того времени... - Я постараюсь, - прошептал я. Я! Не кто-то другой, а Я. Мне действительно захотелось вернуться назад, в родной город, в свою любимую комнату. Мне хотелось вернуться в реальный мир. А еще нужно было разобраться с тем, что со мной произошло. Мне было плохо и больно, но чтобы просто отключиться на месяц?! Киан ушел, но не умер. Я не мог сойти с ума лишь из-за его ухода.***
После того, как я снова обрел способность более или менее адекватно соображать, все завертелось со скоростью света. Родители бегали по квартире, переругиваясь и собирая вещи, а все, что должен был сделать я - это привести себя в порядок. Чемодан был собран, такси заказано, билеты на самолет добыты, а я только сходил в душ и тупил перед зеркалом, разглядывая синяки на запястьях, шрамы на костяшках и свои израненные губы. Я все еще жив. Я здесь. Но я не могу сдвинуть себя с места, чтобы продолжить идти вперед. Мои мечты и надежды остались позади, у меня нет сил, чтобы что-либо изменить, поэтому я спрятался в единственном известном мне убежище: внутри себя. Я собрал все свои чувства и желания воедино и спрятал их. Одиночество - это моя неизбежная реальность, отрицание которой приведет лишь к еще большим страданиям, сломает меня, съест заживо и не оставит пути к спасению. Наступило время, когда мои руки должны опуститься. Наступило время отдать все свои силы лишь на одну задачу - выжить. Выжить, потому что я дал обещание и не могу его нарушить. Но я не знаю, как изменить себя и свою жизнь, я не имею ни малейшего хотя бы теоретического представления о том, что делать дальше и куда идти, а главное - зачем. - Ты сделал это сам, - папа подошел ко мне со спины и заглянул в глаза через зеркало. - Я знаю. Просто не помню. - Рассказать? - с болью в голосе и решимостью во взгляде спросил он меня, но я покачал головой. - Нет. - Тогда возьми уже себя в руки и... - начал он со злостью в голосе, но я его перебил, не желая слушать его обвинения. Он думал, что я сломался из-за какого-то парня, но это не так. Я знал, что это не так, что все, что произошло, куда сложнее. - Это не из-за него! - отец так и остался стоять с открытым ртом, ошарашенный моим криком. - Прости. Но ты все неправильно понял. - Я нашел тебя на земле у подъезда. Ты разбил себе руки в кровь, сорвал голос и что-то хрипел, но когда я подошел и стал с тобой разговаривать, ты никак не отреагировал. Вскоре после того, как я принес тебя в дом, ты заснул и проспал четыре дня. А после... После было еще хуже... Я поднял левую руку и посмотрел на татуировку. Именно в тот день я сделал ее. Винтики в голове скрипнули и пришли в движение. Если бы не метка, то я бы обязательно свалился бы в промежуточный мир, отыскал бы Рейо, поплакал бы у него на плече, позволил бы ему себя успокоить. Однако метка не давала мне вернуться туда. Да. Я не мог вернуться, но я мог выйти отсюда, как и раньше. То есть я подсознательно потянулся к своему богу, уперся в стену, да так и остался стоять там. - Защита? На хуй такую защиту... - пробормотал я себе под нос и посмотрел на отца. - Значит так: собираемся и едем домой. И там ты заново расскажешь мне все, как было и без выебонов! Компренде?! Дождавшись моего испуганного кивка, он сжал мой локоть и потащил в комнату, где, особо не церемонясь, надел на меня майку и толстовку, выдал нижнее белье, джинсы и кеды и, еще раз прикрикнув, удалился из комнаты. Не успел я натянуть на себя вышеперечисленные шмотки, как в комнату снова залетел отец, схватил меня за руку и потащил за собой к выходу из квартиры, где нас уже ждала мама с чемоданами. Она еще раз крепко меня обняла, взяла с отца обещание держать ее в курсе всех, даже незначительных, событий и, посетовав на любимую работу, пообещала, что приедет сразу, как только появится свободный день. Я старался вникать в происходящее, но не улавливал и половины. Все мое внимание было сосредоточено на серебряном кулоне, мотающимся из стороны в сторону на груди у мамы и она, заметив это, быстро сняла его и сунула мне в руку, и я еще долго рассматривал миниатюрного ворона с гранатовыми камешками вместо глаз. Я очнулся только в аэропорте, когда отец попытался забрать у меня кулон. Только тогда я огляделся и понял, что снова завис. А после я завис до самого дома. Там мне хватило сил сосредоточиться на переодевании и еде, а затем я доковылял до кровати и провалился во тьму. И так прошли еще несколько дней. Я старался почувствовать хоть что-нибудь, старался задерживаться в реальности дольше десяти минут, но это было невероятно тяжело. Ко мне будто прицепили тяжелую цепь, и она тянула меня вниз, глубже в холодную тьму. Я не мог найти свои желания и мечты, ничего не хотелось, даже поддержание жизни, то есть еда и вода, давались мне с большим трудом. Я превращался в статую. Ничего не мог делать, все надоедало практически мгновенно и казалось бессмысленным. Большую часть времени я проводил на кровати, изучая потолок. И все же мои попытки постепенно стали приносить свои плоды. Каждый вечер, когда отец заходил ко мне и рассказывал о прошедшем дне, о смешных случаях, о событиях в мире, я все чаще и чаще действительно слушал его и даже задавал вопросы. Я видел в его глазах одобрение, надежду и ожидание. Он ждал, когда я решусь рассказать всю правду о том, что так изменило меня. Я пытался подстроиться под мир, в котором жил раньше. Я плыл по течению. Через пару недель, когда я смог самостоятельно передвигаться по району и ориентироваться во времени, когда провалы сократились всего до двух-трех минут, я вернулся в университет. Я прикладывал все свои силы, чтобы совершать множество рядовых действий, чтобы быть похожим на живого человека. Мне нужно было заставить других верить в то, что я живой, что я не кукла, что я могу чувствовать. И это сработало. Сработало, но не так, как мне хотелось бы. Я снова ощутил боль. И болезненные воспоминания потихоньку проникали в меня. Каждое утро я просыпался от нехватки кислорода. Я подскакивал на кровати и начинал хрипеть и кашлять, судорожно хватать воздух и стучать кулаком по груди, чтобы отогнать невыносимую тоску. Иногда, когда приступ проходил, и я поднимал голову, то встречался взглядом с черными глазами, что растворялись в воздухе, стоило только моему сердцу пропустить удар. И я ждал эти наваждения, жил ими. Я чувствовал, как постепенно оживаю.***
- Ты ведь выдержишь ужин, Эшли? Я неопределенно пожал плечами и нахмурился, затем достал из шкафа черную футболку с черепом и черную футболку с надписью: «Пиздец». Посмотрел на одну, потом на другую и снова на первую, и уже собрал я отправить череп обратно в шкаф, как папа снова прервал мои мысли, лишив меня возможности выбора, то есть резко выдернул из моих рук «Пиздец». - Ну и ладно, - безразлично отозвался я и быстро прикрыл свои кости тонкой тканью, собираясь после этого спуститься вниз. - Эшли, давай ты не будешь изображать жнеца сегодня? - Я и не собирался. Папа достал из кармана резинку, аккуратно собрал мои волосы в маленький хвост и перетянул их ею. - Думаешь, это поможет? - скептически спросил его я. - Так ты хоть на человека похож... или на эльфа... Кстати говоря, давно хотел спросить: что означает твоя тату? - папа заметно волновался. Мы так и не вернулись к нормальным взаимоотношениям, хоть и старались. Он долго не решался заговорить со мной о поезде и всем, что было после, несмотря на его смелые заявления. Однако в последнюю неделю я чувствовал себя намного лучше, и это даже отражалось в моем взгляде, что, видимо, не укрылось от отца и он, наконец, решился сделать шаг вперед. Я поднял руку и посмотрел на запястье, где у меня были выбиты несколько пересекающихся друг с другом изогнутых линий, образующих глаз. Увидев его снова, я, казалось, всего на миг вернулся в прошлое, вспомнил как неуверенно и осторожно Рейо касался меня в день нашей встречи… - Эшли? - А? - я посмотрел на обеспокоенного отца. - Прости, я задумался. Это символ бога солнца. Отец проследил пальцами странный узор и вздохнул. - Почему? - Потому что я верю в него, - осторожно подбирая слова, ответил я и улыбнулся. Папа хмыкнул, закинул руку мне на плечо и потащил из комнаты в коридор. Пару дней назад к нам приехала мама. Обрадовавшись моему выздоровлению, она решила устроить ужин, на котором должна была познакомить нас со своим мужиком и его дочерью, которую я хоть и смутно, но помнил. О существенных улучшениях в моем поведении ей поведал отец, который застал меня за интересным занятием в три часа утра и был, кажется, рад этому больше меня. Хотя я не считал это событие настолько уж значительным. Дело было в том, что я переспал с Лэй... Когда я вернулся в университет, то в первый же день заметил ее стройную фигурку, вечно трущуюся рядом со мной. Она появлялась то в столовой, то в библиотеке, то на дополнительных семинарах. Удивительно, что раньше я ее не замечал, а теперь, после всех событий, связавших нас, это преследование бросалось в глаза. И мое внимание не осталось безнаказанным. Перед выходными она подошла ко мне и пригласила на свидание, а я не смог ей отказать. Не только потому, что не хотелось снова ее обижать, но и потому, что я все-таки был живым парнем, импотенцией не страдающим. Свидание прошло вполне сносно: мы съездили в популярный у парочек загородный парк, покаталась на лодках и поужинали в местной кафешке, а вернувшись в город, решили провести вместе и ночь. Когда мы уже подходили к дому, я, поддавшись странному созданию по имени совесть, предупредил свою поклонницу, что, скорее всего, длительных отношений у нас не получится, но ее это заявление не смутило, так что уже через полчаса мы добрались до моей комнаты и занялись сексом. И вот теперь они устраивают ужин, чтобы отпраздновать мое возвращение к нормальной жизни. Не уверен, что с ума сошел именно я. Иногда кажется, что как раз я - самый разумный человек в нашей семейке.***
Ужин оказался таким, каким я его себе представлял: скучным и бессмысленным. Имени маминого мужика я не запомнил, впрочем, как и не вспомнил имени его дочери, что заинтересованно изучала сначала мои руки, а потом и все остальное. Я же на ее смущенные взгляды никак не реагировал, а только сидел и думал о том, когда же кончатся мои мучения. И почему, черт возьми, подобное мероприятие считается празднованием, если это самая настоящая пытка?! - С каких пор ты смотришь девушкам в глаза? - изобразив недоумение, прошептал мне на ухо отец, после чего стрельнул глазами в район моей груди и ехидно ухмыльнулся. - Куда ж еще смотреть? - буркнул я. - Оцениваю что есть. Отец громко хихикнул, и теперь три пары глаз заинтересованно глядели в нашу сторону. - Я рада, что ты пришел в себя, милый, - громко сказала мне мама, едва заметно поводив пальцем у горла, переводя взгляд с меня на отца и обратно. Я откинулся на спинку стула и громко вздохнул, а отец лишь пожал плечами. После этого маленького отступления беседа вернулась в привычное скучное русло, и я медленно поплыл внутрь себя в надежде, что скоро приготовится мясо, и я смогу, наконец, сбежать. Правда, моим планам не суждено было сбыться. Как выяснилось из разговора мамы и ее мужика, в гости должна приехать одна очень, очень, ОЧЕНЬ важная персона, способная сильно повлиять на судьбу нового архитектурного шедевра, за авторством моей любимой мамочки. И эту даму мы должны были встречать с открытыми ртами и блестящими от восхищения глазами. Я лишь фыркнул и качнулся на стуле, заработав неодобрительные взгляды от всех без исключения. Через полчаса, когда я уж было надеялся, что мне удастся слинять раздался мерзкий сигнал, оповещающий о прибытии нежеланной гостьи. Отец мученически вздохнул, медленно встал из-за стола, оглянулся на выпрямившую спину маму и вышел в коридор. А мы все замерли в ожидании. Не знаю, чего ждали остальные, а я, например, ждал, что тетка скажет, что на ужине присутствовать не сможет и свалит восвояси. Наконец, мы услышали, как папа открыл дверь и громко поздоровался с кем-то, в ответ ему что-то тихо прощебетал высокий женский голос, и в гостиную вошла полноватая женщина в длинном ярко алом платье. Она пробежалась взглядом по всем нам и, наконец, улыбнулась. - Всем привет. Извиняюсь за опоздание. Мне пришлось полтора часа простоять в пробке, чтобы забрать этого ребенка с занятий. Представляете, ни с того ни с сего он вдруг отказался садиться в автобус. А мне было совершенно не по пути, но что же я могла... Я перестал слушать ее еще на середине рассказа и развернулся к столу, сосредоточив свое внимание на брокколи и вспоминая, как липучка заставлял меня есть ее, хоть я и сопротивлялся. «Ты должен есть и брокколи, Эшли. Она очень полезна. И не возмущайся! Таким сладкоежкам, как ты, нужно заботиться о своих сосудах». - Здравствуйте, - почти прошептал мальчишеский голос у меня за спиной, и я уронил вилку на тарелку, так и не запихнув в себя эту чертову капусту. Вилка громко стукнулась о фарфор, прокатилась сантиметров десять по столу и упала на пол. А я подскочил, перевернув стул, и повернулся к двери. - Волчонок? - Эшли? Мы стояли в паре метров друг от друга и обалдело пялились глаза в глаза. Даже с такого расстояния я смог разглядеть, что он изменился: глаза из светло-карих превратились в почти желтые, абсолютно нереальные, а сам он был тоньше и еще меньше, чем в том мире, но это определенно был мой волчонок. И вот он моргает и по его щеке катится слеза, а я словно в замедленном кино делаю несколько шагов и протягиваю ему руки. Волчонок даже не колеблется, он просто падает вперед и виснет у меня на шее, рыдая в голос. И я чувствую, как закрытая наглухо дверь в моем сердце, приоткрывается и оттуда тянет теплом и нежностью. - Волчоооонок, - ласково прошептал я ему на ухо и поцеловал в щеку, отчего он зарыдал еще громче и прижался ко мне плотнее. Закрыв глаза, я глубоко вдохнул, почувствовав слабый запах цитрусового геля для душа и выпечки.