Бойтесь своих желаний

      Следующий день прошёл без приключений или каких-то особенных событий. Каджиты занимались своими повседневными делами и изредка выходили наружу, то ли проветриться, то ли проверить, можно ли двигаться в путь.       — Скажи, Шивари, а почему нам не отправиться в Вайтран прямо сейчас? — задал вопрос Айкантар, уже откровенно заскучав. Ему не терпелось наконец покинуть эти холодные безлюдные места и повидать более-менее цивилизованный мир.       — А потому, Айкантар, что земля ещё сырая и лошадь быстро устанет тянуть повозку, из-за чего караван не доберётся до города затемно и придётся заночевать в степи. А это очень опасно.       — А ещё в сыром воздухе плохо чувствуются враги, — добавил Дж’Дарр из своего угла, закончив наконец ковыряться когтем в зубах (Айкантара, непривычного к таким зрелищам, едва не стошнило, но он знал, что здесь следует благоразумно промолчать), — и караван будет слеп, как котёнок.       — А как тебе перспектива заночевать в холодной сырой степи без костра? — отозвался Дж’Зарр. — Знаешь, на сколько миль вокруг посреди ночи будет виден его свет? А чувствоваться его запах? Превращаться в живые мишени крайне неразумно.       Юноша вздохнул. Как много он, оказывается, не знал об этом мире, сидя в скучных, хоть и крайне надёжных стенах Маркарта и Подкаменной крепости. Ему в новинку было вдруг увидеть, что опасность, оказывается, поджидает на каждом шагу и от неё необходимо прятаться и никогда не забывать.       — И долго нам ещё тут сидеть? — жалобно посмотрел он на Шивари в надежде, что она скажет, что караван скоро выдвинется.       — Как и говорил дедушка, — пожала плечами кошка, — завтра с утра караван отправится дальше. Сейчас светит солнце, значит, есть надежда, что завтра земля будет уже сухая. Тебе ещё повезло, юноша, — оскалилась она, видя, как он совсем поник. — Часто каравану приходится пережидать в таких местах неделями. А тебе всего день посидеть уже трудно?       — Молодым свойственна нетерпеливость, — подал голос из своего угла старый глава каравана. — Юноше ещё много предстоит увидеть и понять. Он только начинает свой путь, который, как и у всех в этом мире, будет труден и полон опасностей.       — Кто понял жизнь, тот больше не спешит? Да, дедуля? — поддакнул Дж’Зарр и, по примеру напарника, открыл пасть и принялся ковыряться когтем в зубах.       — Вот вы смеётесь, молодёжь, — подтянулся к костру Дро’Шанджи, принявшись греть костлявые лапы, изрядно побитые сединой, над огнём, и шевеля длинными белыми усами, — но с возрастом приходит понимание, что торопиться совершенно некуда и незачем. Всё суета. А когда понимаешь, что путь заканчивается, то уже не бежишь, зная, что прибежишь лишь к могиле, а всё больше стоишь и смотришь по сторонам, на мир вокруг, и удивляешься, что не замечал раньше, насколько он велик и прекрасен, — вздохнул он, глядя своими жёлтыми глазами на огонь. — Но вы, конечно, думаете, что будете жить вечно, что смерть — где-то далеко-далеко, да и вовсе бывает с другими, а вас не коснётся, поэтому всё откладываете на потом и постоянно куда-то спешите. Дро’Шанджи тоже был молод и тороплив… — он замолчал, не закончив, и погрузился в какие-то свои думы.       — Не нагоняй тоску, дедушка, — опустилась рядом с ним Шивари, погладив старого кота между ушей. — Ты ещё не настолько древняя развалина, чтобы думать о смерти и не строить планов на будущее.       — Смерть у всех стоит за плечами, — ответил ей глава каравана. — Только в молодости её не чувствуешь. Из-за глупости и неопытности, как Дро’Шанджи уже и говорил…       — Прекрати, — оборвала его Шивари раздражённо. — Нечего думать о смерти, когда каравану не угрожает опасность. Или, может быть, у тебя новый приступ и пора выпить новую порцию лекарства? — внимательно вгляделась она в глаза старого каджита.       — Дро’Шанджи в полном порядке, — тут же отозвался тот. — Не надо ему никаких лекарств! Лучше и правда пойти вздремнуть, потому как завтра целый день ехать.       Остаток дня до ночи прошёл в унылом безмолвии, а Айкантар, проникшись речью старика, вышел из грота и долго осматривал окрестности. Совершенно открытая местность до самого горизонта, лишь кое-где поднимавшаяся холмами, после гор Предела оказалась для альтмера очень непривычным зрелищем, и он долго-долго заворожённо смотрел на эти просторы, колышущуюся траву, кусты и местами маленькие деревья, и очнулся только когда день склонился к вечеру и закатное солнце окрасило всё в рыжий цвет. Альтмер улыбнулся. Здесь было, конечно, невероятно красиво, но мысль о том, что скоро он будет в Вайтране, а оттуда и до Винтерхолда почти рукой подать, очень его обрадовала. Пора было идти спать, чтобы время пролетело быстрее.       Но в эту ночь альтмер почему-то уснуть не мог, как ни старался. Он ворочался и ворочался в своём спальном мешке, но удобная поза всё никак не находилась, а вдобавок в душе поселилась какая-то смутная тревога, которую невозможно было отогнать. Слегка приподнялся он, чтобы посмотреть на вход — но там царила непроглядная тьма. Ночь и не думала заканчиваться. На посту всё ещё сидел Дж’Зарр, которого напарник должен был сменить во второй половине ночи. Его одинокая фигурка чёрным силуэтом вырисовывалась на фоне костра и была столь неподвижной, что казалась каменным изваянием. «В темноте все кошки серы», — подумалось вдруг альтмеру. Только теперь на самом деле светло-серый с тёмными полосами мех охранника поглотила тьма, окрасив его в прямо-таки антрацитово-чёрный.       Остальная часть лагеря тонула в полумраке, и можно было бы сказать, что здесь тихо, если бы не храп старого каджита, сон которого был крепок как у младенца, что не могло не вызвать у Айкантара острого приступа зависти.       — Что, не спится? — повернулся к нему Дж’Зарр, которому, видимо, было смертельно скучно в одиночестве и тишине. — Совесть нечиста, да? — хохотнул он. — Вон, посмотри на старика, дрыхнет как убитый.       — Убитые не храпят, — пробурчал Айкантар, снова пытаясь устроиться поудобнее и слегка обиженный за свою совесть, которая ну никак не могла быть нечистой.       — И то верно, — охотно согласился каджит. — Его храп все звуки заглушает, но не хочется будить ста…       Он вдруг внезапно прервался, и послышался странный хлюпающий звук. Айкантар мгновенно вскочил, и то, что он увидел, повергло его в ужас: прямо между глаз у кота торчал наконечник стрелы. Каджит что-то прохрипел и через секунду свалился замертво. Юноша закричал, и лошадь, вторя ему, громко заржала. Все обитатели каравана мгновенно повскакивали со своих мест. Дж’Дарр опомнился быстрее всех, молниеносно вытащив кинжал, а Айкантар, следуя инстинкту, закатился под повозку и затаился в страхе.       Действие разворачивалось как во сне. Время будто замедлилось, и юноше казалось, что они все вдруг оказались под водой, сопротивление которой преодолевалось слишком… неторопливо. Вот в грот залетают три крепких норда в кожаной броне, один с луком, два с мечами наголо, и отрезают каравану пути к отступлению. Вот Дж’Дарр выскакивает из своего укрытия и накрывает лучника (позже Айкантар понял, что их надо убивать в первую очередь, чтобы нести меньше потерь), перерезая кинжалом тому горло, и вместе с ним валится на пол, где и оказывается разрублен двуручником второго. А потом владелец двуручника сам получает нож в затылок, метко брошенный Шивари, выскочившей из-за повозки, несколько секунд шатается, а потом падает. И вот, последний норд с громким боевым кличем бросается вперёд, к Шивари, замахивается мечом, чтобы оборвать её жизнь, но ему это не удаётся. Вот старик прыгает на него сверху из повозки, сбивая с ног. Меч вылетает из руки разбойника и со звоном приземляется где-то в стороне, но бандит с силой скидывает с себя старика и, вытащив из-за пояса кинжал, всаживает его тому прямо в солнечное сплетение. И Шивари кричит безумным криком, в её ярко-рыжих глазах неверие, страх и боль, а разбойник, вытащив нож из груди старика, кидает его в кошку и попадает прямо в живот, и злобно усмехается, глядя, как она будто ломается пополам и падает на холодный земляной пол, залитый каджитской кровью. И вот, разбойник медленно поднимается, торжествуя, и нависает над Шивари, отходит, подбирает лежащий на полу меч…       И тут Айкантар будто очнулся. Если он сейчас не вмешается, Шивари погибнет. А он, жалкий трус, которого взяли с собой по доброте душевной и даже согласились довезти до Винтерхолда, никогда себе этого не простит. Он чувствовал сковывающий душу и тело страх, но страх перед тем, что неминуемо произойдёт через секунду, возобладал, и альтмер, выкатившись из-под повозки, выкрикнув что-то обидное, чтобы разбойник обратил на него внимание, как мог быстро вскочил и швырнул в него молнию. Ошарашенный бандит, пошатнувшись, оглянулся, снова выронив меч. В его мутных серых глазах читалось непомерное удивление. Он не мог взять в толк, откуда в каджитском караване взялся эльф и где он прятался. И Айкантар, не теряя времени, развёл руки в стороны и, прочитав заклинание, начал как сумасшедший швырять в разбойника огненные стрелы. Он не успокоился, когда тот упал и начал кататься по земле в попытках сбить пламя. Он не успокоился, когда грот заволокло дымом и запахло горелой плотью. Его не остановило громкое ржание рвавшейся с привязи испуганной лошади и истошные крики норда. Даже когда разбойник навсегда замолчал, юноша продолжал терзать его обгорелый труп, запуская в него всё новые и новые огненные снаряды. Лишь когда Шивари прохрипела «Хватит!», сознание вновь вернулось к нему и рассудок наконец прояснился.       Каджитка, подползши к неподвижно лежащему на земле дедушке, положила голову ему на живот и теперь тяжело дышала. Из глаз её катились крупные слёзы. Айкантар бросился к ним, упал рядом на колени и в растерянности посмотрел в стремительно стекленеющие глаза старика.       — Спаси… спаси внучку, — вдруг прохрипел он, и из пасти его потекла кровь, окрасив его устрашающего вида клыки в ярко-красный цвет. — Она ещё так… молода.       И с этим напутствием, в последний раз выдохнув, испустил дух.       Айкантар положил на плечо каджитки свою дрожащую ладонь, но кошка дёрнулась и прошептала:       — Уходи. Шивари умрёт вместе с семьёй. Шивари смертельно ранена. Бери повозку, лошадь и уезжай.       Но юноша знал, что никогда не сможет так поступить. Он обязан был спасти каджитку, она просто не имела права сейчас умереть и оставить его совсем одного, наедине с собой переваривать эту ужасную ситуацию. Повернув Шивари на спину, Айкантар увидел на её животе жуткую рану, из которой потоком хлестала кровь. Каджитка неосмотрительно вытащила кинжал, тем самым приближая собственную кончину ещё быстрее.       — Ну уж нет, — прорычал юноша, разрывая её платье, чтобы иметь доступ к ране, а затем, моля всех богов, чтобы у него получилось, начал читать другое заклинание, то, которое никогда ни к кому не применял, но от того, как он сумеет сейчас им воспользоваться, зависела её жизнь. Занеся ладони над животом Шивари, он сконцентрировался, и его усилия не пропали даром: с пальцев сорвался спасительный жёлтый свет и начал потихоньку заливаться в рану, и это, очевидно, причиняло кошке боль, потому что она застонала ещё громче, не переставая плакать.       — Потерпи, — шептал он, пытаясь справиться с приступом дурноты: исцеление отнимало слишком много энергии, и экономить её он никогда не учился. Он тряс головой, потому что в глазах мутнело. Порою в мозгу проскальзывала подленькая мысль — сдаться и смыться. Никто же всё равно никогда не узнает об этом случае — все свидетели мертвы. Но он тут же её отогнал, с гневом, даже с яростью. Может быть, никто и не узнает, но сам от себя он не убежит в любом случае.       И вот свет, перестав изливаться с ладоней альтмера в кошку, наконец растаял и погас, и Айкантар глубоко вздохнул, переводя дух и пытаясь прийти в себя. Взглянув на рану, он понял, что до выздоровления ещё очень далеко и нужна помощь более опытного целителя. Но по крайней мере удалось остановить кровь и выиграть ещё какое-то время.       Как можно быстрее вскочив, Айкантар подбежал к повозке и сначала выкинул оттуда все тюки и сумки с товаром, оставив лишь необходимое — еду, воду и то самое исцеляющее зелье, которое кошка берегла для дедушки. Затем, подобрав с пола спальник, закинул его в повозку и аккуратно расстелил на её дне. Возблагодарив всех богов за то, что лошадь была предусмотрительно запряжена и стреножена, из-за чего и не сбежала во время этой жуткой бойни, он, подобрав лежавший на земле разбойничий меч, разрубил верёвки, связывающие её ноги, а потом, снова выбросив клинок, неприятно жёгший руку, подошёл к Шивари и медленно опустился рядом с ней на колени.       — Шивари, ты меня слышишь? — не узнал он своего сиплого и слабого голоса, вглядываясь в её лицо. Если бы она была человеком, то можно было бы сказать, что она побледнела. Морда её, казалось, заострилась, рот был приоткрыт, и из него вырывались частые хриплые звуки, а язык побелел. Усы, раньше приятно топорщившиеся, теперь прижались к щекам, и даже мех как будто опал и повис безжизненными клоками. Яростно тряхнув головой, чтобы отогнать нагоняющие жуть мысли о том, что она сейчас умрёт, Айкантар осторожно поднял её на руки и понёс к повозке. Кошка вдруг зашипела и даже попыталась сопротивляться, но оказалась слишком слаба для этого. — Не стоит, — успокаивал он её. — Мы сейчас поедем в Вайтран и там тебя вылечим.       Юноша осторожно положил кошку на расстеленный спальник в повозке и накидал сверху шкур, чтобы она не замёрзла. А потом предстояло самое тяжёлое: убрать трупы с прохода, чтобы лошадь могла проехать. Сквозь слёзы оттаскивал он безжизненные тела так недавно живых Дж’Дарра и Дж’Зарра в сторону, и в его ушах ещё звучали их самодовольные голоса. Знали ли они, что больше никогда не вернутся домой, в Эльсвейр, что не суждено им оставить после себя котят, даже альфиков? Дедушка (надо же, он и сам не заметил, как начал называть его так же, как и внучка), наверное, догадывался. Возможно, чувствовал ту самую смерть за плечами, о которой, может быть, пытался предупредить молодёжь.       И тут, внезапно и ошеломляюще, пришло чувство вины. Невыносимое, невероятно тяжёлое и горькое, оно захлестнуло юношу с головой, и он чуть не упал, внезапно поперхнувшись. Если бы он, как последний трус, не сидел под повозкой, пока каджиты защищались, а сразу вышел и сразился бы с разбойниками, возможно, точнее нет, не возможно — наверняка! — караван остался бы жив и в почти полном составе. Да, скорее всего, всех бы спасти не удалось — беднягу Дж’Зарра сняли стрелой совершенно неожиданно — но остальные… Остальные имели бы шанс выжить!       Стон Шивари из повозки заставил его выйти из ступора и с большим остервенением взяться за дело. С силой откидывая трупы нордов в другую сторону от каджитов, Айкантар страстно желал, чтобы хотя бы эту кошку удалось спасти. А над уже свершившимся он подумает потом.       Когда дело было сделано, юноша вскочил в повозку, сев рядом с хрипло дышащей Шивари, и что есть силы дёрнул поводья, заставляя лошадь двигаться как можно быстрее.       Какое-то время он просто бездумно сидел в повозке рядом с кошкой, позволяя лошади бежать в направлении по прямой от входа в грот, но потом, опомнившись, встрепенулся, натянул поводья, остановился и принялся растерянно осматриваться. Он вдруг понял, что понятия не имеет, куда ехать. Его дядя умел ориентироваться на местности благодаря долгим и частым экспедициям, и теперь Айкантар корил себя за то, что не сходил ни в одну и даже не попытался изучить самое необходимое. Да, дядя учил его основам магического искусства, дав элементарные знания по всем школам, но разве мог он предугадать, что сейчас могло бы пригодиться простое знание об определении сторон света?       — Восток… — вдруг услышал он хрип раненой кошки. — Вайтран на востоке.       Подсказка была бы, конечно, весьма полезной, если бы Айкантар знал, где восток. Беспомощно посмотрел он на тяжело и хрипло дышащую каджитку и увидел, что глаза той закрыты. Расспрашивать её в таком состоянии было совершенно бесполезно. Вздохнув, он запрокинул голову и вперил взгляд в россыпь ярких скайримских звёзд, заполонивших всё небо. Опытному путнику они сказали бы всё. Но не Айкантару, который никогда не учился читать по ним. Он стиснул зубы и застонал от беспомощности. Должен же быть какой-то выход! И почему он такой идиот? Он почувствовал, как длинные, холодные и липкие пальцы смыкает на горле паника, и сглотнул. Яростно тряхнул он головой. Нельзя, нельзя поддаваться страху, иначе он уже проиграл. Почти невероятным усилием воли отогнал альтмер эмоции и задумался.       Озарение пришло внезапно. Он встал и, закрыв глаза, сконцентрировался, заставляя себя вспомнить карту Скайрима, мимо которой не раз проходил в лаборатории. Дядя имел привычку изредка склоняться над ней и отмечать крестиками места потенциального назначения, куда можно было бы отправиться в очередную экспедицию. Конечно, если бы Айкантар раньше бывал в Вайтране, всё оказалось бы гораздо проще — достаточно было бы вспомнить любое место в нём. Хоть ворота, хоть конюшню, да хоть вывеску над таверной — без разницы. Но, увы, сейчас ему оставалось полагаться только на символ, нарисованный на карте, который всплыл в памяти. Юноша даже застонал сквозь стиснутые зубы — он не помнил даже, в какой стороне относительно Маркарта находился этот скампов Вайтран. Вся надежда оставалась лишь на то, что этот самый символ Айкантар запомнил правильно. Он поднял руку и представил этот символ как можно чётче, а затем начал шептать заклинание. Почувствовав, как стягиваются в его ладони магические нити, он облегчённо вздохнул. Кажется, сработало. Резко опустив руку и раскрыв ладонь, он высвободил магическую энергию и наконец позволил себе открыть глаза. Ярко-синяя линия висела в воздухе, почти стелясь по земле, и слегка дрожала, уходя вдаль. Вновь усевшись, Айкантар развернул лошадь по направлению линии и поехал вдоль неё. Через несколько секунд заклинание развеялось и линия растаяла, но теперь юноша знал, что не заблудится.       Он стегнул лошадь, заставляя её нестись как можно скорее, и тряска усилилась, отчего кошка громче застонала. И тут до него дошло, что ей же больно от этой тряски. Стиснув зубы, он замедлился. Да, время не ждало, но если рана откроется и снова пойдёт кровь, всё будет кончено гораздо раньше.       Самое сложное теперь было — ждать. Лошадь трусила по степи, приближая путников к Вайтрану, и лишь звёзды освещали им дорогу. И в этой тьме, окутавшей его со всех сторон, страх и горечь лишь сильнее сжали сердце юноши. Сейчас, когда от него больше ничего не зависело, эмоции, доселе сдерживаемые силой воли и необходимостью срочно действовать, вновь настигли альтмера, и к чувству вины, ставшему теперь почти непереносимым, прибавилось ещё и сожаление. Зачем, зачем он куда-то отправился? Сидел бы сейчас в Подкаменной крепости да придумывал, как завести двемерского центуриона из музея да подчинить своей воле. Он же понял, как работает паук. Наверняка и другие механизмы действуют по тому же принципу. Надо было бы заказать только камень душ побольше. И, конечно же, заполненный.       А что теперь? Теперь по его вине погиб каджитский караван, а он едет с раненой кошкой по степи, полной опасностей, в незнакомый город, в надежде на помощь незнакомых людей… Как он мог подумать, что путь до Винтерхолда окажется лёгким и приятным? Как он мог оказаться таким трусом и не помочь каравану в опасности? Они прикрыли его, прикрыли своими телами, они дрались, и дрались по-настоящему, яростно. А он? Как последний подлец, сидел под повозкой и смотрел, как гибнут караванщики. Он ещё раз посмотрел на Шивари и всхлипнул. Вырвавшиеся слёзы застилали взгляд. Она может умереть, не дождавшись помощи. А если выживет, то останется без семьи. Как он. Только если в несчастьях собственной семьи он не был виноват, то в гибели семьи Шивари — совершенно точно. Как он теперь будет с этим жить?..       — Хватит хлюпать, — совершенно неожиданно раздался тихий, но твёрдый и вполне себе раздражённый голос каджитки, и юноша, ещё раз всхлипнув, в удивлении посмотрел на неё. Глаза кошки были широко открыты, и в них отражались звёзды, многочисленные скайримские звёзды, и казалось, что он смотрит в чёрную воду какого-нибудь озера в полный штиль. — Шивари ненавидит рыдающих мужчин. Отвратительное зрелище. — И с этими словами вновь закрыла глаза, втянув носом воздух.       Айкантар инстинктивно отвернулся и вытер слёзы рукавом. Ему вдруг стало стыдно, и появилось ещё какое-то ощущение. Странное. Юноша прислушался к себе, пытаясь понять его природу. А когда осознал, не смог удержать удивлённого вздоха: его впервые в жизни назвали мужчиной. Не мальчиком, не юношей, не эльфёнком или «эй ты». Мужчиной. А следующая мысль вызвала усмешку: он сам себя таковым никогда не чувствовал. Именно поэтому подобное обращение не осталось для него незамеченным. Конечно, какой из него мужчина, если у него и женщины-то никогда не было. Естественно, признаваться в этом каджитке (как, впрочем, и кому-либо ещё) он совершенно не намеревался. Но захотелось ему соответствовать этому высокому званию. Невольно он выпрямил спину и вперил взгляд в тёмную даль, в почти невидимый в ночной тьме горизонт.       — Я не рыдаю, — как можно более уверенным голосом проговорил он, то есть, прохрипел, и прокашлялся. — Вот даже не думаю об этом, — продолжил, специально для того, чтобы прозвучать увереннее, и затем спросил: — Как ты там себя чувствуешь? И — знай, — закончил он уже твёрдо, — я не дам тебе умереть.       — Ну как можно себя чувствовать с дырой в животе? Скамповски больно, — хрипнула, ухмыльнувшись, каджитка. — И Шивари уже не было бы больно, если бы ты оставил её с дедушкой, — уже шёпотом закончила она.       — Даже не думай, — снова чувствуя, как предательски дрожит голос, ответил Айкантар. — Я тебя вытащу. Ты… не смей умирать, не смей отключаться, поняла?! — Он снова закашлялся, вдруг поняв, что в голосе проскользнули истерические нотки. Кошка слабо оскалилась. — Подожди, я могу сделать ещё кое-что.       И с этими словами, высвободив одну руку, занёс дрожащую ладонь над лицом кошки, подержал её так несколько секунд, решаясь, — он сомневался, не сделает ли хуже — и прикоснулся пальцами ко лбу Шивари, уже шепча нужное заклинание. Ей было плохо, и хуже он уже вряд ли сделает. Юноша был рад, что в своё время изучал некоторые фокусы из школы иллюзии и сейчас мог облегчить боль раненой, на время обманув её нервную систему, приглушить сигналы, идущие к мозгу. Выровнявшееся дыхание каджитки сказало ему, что магия сработала. Вряд ли только продержится она долго. Айкантар всё же не занимался этим хоть сколь-нибудь серьёзно.       — С тобой раньше от скуки помрёшь, чем от раны, — прошептала каджитка вместо благодарности. — А Шивари сама виновата. Из-за её блажи погибли дедушка и братья…       — Они были тебе братьями? — спросил первое, что пришло ему в голову, Айкантар. Учитывая, что они собирались иметь от неё котят, это было более чем странно. Да и посторонний разговор, возможно, отвлёк бы каджитку.       — Троюродными, — пояснила она и снова вздохнула. — Эти идиоты сами поехали с Шивари в Скайрим в поисках приключений. Вот и нашли… на свою голову, — всхлипнула она. — А дедушка… теперь Шивари поняла, что он не хотел умирать в своей постели. Непонятно, откуда он нахватался идей о героической смерти в бою. Шивари ему говорила, что он скорее загнётся от костоломной лихорадки или каменной подагры, нежели от клинка… Однако он был прав. Он не мог оставить… молодёжь, как он говорил, без своего руководства. Говорил, что не отпустит молодых и неопытных одних.       — Вот видишь, — решил подбодрить её Айкантар, — у всех были свои мотивы отправиться в путешествие. Почему ты считаешь себя виноватой?       — А ты почему считаешь себя виноватым в гибели каравана? — вдруг спросила каджитка и вновь распахнула глаза, внимательно вглядываясь в лицо альтмера. От неожиданности он несколько секунд открывал и закрывал рот, не в силах произнести ни слова. Откуда она об этом узнала? — У тебя всё на лице написано, — ответила она на его немой вопрос. — Так забавно смотреть на вас. Вы думаете, что если сами ничего не видите в темноте, то можно не скрывать своих эмоций, и совсем забываете, что каджиты видят и чувствуют гораздо лучше вас. Даже раненые.       Айкантар отвернулся и накинул на голову капюшон, чтобы кошка перестала читать его мысли по выражению лица.       — Я был в силах вам помочь, — глухо пробормотал он под нос, — но струсил.       — Первый раз в жизни видишь смерть? — Каджитка, вопреки его немой надежде, расслышала им сказанное, и её проницательность, удивительная для такого ужасного состояния, всё больше его пугала.       — Нет, не в первый, — признался он, ещё ниже опуская голову и сжимая поводья в пальцах почти до боли. — По моей вине уже умирали люди. То есть, один человек. Он умер из-за моей самонадеянности. Его убил мой паук, когда я, экспериментируя, пытался его приручить.       Он помнил тот день, и знал, что никогда уже его не забудет. Стражник, совсем молодой паренёк, только-только заступивший на службу, проявил искренний интерес к исследованиям Айкантара, и тот, решив похвастаться, позвал его посмотреть на паука и продемонстрировать свою власть над древним двемерским механизмом. Но получилось так, что власть эта оказалась вовсе не абсолютной, и за самонадеянность альтмера молодой норд поплатился жизнью.       И именно тогда Айкантар понял, что не сможет заниматься тем же, чем и дядя. Не сможет так же равнодушно и философски относиться к чужим смертям, которые неизменно будут сопутствовать их опасным исследованиям. И жертвовать чужими жизнями ради собственной выгоды он не хотел. Это было слишком… слишком гадко.       — Шивари неведомо, что там было у тебя с пауком, Айкантар, — прошептала каджитка, — но то, что сама Шивари ещё дышит благодаря тебе, ей известно совершенно точно. Сам подумай, — медленно вздохнув, продолжила она, — разбойники напали бы на караван, даже если бы ты и не ехал с каджитами. Только все были бы мертвы. И не похоронены. А Шивари, если выживет, обязательно вернётся и похоронит дедушку и братьев. Поэтому Шивари благодарна тебе уже за эту возможность.       — Я рад, что ты уже не собираешься помирать прямо сейчас, — улыбнулся альтмер, испытав в глубине души что-то вроде облегчения: если кошка намерена сама бороться за свою жизнь, значит, у них шансов больше.       — Это была минутная слабость, — оскалилась в темноте кошка, и её белые клыки было видно даже в ночной тьме. — Родители Шивари будут безутешны, если узнают о её гибели. Шивари тоскует по маме и папе. Из-за вздорности Шивари у них появились целые пряди седого меха. Из-за Шивари умер дедушка и братья, — продолжала шептать она, явно с трудом выговаривая слова, но ей нужно было выговориться, выплеснуть своё горе, с кем-то им поделиться, поэтому Айкантар просто молча слушал, — но мама и папа не захотят больше жить, если Шивари умрёт. Страшнее всего на свете — это пережить собственных детей.       — Не для всех, — отрезал альтмер, удивившись, насколько злобно прозвучал его голос в ночной тиши. Слёзы снова подступили к горлу, и зависть, жестокая, чёрная зависть всколыхнулась в его сердце. Почему боги не дали ему родителей, таких же любящих, добрых и заботливых, как родители Шивари? Почему у него нет ни братьев, ни сестёр, ни бабушки с дедушкой — никого, кому было бы до него хоть какое-то дело? Он стиснул зубы и глубже зарылся в капюшон, удивляясь силе своих эмоций. А ведь он всегда считал себя спокойным и рассудительным мером.       — Прости, — прошептала каджитка, уловив его эмоциональное состояние. — Вы, альтмеры, народ странный. На вашем Саммерсете убивают младенцев, и каджиты никогда этого не поймут. Но ты же должен понимать. Это, должно быть, обосновано. Вы живёте долго…       — Да к скампам эту долгую жизнь, если она холодна, бесполезна и никому не нужна, — процедил юноша. — Ты никогда не поймёшь, как это — когда твой собственный отец хочет тебя прикончить, потому что твоя кровь недостаточно чиста и он сам в этом виноват, и когда ты выживаешь лишь благодаря дяде, забравшему тебя к себе и оборвавшему все связи с Саммерсетом, которого я никогда в жизни не увижу… — Он резко выдохнул и замолчал, стиснув зубы. Ещё не хватало снова впасть в истерику. Каджитка молчала и лишь тяжело втягивала носом воздух и так же шумно выдыхала, решив благоразумно не лезть куда не просят. Но он молчать не хотел. Боль от старой раны бередила его душу, и он испытал мучительное желание выплеснуть её, высказаться хоть кому-то. И раненая каджитка, которой было необходимо оставаться в сознании, неплохо подходила на роль слушателя.       — Дядя мне это поведал только после того, как я всерьёз собрался обратиться к Ондолемару за сведениями о моём прошлом, раз он всё от меня скрывает. Дядя, конечно, долго меня ругал, но рассказал кое-что. Его племянник, мой отец, спутался с нечистокровной альтмеркой, и в результате появился я. И, чтобы избежать неприятностей, хотел меня убить. Но дядя был против. Он забрал меня к себе, сказав, что воспитает. И видеть его больше не захотел. Мать моя погибла. Он не знает, от чего…       — Погоди, — остановила его Шивари. — Твой отец — тоже его племянник?       — Прямой, — пояснил Айкантар, глубоко вздохнув. — А я — внучатый племянник.       — Понятно, — выдохнула кошка. — И кто твои родители, дядя не сказал?       — Нет, — уныло подтвердил юноша. — Мать погибла, а отец тоже где-то сгинул. Дядя так и сказал, что надеется, что он помер где-нибудь в застенках Алинора. А по документам я — сирота, и в дядиных я тоже никаких намёков на других родственников не нашёл. Хорошо же он замёл следы, — вздохнул Айкантар, — как будто мы одни на целом свете. Это ещё суметь надо было так.       — Не сетуй на судьбу, юноша, — прошептала кошка уже слабеющим голосом. — Твой дядя ради спасения твоей жизни проделал такую работу, увёл тебя из-под носа у Доминиона, сумел вычеркнуть всё рискованное из документов, и в результате ты жив, и даже талморец, обитающий с вами под одной крышей, ничего не заподозрил. Неужели это ни о чём тебе не говорит?       — Конечно, я всё понимаю, — вздохнув, подтвердил альтмер. — Но иногда так хочется узнать, чья же кровь течёт в моих жилах?       И с этими словами запрокинул голову, и капюшон сполз с его головы. И тут же ветер засвистел в ушах, растрепал волосы, и послышался сильный шум. Их накрыла огромная тень, с безумной скоростью проносясь над одиноко едущей в ночи повозкой. Айкантар, повинуясь инстинкту, встал и долго-долго следил взглядом за стремительно удаляющимся силуэтом. Он не мог поверить. Над ними пролетел дракон. И внезапно альтмера охватила непонятная, странная тоска. Почему-то так захотелось расправить крылья, взмахнуть ими и взлететь высоко-высоко, так, чтобы весь мир был виден как на ладони, и нестись над ним, ставшим таким вдруг маленьким и игрушечным, и так же играючи извергать огонь из пасти. Душа рвалась прочь из тела, желая ощутить ветер под крыльями и головокружительную пропасть внизу, и сердце забилось так быстро, что помутнело в глазах и почувствовалась слабость.       Обессиленно сел он вновь, не понимая, что же это было.       — Шивари, — тихонько обратился он к затихшей кошке. — Шивари, ты видела?       Но, к его ужасу, каджитка свернулась клубком на дне повозки и лишь тяжело и коротко дышала, и хвост её нервно постукивал по холодным доскам. Судя по всему, ей стало хуже, а действие заклинания, слабого и неумело наложенного, прошло. Он попытался повторить, но результата его усилия на сей раз не принесли. Поправив шкуры, которыми была накрыта каджитка, он перебрался на козлы и стегнул лошадь. Их время заканчивалось.       Всю оставшуюся дорогу он провёл в тишине и страхе, до рези в глазах вглядываясь вперёд. И вот, когда небо посветлело и на траве высыпала утренняя роса, Айкантар наконец различил на горизонте размытые очертания городских стен.