Личный Ад Данте

Предупреждения: кишочки и кровяка. Все как всегда. всем кто мне помогал сидемши со мной в контактике - лучи любви и обожания. я просто не епу какие у вас ники на фикбуке, сами допрете)) голоса из прошлого ... Часть 01. / Пойманный Минута тянулась, как вязкая паутина, и липко ложилась на замерзшие плечи Данте. Белое покрытие чугунной ванны, в которой он сидел, казалось не гладкой эмалью, а наждачной бумагой, больно впивающейся в тело. Данте рассеянно смотрел на маленькие рыжие точки и ржавые подтеки в ожидании, когда же на него опустятся те ледяные кандалы, что всегда сковывали тело, когда Вергилий уходил. Но были только морозные бабочки, легко порхающие среди медленного, словно зачарованного снегопада. Белые хлопья снега плыли по воздуху сверху вниз в абсолютной и бесконечной темноте, в абсолютной и бесконечной тишине. -Я спокоен, - заметил Данте самому себе. На белом покрытии ванны маленькие красные точки и длинные подтеки ржавчины медленно стекали в абсолютную и бесконечную белизну, в абсолютную и бесконечную неподвижность. – Прощай, брат, сказал он. Данте закинул голову назад и, закрыв глаза, рассмеялся. Смех рвался из груди свободно и легко, наполовину искренний, наполовину горький. Вот насколько он смог приблизиться к тому, чтобы у них с братом были нормальные отношения. Два простых слова, и все же было даже как-то приятно. Эти два простых слова значили гораздо больше, чем все, что было раньше. Но с другой стороны, схуяли? Это было просто смешно. Столько боли, столько страданий – и ради чего? Ради гребаного мгновения шока и ужаса, когда он узнал, что Вергилий собирается снова свалить у него за спиной? -Что бы я ни делал, - хохотал Данте, и его пальцы сжимали края ванны до боли, впиваясь ногтями в белые сахарные кубики эмали, – ты все равно уходишь! Как бы я ни пытался… Он вдруг замер, неотрывно смотря в потолок. Штукатурка была вся давно изранена, изувечена, расстреляна до красных подтеков. «Интересно, это подтеки моей крови? С тех пор, как я купался в ней прямо здесь, в этой самой ванне?» - Данте резко свернул голову на бок, чтобы рассмотреть красные кружева протечек под другим углом. -Не, - ответил он самому себе, - Не то. Почти забыл, что подтеки могут течь только вниз, а не вверх. – Данте задумался на секунду о силе гравитации, о том, что есть верх и низ, о том, что куда течет; потом кивнул своим мыслям, легко поднял свое тело и выскользнул из ванны. Он непринужденно, почти элегантно шагнул к раковине, наклонился, оперся о ее край обеими руками и уставился в зеркало – в отражение своих собственных глаз. – Если бы они подтекали наверх, они были бы тогда – чем? Подъемами? Подлетами? -Мужик, остынь, - сказало Данте охреневшее от его предположений его собственное отражение. – Ты, походу, с катушек слетаешь. - Другой он в зеркале неодобрительно нахмурился. -Может быть, - Данте вскинул руки высоко над головой, развернулся на месте и прошлепал по кафелю голыми ступнями в спальню. – Мне, знаешь, кажется, что я парю в воздухе. Как снег, - он протанцевал несколько шагов, плавно водя руками вокруг, - Невесомо. Как будто бы я сам – воздух. Ничего не хочу. И ничем не являюсь. Может быть, я – ничто? -Скучаешь по нему? – спросил другой он, выглядывая полупрозрачным отражением из стекла в оконной раме. -Не знаю, - Данте бросил свое тело на кровать, и оно медленно осело, принятое мягким одеялом. Черное покрывало пахло как Вергилий. Если закрыть глаза, Данте почти мог чувствовать, как лазурные королевские лилии вырастают из бархатистой ткани и раскрывают свои тонкие, прохладные лепестки, распространяя изысканный аромат зимы. -Что собираешься делать? – прозвучал тихий шепот у самого уха Данте. -Не знаю. Не знаю, что делать. Теперь он сам по себе, и мне на том пути нет места. Думаю, я заблудился, - Данте резко сел. – Куда бы мне пойти. -В таком случае, подойдет что угодно. Какую дорогу ни выбирай, в конце концов куда-нибудь да придешь, верно? – шептал голос. -Я, вообще-то, действительно настроился на тоску и паршивое настроение, - Данте хотел убедить голос и отчаянно жестикулировал, пытаясь донести свою мысль как можно яснее. - Я правда ждал, что снова будет эта невыносимая печаль… Но как-то нет. Разочарования особого не испытываю. Да и отчаяния тоже нет. И калечить себя как в прошлый раз не очень-то хочется. Можно, конечно, а толку? Умирать нельзя. Непозволительная роскошь. И как-то… на все плевать. Все так не важно. Не трогает. Только больно, что он ушел. Похоже, единственный на этой глупой шахматной доске, кому по силам меня ранить – это Вергилий. Каким-то образом он умудряется причинить мне боль даже тогда, когда кажется, что я пережил все возможные страдания. И даже когда и тело, и душа, казалось бы, онемели до бесчувствия, он возвращается, чтобы пронзить меня насквозь – как вспышка, как молния, как лезвие меча. Он один такой, - Данте усмехнулся. – На все остальное наплевать. Ничто не может меня задеть, ничто не может меня ранить. Кто бы то ни был, если это не Вергилий, я выживу. Не осталось ничего в этом мире, что могло бы действительно причинить мне боль. Без него я неуязвим и бессмертен. На одном из черных кожаных кресел лежали светлые вытертые джинсы, белая майка и темно-бордовая рубашка с закатанными заранее рукавами. На соседнем кресле валялись ярко-красные кеды. Оба ботинка грязными резиновыми подошвами на темной матовой коже. -Он бы убил меня за это, - улыбнулся Данте. – Ему нравится порядок. -Что ты будешь делать? – не унимался тихий голос. -А знаешь? – спросил вдруг Данте. – Да ебись оно конем. Он хотел вернуться? Я впустил его. Он хотел помощи? Я помогал. Он хотел свалить? Я отпустил его. И что мне со всего этого? А хуй. До печенок затрахало. Он все равно сваливает, а мне снова сидеть здесь в неизвестности и ждать? Ну уж, блядь, нет. Походу, пора что-то менять. Он хочет в мир Демонов? В прошлый раз я молча его пустил. И чем это закончилось? Хватит мне по кусочкам его собирать. Надоело. Пусть запихает свое «прощай» в свою пидорскую задницу, он так просто от меня не отвяжется! Хочет он того или нет, я буду рядом, пусть хоть удавится от бешенства. В гробу я видел правила о том, что человек не может идти против демонов. Только он может ранить меня, а на остальных я болт клал. Я иду. -Куда? -Да похуй. Смысла сидеть здесь точно никакого, - Данте поднялся с кровати и прошагал к шкафу. Пора было собираться. Небрежно подцепив пальцами тонкие полоски ткани на бедрах, Данте стянул их вниз, и стринги легко соскользнули по коже и упали на старый деревянный пол. Нужно было выбрать новую одежду – нужно было выбрать броню, в которой он готов был бы сражаться и умереть. Данте распахнул дверцы шкафа. Петли скрипнули жалобно и пронзительно и повернулись до конца, раскрыв темные деревянные створки, показывая разноцветные кожаные, шелковые, хлопчатобумажные и джинсовые внутренности. -Хммммм…. – задумчиво промычал Данте и взял пару белоснежных джинсов. -Я одолжил тебе свои, так что, надеюсь, ты не возражаешь, - сказал он, натягивая джинсы на себя. Они хотя и были чужие, но подошли идеально, крепко обхватив ноги и плотно облегая бедра. Данте усмехнулся: - В конце концов, мы – как один, ты и я. Пальцы сдернули с вешалки рубашку – ту, которую Данте взял с собой в день, когда они навсегда покинули свой старый дом. Ту, которая принадлежала Вергилию. -Белые джинсы. Белый выглаженный воротничок, длинные рукава, накрахмаленные манжеты. Думаешь, сможешь заменить его? – другой Данте украдкой высунулся в круглом зеркале на дверце шкафа. – Ты не он, и как бы ты ни нуждался в Вергилии, ты – это ты, а он – это он. Да кто ты теперь? Ты даже не-… -Просто заглохни, - зеркало разбилось, и острые треугольные осколки осыпались на пол. Данте дернул плечами и потер ушибленную руку. Боль не прошла сразу, а с каждым ударом сердца отдавалась в ладони и запястье. Он был человеком. Данте застегнул пуговицы на рубашке и достал с верхней полки маленькую черную коробочку. Крышка с тихим щелчком поднялась и открыла Данте два маленьких алых сердца. Они были круглыми и пульсировали цветом, будто налитые кровью – старые запонки, принадлежавшие когда-то их отцу. Данте еще секунду смотрел на то, как переливается в них алый цвет, потом достал, отбросив в сторону старую коробку, и ловко продел в манжеты. Пусть он сам больше не мог быть демоном, они двумя красными глазами горели на его белой рубашке. Нужно было подготовиться. В одном из ящиков стола нашлась старая бутылка вина, а в другом все еще лежал пакет с белым порошком. Пальцы привычно разорвали полиэтилен, и белая сухая роса инеем осыпалась в пустой бокал, а потом ее залило темно-красное, полупрозрачное вино. -Разве это не смертельная доза? – спросил надоедливый шепот. -Есть только один способ это узнать, - Данте медленно покачивал бокал, позволяя порошку совсем раствориться в вине, а потом сделал первый глоток. «Или смерть, или избавление от любой боли. Пусть мое человеческое тело совсем онемеет, потому что ради того, чего я хочу достичь, мне нужно превзойти все грани смертности». -Да будет пир в твою честь, - Данте высоко поднял бокал и выпил наркотик до конца, глоток за глотком – сухое и сладкое вино, горьковатое и холодное. Обжигающее лекарство. -Пора идти, - сказал себе Данте, опустился на колени, протянул руку под кровать и нашарил старую коробку. За пару лет она уже успела покрыться пылью, но он захотел ее открыть только сейчас. Они были для особых случаев, а он никогда раньше не хотел их пачкать. Но время пришло. Данте открыл коробку и достал кеды. Он никогда раньше не надевал их, потому что белая ткань была бы сразу испорчена – раз и навсегда, и он бы уже никогда не смог их отмыть. Но на этот раз Данте хотел, чтобы у него осталось свидетельство того, какой путь он прошел. Сейчас Данте хотел, чтобы они послужили ему напоминанием. Данте растянул шнурки, надел кеды и завязал покрепче. Белоснежные. Пусть же они пропитаются грязью и кровью. Данте хотел свободы. Свободы делать то, что он хочет, убивать и быть убитым, запачкать самого себя и сойти с ума. И эта свобода у него была. -Я больше не буду никого слушать. Я просто сделаю то, что должен. Это никому не нужно? Я не готов? Да похуй, правда. К ебеням все попытки разобраться. Все равно никогда не получалось. Так что катись оно все, меня устраивает сумасшедший мир. Одетый во все белое, Данте спустился на первый этаж. Он плыл по воздуху, как будто в невесомости. Во всем теле была странная легкость и грация, которой ему обычно не хватало. Он ощущал себя Вергилием. Поэтому он пальцами зачесал волосы назад. Вокруг цвели, просачиваясь из-под пола и из-за стен, синие лилии, раскрывая свои изысканные цветы и благоухая морозным воздухом. Внизу, в гараже, Данте нашел Белую Мглу, оставленную на заднем сиденье «Ягуара». Он легко взял меч и одним быстрым движением высвободил черное лезвие из его белого заточения. Клинок был мертв и недвижим. Конечно, ведь в Данте не осталось ни капли демонической силы. Данте мерзко рассмеялся. Он чувствовал себя полнейшим ублюдком. Он убрал меч в ножны и, крепко держа клинок в руке, вышел из «Дьявол никогда не плачет» через заднюю дверь. Теперь у него было тело человека, но его душа становилась с каждым шагом все чернее и чернее. В какой-то момент он понял, что потерял способность плакать, и вся боль, которая раньше выходила со слезами, обратилась внутрь него самого. Теперь у Данте остался только его путь вперед, вымощенный сплетением лилий Вергилия, которые заливали воздух безмятежным и хрустально-ярким ароматом свежевыпавшего снега, и этот путь Данте собирался пройти до конца. … Старший Спарда уходил все дальше и дальше от «Дьявол никогда не плачет». Солнце сияло высоко в небе, день совсем недавно начался, но Вергилий был в замешательстве, поэтому шагал по улице, ни о чем особенно не думая. Он только чувствовал странное спокойствие. Когда вы не вместе, вы теряете себя, - повторял ее голос в его голове. Ее лицо было прекрасно в его воспоминаниях, как всегда, ее губы были алыми, а волосы – цвета меда. Он всегда был таким. Он должен был уходить. Это было его проклятие. У него не было силы воли чтобы остаться; у него не было силы контролировать свои эмоции, чтобы обернуться и рассказать. Были вещи, о которых Данте не знал. Вещи, о которых Вергилий боялся рассказывать брату, даже когда они были детьми. Вещи, из-за которых их мама плакала. Как когда он прикалывал бабочек к своему столу, чтобы посмотреть, как их крылья постепенно перестают трепетать, и они умирают. Как когда он привязал их собаку к забору, осторожно, крепко затянув узлы на каждой ее лапе, и держал ее там несколько дней. Он не хотел потерять ее. Он не знал, что она страдает. Он просто хотел быть уверен. Он хотел, чтобы она осталась с ним. Как когда его поймали с веревкой и ножом верхом на спящем Данте. Когда вы не вместе, вы теряете себя, - повторял ее голос в его голове. Ее лицо было прекрасно в его воспоминаниях, как всегда, ее губы были алыми, а волосы – цвета меда. – Но когда вы вместе, ты должен держать свои эмоции под контролем. Иначе ты только причинишь Данте боль. Ты даже можешь убить его. Поэтому когда ты поймешь, что теряешь контроль над собой, что эмоции берут верх – беги. «Он просто хотел услышать «прощай», - размышлял Вергилий, сжимая Ямато в руке. Раньше ему этого было достаточно – чувствовать твердую, верную, холодную сталь меча; знать, что Ямато с ним. Раньше он мог бы просто жить дальше. Так почему же не теперь? «Он просто хотел услышать «прощай», и я сказал… это было единственное, что я мог сделать. Я не мог остаться. Что было бы, если бы я потерял контроль? Что, если бы я позабыл обо всем и поддался желаниям?» Вергилий помнил, как выдергивал крюки из груди брата, ломая ребра. Как волна боли заставляла Данте выгибаться вслед за его рукой и кричать прямо в его губы, размазывая кровь, изгибаясь и откидывая голову назад на подушки, натягивая цепи так, что гнулась чугунная решетка изголовья кровати. Вергилий помнил, как Данте разбитой куклой беспомощно падал обратно на простыни. Как Данте кричал, как его тело дугой поднималось на кровати - и белые, в серо-красных пятнах волосы метались по подушке. Вергилий помнил изгиб шеи Данте и кожу - такую тонкую, что стоило бы ему наклониться и коснуться ее, как на ней тут же остались бы красные следы. Вергилий помнил, как темные синяки на плечах и груди Данте цвели отвратительными розами: как их переплетенные стебли, будто вспарывая кожу шипами, обвивали Данте длинными порезами, как на тонких красных линиях проступали кровавые слезы. Вергилий помнил, и от каждого воспоминания все его тело дрожало в нервном возбуждении. Все, чего он хотел – это наклониться и до боли целовать эти разбитые губы, заставлять это тело дрожать, путая боль и наслаждение, и крепко держать Данте, чтобы никто и никогда не смог его заполучить. Если бы Данте его не выгонял, Вергилий бы снова сидел верхом на брате с ножом и веревкой. Он ни капли не изменился. -Из нас двоих монстр – я, - прошептал Вергилий и ускорил шаг. Прикосновение ветра уже не казалось таким нежным – его порывы рвали когтями плащ Вергилия, цеплялись за волосы старшего Спарды и пытались тащить его назад. – Я не вернусь. Это был единственный выход – единственный и верный. На краю миров, стоя у обрыва, поверженный и разочарованный, Вергилий отпустил свое тело, казавшееся слишком тяжелым, и позволил себе падать. Он слышал удивленный крик и видел, как брат бежал за ним, протягивая руку. Данте как будто говорил ему: «Не уходи!» Вергилий никогда так и не понял, зачем. Зачем Данте все равно побежал за ним, после всего, что случилось. Но Вергилий никогда не забывал лицо брата – эту молчаливую мольбу остаться. У Данте было то же самое выражение лица, когда он, попрощавшись, захлопнул дверь перед носом старшего Спарды. Вергилий остановился. Его рука, сжимающая Ямато, дрожала. «Прощай, брат, - сказал ему я». -Это было единственное, что я ни за что не должен был говорить… - в ужасе сказал Вергилий ветру и пустой улице, но мир остался таким же безучастным и молчаливым. «Данте. Данте прощал мне все. Данте дал мне надежду и желание верить в себя. Как бы тяжело, как бы больно ему ни было, Данте терпел меня. Да ему плевать было бы на то, насколько испорчена моя душа. Да ему плевать было бы, пусть даже я сейчас и сидел на нем верхам с веревкой и ножом…» «Данте, прости меня…» - и Вергилий побежал. … -Данте! – прокричал он, подбегая к «Дьявол никогда не плачет». Треклятая дверь была не прозрачной, и было не видно, есть ли кто в лобби. -Данте! – Вергилий взлетел по ступеням, слишком сильно сжимая пальцами поручень, сминая чугун, словно мягкий пластилин. – Данте! Он несколько раз постучал в дверь, и желтоватое стекло с хрустом сломалось, покрывшись неровной сеткой трещин. Ответа не было. -Черт тебя дери, Данте! – Вергилий вышиб дверь с ноги. Металлический замок вылетел вместе со щепками от деревянной дверной коробки и шлепнулся на пол. В лобби было пусто. Сердце билось как сумасшедшее. У Вергилия было плохое предчувствие. -Данте, блядь, где ты? – прокричал снова старший Спарда и, отбросив Ямато в сторону, кинулся вверх по лестнице. Меч со звоном упал на пол, позабытый, отброшенный, как одна из тысячи бесполезных вещей, что Темный Рыцарь не задумываясь оставил позади. Вергилий толкнул дверь в спальню, и она громко хлопнула о стену. В комнате стояла только молчаливая мертвая мебель. -Блядь! – Со злостью выругался Вергилий и пнул дверь в ванную. Там тоже никого не было. Тогда он кинулся обратно в коридор, где стал открывать все двери подряд, одну за другой, проверяя каждую комнату. Но везде было пусто. Вергилий не хотел верить. Он бегом вернулся обратно на первый этаж. На кухне было пусто, пусто было в задних комнатах и в лобби. Везде было пусто, молчаливо и мертво. Нигде не было Данте. Вергилий остановился, прошел к столу брата и медленно сел в его кресло. Он тяжело дышал, пытаясь выровнять дыхание. Несколько белых прядей упало ему на лоб – волосы растрепались, пока он бегал по агентству. Он был недоволен. Недоволен Ямато. Недоволен тем, что снова получил свою собственную одежду и свой синий плащ. Он был недоволен, мать его за ногу, абсолютно всем. -Да гори оно все ебаным адским огнем! – проревел Вергилий во все горло и обеими руками смел на пол барахло, что лежало на столе. Антикварный телефон шлепнулся на паркет боком, корпус раскололся, а металлические части мелкими брызгами разлетелись во все стороны; бумага взмыла вверх белым дождем неоплаченных счетов и чеков; глухо шлепнулась о доски пола пачка журналов и расползлась во все стороны, растекаясь лужей глянцевых обложек. -Блядь! - тяжело дыша, почти задыхаясь, прошептал Вергилий. «Я оставил его всего на несколько гребаных минут, а какие-то подонки уже его забрали! Кто это был на этот раз? Клянусь, если я снова увижу какую-то шлюху рядом с ним, я перережу ей горло, своими собственными руками выдеру вены через порез и заставлю ее жрать их на ужин». -Где ты, Данте? – прокричал Вергилий, но в лобби только с тихим шорохом опускалась на пол бумага. – Проклятье! Вергилий был в бешенстве. Все в этом дурацком агентстве сводило его с ума и напоминало ему о его бессилии. В приступе гнева Вергилий перевернул стол, отбросив его прочь от себя, и кинулся к дивану. Малиновая обивка рвалась в его руках легко и трещала на все помещение. Выскочили металлические пружины, но он только со злостью выдернул их, скомкал, как мягкую проволоку, и откинул в сторону. Стул разбился вдребезги от удара о половые доски, и обломок его ножки отскочил в сторону низкого стеклянного столика, с грохотом ломая столешницу, которая мгновенно обрушилась на паркет ворохом звенящих осколков. Чертовы полки с книгами оказались не прибиты к стене, и одну за другой Вергилий с ревом опрокидывал их на пол, поднимая одну за другой бумажные волны в этом шторме мятых страниц и пыли, и ошметки старых манускриптов взмывали под потолок, а потом медленно оседали вокруг безвольными мертвыми птицами. -Да пошло оно все! – орал Вергилий, в ярости поднимая последний еще стоявший у стены комод и с силой обрушивая его боком об пол, поднимая фонтаном брызги щепок, разбивая старое красное дерево на неровные обломки. – Данте! Он был так зол, он просто должен был отпустить свои чувства и эмоции, должен был как-то выпустить их на волю. И ему было наплевать, что с детства ему запрещали терять контроль. Так что Вергилий просто отпустил себя и заорал, срывая связки, чтобы избавиться от обиды и злости. Ударная волна выбила стекла из рам по всему зданию, и посреди дождя из осколков и обрывков бумаги тело Вергилия изменилось. Сила пульсировала под кожей, вены яркими серебряными нитями прорезали все тело; кожа потемнела, окрасившись в темно-синий цвет ночного неба, затвердела, и из-под нее медленно прорезалась чешуя, покрыв почти все тело, кроме лица, груди и внутренней стороны рук, где кожа осталась мягкой и побледнела, став светло-голубой. Глаза Вергилия вспыхнули лазурным огнем, зрачки на мгновение расширились, а потом сузились и совсем исчезли. Темная материя демонической силы клубилась вокруг него, сходя с ума, завиваясь обрывками тумана, обволакивая его тело, проскальзывая под его одежду, пронизывая ткань и растворяя ее, пока Вергилий не остался стоять посреди лобби абсолютно обнаженный. Не было привычных лент рун, потому что сила, которой он теперь обладал, была древнее, чем любой язык, а желание, которое он испытывал, было глубже любых слов. Темная материя просто облекла его тело и затвердела, застыв прочной броней, черной, словно дно бездны. Высокие сапоги, наколенники, защитные пластины на ногах и на руках, которые идеально подходили ему – поверх мягкой тонкой ткани, обернувшей его вместо белья, все тело Вергилия покрывали перетянутые тугими ремнями, твердые, словно костяные, доспехи, испещренные изысканным, сияющим небесной синевой узором, похожим на узор трещин во льду, а на бедрах были два длинных убранных в ножны меча. Вергилий вздохнул. Его ярость прошла, и на смену ей пришло спокойствие. «Должно быть, мне не хватало этой ясности ума, чтобы действительно завладеть своей силой. Я должен был ясно понять, чего я желаю. И сейчас я не хочу ни силы, ни возмездия. Я просто хочу Данте». Но когда вы вместе, ты должен держать свои эмоции под контролем. Иначе ты только причинишь Данте боль. Ты даже можешь убить его, - повторял ее голос в его голове. Ее лицо было прекрасно в его воспоминаниях, как всегда, ее губы были алыми, а волосы – цвета меда. «На самом деле, меня уже давно перестали волновать последствия. Так будь что будет». Вергилий вышел из «Дьявол никогда не плачет», и каждый демон в городе, до последнего низшего, знал, что рядом было что-то огромное и могущественное, что внушало ужас, трепет и пробуждало почти забытый инстинкт - бежать прочь. … Умелые пальцы с ровно накрашенными ярко-красными ногтями ласкали шест с той легкостью, которая приобретается лишь тогда, когда движение повторяется слишком много раз, но вдруг все изменилось: Неван замерла посередине танца, пораженная подавляющим чувством, внезапно накрывшим все ее существо, страхом и одновременно возбуждением. Она моргнула, словно сбросив с себя наваждение, и, не слыша музыки, отпустила шест и сделала шаг вперед. Ее рыжие волосы были растрепаны после танца, розовый блеск на губах смазался; на ней были только маленькие женские трусы и чулки в сетку, один из которых сорвался с подтяжки и сполз к коленке, но она не обращала ни на что внимания – Неван смотрела на дверь, потому что за ней, где-то там, была сила, которую демонесса уже давно не чувствовала. Это была такая мощь, которую нужно было боготворить, которой нужно было служить, пред которой нужно было преклоняться. В своих черных босоножках на невозможно высоком каблуке Неван уверенно спустилась по ступенькам с подиума, проскользнула между столиками, не замечая, как своими голыми бедрами и грудью касается сбитых с толку посетителей стрип-клуба, и, словно ведомая этой необъятной мощью, которая манила и звала ее, вышла из «Суккуба». Неван очень хорошо знала по собственному опыту, что в обоих мирах были такие силы, которые каждый обязан был приветствовать, которым каждый обязан был предложить свои услуги, ведь эти силы привыкли или использовать, или избавляться от мусора, и именно мусором она могла оказаться, не предложив себя. Поэтому, едва оказавшись на улице, Неван взмыла ввысь, устремившись к фигуре демона, парящего над городом. Еще с земли она различила огромные рваные черные крылья, развернувшиеся за спиной демона, словно плащ, словно королевская мантия, переливающаяся пробегающими по ней электрическими разрядами, а когда облако летучих мышей подняло Неван ближе, она увидела, что вся фигура демона закована в черные, как бездна, доспехи, которые, она знала, могла носить лишь высшая знать. Демон стоял к ней спиной, и она не решилась предстать перед ним, только остановилась высоко в небе, преклонила колено и склонила голову из уважения, признавая его силу. Он не ответил. Может быть, демон уже знал, что она там, а может, как это обычно случалось, он даже ее не заметил, потому что его собственная мощь, неиссякаемо разливающаяся над городом, затмила ее слабое присутствие. Неван потеряла почти всю свою силу после того боя с Данте, и вернуться в мир Демонов для нее практически значило бы совершить самоубийство, поэтому она осталась среди людей. Но теперь, если мужчина, стоявший в небе перед ней, следовал древним традициям, лучшее, что ее могло ждать в будущем – это стать безвольной игрушкой для плотских утех. О том, что еще могло ее ждать, Неван старалась не думать, потому что перспектива была слишком ужасающая. -Я была бы рада служить вам, как вы пожелаете, о, владыка проклятых, - покорно сказала она. У нее был всего один шанс заполучить его расположение, и Неван не могла себе позволить этот шанс упустить. -Думаешь, ты бы смогла мне услужить? – мужчина повернулся к ней с мрачным выражением лица, нахмурив белые брови, пронзительно смотря на демонессу своими переливающимися силой лазурными глазами, и привычно, одним слитым движением зачесал растрепавшиеся белоснежные волосы назад. -Мать твою! Вергилий? – Неван дернулась и беспомощно замахала руками в воздухе, чуть не растеряв от удивления всю свою магию и не разогнав поднявших ее ввысь летучих мышей. - Чтоб ты в ад провалился, мудак! Я до смерти перепугалась, думая, что это один из тех высокородных ублюдков из мира Демонов, а это ты! Что все это дерьмо значит? -И это так ты разговариваешь с владыкой проклятых? – губы Вергилия растянулись в насмешливой полуулыбке. -Отъебись, - надулась Неван. – Что ты вообще здесь делаешь? – спросила она, недовольно сложив руки на груди. -О, умоляю, прикрой себя хоть чем-нибудь! – Вергилий закатил глаза при виде голой груди демонессы, которая так удачно оказалась выставлена напоказ поверх ее сложенных рук. - Избавь мой хрупкий гейский разум от необходимости созерцать это. Почему ты вообще была на работе, когда еще даже нет шести? Не рановато ли для стриптиза? -С субботы на воскресенье работа нон-стоп. Спасает только то, что это до неприличия огромная куча денег. Которую я прямо сейчас теряю, - Неван недовольно ткнула в сторону Вергилия указательным пальцем, - так что давай вкратце, что за херня тут творится и почему ты здесь? -Я ищу Данте, - коротко сказал Вергилий: смысла спорить с демонессой и что-то ей объяснять сейчас он не видел. -Вы поругались, снова? – Неван рассмеялась. – Ну вы два придурка. И что, он ушел? -Все это несколько более запутанно, так что спустимся вниз. На этот раз я бы не отказался от некоторой помощи. И если ты собираешься помогать мне искать Данте, то давай для начала вернемся в «Дьявол никогда не плачет» и ты наденешь что-нибудь приличное, - Вергилий махнул крыльями, обдав Неван волной ветра и электрической силы, и кинулся с высоты вниз. Демонесса последовала за ним. Скинуть броню и вернуться в свое человеческое обличие оказалось очень просто: доспехи упали с него, осыпавшись черной крошкой, и вместо них на Вергилии снова оказалась его привычная одежда: темно-синие штаны и жилетка; высокие сапоги удобно сидели на ногах, вокруг плеч обернулся знакомый синий плащ, - но где-то глубоко, подсознательно, старший Спарда знал, что легко может воззвать к своей новой силе и высвободить ее вновь. Два демонических меча исчезли с его бедер, и Вергилий вспомнил о Ямато. Спрыгнув на крыльцо агентства, он прошел в «Дьявол никогда не плачет» мимо раскуроченной им же двери и, сразу заметив катану на полу лобби, прошагал через горы рваных книг и поломанной мебели и наклонился, чтобы взять меч. -Неужели наш большой мальчик так боится кисок? – Неван натянула через голову одну из старых белых рубашек Данте, расправила ее и уселась на перевернутый вверх тормашками стул. -Давай остановимся на том, что в данный конкретный момент меня не интересует ничего, что не является Данте, - Вергилий с легкостью взмахнул мечом, и вся пыль, обрывки бумаги и осколки стекла опали с темно-синих ножен на пол, оставив в руках старшего Спарды идеальный клинок. -Я так понимаю, он вернул свое мужское тело, - Неван вздохнула с облегчением. – Значит ли это, что твой недавний выброс силы – результат Величайшего Дара? -И каким образом, интересно мне знать, - Вергилий резко развернулся и кончик Ямато, дрожащий от жажды крови, коснулся горла Неван, - как ты-то узнала о Даре? -Полегче, детка, - нервно улыбнулась Неван: перспектива драться с накачанным силой Вергилием ее нисколько не прельщала. – Кто-то же должен присматривать за Данте, пока он по тебе сохнет, знаешь ли. Кто, как ты думаешь, помог ему, одел его и приготовил к Дару? Ярость залила комнату мгновенно, как волна жара знойным летом; раскаленный воздух сдавил легкие, стало трудно дышать и двигаться. Неван удивленно смотрела в глаза Вергилию и боялась моргнуть. Он смотрел ей в ответ, взглядом переполненным злости и ненависти. «Так вот как это – стоять по ту сторону меча от Вергилия», - подумалось Неван, и она в очередной раз поняла, насколько недооценила Данте, прожившего так полжизни. -Нет, ты не права. Данте не нужен никто, кто бы ему помогал, кто бы одевал его и опекал, - злой шепот Вергилия прорезал комнату, словно шипение змеи. Его губы дрожали от клокотавшей внутри него ярости. – Данте не настолько слаб, и я знаю это лучше всех. Ему не нужны все вы, грязные шлюхи, ластящиеся к нему, пока меня нет рядом. Ему все это не нужно. Рука Вергилия начинала дрожать, эмоции захлестывали его, ярость горела ослепительным белым маревом, затмевая последние разумные мысли, и он бы сорвался, но вдруг заметил что-то позади Неван. Как меч, рассекающий воздух, Вергилий метнулся туда, разрезав стоявшую в лобби тяжелую и плотную тишину. Неван, наконец, облегченно вздохнула. До этого момента она даже не замечала, что задержала дыхание. -Посмотри-ка сюда, - позвал ее Вергилий. Он успокоился, и в его голосе демонесса больше не слышала ярости, но не услышать его гадкую ухмылку Неван не могла и, оборачиваясь, уже знала, что ничего хорошего ее не ждет. Посреди хаоса из переломанной мебели и рваных книг стояла пара блестящих черных туфель на высоком каблуке, тех самых «Кристиан Лабутен» из ограниченной коллекции, что она дала Данте, ее любимая пара и самая дорогая из всех, что демонессе когда-либо доводилось покупать. Та пара туфель, которую она действительно любила и даже сама одевала всего несколько раз по самым торжественным дням. Вергилий улыбнулся Неван, самодовольно и гадко-гадко, и уверенно наступил на туфли. Жалобно хрустнули подошвы, переламываясь ровно посередине, и с громким треском раскрошились каблуки. -Сука! – взвыла Неван похлеще любой баньши и бессильно уставилась на старшего Спарду. -То, что мое, - низкий тихий голос Вергилия прорезал комнату, - остается моим. До тех пор, пока я сам его не уничтожу. Ясно тебе, шлюха? «Верг…» - вдруг раздался еле слышный голос в голове Вергилия. А потом он услышал ясно, как будто бы Данте сам шептал ему на ухо: «Верг… вернись… спаси меня, брат. Вытащи меня отсюда. Пожалуйста?» … Данте шел по улице, и на губах его играла улыбка. Прохожим он казался всего лишь одним из многих жителей города, ничем от них не отличавшимся, вот только улыбка на его губах была совсем не доброй. Все еще переполненный чувством невесомости, Данте шагал грациозно и плавно, а в голове у него был простой план, который заставлял его невольно улыбаться от счастья. Но то было не человеческое счастье, а темное удовольствие от осознания того, что он оставил последние крупицы надежды; это было яркое, несущееся адреналином по венам чувство того, что перед ним теперь только один путь – вперед, и больше нечего терять. План Данте действительно был предельно прост и состоял из начала и двух возможных вариантов развития событий. Начало включало в себя навестить «Изделея .45 Калибра» и набрать себе адовую тучу анти-демонских пушек. Данте понимал, что теперь он даже не полукровка, поэтому так горячо им любимые Эбони и Айвори больше не работали: в них никогда не было пуль, а у него больше не было силы, которую он мог бы им дать. Так что Эбони и Айвори остались в «Дьявол никогда не плачет». Данте должен был начать свой путь охотника на демонов снова, с самого начала, один. И на этот раз человеком. Данте крепко сжал ножны Белой Мглы. Изящная кованая цуба катаны приятно упиралась в руку, напоминая, что он в любой момент может обнажить лезвие. Это успокаивало Данте. Обычно такого с ним не происходило, но Данте чувствовал себя уж очень как Вергилий, поэтому катана в руке обнадеживала его. На этот раз Данте не нужно было ничего отрицать и не нужно было ничего доказывать. Это была приятная смена дел; неожиданная и непривычная, но приятная, как глоток свежевыжатого сока воскресным утром или как Вергилий после душа. На этот раз, не было ничего лишнего – только он сам. От демонической силы не осталось и следа, покончено было с наследием Спарды, и Данте мог наконец-таки узнать, чего на самом деле стоит он сам. Только он сам. План, который был у Данте в голове, был на самом деле скорее намерением, чем планом. Данте никогда не отличался по части составления планов, обычно он просто действовал, а потом надеялся, что все сработает как надо. Однако сейчас он поднапрягся и более тщательно подошел к своим действиям, потому что если бы его ранили в этот раз, это стало бы серьезной проблемой. А если бы его убили – да черт, это была бы реальная такая занозина в заднице. Он не хотел, чтобы его маленький поход закончился так быстро и так плачевно. В любом случае, Данте направлялся в «Изделея .45 Калибра». Люди вокруг на удивление дружелюбно отвечали улыбками на его полуулыбку и думали, наверное, что он вполне приличный приятный молодой человек. Люди вокруг казались пестрой толпой разных цветов, как витрина в цветочном магазине. Данте видел за спиной каждого прохожего проросшие из их спин витые зеленые стебли, видел раскрытые узорчатые листья и яркие разноцветные цветы. Все они поднимали свои бутоны и раскрывались навстречу Данте, когда их хозяева улыбались ему, и Данте лыбился им в ответ, в то же время мысленно проклиная их за то, что они счастливо и беззаботно живут в этом проклятом и позабытом небесами городе, основанном демоном на костях его братьев; за то, что им плевать; за то, что они даже не знают об этой вечной войне между мирами. Данте не покидало ощущение, что как только он отвернется, цветы покажут настоящую свою природу – раскроют прожорливые глотки, обнажат длинные корявые клыки и будут скалиться на него, мечтая пожрать. Но Данте было не страшно, он просто был очень зол. Он проклинал их не из ненависти, а потому, что ему было завидно. У них был дом, они могли жить вместе, могли ругаться как хотят и сколько хотят без гребаного страха того, что их брат свалит хер знает куда, чтобы помереть нахуй. Данте не собирался позволить Вергилию помереть. Нет уж, не для того он выбрал этот путь. Не для того, чтобы Вергилия опять утащили куда-то в недра мира Демонов. Нет уж, Вергилий не умрет. И вот тут было два возможных варианта развития событий. После того, как он заполучит себе новые пушки, – из мечей у него была Белая Мгла, которая, в отличие от Мятежника, была быстрой и легкой, и с ней Данте точно мог справиться, даже будучи человеком, - так что после того, как он раздобудет новые пушки, Данте собирался вслед за братом идти в мир Демонов. В его теле все еще осталось достаточно демонической крови, чтобы там дышать и если что задать приличную трепку любой твари, которая решиться на него напасть. Ну, по крайней мере, Данте на это сильно надеялся. Вергилий, после того как ушел из «Дьявол никогда не плачет», ясно дело, сам отправился искать вход в мир Демонов, так что Данте планировал по-тихому последовать за братом и удостовериться, что ему ничто не помешает. Это был вариант А. Вариант Б существовал на тот случай, если бы Вергилий не отправился сразу покорять мир Демонов, а изобрел бы какой-нибудь очередной хитрозадый план. В этом случае Данте рассчитывал найти задницу того, кто там главный был у демонов, и отпинать ее заранее, что избавило бы Вергилия от необходимости делать то же самое. Данте снова улыбнулся. Он достиг своей первой цели. Старое название магазина горело здоровыми неоновыми буквами над двумя высокими окнами, доверху забитыми оружием. В «Изделеях .45 Калибра» как всегда не было ни единого покупателя. Большинство тех, с кем Тони вел бизнес, знали долбанного кузнеца достаточно, чтобы понимать, что самим лучше не приходить. Но Данте нравилось выбирать оружие лично, особенно если речь шла не о его любимых сделанных на заказ детках, а о каком-то временном дерьме, с которым ему приходилось периодически мириться. Конечно, в этом магазине никогда дерьмо не продавали, но по сравнению с Эбони и Айвори любая железяка казалась косым-кривым мусором. Данте толкнул деревянную дверь и вошел. Радостно зазвенел колокольчик, возвещая о его приходе. Маленький магазин по-прежнему был королевством огнестрельного оружия: заботливо развешенные на стенах от прилавка до потолка ровными гордыми рядами, закрытые за стеклом в шкафах у дальней стены, стволы были залиты золотым солнечным светом, будто присыпаны желтой волшебной пыльцой. На удивление, бодрой сучки не оказалось за кассой, да и Тони тоже видно не было, но Данте точно знал, что у Тони никогда не бывало перерывов в работе. Что бы ни творилось во внешнем мире, летом и зимой, в дождь и в снег, на выходных и по праздникам, да хоть во время гребаного Апокалипсиса, Тони всегда занимался своими кузнецовскими делами. -Эй! – позвал Данте и облокотился на прилавок, рассматривая пули под стеклом. Все они были покрашены разными цветами, чтобы обозначить огневую мощь. Скорее всего, обычные стрелки в жизни бы не догадались, что значили эти цвета и странные цифры. Данте вздохнул, признавая, что ему понадобятся пушки калибром побольше, да и, пожалуй, помощнее. Теперь в его трюках не было ни капли магии – ни тебе регенерации, ни пробежек по стенам, ни скорости, ни халявных пуль. Данте вернулся к началу начал, и с неохотой понимал, что ему придется перезаряжать пистолеты. Перезаряжать. Жуть. Данте аж передернуло. -Тащи сюда свою ленивую задницу! – Крикнул охотник, надеясь, что чертов кузнец услышит его в закромах своего магазина. – Я пришел делать покупки! – Но ответа не последовало. Было так тихо, что Данте даже слышал, как две мухи ползают по окну. -Ну и насрать, - Данте всплеснул руками. – Я все равно возьму что мне надо, тебе просто придется записать это на мой счет, - охотник огляделся, увидел на стеллаже рядом с окном дробовик и, оставив Белую Мглу на прилавке, направился туда, чтобы взглянуть на оружие поближе. -Черт, - нахмурился Данте, прицеливаясь из дробовика одной рукой. – Все равно слишком тяжелый и перезаряжать долго, - с досады цокнув языком, он положил дробовик на место. В поисках чего-нибудь поменьше и поинтереснее, Данте вернулся к прилавку и, так как ни девки, ни Тони не было, чтобы его остановить, приподнял деревянную панель и прошел за кассу. Данте точно знал, что самое хорошее Тони припрятал бы именно сюда, на полки у себя за спиной, так, чтобы всегда было под рукой и чтобы лучший товар всегда можно было защитить. Данте достал с полок три самых старых и пафосно выглядящих ящика и разложил перед собой на прилавке. В первом металлической кейсе оказался револьвер, модифицированный, скорее всего, кем-то из парней Нелл. Он стрелял двумя пулями одновременно - два ствола, слитые в один, с витым узором и заковыристым именем «Синяя роза». -Ну, блядь, нет, - лицо Данте перекосило. - Я не буду брать гребаный револьвер, который тратит на одну злоебучую цель целых две пули, но что гораздо важнее, я не буду брать пушку, которая, мать ее, называется Роза. Тьфу, блядь. Не-е-е. Он захлопнул металлическую крышку и открыл следующий ящик – старую обшарпанную коробку с бронзовыми углами. Там было… ничего. Долбаная коробка была пуста. С недовольной миной Данте закатил глаза и отшвырнул ее не глядя куда-то в сторону. Третий ящик оказался подозрительно тяжелым. Данте удивленно поднял брови и принялся разглядывать его в поисках причины, которая тут же обнаружилась: крышка и задник были обиты малиновым бархатом, но вот бока и углы оказались сделаны из чертового чугуна, так что Данте решил, что ящик тяжелый потому, что литой. Хотя какой идиот стал бы делать литой кейс для пистолета? Данте не знал, но сейчас это была не его проблема. Щелкнув замками, Данте открыл крышку, и внутри обнаружился пистолет старой модели – старой не в плане прошлогодней, а в плане «так делали лет сто-двести назад» - с черной изогнутой, но до безобразия удобной, как у всего старья, рукояткой, извивающейся перемотанными стеблями лозы, которые цепко обхватывали ярко-красный ствол. Этот красавец точно пылился в магазине еще со времен самой Нелл Голдштейн, потому что в ящике обнаружились две обоймы – меньшего и большего калибра, да и система у пистолета, несмотря на его, скорее всего, многовековую историю, была явно переделана под современную. Данте довольно усмехнулся и зарядил пистолет. В золотых лучах солнца блеснули буквы сбоку на стволе. «Джокер». -О, да, детка, - рассмеялся Данте. – Я беру тебя, - он прицелился и выстрелил. Курок непривычно легко поддался, из пистолета вырвались одна за другой три пули и элегантно вонзились в прибитую под потолком цель, разрывая металл. Где-то между пулей два и пулей три в магазине послышалось какое-то движение. -Тони? – позвал Данте, откладывая пистолет обратно в ящик. Никто не ответил. Данте очень не хотел себе в этом признаваться, но оружие он опустил с радостью. Держать пистолет было трудно. Хотя боли и не было, потому что, наверное, наркотики таки начали действовать, но вся левая рука совершенно не слушалась Данте: пальцы почти не гнулись и еле отпустили курок; рукоятка чуть не выскальзывала из ладони, а мышцы плеча, казалось, вот-вот непроизвольно расслабятся, и рука безвольно упадет вниз. По части физической силы быть человеком оказалось неебически отстойно. Послышались приближающиеся шаги, но вместо темноволосого полуголого Тони в фартуке в помещение вошел высокий светловолосый мужчина в синей рубашке и брюках, которые точно должны были идти в наборе с жилеткой и пиджаком из костюма-тройки. Мужчина с виду больше походил на какого-нибудь работника банка, чем на клиента Тони, поэтому Данте спросил на всякий случай: -У моего друга Тони какие-нибудь неприятности с законом? – его снова занесло на манеру брата, и вопрос прозвучал высокомерно. Данте верил, что если и была в нем с рождения какая-то часть Вергилия, то именно сейчас он дал ей волю. А Вергилий был всегда внимательным сукиным сыном, так что, подозрительно сощурившись, Данте отметил, что глаза мужчины были слишком зеленые, а улыбка вовсе не доброжелательная. Мужчина улыбался так, как часто улыбался сам Вергилий – как высшее существо, играющее со своей добычей. -Нет, ничего такого, - сказал мужчина. Он пытался казаться дружелюбным, но это было слишком очевидно и не работало, потому что Данте уже полностью ушел в изображание Вергилия, а у него были годы на то, чтобы изучить брата, так что роль «высокомерный всезнающий мудила» у Данте выходила очень правдоподобно. -В таком случае, мне бы хотелось встретиться с Тони без лишних отлагательств, если не возражаете, - нахмурился Данте, выходя из-за кассы: он чувствовал неладное и не хотел оставаться там, в замкнутом пространстве. Свободной правой рукой Данте сжал раненое плечо. Да, Вергилий его вроде как вылечил, но человеческие тело восстанавливалось гораздо медленнее, и левая рука постоянно немела. Это ужасно раздражало. Ему ведь нужно было быть в состоянии жать на курок. -Боюсь, это невозможно, - в помещение вошла девушка с рыжими кучерявыми волосами. На ней была длинная свободная зеленая юбка и пиджак под цвет, под которым, скорее всего, не было ничего, кроме лифчика. Девушка держала себя свободнее мужчины и в какой-то момент напомнила Данте Неван, когда та была Королевой Затопленной Оперы – это была самоуверенная женщина, обладающая властью и силой. -Почему нет? – все еще хмурясь, переспросил Данте и, сделав шаг назад, к прилавку, почти бессознательно положил руку на пистолет. Тони никогда не упоминал этих двоих, а теперь они ходили по магазину Нелл Голдштейн так, как будто это была их гребаная гостиная. Так что Данте они не нравились. Они были чужаками и пахли пеплом. -Тони и девчонка – они сбежали, - пояснил мужчина в синей рубашке, медленно подходя к Данте. Эта подозрительная парочка точно пыталась его окружить или загнать в угол. – В конце концов, они всего лишь люди. -Блядь, - Данте заметил движение, но опоздал всего на одно мгновение. Оба кинулись на него, протягивая вперед свои руки с длинными острыми когтями. Он успел только кое-как схватить пистолет и хотел уже выпустить пулю в грудь синей рубашке, которая вдруг оказалась прямо перед ним, но в этот миг рыжеволосая ведьма впилась когтями в его локоть и дернула вниз. Звук выстрела заглушили доски пола, а пуля ушла в никуда, растраченная зря. «Осталось всего две», - мелькнула мысль в голове Данте, и он крепче вцепился в рукоять. Ведьма взвыла в бешенстве и впилась корявыми зубами в его шею, заставив зарычать от боли. Мужчина, который, казалось бы, первый набросился на Данте, не ожидал, что его жертва будет сопротивляться, и замер на целых четыре секунды, удивленно рассматривая дыру в полу. Потом он словно очнулся и, наконец, заметил, что его подружка осталась без крови, потому что Данте неуклюже, но изо всех сил отбивался от нее вручную, и ринулся помогать ведьме. На это раз Данте заметил атаку вовремя и, несмотря на кровоточащую рану на шее и на то, что мир вокруг уже слегка расплывался, запустил руку в кучерявые рыжие волосы и потянул ведьму на себя, заслонившись ею от когтей демона. Пара секунд на неразбериху – и, крепко стиснув рукоять пистолета, Данте приставил ствол к обтянутой зеленым пиджаком женской груди. Он нажал на курок – так, как было надо, нежно, не дергая. Звук снова вышел глухой, но на этот раз пуля прошла сквозь демона и оставила на зеленой ткани темное мокрое пятно. Ведьма недоуменно моргнула пару раз и, как только ее напарник отпустил ее, беспомощно осела на пол. Мужчина уставился на подружку, не веря своим глазам. «Ставлю на то, что вы не привыкли видеть, как люди убивают ваших, ублюдки», - левая рука Данте безвольно упала вниз, все еще сжимая окостеневшими пальцами пистолет, и больше не шевелилась, как бы он ни хотел. Не успел Данте перевести дыхание, как чужие пальцы схватили его за горло и подняли с пола, перекрывая кислород. Он пытался дышать, но только тихо и беспомощно хрипел в цепкой хватке демона. Синяя рубашка отвел свободную руку назад, сложив свои пальцы-когти вместе. Данте знал зачем: эта тварь собиралась проткнуть его грудную клетку и вырвать сердце. «Убей или будь убит», - мелькнуло в голове Данте. Сердце ушло в пятки. Было невозможно страшно, но Данте никогда так просто не сдавался. Он упрямо шарил еще кое-как работающей правой рукой по прилавку в поисках хоть чего-нибудь. Ручка. Холодная. Метал. «Ничто меня не убьет, кроме Вергилия. А ты – не он. Даже рядом не стоял», - Данте со всей силы врезал чем-то тяжелым в голову демона. Старый чугунный ящик со стола описал полукруг и с размаху впечатался углом в висок синей рубашке. Послышался противный хруст, и тут же все вокруг забрызгали тонкие нити черной крови, раскинувшиеся, словно паутина, на белую рубашку Данте, на стекла витрин, на пол – и демон рухнул рядом со своей подружкой. Освободившись, Данте прислонился бедром к прилавку и почти упал на него грудью, жадно глотая воздух, размазывая дрожащими пальцами черные капли крови по стеклу. Выдох. Вдох. Выдох. После десяти вдохов, когда синяя рубашка так и не поднялся, Данте, наконец, отпустил чугунный ящик, и тот глухо шлепнулся на пол. Потом он заставил себя развернуться, пусть и облокотившись на чертов прилавок, положил правую руку на пистолет, раз уж левая совсем перестала двигаться, закоченев на рукоятке, прицелился и, как долбаный новичок, расставив ноги на ширине плеч, держа пистолет обеими руками, выпустил последнюю пулю прямо в лоб синей рубашке. Грохнул выстрел и снова раздался хруст, только более громкий. Новая черная паутина крови раскинулась из-под светлых волос лежащего на полу мужчины. -Так-то, сучки, - Данте развернулся к трупам спиной, работающей рукой отцепил свои пальцы с рукояти Джокера, и разряженный пистолет звонко упал на забрызганное кровью стекло. – Надо бы покурить, - Данте перегнулся через прилавок и выудил пачку сигарет из-под кассы. К его величайшей радости, в пачке была и зажигалка, так что он прикурил, с удовольствием взял сигарету в рот и вдохнул едкий дым. – Всегда надо стрелять в голову. Никогда не знаешь наверняка… -И то правда, - послышался приторно-милый сиплый голос из-за спины, и из живота Данте медленно вышли пять длинных черных ногтей, прошив его насквозь. Он вздрогнул от противного ощущения посторонних предметов в своем теле, посмотрел вниз, на то, как красные пятна расплываются по промокшей рубашке. Дымящаяся сигарета выпала из губ. «Это не конец. Нет», - наверное, это был адреналин, потому что все вдруг прояснилось, и мозг Данте заработал на все сто. – «Я не собираюсь подыхать тут с двумя чертовыми демонами, когда я даже не успел доебаться до Верга… я должен столько всего у него спросить…» -Как ты теперь себя чувствуешь, человек? – приторный, дразнящий голос раздался над ухом, и женская рука легла Данте на плечо. – Ты красивый мужчина. Было бы жалко просто убивать тебя, не правда ли? Но люди такие хрупкие… может, ты мог бы стать новой оберткой для моего мальчика? – в стекле витрины, стоявшей за прилавком, Данте видел, как кожа ведьмы приобрела болезненно желтый оттенок, превращаясь в неровную чешую, лицо изогнулось, глаза почернели и растянулись в два огромных сетчатых шара, как у стрекозы. «Я пытался быть осторожным, потому что я человек. Но если продолжу так же, то точно сыграю в ящик. Так что к черту осторожность. Я не подохну. Потому что никто не может по-настоящему причинить мне боль. Я выживу». Данте принял решение и перестал волноваться о мелочах. О своем теле, о своей жизни и вообще о чем-либо. Он просто собирался пойти помочь брату. Все остальное было не важно. Поэтому он медленно, как будто бы с ним ничего не случилось, поднял сигарету со стеклянного прилавка и прижал ее горящий конец к своей левой руке чуть выше большого пальца. Кожа зашипела, запахло паленым, и сигарета потухла. Сначала он ничего не почувствовал. Но потом по руке, по нервам, пробежало странное неприятное ощущение, с каждым ударом сердца расползаясь все дальше, разгораясь, пока не стало похоже на боль настолько, насколько позволяли наркотики. И вот уже Данте снова чувствовал свою руку. Пока что он плохо мог ее контролировать, но когда это было ему нужно, она двинулась. Не слушая ту чушь, которую несла у него за спиной ведьма, Данте обеими руками взял торчащие из его живота когти и одним рывком выдернул их, вырывая ногти из пальцев демона, вытаскивая их из своей плоти, пока они, наконец, не выпали острыми изогнутыми палками на стекло прилавка. Ведьма взвыла от боли, но Данте не слышал – он кожей чувствовал ее вой, вибрирующий в воздухе. Да, сначала ему было немного странно и тяжело драться с демонами, пока у них были человеческие лица, и возможно, он подсознательно сдерживался, но теперь все снова стало просто. Не оборачиваясь, Данте закинул руку через плечо, ухватился за растрепанные рыжие волосы и дернул ведьму в сторону, укладывая ее рядом с собой на стеклянную столешницу прилавка. Крепко держа демона за шею рабочей правой рукой, другой он взял один из когтей и, разрезая заодно и дорогой зеленый шелк ее пиджака, уже измазанный кровью, вспорол грудь ведьмы, оставив огромный зияющий чернотой порез между ребрами. Она пыталась ухватиться за его плечи, заставить разжать хватку, но только дергала его белую рубашку, пачкая ткань красными разводами. -В ядре вся сила, - сказал Данте на удивление спокойно и откинул больше не нужный коготь в сторону. Пальцы левой руки все еще были немного онемевшие, поэтому сначала он почувствовал мокрую булькающую кровь, потом скользкую, влажную плоть, и только потом жар человеческого тела. Ядро было там, где-то между натянутыми мышцами, и оно билось. Ощущения были странные. Как будто бы он был кукольником, вспоровшим набитое ватой тряпичное тело. Уродливая голова стрекозы с огромными, переливающимися изумрудным глазами и красивое женское тело с открытой раной в груди. Плохо составленная кукла. Повсюду неровными, размазанными струйками текла кровь – красная человеческая, перемешанная с черной. Ведьма открывала свой рот, но с ее губ не срывалось ни звука. Или Данте просто не слышал. Она была почти мертва, так что единственное, что ей оставалось – это смотреть на него своими огромными глупыми глазами, в каждой фасетке которых Данте видел свое отражение – тысячи спокойных лиц, испещренных мелкими красными брызгами. Воротничок белоснежной рубашки, по-прежнему выглаженный и накрахмаленный. Почти идеально… Вот только сбоку на шее было огромное темное пятно, и рукава были все измяты и перепачканы черно-красными кляксами, особенно правый манжет. Черт подери. Рука Данте застряла на середине ладони, так и не дотянувшись до ядра: между ребрами было слишком узко. -Ну, - сказал он, - Тот, кто создавал людей, был паршивым кукольником. Зачем делать, если так трудно менять части? – Данте не совсем, конечно, менял части, он, скорее, собирался все сломать, но все же. Если бы он хотел заменить часть, почему с демонами все было так просто, а с людьми так сложно? Данте вытащил руку из булькающей раны, в которой теперь торчали концы оборванных мышц и подцепил ребро пальцами. По телу демона прошла судорога, и ведьма снова попыталась сопротивляться, почти слепо, неуклюже размахивая руками. Сломать человеческое тело оказалось не так уж просто. Данте покрепче взялся за ребро и рванул его в сторону, вон из тела, и, наконец, кость поддалась и под целую симфонию треска и хруста сломалась, выпустив фейерверк маленьких красных осколков. Зияющая рана все кровоточила, а внутри нее билось ядро, увитое черными хищными стеблями, словно цепкими пальцами демона, вселившегося в это тело. -Это так будет выглядеть и мое сердце, если вскрыть мне грудь? – спокойно и с некоторым интересом спросил Данте. Ответа не последовало, да он и не ждал. Он запустил руку в рану. Запонка на его рукаве звонко ударилась о соседнее ребро, ярко-красное маленькое пятно среди многих других. Сердце билось в ладони, теплое, мокрое и скользкое. Оно крепилось к телу в стольких местах, что вырывать его показалось Данте слишком сложно. Тогда он отпустил горло полумертвой ведьмы, нашарил свободной рукой на прилавке еще один коготь и вонзил его прямо в центр дрожащего ядра. В тишине что-то громко хлопнуло – Данте не заметил, когда ведьма перестала открывать рот и на магазин опустилась тишина, – бьющееся в его ладони сердце сложилось внутрь, и в воздух взлетел целый фонтан свежей, ярко-алой, как клубника, крови, ударив в грудь и в лицо Данте, разрисовывая стены и окна. Струя почти сразу иссякла и, потемнев, как красное вино, стала неторопливо вытекать из раскуроченной груди ведьмы тягучими широкими подтеками. Скользкое сердце, наконец, перестало дрожать на ладони Данте. Он осторожно достал руку из тела демона и взглянул на ведьму последний раз. К его ужасу, отвратительная морда стрекозы сползала, исчезая, и на лице мертвой девушки снова вырисовывались приятные человеческие черты. Ты никогда не убивал демонов, как мы, - сказал ему однажды один из охотников. Конечно, тот парень давно уже умер – в конце концов, он был всего лишь человеком и не мог протянуть долго. Но те слова, Данте наконец понял. – Когда нет никакой демонической силы. Когда в твоих пулях нет ничего, кроме пороха. Когда ты сам впервые убиваешь демона, ты делаешь выбор. Ты можешь или гордиться собой и наслаждаться этим, зная, что спасаешь людей, или проклинать себя до последних кругов Ада за то, что ты сделал. Девушка лежала на прилавке, и ее молодое лицо было невинно. Она, должно быть, именно так выглядела, когда демон завладел ей. Гордился ли Данте тем, что освободил ее от демона? Нет. Ему было наплевать с высокой колокольни. Проклинал ли он себя за то, что убил человека? Нет. Ему было наплевать с высокой колокольни. Спасать людей, убивать людей. Спасать демонов, убивать демонов. Ему не было до всего этого абсолютно никакого дела. Как бы некоторые этого ни хотели, все это человеческо-демоническое барахло не особо его колыхало. Его волновала одна-единственная вещь. Нужно было позаботиться о Вергилии. Удостовериться, что все пойдет как надо. А для этого было бы неплохо вычистить как можно больше демонов в этом городе, прежде чем идти к Вратам. «Грязно вышло, но для первого раза сойдет», - решил Данте. – «В конце концов, убийства – это всегда не для слабонервных». Первый раз показал следующее: во-первых, что Данте был значительно слабее, чем раньше; во-вторых, что ему нужно очень хорошее и мощное снаряжение; и в-третьих, что он мог убивать демонов и будучи человеком. Пока что, Данте был очень доволен результатами. Он поднял с пола чертов чугунный ящик, повернулся к прилавку и упаковал Джокер обратно в его старомодный футляр. Одну обойму Данте уже расстрелял, так что он стукнул кулаком по стеклу, разбивая витрину – тело ведьмы провисло вниз, как поломанная рыжеволосая кукла – и выудил подходящие пули. В этот раз он взял те, что были помечены черным. Это значило, что они могли вынести все, как долбанная атомная бомба. Но вряд ли можно было перестараться, если собираешься идти разносить долбаный Ад. Данте пристегнул пистолет на место, уложил обоймы рядом и захлопнул крышку. «Надо разобраться со вторым демоном, пока не очнулся». Снаружи послышался скрип шин по асфальту, хлопанье дверей и голоса. -Сэр? – кто-то увидел Данте и кричал ему с улицы. – Замрите! Полиция! «Нужно действовать быстро», - заметил про себя Данте. До людей ему дела не было, а вот демона надо было добить. -Вы ранены? Нам доложили о том, что были выстрелы… О, твою же-…! – полицейские, должно быть, заметили красные кляксы и брызги по всему помещению. Или запачканную одежду Данте. Но было наплевать. «От них я точно быстро не отделаюсь. Но, по крайней мере, еще одного прикончу». Данте взялся за ручку футляра и, сделав один большой шаг вперед, замахнулся из-за спины и ударил им в грудь лежащего на полу мужчины. Чугун с размаху врезался в тело, проламывая кости, и их острые края вспороли грудную клетку демона, взрезая кожу, обрывая косые мышцы. -Стоять! Не двигаться! – кричали бегущие к нему полицейские. Данте сел верхом на тело, поставил футляр с пистолетом рядом, и, запустив обе руки в разбитую грудь демона, хладнокровно и терпеливо стал искать ядро. Как он и предполагал, оно было ранено, держалось всего на двух артериях, но все еще быстро билось. Данте вытащил ядро настолько, насколько смог, и крепко сжал его в руках. Ослабленное, оно вылилось остатками через порванные вены и сжалось; ладони Данте сошлись, как будто бы он молился, и из-под его пальцев потекла последняя черная зараженная кровь – по запястьям вниз, за манжеты. Не думая, Данте поднес одну руку ко рту и лизнул кровь, проведя языком с ладони до конца указательного пальца. «Будет ли на вкус так же, как у Вергилия? Демоническая кровь?» Так же не было. Да, жидкость была такая же тягучая, но на вкус слишком металлическая. Железо и уксус. Сочетание было препоганое. Ходило поверие, что кровь демона на вкус – как прожитая им жизнь, и Данте решил, что, должно быть, это и правда было так. Кровь Вергилия была на вкус как битва и грех. Безжизненное выжатое сердце шлепнулось на мертвое тело мужчины, покрыв джинсы Данте новыми брызгами. «Надо было надеть красное. Интересно, как он вообще умудряется сохранять свою синюю одеждой чистой от крови? Хотя, может, он убивает только с помощью демонической силы. К сожалению, я себе такой роскоши больше позволить не могу», - сжимая в левой руке ящик с Джокером, Данте поднялся. Снаружи подъезжали новые машины. Одна из них была белая с красным крестом. Полицейские, прикрывшись открытыми дверями, целились в Данте – человек шесть, - но, рассмотрев его, всего перемазанного кровью, они теперь боялись стрелять или подходить ближе. Данте зачесал волосы назад одним привычным слитым движением, вовсе не обращая внимании на мокрые пятна на своей одежде, и подхватил отброшенную в дальний угол прилавка Белую Мглу. Он прикрыл глаза на секунду и почти что мог видеть, как свежие красные лилии раскрывают свои нежные лепестки по всей комнате, оплетая ее гибкими стеблями. Это тоже был запах, так часто преследовавший Вергилия, просто не тот, что лазурно-синий. Лазурные лилии расцветали там, где был покой, где он чувствовал себя в безопасности, где он чувствовал себя дома. А красные покрывали все, как болезнь, они расползались по улицам и домам, они были тем шлейфом, что Вергилий оставлял за собой. Когда раскрывался хоть один такой кровавый цветок, тут же появлялись другие. Лилии плоти и смерти. Данте открыл глаза. Раны на животе начинали серьезно болеть. Наркотики помогли, но их хватило только до этого момента. Он сильно истекал кровью. «Надо носить красный. По крайней мере, выглядит это не так плачевно. Ну, ладно. Просто притворюсь, что это не моя кровь», - сжимая футляр с Джокером в одной руке, а Белую Мглу в другой, Данте с ноги открыл дверь «Изделей .45 Калибра» и вышел в свежий воздух раннего вечера. В грудь что-то укололо, и Данте заметил, что падает, подкошенный какой-то ядреной медицинской смесью, которой в него выстрелили. Эти люди – они даже подойти к нему не осмелились. Данте уходил, но уходил стоя. Они так и не поставили его на колени. Вергилий бы гордился его первой битвой. ... Лады. Длинная глава. Данте жжот и пылаетъ огнемъ. Далее в программе: злой Верг идет всех спасать. Неван мстит за туфли и мстя ее страшна. Этан