Личный Ад Данте

Предупреждения: я трахну ваш моск без смазки Глава 33 Данте проснулся далеко за полдень. В открытое окно светило солнце, не осталось и следа от ночного дождя. Охотник зевнул и скинул с себя мятое одеяло. Он давно так хорошо не спал. Впервые за очень долгое время Данте чувствовал себя отдохнувшим и расслабленным. Дело, наверное, было в тех лекарствах, которыми его накачали еще в больнице, и в демонической крови. А может, это потому, что, наконец, он был уверен, что все будет хорошо: демоны были мертвы, его брат был жив и никто, ни Неван, ни Триш, ни Леди, ни даже сам Вергилий не хотел надрать ему задницу. Все было на удивление мирно. Кроме Данте в спальне никого не было. Вергилий, должно быть, спустился вниз: он всегда вставал несусветно рано, в отличие от брата. Данте сел на кровати, развязал узел на полотенце, которое все еще было обернуто вокруг его бедер, небрежно кинул мягкий кусок ткани на кровать и направился к шкафу в поисках штанов. Все же, как бы ему ни нравилось разгуливать по дому в чем мать родила, внизу могла быть Триш. К тому же светить голой задницей перед Вергилием больше не казалось Данте столь умной мыслью. Он нашел свои старые выцветшие джинсы с дырками на коленях и радостно натянул их на себя. В том, что он опять напился демонической крови, были и свои плюсы: все раны исцелились. Ну, не исцелились, но по крайней мере затянулись и почти исчезли, только чесались время от времени, так что Данте шлепал босиком по комнате, практически не испытывая никакой боли. За это он был искренне благодарен, учитывая, что еще вчера все его ноги были покрыты синяками и царапинами. Данте молча поклялся самому себе, что никогда больше не будет драться с демонами без ботинок, да еще и в темноте. Он снова зевнул и заглянул в ванную, чтобы быстро плеснуть в лицо холодной воды. Старая чугунная ванна была наполовину разломана, а на полу все еще валялась керамическая крошка. Данте улыбнулся: хорошо еще, что Вергилий был достаточно умен, чтобы убрать осколки зеркала из раковины. Охотник медленно спустился вниз, почесывая живот. Он был чертовски голоден, так что пошлепал через лобби на кухню. -Утро, - усмехнувшись, сказала ему Триш. Подтаявший кусок льда в янтарном виски чуть слышно стукнулся о стенку стакана у нее в руке, Триш закинула ногу на ногу и выжидающе уставилась на Данте. -Эй, - бросил он ей в ответ и открыл холодильник в поисках еды. Данте сразу заметил картонную коробку с пиццей. Слава святым пепперони, внутри оказалось целых три нетронутых куска, все без оливок, прямо как надо было. – А не рановато ли для виски? – Данте скептически глянул в сторону коллеги по убийству демонов. -Нет, не рано, если не спишь всю ночь, - Триш глотнула алкоголя. – Чтобы ты знал, я прикрывала твою жалкую задницу, разгребая все те заказы, которыми должен был заниматься ты. -Ну, могла бы просто не запариваться и оставить все как есть? – Данте впился зубами в кусок пиццы и уселся на ближайшую горизонтальную поверхность, которой оказался кухонный стол. Было что-то даже романтическое во вкусе холодной пиццы. Затвердевший расплавившийся сыр с утра имел какой-то особый, другой вкус, и даже маленькие кусочки ветчины казались вкуснее. Триш с укором посмотрела на охотника: -Нет, не могла. -О, кшташи, - Данте почти щурился от удовольствия. Что могло быть лучше ленивого утра дома, когда на завтрак пицца? Благословен будь тот, кто купил ее накануне. - Ты быата мааво не вижела? -Данте, - Триш с громким стуком резко поставила стакан на стол и нахмурилась, тут же напомнив Данте о том, как его в детстве отчитывала мать. – Прекрати задавать один и тот же вопрос каждый гребаный день. Ты прекрасно сам знаешь, что он три дня назад ушел в мир демонов. -Што? – Данте подавился пиццей и спрыгнул со стола, закашлявшись. Кое-как придя в себя, он отшвырнул треклятый кусок еды куда-то в сторону раковины. -Он хотел открыть дверь в мир демонов. Постоянный проход, помнишь? – мрачно спросила его Триш. -Нет! Как долго я спал? После той треклятой ночи? – Данте на всякий случай оперся рукой о стол. Он задницей чувствовал, что ничего хорошего в ответ он не услышит. -Ты спал ровно одну ночь, - вздохнула Триш и снова взялась за стакан. Она сделала большой глоток виски: ей это было нужно, если Данте собирался каждое утро начинать все с начала. – С тех пор прошло уже три дня. Но ты все еще страдаешь от частичной потери памяти после того, как Леди приложила тебя люком по голове. Так что каждый гребаный раз ты с утра спрашиваешь меня, где этот мудак. -Полегче, за языком следи. Он мой брат, - предупредил Данте и на ощупь, вцепившись в край стола, переполз к стулу и медленно сел. Неудивительно, что раны так хорошо зажили. Неудивительно, что он чувствовал себя таким отдохнувшим. – Значит, он сейчас в мире демонов? – Заключил Данте. -Нет, - Триш допила свой виски и посмотрела на Данте так, как будто он должен был все вдруг вспомнить в одно мгновенье. -Что? – Раздраженно спросил Данте. С каждым мигом промедления он все больше волновался, что могло случиться что-то похуже ухода Вергилия в мир демонов. А Триш все не отвечала, и он только больше злился. – Что еще? -Ты не помнишь? – печально уточнила Триш, смотря на него с каким-то сожалением. Плохой знак. -Что? Что я должен помнить? – Данте уже хотел просто узнать и успокоиться. Незнание убивало его. -Ты, - Триш взяла со стола бутылку виски и кинула ей в Данте. Он неуклюже поймал и уставился на напарницу в смятении, смешанным с ужасом медленного понимания. – Ты убил его. Данте моргнул и снова посмотрел на Триш. Он был уверен, что эти слова она произнесла лишь в его воображении. «Это был бы худший вариант, - подумалось Данте. – Я бы этого не пережил». Он уставился на Триш в ожидании ответа – настоящего, а не того, который прозвучал у него в голове. Но Триш ничего не сказала, только мрачно кивнула. -Так что? – переспросил Данте. -Ты сделал это, - сказала она. Данте ждал, что что-нибудь произойдет. Что она скажет, что это шутка. Что Вергилий войдет на кухню. Что небо рухнет. Но, как и после смерти Нело Анжело, ничего не произошло. Вот только внутри груди Данте все вдруг медленно остановилось, как будто кровь остыла и замерзла в венах, а сердце постепенно заснуло. Быстро замерзли пальцы. Данте вдруг почувствовал на спине длинный порез, на который он как-то не обращал внимания раньше, и то, как ровные края раны не хотели сходиться и заживать, отдаваясь болью, не оставляло сомнений, что то был след от острого лезвия Ямато. Губы вдруг пересохли. К горлу подступила обида, как будто бы его обманули, не дали сделать все, что было в его силах, и теперь было поздно. К глазам подступили слезы бессилия, но не пролились. Триш пристально смотрела на него. На спине болел порез. Но Данте не мог вспомнить. В голову ничего не приходило. Никаких воспоминаний, ни о схватке, ни о ссоре, ни о… -Я отказываюсь в это верить, - медленно сказал Данте. Вместо того чтобы отхлебнуть виски, он поставил бутылку на стол, не притронувшись к ней. -Данте, - Триш умоляюще посмотрела на него. Ее лицо выглядело старше, под глазами были темные круги. Должно быть, в последнее время на нее свалилось слишком много работы. -Я не верю, - тихо, но уверенно сказал Данте. -Данте, - она по-прежнему смотрела на него в упор. Гляделки. Ладно. -Чушь. Я ничего не помню, - стоял на своем Данте. С ним уже слишком много раз так поступали – лгали, как во благо, так и во вред. И если Данте не помнил, он не собирался верить ничему, пока сам не увидит. -У тебя настало состояние «пока сам не увижу – не поверю», да? – Триш, наконец, отвела взгляд и прикрыла глаза, мечтая поскорее рухнуть в кровать и заснуть. – Мне уже все равно. Он в дальней комнате. Данте прошибло дрожью. В одних джинсах было слишком холодно. Он поднялся и вышел с кухни, оставив недоеденную пиццу и нетронутую бутылку виски. В лобби все было как обычно: книги на полках, холодное оружие на стенах, на столе – бумаги и старый телефон, пестрые глянцевые журналы и разноцветные шары на бильярдном столе. Данте открыл дверь в коридор и шагнул вперед, не чувствуя веса собственного тела. Он стал заглядывать во все комнаты, в одну за другой. Первая оказалась пустой – Данте безразлично отметил это про себя, как само собой разумеющийся факт. Он был уверен, что все комнаты будут одинаково пустыми, и не важно, какую чепуху молола Триш на кухне. Во второй комнате тоже не было абсолютно ничего, и Данте кивнул самому себе, довольный тем, что его догадки подтвердились. Данте открыл старую деревянную дверь в третью комнату. Мебели не было, только посеревший потолок с оранжевыми ржавыми подтеками, скрипучий деревянный пол, да выцветшие серо-голубые обои с простым вензельным узором, которые еще кое-где были приклеены к стенам, но по большей части, отклеившись, свисали вниз закрученными тусклыми завитками бумаги. В центре комнаты на двух резных дубовых стульях стоял лакированный гроб черного дерева. Крышка была закрыта. «Это не по-настоящему», - билось в груди Данте вместо замороженного сердца. Он подошел к гробу и открыл блестящую, покрытую лаком крышку. Внутри на белом шелке лежал Вергилий, красивый и бледный. Белоснежные волосы были зачесаны назад. Глаза закрыты, как если бы Вергилий просто уснул, но белые ресницы не подрагивали. Губы, чуть розовые на фоне бледной кожи, были бесстрастно сжаты в тонкую линию. Черты безмятежного лица брата казались Данте острее, чем обычно. Так выглядело лицо Вергилия, когда они в детстве тренировались на деревянных мечах – сосредоточенность и спокойствие. На Вергилии был его любимый плащ с вьющимся несимметричным золотым узором, высокие кожаные сапоги под цвет, его обычные темно-синие брюки и жилетка, а на шее, как и всегда, - черный шелковый платок. Вот только на груди Вергилия, под сплетенными пальцами его сложенных вместе рук, была черная рана, достаточно большая, чтобы Данте смог осознать, что это была дыра от его собственной руки, которую он вонзил в грудь брата, чтобы сжать сердце Вергилия и прекратить его биение. Он не мог этого сделать. Не с Вергилием. Он обещал, обещал маме. Он бы позволил Вергилию убить себя, но он бы не… Данте упал на колени, не чувствуя боли от удара о твердые доски пола, и положил свои руки на руки брата. Пальцы Вергилия были твердыми и холодными, как лед, как будто бы закоченевшими после см… он не верил. Вергилий лежал отстраненный и бездвижный. -Нет, - беззвучно сказал Данте, вцепляясь дрожащими руками в онемевшие пальцы брата. – Нет-нет-нет-нет… Его кошмар стал явью. Ужас и отчаяние вмиг стали невыносимыми, и тяжесть осознания согнула Данте пополам - он медленно наклонился, и прислонился лбом к мягкой жилетке, пряча лицо на груди брата, сминая в дрожащих от напряжения кулаках жалобно скрипящую голубую кожу знакомого плаща. -Верг… - Данте чувствовал остатки родного холодного запаха. Он был почти неуловим, его почти не осталось, он почти что исчез - запах зимнего утра и сосен. -Верг! – отчаянно позвал Данте, уже громче, пытаясь разбудить брата. Сжимая голубой плащ Вергилия, Данте тряс брата, пытаясь выдернуть его из объятий белого шелка, как будто бы так он мог бы выдернуть его из объятий смерти. Данте тяжело дышал. Извивающиеся лилии на серо-голубых обоях медленно раскрывали свои лепестки и расцветали. Бутоны, раскрываясь, разбрызгивали вокруг лазурные искры пыльцы. Лилии пронизывали обои, разрастаясь, они сползали со стен, и их сплетенные, изогнутые стебли переползали на пол, как ядовитый плющ. Данте открыл глаза, просыпаясь, обрывая, казалось бы, такой реальный сон. Влажный воздух и серый цементный потолок. Должно быть, он отключился. Да уж, этот гребаный сон его порядочно напугал. Данте вздохнул, пытаясь успокоить все еще бешено бьющееся в груди сердце. Он был в маленькой квадратной комнате. Простые серые бетонные стены и больше ничего, только привязанный на кривой провод золотой светлячок желтой лампочки под потолком – единственный тусклый источник света, – да узкая койка, на которой лежал Данте. Обстановочка, подозрительно знакомая, вызывала легкую тревогу. Данте поднял голову и взглянул на свое тело: на нем были только простые белые штаны, а крепкие кожаные наручники привязывали его к металлическому каркасу кровати за запястья и лодыжки. Данте охнул бы от удивления, если бы не оказалось, что еще один кожаный ремень плотно перевязывал его рот. Он закричал, скованный страхом и паникой, но вышел только сдавленный стон. -Вот, - ровно сказал кто-то, кому, очевидно, было наплевать. Маленькая металлическая дверь открылась и в комнату вошла Триш. – За последний месяц никакого прогресса, мадам, - донесся голос из коридора, но Данте не было видно того, кто говорил. -Да, я поняла, - Триш подошла к кровати и села рядом с Данте. -Вытащи меня отсюда! Я в порядке! Вытащи меня! Помоги мне! – Данте метался по койке, пытаясь хоть как-то донести свою мысль до Триш, но она не понимала его слов. Триш, с трудом сдерживая слезы, убрала с его лица спутавшиеся, грязные пряди белых волос и нежно коснулась его щеки. -Я верю, ты справишься. Ты сможешь это пережить, Данте, - она наклонилась и поцеловала его в лоб. Данте перестал орать. Он понял, что пытаться докричаться до Триш просто бесполезно, так что он успокоился и просто уставился на нее. -Мы будем ждать, я и Леди. За агентством мы присматриваем, не волнуйся, - снисходительно улыбнулась ему Триш и подтянула лежавшее сбоку сбитое одеяло, чтобы накрыть плечи Данте. – Мы будем ждать до тех пор, пока ты с этим не справишься. В конце концов, ты выгнал Вергилия, но не говорил, куда ему идти. Вы поссорились, помнишь? Ты еще швырнул в него ключами, и он уехал на твоей машине? -Что? – непонимающе промычал Данте в кусок кожи, зажимающий его рот. А потом он вспомнил, как пнул Вергилия из агентства и кивнул в ответ Триш. Все это было очень подозрительно. -Помнишь, ты пытался догнать его и случайно убил двух людей, думая, что они – демоны? – спросила Триш. -Да они демонами и были! – дернулся Данте и нахмурился, пытаясь донести до Триш свою мысль, но она только покачала головой. -У Врат ты опоздал. Вергилий ушел в мир демонов и его убил Калеб. -Что?! – резко дернулся Данте, и кожаные ремни больно впились в истончившуюся кожу на запястьях. – Хуйня это все! Не правда! -Я знаю, ты винишь себя за то, что отослал Вергилия в мир демонов, - Триш положила руку ему на грудь и заставила опуститься обратно на кровать. Она нежно погладила Данте по голове, как будто ему было пять лет от роду и он заболел. – Но ты должен перестать мечтать и принять реальность, какой бы жестокой она ни была. -Нет! Это не правда! Я успел! – прокричал Данте, и в этот раз вышло достаточно громко. Но Триш угрюмо замолчала и, наверное, решила, что он просто буйствует. Поднявшись с кровати, она прошептала: -Отдыхай, - и вышла из комнаты. -Стой! – крикнул Данте ей вслед, дергая изо всех сил кожаные наручники, но они не порвались, кровать даже не вдвинулась с места, сколько бы он ни метался. – Вытащи меня отсюда! Ты же знаешь, что я ни в чем не виноват! Темный силуэт Триш исчез в желтом квадрате стеклянного окошка закрывающейся двери, и Данте успел заметить, как мимо по коридору проходили две медсестры, ведя под руки пациента. Они шли рядом, как две давние подружки, гуляющие по галерее бутиков днем в выходные, почти не разговаривая, лишь изредка обмениваясь комментариями, высоко подняв головы, прижимая локтями сумочки, смотря как между ними бежит на коротеньких ножках глупая собачонка. Вот только на медсестрах была белая форма, а вместо собачонки у них был безразличный пациент, зажатый между худых палок их сухощавых тел. Пациент был лет тридцати или сорока – какой-то бедолага, небрежно завернутый, затянутый в смирительную рубашку, длинные рукава которой ему закинули вокруг шеи, чтобы они не болтались под ногами и не тащились по грязному полу. У него было очень бледное лицо, волосы сбриты полностью, а вокруг черепа несколько раз неровно перевязаны бинты, но все равно на висках было видно мелкие красные точки там, где сверло проходило сквозь кость. Пациент не обращал никакого внимания на то, что происходило вокруг него. Он только моргнул несколько раз, продолжая смотреть вперед ничего не видящим взглядом, и приоткрыл сухие губы, не замечая, как на подбородок падаете тонкая капля слюны. «Все это не настоящее», - попытался убедить себя Данте. – «Вергилий не умер. Он не умер. Он придет в это проклятое место. Он вытащит меня отсюда, как в прошлый раз. Он уже вытаскивал меня? Тогда почему я все еще здесь?» Данте не знал, что было реальным, а что – нет. С одной стороны, он был уверен, что Вергилий уже вытащил его домой и что они вроде как уже помирились. С другой стороны, он был здесь, в больнице. И они все считали, что он сошел с ума. А что, если он действительно съехал с катушек? Что, если все это ему только приснилось? Что, если это он сам себе напридумывал, что Вергилий вернулся за ним и отвез домой? Насколько не в себе он должен был быть, чтобы подумать о том, что Вергилий захочет с ним трахаться? Может быть, он действительно был болен. Что, если он только что впервые очнулся от бреда? «Верг… вернись», - подумал Данте про себя: говорить вслух он пока что не мог. Он хотел верить, что его брат все еще был жив, несмотря ни на что. – «…спаси меня, брат. Вытащи меня отсюда. Забери меня. Пожалуйста?» С этой мыслью Данте открыл глаза, просыпаясь, сидя в собственной ванне. Сны в этот раз у него были такие детальные, такие натуралистичные, что он в них поверил. Но теперь, открыв уставшие глаза, Данте точно знал, что было реальным. Он только что выставил Вергилия из агентства, кинув ему в грудь ключи от блядского «Ягуара», и потерял всякое желание что-либо делать. Так что Данте просто сидел в ванне, прислонившись спиной к шершавой эмали и вскинув голову вверх, смотря в потолок. Наверное, он слишком устал после ссоры с Вергилием, и заснул на пару минут. А может, просто потерял сознание и отключился. Сон или что бы то ни было был изнуряющим и депрессивным. Собственно, настроение у Данте было совсем не лучезарное. Данте опустил голову и уставился на белые кафельные плитки. Минута тянулась, как вязкая паутина, и липко ложилась на замершие плечи. Белое покрытие чугунной ванны, в которой сидел Данте, казалось не гладкой эмалью, а наждачной бумагой, больно впивающейся в кожу. Данте рассеянно смотрел на изогнутые трещины, маленькие точки на кафеле и ржавые подтеки в ожидании, когда же на него опустятся те ледяные кандалы, что всегда сковывали его тело, когда Вергилий уходил. Но были только морозные бабочки, легко порхающие среди медленного, словно зачарованного снегопада. Белые хлопья снега плыли по воздуху сверху вниз в абсолютной и бесконечной тишине. -Я спокоен, - заметил Данте самому себе. На белом покрытии ванны маленькие красные точки и длинные подтеки ржавчины медленно стекали в абсолютную и бесконечную белизну, в абсолютную и бесконечную неподвижность. И Данте знал, что это его собственный разум медленно заволакивается сумасшествием. – Прощай, брат, сказал он. Данте закинул голову назад и, закрыв глаза, рассмеялся. Смех рвался из груди свободно и легко, наполовину искренний, наполовину горький. Вот насколько он смог приблизиться к тому, чтобы у них с братом были нормальные отношения. Они разошлись, каждый своей дорогой, и это был лучший вариант. Но насколько же болен должен был быть его разум, чтобы ему приснилась психбольница, чтобы ему приснилось, что Вергилий хотел его – в том самом смысле слова. Идиотизм. Или, скорее даже, сумасшествие. Может быть, он, наконец, окончательно рехнулся? Сны казались такими реальными. Все слова и все чувства, ощущения. Ему было важно, действительно важно, что Вергилий думал о нем. Ему действительно был дорог Вергилий. Но теперь, когда он ушел, как было Данте заботиться о брате? Как он мог теперь позаботиться о том, чтобы с Вергилием все было в порядке? Да, Вергилий уже был большим мальчиком и мог позаботиться о себе сам, но все же… Что, если бы все произошло так, как во сне? Что, если бы Вергилий вернулся? Данте невольно улыбнулся этой мысли. Он хотел, чтобы Вергилий вернулся. Очень хотел. Так хотел, что сидел, свернувшись в чертовой ванне. Более жалкое зрелище придумать было просто невозможно. А что, если бы Вергилий вытащил его из психушки и остался? Но сейчас, когда Вергилий ушел, каждое «что, если?» приносило только боль. Данте вздохнул и сполз ниже на дно ванны. Но с другой стороны, схяули? Это было просто смешно. Столько боли, столько страданий – ради чего? -Что бы я ни делал, - нервно рассмеялся Данте, и его пальцы сжали края ванны до боли, впиваясь ногтями в белые сахарные кубики эмали, - ты все равно уходишь! Как бы я ни пытался… Он вдруг замер, неотрывно смотря в потолок. Штукатурка была вся давно изранена, изувечена, расстреляна до красных подтеков, тонкие линии которых задрожали и стали завиваться в ростки. Извивающиеся стебли разрастались, и некоторые из них завязались в бутоны, а потом раскрылись в тишине, разбрызгивая вокруг вместо пыльцы красную росу. Маленькие кровавые капли упали на лицо Данте, как капли моросящего дождя, и он резко свернул голову на бок, чтобы рассмотреть кружево протечек под другим углом. Они изгибались и все разрастались по потолку, пронизывая старую штукатурку, а потом и по стенам, легко проламывая белые кафельные плитки, постепенно спускаясь все ниже. -А, пофигу, - Данте легко поднял свое тело и выскользнул из ванны. Он непринужденно, почти элегантно шагнул к раковине, наклонился, оперся о ее край обеими руками и уставился в зеркало – в отражение собственных глаз. В его сне это зеркало разбил Вергилий. Данте усмехнулся. -Мужик, остынь, - сказало Данте его собственно отражение. – Ты, походу, с катушек слетаешь, - другой он в зеркале неодобрительно нахмурился. -Может быть, - Данте вскинул руки высоко над головой, развернулся на месте и пошлепал в спальню голыми ступнями по кафелю. – Мне, знаешь, кажется, что я парю в воздухе. Как снег, - он протанцевал несколько шагов, плавно водя руками вокруг. – Невесомо. Как будто бы я сам – воздух. Как будто бы я – ничто. Я – ничто? -Скучаешь по нему? – спросил другой он, выглядывая полупрозрачным отражением из стекла в оконной раме. -Не знаю, - Данте бросил свое тело на кровать, и оно медленно осело, принятое мягким одеялом. Черное покрывало пахло как Вергилий. Если закрыть глаза, Данте почти мог почувствовать, как лазурные королевские лилии вырастают из бархатной ткани и раскрывают свои тонкие, прохладные лепестки, распространяя изысканный аромат зимы. -Что собираешься делать? – прозвучал тихий шепот у самого уха Данте. -Не знаю, - пожал плечами Данте. – Не знаю, что делать. Теперь он сам по себе, и мне на том пути нет места. Думаю, я заблудился. Вообще-то, я серьезно рассчитывал на тоску и паршивое настроение. Я правда ждал, что снова будет эта невыносимая печаль. Но почему-то я не чувствую никакого разочарования. Да и отчаяния тоже нет. И калечить себя как в прошлый раз хочется. Можно, конечно, но это бесполезно. Умирать нельзя. Непозволительная роскошь. -Почему? Разве тебе уже не наплевать? – голос казался удивленным. -На Вергилия мне никогда не наплевать. Он дорог мне, всегда, - бархат был теплым и приятным на ощупь. -А собой ты дорожишь? -Нет, не особо, - рассмеялся Данте. – На себя мне плевать. Но ирония как раз таки в том, что единственный на этой дурацкой шахматной доске, кому по силам меня ранить – это Вергилий. Каким-то образом он умудряется причинять мне боль даже тогда, когда кажется, что я пережил уже все возможные страдания. И даже когда и тело, и душа, казалось бы, онемели до бесчувствия, он возвращается, чтобы пронзить меня насквозь – как вспышка, как молния, как лезвие меча. Он один такой. На все остальное наплевать – Только Вергилий, только он может меня ранить. Кроме него не осталось ничего в этом мире, что могло бы причинить мне боль. Я могу пережить все что угодно. Без него я неуязвим и бессмертен. Вспышки воспоминаний оборвались, и, несмотря на боль, Данте заставил себя открыть глаза. -Покончи с этим, Верг, - попросил он, в невыносимом жару вцепившись в простыню, выгибаясь навстречу брату. Женское тело все еще казалось чужим, но Данте привык, и ему хотелось, чтобы все это поскорее закончилось, и он тихо, обессилено умолял: - Покончи с этим, Верг. Мягкий низкий голос Данте застал Вергилия врасплох, мурашками пройдясь по позвоночнику, лаская, сводя с ума, и заставил Вергилия тут же кончить. Горячее семя – внезапное ощущение внизу живота Данте. Вергилий держал его в своих руках, он был так близко, что Данте видел черные расширенные зрачки глаз в обрамлении ясной, словно свежий лед, радужки. Вергилий был так близко, что упавшие вниз волосы отделяли их ото всего мира белой завесой. Только они двое – и больше ничего. Вергилий нахмурился. Его губы раскрылись и позвали, чувственно, отчаянно, еле слышно: -Данте… Данте прикусил губу и, несмотря на то, что уже был уверен, что секс закончился, обнял Вергилия за плечи, снова обхватил его ногами за пояс покрепче, сцепил лодыжки и притянул брата к себе, заставляя его войти еще глубже. Данте не ожидал ничего подобного, но его женское тело вдруг тоже накрыло волной удовольствия, как будто в нем отозвался отголосок оргазма Вергилия. На миг, кроме Вергилия не существовало ничего. -Данте, - рука брата нежно провела по его щеке, вернув обратно в реальность. «Неправда. Вергилий не знает, что это я. Все это не мое, не мне. Меня он никогда не примет. Тем более теперь… все закончилось, так что же ты просто не убьешь меня? Я хочу, чтобы мои последние минуты были переполнены наслаждением, а не гребаной ревностью! Я, черт тебя дери, не собираюсь ревновать тебя к себе самому!» -Данте… - позвал Вергилий, и у Данте сдали нервы. Он уже не мог не ответить. -Что? – спросил он брата усталым, вымотанным шепотом. – Что? Что еще тебе надо от меня? Я отдал тебе все, что у меня было, даже силу Спарды, которую ты так хотел. Теперь-то что? – его трясло. Кажется, у него была истерика. – Что еще тебе нужно от меня, Верг? Ох, блядь… – Данте отвернулся в сторону и замолчал. У него ничего не осталось, но он ничего и не хотел. Он сам стал ничем и просто лежал неподвижно. -Дан-… - Вергилий в ужасе схватился за волосы, осознавая, что он наделал. А потом, прежде чем старший Спарда успел что-нибудь сказать, ритуал сработал. Вокруг тела Данте поднялись, сотканные из света темно-красные руны древнего языка демонов и поползли к Вергилию, перенося силу – и жизнь. «Все в порядке. Я был готов к этому. Я пришел сюда, чтобы отдать тебе свою жизнь. Я просто… не хочу видеть твое искаженное болью лицо. Не так. Не хочу, чтобы это было последним, что я увижу в жизни». Данте открыл было рот, чтобы что-то сказать брату, но у него получился лишь слабый стон. Его руки и ноги безвольно упали на скомканную кровать и стали рассыпаться красно-белым туманом исчезающих мышц, сухожилий и костей. -Что же ты наделал, глупец! – в отчаянии прошептал Вергилий – и тело Данте распалось до конца красным всплескем страха и сожаления. «Никогда не думал, что умру, как девчонка, в руках у Вергилия, да еще и с такой кучей сожалений. Я думал, какой-нибудь демон прикончит меня однажды, может быть, даже Вергилий. Но никогда не думал, что все будет вот так. Я знаю, я все проябываю, но почему его последними словами были именно эти? Проклятье. Я ведь просто хотел все исправить…» -Ебаный пиздец! – вскрикнула Леди и разбудила Данте, вырвав его из мрачного сна. Он неохотно открыл глаза, и обнаружил, что лежит на малиновом диване в лобби «Дьявол никогда не плачет», заваленного разбросанными бутылками и бумажными обертками, оставшимися от фастфуда. Данте повернулся к Леди, застрявшей в дверях в шоке. -Ну и дыра! – она помахала рукой перед носом, как быдто это могло изгнать запах алкоголя и сигарет. – Эй, - позвала она, опуская одним пальцем розовые очки. – Как оно? Данте не ответил. Он только уставился на нее тусклым взглядом сумеречно-серых глаз, как будто не понимая ее совсем. -Ну… что случилось? – спросила Леди с беспокойством. -Предаюсь воспоминаниям, - медленно проговорил Данте. И зачем он вообще запаривался отвечать? -В этот раз о чем? О демонах пытающихся оккупировать мир людей? О твоем психе-брате? -Даже не смей так говорить о моем брате, сука! – сорвался Данте. Он бы встал с дивана, чтобы надрать ей задницу за такое отношение, но он все еще был в замешательстве –не отошел после своих снов. – Не. Смей. Леди кое-как смогла выдавить: -Остынь, Данте, - и он вернулся в состояние амебы, неуклюже откидываясь обратно на диван: -Если тебе ничего не нужно, просто уходи. Данте не хотел ее видеть. Все, чего он хотел – это напиться до беспамятства, чтобы едкое разочарование наконец ушло. Конечно, это все его больное воображение пыталось свести его с ума. Этот треклятый сон. Конечно, Нело не выжил. Конечно, он убил брата собственными руками. Вергилий сбился с пути, и он должен был выполнить свой долг и остановить старшего. Это было трудно, а потом стало почти невыносимо, но Данте нужно было это пережить. У него хреново получалось, он был в курсе, но… Ему снились такие сны каждый раз, когда он был не на наркоте. Каждый раз, как он закрывал глаза, не напившись до потери сознания, его воображение рисовало новую версию реальности, воскрешая Вергилия. Данте не нужна была Леди. Ему нужен был виски. И желательно больше, чем одна бутылка. -Я скажу тебе, если будут новости, - сдалась Леди и направилась к двери. -Не будет никаких новостей, - мрачно отрезал Данте. – Он мертв. -Данте… -Мертв! И закрой за собой гребаную дверь. Леди тяжело вздохнула и сделала, как ее просили. Данте недовольно зарычал и засунул лохматую голову под подушку. Все думали, что он хреново справлялся? Все думали, что ему нужна была помощь? Он, блядь, убил своего собственного брата, которым восхищался и которого любил всю жизнь. И он просто сидел на наркоте и безостановочно бухал. Он не пытался покончить с собой, и он даже все еще был в своем уме, насколько это было вообще возможно. Да, блядь, пошли они все нахуй, по его меркам он справлялся просто великолепно! ... Хоп-хэй-лала-лэй! Конец. О_О Этан