Под несчастливой звездой

Тьма опустилась внезапно. Даже с капелькой боли она казалась мне милосердной, ведь вынести открывшуюся мне беспощадную правду, я едва ли могла. Знал ли Жнец о ловушке, в которую я угодила? Думаю, да. Я помню его взгляд, когда он отдавал свою кровь. Я тогда не поняла, что делал он это больше для моего успокоения, чем для ритуала. Он знал — его не будет, ведь был в курсе испорченных браслетов, но сообщать о них не стал. Ведь по сути ему все равно, каким образом откроют мир, он будет жить вне зависимости от способа. Мне не за что его винить. Не будь здесь Северуса, я бы тоже молча смотрела, как мои друзья разбирают здесь все на запчасти, и ничего бы не дрогнуло — слишком часто я вижу гибель миров, чтобы не поддаться эмоциональному выгоранию. Тьма дала мне короткую передышку. Я не знаю, откуда она взялась — Том ли меня оглушил или еще кто. Я перестала следить за окружающим пространством в тот момент, когда увидела свои браслеты, над которыми надругались особо изощренным способом. Из тьмы я выбиралась медленно. Говорят, первым возвращается слух. Не в моем случае. Вначале возвращается чувство духовной связи, которое поведало о близости супругов, потом проснулась способность читать сигнатуры (они молчали, но я все равно знала, что могу), и уж после того — слух. Я слышала копошение братьев, их тихие, немного уставшие голоса. Они говорили про ритуал и про Азкабан. Последнее, кажется, было магической тюрьмой, но я не уверена. Значит, они меня взяли тепленькой. Куда я отправилась после страшной новости про браслеты - не помню, но, похоже, место оказалось достаточно удобное, чтобы близнецы сумели приложить меня по голове до полной отключки. Следующим, что я осознала, — положение тела в пространстве. Похоже, меня приковали кандалами к стене. Хорошая попытка, честно. Братья не совсем потеряны для общества и сообразили, что мне нужны руки для причинения им боли, вот и заковали в металл. Я попробовала пошевелить запястьями — не вышло. Подобные меры заставили меня усмехнуться, чем привлекла внимание Гидеона. — Она очнулась, — произнес он. Я попыталась открыть глаза и получилось только наполовину — один глаз поддался, а второй — нет. Понятно, меня мозданули по лицу, чтоб вырубить, и не рассчитали силушку, раз стала временно одноглазой. Фабиан что-то прошипел и поднялся. Он тяжелым шагом двинулся ко мне и двумя пальцами схватил за подбородок. Заставил посмотреть единственным глазом на него. Муженек мой так старательно сводил брови, что, наверное, я должна была проникнуться его зверским выражением лица. — Не пугай. Не страшно, — сказала. Речь моя тоже особой четкостью не отличалась, ведь губы мне тоже разбили. Ну что за неаккуратные товарищи! «Отвратительно» им по лишению сознания. — Мы еще и не начинали! — ответил Фабиан и оттолкнул мое лицо. Моя шея повернулась, и я едва ухом не ударилась о каменную стену. Была она шершавая и мрачная, знакомая. Кажется, я выдавливала черную жижу из Флетчера в соседнем апартаменте. — Ты пожалеешь обо всем, когда мы закончим! Оценка «Отвратительно» им по угрозам тоже — не впечатляет совсем. Хотя, я готова дать этим двоим кредит — все-таки они супруги, а у меня только что случился личностный кризис, причиной которого стало разрушение всех моих грандиозных планов. — Обещания, обещания… — ухмыльнулась я разбитыми губами. Во рту собиралась кровь, густая, с металлическим привкусом, людская. Мне она не нравилась, и я, собрав ее, выплюнула. В движениях я была несколько ограничена, и под ноги или в сторону плюнуть не представлялось возможным, а Фабиан, идиот такой, почему-то именно в этот момент пришел в движение. Получилось, что плевок в него попал. Неловко вышло. — Сука! — зарычал он и замахнулся. Я уже видела, как в мою сторону летит ладонь, чтобы сделать вид под глазами симметричным, но Гидеон перехватил. Он схватил брата за запястье и сжал. Удара не прилетело. — Мы не будем бить женщин, Фабиан, — сказал он твердо. — Мы. Не. Будем. Бить. Нашу. Жену. Что бы она ни сделала. Фабиан снова зарычал, точно дикий зверь, вырвал запястье из руки брата одним грубым рывком и сделал шаг назад. На меня он смотрел так, будто хотел испепелить взглядом, а мне хотелось сказать: «Милый, я огнеупорная», чтобы раздразнить сильнее. Мне нравилась его злость, она отвлекала от глупых мыслей. От жалости, которая вдруг подняла во мне голову. Я никогда не обещала их любить или заботиться, или защищать, но я чувствовала вину за то, что отняла у них какое-либо будущее (в этом мире или ином). Братья не были идеальными, они просто были Младшими, и винить их за неспособность что-то понять или увидеть ввиду собственной ограниченности — глупость с моей стороны. Духовный брак — меч с двусторонней заточкой, и мне было жаль обрекать их на те муки, которых они не заслужили. "Не жалей, — говорил Кубера. — Не жалей никого и никогда. Жалость не приведет тебя к добру". Он вбил в меня этот постулат, вплавил его в меня так надежно, что я даже и помыслить не могла подвергнуть его сомнению, а история с Каталиной, которая поддалась своей слабости и пожалела приютского мальчишку, вовсе уверила меня в его непреложной правоте. Не жалей…  — Так до вас наконец-то дошло, в каких мы находимся отношениях? — оскалилась окровавленными губами я. — Не с твоей помощью, — выплюнул Фабиан. — Гобелен посмотрели, — Гидеон скрестил руки на груди, глянул на меня, как дознаватель на мелкую шушеру. Мне было ни холодно, ни жарко от его взгляда. — О, старая тряпка работает? Я уж и не надеялась. Знаете, веры ей никакой нет, особенно, после того, как она не показала вашу дочь. Зачем такое вообще надо? — Заткнись! — крикнул Фабиан. — Что бы ты понимала? Чужачка! Ты не уважаешь ни нас, ни мир, в котором оказалась, ни наш образ жизни! Мы для тебя — черви! Я промолчала, ведь братья были кругом правы — и про неуважение, и про червей. С червями особенно интересно, как по мне. Есть один занимательный факт: наши умники сравнивают души сколов с телом дождевого червя. Расколоть одну душу на две (или более частей) — как разрезать червяка. Был один, а стало два. Не хочу огорчать своих мужей, но именно такими, расколотыми, они и ходят. Магические близнецы. Каналы для колдовства одни, магическое ядро одно, стояк один на двоих, опять же, но две души, некогда бывшие единым целым. В Скайфоле такие драконы порой встречаются — с двумя, тремя и более головами. Другу моему Серафиму повезло, что мы в котиков его осколки поместили, или ходить бы ему с сорока одной головой. То еще приключение. — Или куры. Ты режешь людей, точно животных, — припечатал Гидеон, всматриваясь в мое лицо. Что искал он там? Отрицание? Отчаяние? Вину? Я не знаю, но, в любом случае, у меня для него ничего нет. Жалость есть. Что же с ней делать? — Да, — ответила я просто. Не стану отрицать, что совершила, но и оправдываться не стану. Мне не нужно. — Тебя должен кто-то остановить… Ты зашла слишком далеко. Околдовала отца, мать, нас… Ты убиваешь и творишь страшное! — Да. И нет, — они посмотрели на меня в легком замешательстве, и я сжалилась, пояснила. Что делать, если они убогие, сигнатуры считать не способные: — Убивала, но вы меня не остановите. — Уже! — выплюнул Фабиан. — Ты прикована к стене и едва можешь двигаться. Мы поняли, что ты влияешь на нас через супружескую связь, но управление ею на твоей руке. — Он торжествующе ухмыльнулся. — Мы заметили, как ты крутила запястьем прежде, чем применить болевое проклятие. Сейчас ты не сможешь. Я хмыкнула. Молодцы, оценка за наблюдательность «Выше ожидаемого». — Не думай сбежать, — добавил Гидеон. — Мы тебя везде найдем. Как аппарировать по связи, мы тоже поняли, и давно. Еще когда ты нас в лес Дин выдернула! Найдем и притащим обратно, чего бы нам ни стоило! — Хорошо, — согласилась я. Братья уставились на меня, будто у меня выросла вторая голова. Но я-то свою душу не раскалывала, чтобы она у меня выросла. Вон у Томми вполне может статься, он же главный поставщик всея дерьма происходящего. — Хорошо, — еще раз повторила я, понимая, что братья на хвосте в последние дни перед… армагеддоном мне совсем не в кассу. Я их знала достаточно, чтобы понять - не отступятся. Они упрямые, вон как за свои убеждения цепляются, а у меня нет времени. Совсем нет ни на салочки, ни на поиск других путей, ни на что. Жалость… Хорошо, и жалость тоже. Пусть она здесь будет, может, мысль о ней скрасит мое существование. Ну и Куберу со своими убеждениями, которые он мне намертво привил, пошлю дальними рубежами. «Видишь, Вайша, кругом одни плюсы!» — убеждала я сама себя. Объективно, так и было, но отчего мне плохо? Лента скользит сквозь призрачные пальцы. Она красная, спелая, точно кровь, она немного прохладная на ощупь и бархатистая. Мне грустно от того, какая она прекрасная. — Вы правы, — сказала. — Наш брак был ошибкой. Надо заканчивать с ним… Да и меня сын ждет. — Сына ты не увидишь еще долго! — пообещал мне Фабиан с удовлетворением. Он думал, что победил, и ликовал, ведь мстил мне за совершенное с Роуз. Ох… — Его я увижу скоро, — возразила я спокойно. — Но это неважно. Напоследок хочу сказать, что мне жаль. Будь больше времени, все бы было не так, но я не выбирала обстоятельства, и приходится оперировать тем, что есть. Я не могу позволить, чтобы вы путались у меня под ногами. Ничего личного. С этими словами я собрала всю доступную мне заимствованную через связь магию. Ее не было много, но оказалось вполне достаточно для перемещения. Я ухмыльнулась, видя как распахнулись глаза братьев. В их черных зрачках я наблюдала яркие всполохи магических векторов, которые зачастую появляются при открытии порталов. — Поймайте меня, если сможете! — ухмыльнулась я специально, чтобы сильнее разозлить. По моим подсчетам они должны немедленно броситься в преследование. Мне от них не уйти, я знала, связь dy’la способна обнаружить меня даже на другом уровне бытия, поэтому в мои намерения не входило бегство. Мне нужно было тихое место, где нам никто не помешает. К сожалению, аврорат, с его наполненностью к подобному не располагает. Зато располагает… Я горько усмехнулась, когда передо мной выросли хищные шпили некромантского мэнора Принцев — вот уж выбрало мое подсознание место, так выбрало. Я оказалась в старом саду, с корявыми, изъеденными лишайником деревьями. И хотя был еще день, солнца видно не было, вокруг все было серым и поглощенным густым, молочным туманом. Он клубился у моих ног, точно верный пес. Я потерла запястья, проверила руки, сжимая и разжимая кулаки, и осталась удовлетворена результатами. Тогда я потянула себя за левый рукав, безжалостно отдирая его от остальной части рубашки. Ткань затрещала и порвалась, где-то вдали закаркала ворона. Ввысь, к острым шпилям хищных башен, подтянулись дементоры. Я заметила как они парят там, явно ожидая интересное. Я перекрутила ткань рукава и получила что-то вроде веревки. Оставалось ждать. Ожидание не продлилось долго: мои супруги явились почти сразу. Не успели вихри аппарации затихнуть, как в меня тут же полетел сгусток магии. Похоже, они были настроены решительно, как и я. Как и я. Я скользяще уклонилась, безошибочно ощущая, откуда прилетит угроза, и закл приняла на себя старая рассохшаяся яблоня. Она заскрипела и повалилась, а я воспользовалась этим шумом, чтобы спрятаться. Братья, поняв, что произошло, выругались, и палить по дереву перестали. Ворона каркнула снова. — Эйлин, выходи! Ты все равно от нас не уйдешь… — сказал Гидеон, но я промолчала. Я и не собиралась от них ускользать, мои намерения были в другом. Они ждали моего ответа так интенсивно, что я слышала их дыхание. Или быть может это от того, что других звуков здесь не водилось — свое-то я задержала, подбираясь к Пруэттам со спины. Они переглянулись, явно что-то ощущая и, кивнув друг другу, разошлись в разные стороны. Я поморщилась от досады — им надо спина к спине становиться, чтобы лучше обороняться, но они помыслить не могли, что я стану на них охотиться, а не скрываться. Супруги чувствовали мое присутствие и считали, что я решила отсидеться в тумане, что было вполне логично, если бы не… Я кралась тихо и осторожно, я была незаметна так, как бывает незаметна якшини. Как меня не увидел тролль, много-много кальп назад, так меня сейчас не видели и братья. Умели бы они пользоваться dy’la не на уровне обывателя, определили бы мое точное местоположение, но им не хватало знаний, опыта, силы. Не хватало принадлежности к сколам. Пять шагов, шесть, семь… десять — между братьями. Я вынырнула из тумана, делая подсечку Гидеону. Фабиан выстрелил, но заклинание просвистело мимо. Гидеон упал, а я вырвала палочку из его рук и тут же использовала ее как оружие, безошибочно втыкая ее в яремную вену. Раздался крик и кровь хлынула из раны ярким алым потоком. Захлопали своими мантиями, точно крыльями, дементоры где-то наверху. — Если вам так будет легче, это — акт милосердия, — сказала я и сделала шаг назад, сливаясь с туманом. Он снова забрал меня в свои объятия. Заклинания, насылаемые Фабианом, летели направо и налево, но ни одно меня не задело. Я знала, как от них уклоняться. Фабиан упал на колени перед Гидеоном. Он пытался зажимать рану и что-то бормотал, чтобы брат держался, колдовал, пытаясь остановить кровь, и проклинал меня всем, чем мог. Не помогало. Я нанесла удар проводником магии, на такие раны заживляющие заклы почти не действуют. В такие моменты надо брать пострадавшего в охапку и аппарировать к целителю, но Фабиан был слишком шокирован происходящим, чтобы сообразить. Мне же на руку. Я же удобнее перехватила свою самодельную веревку, сделанную из оторванного рукава и накинула ее на шею Фабиану, пока тот отвлекся на истекающего кровью брата. Фабиан взбрыкнул, точно строптивый конь, попытался меня сбросить, но я взяла упор ногами и с помощью третьей руки дернула за ленту связи, посылая болевую по ней. Фабиан захрипел, попытался закричать, ощущая агонию, и снова забился. Я держала его изо всех сил, хотя было непросто. Все то время, что я душила его и мучила, я мысленно повторяла: «Если тебе будет легче, Вайша, это — акт милосердия». Я видела, как выгорают физические оболочки dy’la, если их партнер применил терминальную атаку. Проклятие кипящей крови? Гниения? Удушение? Нет, агония без начала и конца. Вечные муки. Непрекращающийся ад. И не вытащить оттуда никак. Я давала им шанс на перерождение - если сумеют уйти от голодных дементоров, их обязательно подберет Скайфол. У них будет другая жизнь, в другом теле, и полное отсутствие воспоминаний обо мне. Я душила Фабиана, и постепенно сопротивление стало слабеть. Агонизирующее тело в последний раз забилось особенно сильно, а затем расслабилось. Из глаз Гидеона, истекшего кровью, ушла жизнь, поблекла их яркая синь, выцвела. Они стали стеклянными и смотрели в хмурое небо, на котором кружили дементоры, как стервятники. Я на них не обращала внимания, продолжала душить и считала. Вначале до десяти, потом до ста, потом до двухсот, потом до пятисот. На тысяче я позволила разжать свои дрожащие пальцы, обнять себя и увидеть своим несовершенным зрением ленту связи, которая стала черной. Я смотрела на нее, видя, как чернота ленты ложится на меня проклятием. Но разве это важно? Это все равно конец. Нет выхода отсюда для тебя… Я уложила тело Фабиана рядом с братом, наклонилась и коснулась губами лба — сначала одного своего супруга, а потом другого. — Прощайте, — сказала и поднялась. Я побрела, куда глаза глядят. В итоге я кое-как дошла до какой-то хозяйственной постройки и прислонилась к ее шершавой стене. Хотелось заплакать, но для меня это роскошь — не имею права. Я прикрыла глаза всего на миг, чтобы успокоиться. Когда открыла, передо мной стоял Тобиас-паразит. Он не улыбался, нацепил на рожу свою противную сочувствующее выражение и полез обниматься. У меня не было сил воспротивиться. — Ну-ну, девочка, ты все сделала правильно. Зачем нам они? Нам и друг друга достаточно. Утешитель он дерьмовый.