Под несчастливой звездой

Виды речки-вонючки явно впечатлили аристократа, коим являлся Малфой, но воспитание не позволило ему обозначить свое отношение к тому, что он видел. Неописуемые ароматы сточных вод раздражали чувствительный нос, который привык вдыхать более благородные запахи, поэтому я с весельем замечала, как ноздри Абрахаса трепетали, но тот стоически терпел, притворяясь, что ему совершенно не хочется скривиться. Я забавлялась, глядя на его попытки сделать вид, что мы проходимся по респектабельной набережной, а не по пыльной дорожке вдоль донельзя грязной речки. — Я не стану притворяться, что не потрясен произошедшим сегодня в Аврорате, — наконец, заговорил Абрахас о главном. Мы уже попытались обсудить погоду, но тема как-то не пошла и быстро заглохла. Потом он предпринял попытку справиться о моем самочувствии, но и это не возымело успех. Мы даже помолчали, старательно делая вид, что наслаждаемся прогулкой, и вот, наконец, Абрахас перешел к делу. — Я уверена, что это так, Абрахас, но могу с уверенностью сказать, что вы неплохо справляетесь, — сочувственно произнесла я, хотя тон мой оставался насквозь фальшивым. Мне было не жаль его. — Спасибо. Мы снова замолчали. Я понимала, что разговор у нас не из легких, поэтому не стала форсировать события, а просто принялась ждать, пока Абрахас продолжит. Он сделал это не сразу. Вначале я удостоилась зрелища, как он поднял голову к небесам, сейчас свинцовым, затянутым тяжелыми тучами, и, глядя на них расширившимися серебристыми глазами, застыл на несколько мгновений. Обычно, так в небеса смотрели люди, которые впервые их увидели. Сейчас казалось, будто Абрахас всю жизнь находился в помещении без окон, а потом вышел на свет и увидел небо. Погода в данном случае не имела никакого значения. Я знала этот взгляд, видела его сотни тысяч раз, — Абрахас переосмысливал бытие. У него сместились оси координат, и он понятия не имел, что делать. Я видела в его глазах растерянность. Он отчаянно пытался найти опору под ногами, ведь прежняя рухнула. — Я не могу, — сказал он после затянувшейся паузы. — Простите меня, Эйлин, я не могу… Я остановилась, разворачиваясь к нему. На моих губах играла мягкая, понимающая улыбка. — Что именно вы не можете? — Бороться вместе с вами. Простите. Я бы хотел, если бы мог. Мне рассказывали о вас, знаете? Я слушал эти рассказы, как мальчишка, который впервые познакомился с рыцарским романом. Я вами восхищаюсь. Слова Абрахаса мне не понравились, но еще больше они озадачили — был кто-то, знающий обо мне. Кто-то, умеющий читать сигнатуры Центральной Системы. Нет, информация обо мне не была секретной, я как Генерал оставалась фигурой публичной и почти каждое мое слово становилось достоянием общественности, но здесь, в этом могильнике, было странно встретить личность, способную дотянуться до сигнатур Скайфола. Я не кодировщик, знаю вещи весьма поверхностно, но даже мне известно, что те сигнатуры, которые я использую здесь, обеспечиваются планетарной осью, а не Осью Скайфола. Из слов Абрахаса выходило, что здесь есть кто-то достаточно сильный, чтобы дотянуться столь далеко, и это не паразит — они читают разум, а не Ось. Если учесть все таинственные слухи вокруг лидера проглотов, с большой долей вероятности именно он это и есть. — Спасибо за лестные слова. Мне не нужно вас прощать за ваш выбор. Абрахас кивнул, но в кивке этом не было облегчения, только натянутые до предела нервы. Я видела усталость в его морщинах, что скопились в уголках глаз, в горьких складках у рта. Что-то было не так. Очень не так. Будто у него какие-то огромные проблемы, которые больше, чем он способен вынести. — Вы думаете, что я ужасный человек? Мир скоро умрет или будет порабощен, нас всех превратят в фермы по производству жизненной энергии, а я отказываюсь бороться. Говорю, что это не моя война, и вы справитесь как-нибудь без меня. Или того хуже — переметнусь на другую сторону. Я покачала головой. Он знал, что происходит и не питал иллюзий на этот счет. Похоже, и Тобиаса он раскусил, но что тогда заставило его с ним сотрудничать? — Вы отлично понимаете, что это не выход. У паразита нет слуг, более того, они ему не нужны. Он умеет разделяться на много частей. Люди ему пища. Он не испытывает привязанностей, у него нет слабостей, а еще он полностью неуязвим и бессмертен. Вам некуда идти, когда знаете правду. Абрахас вздохнул, склоняя голову. Смотреть мне в глаза он не мог. Неужели, все же размышлял над этим? — Я это понимаю. — Хорошо, — я положила ему руку на плечо и сжала. Губы Абрахаса дрогнули в намеке на улыбку, но до глаз эта улыбка не дошла. И тут же, будто устыдившись этого проявления чувств, он отвернулся и сделал вид, будто течение грязной речки — это все, что его занимает. Где-то вдалеке кричали дети, сигналила машина, прохладный вечерний ветер нес с собой запах скошенной травы и помойки. Небеса по-прежнему были оккупированы тучами, обещающими дождь. Я, как никогда, ощущала непривычную тишину в эфире и то, насколько крепок купол, поставленный Жнецами. Вдруг захотелось поежиться. Чтобы побороть собственное смятение, я послала осторожную сигнатуру Северусу, и тут же в ответ получила заверения, что все в порядке: никто не передрался, а братья вручную выбивают ковры и моют полы, когда как сам он руководит процессом. На сердце сразу потеплело. — Кое в чем я все же могу помочь, — Абрахас нарушил тишину. — Я слышал, что вам нужны браслеты, которые сейчас находятся у Лорда. Я… попробую устроить вам встречу, если интересует. Неожиданно. — Зачем вам это? — нахмурилась я. — Потому что я хочу иметь возможность к вам присоединиться. Я не могу это сделать сейчас, но есть вероятность, что обстоятельства изменятся. — Это похоже на желание усидеть на двух стульях, — заметила я едко. — Поверьте мне, Эйлин, я всеми силами пытаюсь избежать именно этого. Я прекрасно оцениваю свои силы и понимаю, что на два фронта меня не хватит. Я должен выбрать что-то одно, хотя вероятность, что я преуспею в своем деле, крайне мала. Красиво сказал и хитро. Главное, намерений своих не скрывал. Была бы я чуть менее опытной в плане пройдох, я бы даже не поняла, что меня аккуратно окутывают словесной паутиной. Мне обещают сотрудничество, но на самом деле стараются припахать к своей проблеме. «Мир умирает, Абрахас, а вы вместо помощи пытаетесь с меня что-то поиметь. Мерзавец вы, вот кто», — хотелось ответить мне, только я промолчала. Вопрос в том, какая именно у него проблема. Это должно быть нечто интересное, ведь такие как Абрахас неинтересного не держат. Давайте посчитаем: демонские ограничители — раз, неподдельная усталость — два, повышенная чувствительность к эманациям паразита и Первостихиям — три. Из всего этого выходит, что он в своих темницах запер какую-то хрень, явно принадлежащую моему миру, которая и сливает ему всю информацию. Какие шикарные выводы получаются! — Не хотите поведать о своей проблеме? Возможно, я смогу чем-то помочь, — сказала я то, что он ожидал от меня услышать. Он ведь к этому вел, когда начал говорить о том, что «не может». — Эйлин, вы очень заняты. Я не хочу вас нагружать еще и этим. — И все же… Абрахас вздохнул. Я увидела, как его рука в перчатке сжала трость с металлическим набалдашником. Могу поспорить, что внутри трости находится волшебная палочка. Он собирается меня атаковать? Что за бред. Или просто ощущение волшебной палочки помогает сосредоточиться? — Мой род… Он в опасности… Люциус, мой единственный сын, он… одержим. Простите, Эйлин, я не хотел. Я… просто не знаю, что мне делать. Одержим? И кем же? Демоном? Паразитом? Кем-то из наших? Если последнее, так ограничительные печати объясняют, отчего он не явился на мой зов. — Что ж, я видела немало одержимостей в моей жизни, позволите мне взглянуть? — глаза Абрахаса сверкнули, похоже, он добился, чего хотел. Только вот рано радуется, я из него теперь могу всю душу вытянуть, если захочу. — Но вначале было бы неплохо встретиться с этим вашим Лордом. Поймите меня правильно, Абрахас, я сочувствую вашему горю, но браслеты мне нужны больше. Дело было, конечно, не в браслетах, а в том, чтобы не показать своей заинтересованности той зверушкой, что сидит в его сыне. — Это я понимаю так же, — кивнул Абрахас. — Буду безмерно благодарен, если вы найдете для меня минутку. Я бы не стал вас просить, но выхода нет. Я перепробовал все, даже связался не с теми людьми, за что теперь моему роду придется расплачиваться, если я его спасу. И все равно нет никаких результатов. И тогда я узнал о вас. «Или тебе сказали меня привести», — подумала я. Интересно, может ли это быть ловушкой? Несомненно. Я посмотрела на Абрахаса, склонив голову на бок. Судя по тому, как сильно он сжимал свою трость, сболтнул он лишнего. — Кое-что я знаю, — не стала я отрицать, глядя на Абрахаса. Несмотря на то, что я записала его в скользкие типы, сейчас он был искренен. Мне так и хотелось сказать: «В каком же ты отчаянии…», но решила промолчать. — Одержимость и подселение — разные вещи. Вы уверены, что это именно первое? Люциус приходит в сознание время от времени? Как проявляется одержимость? Он ползает по стенам и потолку? Разговаривает на незнакомых языках? Читает мысли, а потом говорит о том, что для вас является стыдным и неудобным? Абрахас нахмурился, словно пытался припомнить, имело ли место, названное мной или нет. Подобная реакция меня несколько озадачила. — Он… приходит в сознание, и тогда снова становится моим сыном. Иногда. А потом снова эта тварь берет над ним верх. Его глаза меняются… — Несколько радужек? Зрачков? — Нет, только выражение глаз становится другим. Смотреть жутко. За мной будто что-то древнее и страшное наблюдает. Он почти всегда молчит, но когда говорит, голос меняется, становится глубоким и жутким. Никаких других языков, по стенам тоже не ходит, но то, что он не мой сын, признает сам. — Признает? — очень интересно. Судя по полученной информации, физических признаков одержимости не наблюдается. Так что вряд ли это демон. Они, конечно, тоже могут затаиться и сидеть внутри тела, сожительствуя с младшей душой, но обычно, при раскрытии себя начинают творить дичь вроде ползания по потолкам и демонстрации типа «смотри, как я могу» — голову на триста шестьдесят повернуть или конечности согнуть в противоположную сторону. А у этого только голос и взгляд меняется. «Не смей надеяться, что это кто-то свой!» — предостерегла себя я.  — И кем же он называется? Он говорил, что демон. Или, может, какую-то другую расу назвал? — Нет… Он больше молчит. И просто сидит в кресле, смотря невидящим взглядом перед собой. — Вы не подскажете, сколько лет вашему сыну? — На данный момент — пятнадцать. И началось все пять лет назад, если это важно. Вначале ОН появлялся редко, сын мог спокойно учиться, а в последние несколько месяцев ОН почти не уходит. Я, определённо, должна взглянуть. Абрахас говорил что-то совсем уж интересное. Вряд ли пятнадцатилетний ребенок был наркоманом, хотя полностью такую вероятность отбрасывать не будем, так что одержимость паразитом крайне мала. Свои тоже отпадают. Во-первых, это случилось около пяти лет назад. Мир был уже закрыт, ничего извне прилететь не могло (но и эту вероятность оставим на крайний случай), а во время закрытия отсюда убрались все. Во-вторых, никто не отозвался на мой зов. В-третьих, сколы несколько… толстоваты — места не хватает для двоих, поэтому мы обычно подселяемся, вытесняя прежнюю сущность, если она была. Если же это демон, то очень нетипичный. Ну, Абрахас, заинтриговал так заинтриговал. — Хорошо, я поняла, — кивнула. — Мой ответ остается прежним: я взгляну на него, но вначале браслеты. — Это справедливо, — согласился Абрахас. — Я попробую договориться о встрече с Лордом. Когда я это сделаю, пришлю Патронуса. Такой расклад меня больше, чем устраивал. Я кивнула.