Под кожу

Она жмурится и прижимает одеяло ближе к груди, моля всех Богов на свете, чтобы это все оказалось лишь паршивым сном, навеянным алкоголем и отвратным настроением, с которым она и напивалась. Но проходит минута-другая, а сон не то, что не спешит развеяться, но еще и становится более осознанным. Внимательно прислушиваясь к посторонним звукам и с облегчением понимая, что она одна в комнате, Кэролайн, как можно аккуратнее переворачивается на спину, радуясь тому, что это не самое сильное похмелье в ее жизни. Ей понадобится таблетка аспирина и кофе с сахаром, чтобы быть в норме. И билет до Нью-Йорка. А лучше до Антарктиды, чтобы она смогла там остудить стыд, который жжет ей щеки, заставляя непроизвольно скулить от ее выходок в пьяном состоянии. Ну неужели она не могла направить свое упрямство и обжигающую внутренности обиду в другое русло? Хотя бы пошла в боулинг, сбивать кегли, представляя там его лицо. И почему Кэтрин ее не остановила? Ах да, Пирс же собиралась лететь вместе с ней «бить морду», как она вчера выразилась. Но что пошло не так? Слыша шаги за дверью, которые явно ведут их обладателя в комнату, где она сейчас находится, Кэролайн быстро накидывает на себя одеяло, только позже начиная задаваться вопросами об уместности этого действия. Как она и предполагала, дверь, ведущая именно в эту комнату, бесшумно открывается. Видимо кто-то боится ее разбудить. Или нет? Дверь снова закрывается, что Кэролайн понимает по характерному щелчку, а этот «загадочный» кто-то (стоит говорить, что Кэролайн все еще надеется, что она ошиблась?) залазит на постель и ложится вместе с ней, отчего кровать под их общим весом прогибается еще больше. — Если ты притворяешься спящей, то только скажи, и я уйду, — спустя некоторое время слышит Кэролайн, продолжая сопеть, накрытая одеялом с головы до ног, не считая волос, которые, наверняка, выглядывают сверху. — Но тогда за тобой придет Ребекка и заставит сначала проглотить ложку отвратительной каши, которую еще готовят на Рождество только старики, а потом с криками о том, что ты проспишь все Рождество скинет тебя с постели и… — Хватит! — резко откидывая с верхней части своего тела одеяло, Кэролайн поворачивает голову в сторону, злостно смотря на Майклсона. — Я должна уехать. Сейчас же! — О-о, милая, в этом тебе не поможет даже Отец Рождества, — смеется Клаус, рассматривая блондинку. Растрепанная и с поплывшим макияжем, она выглядит довольно забавно, но не забавней, чем вчера, разбудившая его сначала кучей гневных сообщений, а потом и вовсе звонком в дверь (он до сих пор в шоке), чем немало повеселила проснувшегося от шума Кола, спустившегося вниз на моменте, когда она пыталась поднять огромный персидский ковер, уверенная в том, что он прячет там кого-то. — Она же не заставит меня праздновать Рождество вместе с вами? — мало веря в то, что говорит, Кэролайн сильнее сжимает край одеяла, вдруг задаваясь интереснейшим вопросом: а в чем она? Медленно отворачиваясь от Клауса, она смотрит в низ, тут же выдыхая. Надетая на нее футболка вполне устраивала хотя теперь и появился новый вопрос: была ли она вчера в состоянии сама одеться, а что важнее — раздеться. И почему на ней нет лифчика? — Ты воспользовался мной? — резко оказываясь в сидячем положении, Форбс тут же жалеет об этом, начиная тихо стонать и пытаться опуститься обратно, в чем ей помогает Клаус, подставляя ей руку под спину и укладывая ее обратно на подушки. — С чего ты это взяла, — улыбается Клаус, смотря на страдающую от похмелья девушку. — Я, наоборот, жертва! Ты вчера меня чуть не убила, требуя показать какую-то… Джентльмены так не выражаются, поэтому процитирую тебя: «шлюху». — говорит Клаус, удивляясь в который раз этой девушке. Хотя, после того, как он открыл двери, намереваясь заставить человека, который трезвонит в их звонок посреди ночи страдать, ибо мало ему было переживаний, насчет Кэролайн, которая, наверняка, напилась, если шлет ему в канун Рождества такие сообщения… Но ему, определенно, понравилось то сообщение, где Кэролайн спрашивает, чем же та девушка лучше нее, добавляя к вопросу фотографию, от которой его горло вмиг пересохло. И разве кто-то может быть лучше нее? И о ком она, черт возьми, говорила? — Кэролайн, — поворачиваясь на бок, Клаус начинает жалеть, что забыл аспирин, но если он сейчас спустится вниз, то скорей, чем он вновь окажется здесь с таблеткой, здесь будут находиться еще его сестра и брат, поэтому положив девушке на лоб свою холодную руку, он надеется, что это хоть как-то умерит ее страдания. — Мне так плохо, хотя это не самое ужасное похмелье в моей жизни, — наслаждаясь прохладой мужской ладони, говорит Кэролайн. — Самое ужасное было, когда мы отмечали отъезд Стефана, — догадывается Клаус, уверенный в этом. — Мы думали, что он уезжает лишь на три месяца… Представь, что было бы, если бы мы сразу знали, что не увидим его год. — Нас бы пришлось лечить от алкоголизма, — хмыкает Кэролайн и жестом показывает Клаусу поменять руку. — Но я думаю, что тогда бы он не уехал. Кэтрин с истерикой отпустила его на три месяца, почти разгромив больницу, а на год… Сколько времени? — Почти десять. Утра, — бросает взгляд Клаус на наручные часы. — У нас есть еще минут пятнадцать, прежде чем Ребекка потеряет свое терпение и заявится сюда. Ты же помнишь Рождественские традиции нашей семьи? — У меня нет ни малейшего шанса вылезти в окно? — Она уже нашла твою пижаму. — Она все еще хранит ее? — удивляется Кэролайн, начиная мысленно вспоминать свою пижаму, которую она надевала на Рождество, кажется, в прошлой жизни. Возможно, оно так и было. — Она хранит все пижамы, милая, — замечает Клаус. — Кстати, ты вчера ничего мне не написала, насчет, моей! Тебе понравился мой олень? — двусмысленно приподнимая бровь, спрашивает Клаус, перекладывая свою ладонь со лба девушки на живот, скатывая для этого одеяло немного ниже. И следя за манипуляцией Клауса, Кэролайн снова возвращается к мысли о… девушке, чувствуя ту самую обиду, которая вливала в нее вчера все алкогольные напитки, которые они с Кэтрин видели перед собой. Хорошо хоть, что из домика, наполненного их коллегами, они смотались раньше, чем успели опозориться еще и перед ними. А потом… О-о… Кэролайн подумает об этом завтра. Только одну вещь стоит уточнить сейчас. — А девушке, которую ты мне любезно показал на фото, тоже Ребекка купила пижаму? — скинув со своего живота руку Клауса, поинтересовалась Кэролайн, чувствуя, как при этой мысли ее внутренности сжались. — Ты о чем, милая? — спустя некоторое молчание, спрашивает Клаус, выглядя по-настоящему озадаченно. Она говорила ему о ком-то еще ночью, но тогда он думал, что это пьяный бред. Пьяный бред из-за которого она прилетела в другую страну, через океан. Удивительно. — Кэролайн, о чем ты? — еще раз повторяет Клаус, слыша в ответ просьбу дать ей его телефон. Доставая из кармана брюк, Клаус вкладывает ей телефон в ладонь, предварительно сняв блокировку. И внимательно следя за действиями Кэролайн, Клаус все еще ничего не понимает, когда она показывает ему фотографию, которую он вчера ей прислал. — О Боже! — фыркает Кэролайн, на негодование Клауса, и специально увеличивает картинку, тыкая пальцем в то место, где между подушек торчит та самая черная копна волос. И сейчас, приблизив фотографию, Кэролайн с каким-то странным удовольствием отмечает насколько ужасные волосы у этой бабы. Нет, правда, даже если учесть, что она, скорей всего, провела бессонную ночь с Клаусом, у нее на голове будто солома вме… Слыша резкий взрыв смеха, Кэролайн хмурится, смотря на Клауса, перевернувшегося на живот и уткнувшегося в подушку, стараясь заглушить свой хохот. — Я тебе обожаю, Кэролайн, — с перерывами слышится девушке, когда Клаус, пытающийся отдышаться, вновь начинает смеяться истерическим хохотом. — Ты дурак? — вырывается у Кэролайн, отчего хохот Клауса становится еще громче, почти перекрывая шум открываемой двери и влетевшего без приглашения в спальню парня. — Я больше не могу терпеть! — восклицает Кол, уставившийся на Кэролайн, которая переводила взгляд с одного на другого, в который раз убеждаясь, что это не семейка, а дурдом. — Твой брат поломался… — отодвигаясь от Клауса, который немного успокоившись, начал вытирать слезы, выступившие от смеха, Кэролайн хочет и вовсе встать с кровати, но вовремя вспоминает, что на ней одни трусы, да мужская футболка. — То, что он — дурачок, я и так знаю, Кэри! Но чтобы настолько… Я понимаю, если бы услышал твой смех… — Ты подслушивал? — восклицает Кэролайн, открывая рот от возмущения. — Немного! Вас долго не было, я побоялся, что Клаус не смог удержать себя в руках при виде прекрасной кудесницы в его кровати, — ближе подходя к кровати, отвечает Кол, двусмысленно проиграв бровями, отчего Кэролайн лишь фыркает. — И почему Отец рождества не дарит столь чудесные подарки мне? — Насчет кудесницы, — поднимая голову от подушки, Клаус переводит дыхание, перегибаясь через Кэролайн и беря свой телефон в ладонь. — Кол, подойди сюда! — подзывая брата, Клаус не успевает даже отреагировать, как тот оказывает на кровати, между ним и Кэролайн, возмущенно крикнувшей что-то на эту тему. Но сейчас не до этого. — Кол, объясни нашей гостье, кому принадлежит… это, — не находя слов, Клаус просто тыкает на фотографию. — Это…? А что, Кэролайн тоже понравилось? — спрашивает Кол, повернувшись в сторону девушки. — Ну вот! А то Ребекка назвала это — веником. Хотя, я уже спер у нее маску для волос, надеюсь, что поможет. Не зря же я купил это на ярмарке, мне кажется, что мне идет. Я в нем чем-то на Капитана Джека Воробья смахиваю, да? Отличный парик… Тебе тоже надо было купить? Там был еще рыжий! Чем больше тараторил Кол, тем больше Кэролайн скатывалась вниз, стараясь вновь спрятаться под одеялом, чувствуя, как волна жалящего стыда поднимается из глубины ее груди, окатывая ее всю с излишком. Напиться в хлам, напоить подругу, накуролесить черт знает чего, прилететь в другую страну, чтобы устроить страшный скандал… И все это из-за того, что она тупая дура не смогла отличить Кола в парике от девушки. И почему она все еще находится здесь, а не спешит утопиться в ближайшей луже? Кол продолжает нести нелепости, пока Клаус не говорит им (Кэролайн, погруженная в мысли о ее непроходимой дурости, не слышит этого) о шуме снизу. — О-о, ребят, я пойду, — сползая с кровати, говорит Кол, по пути успев ущипнуть Кэролайн через одеяло за бок, отчего ее рука на миг показывается, больно хлопнув его по спине. — Эй, Кэри, не будь забиякой. Кстати, насчет, забияк… — уже стоя у двери, говорит Кол. — Я Бекс закрыл в погребе, откройте ее кто-нибудь, я пока пойду спрячусь, — на этих словах, Кол испаряется. — Кол! — вслед кричит Клаус, спрашивая себя, какого черта, он не взял пример с Элайджи, который собирался приехать только к праздничному обеду. Поворачиваясь к Кэролайн, Клаус приподнимает угол одеяла, с умилением смотря на страдающую девушку и решая оставить усмешки на потом, обратно опускает край, вставая с постели. — Я пойду открою Бекс, пока она не разнесла погреб, а ты спускайся вниз. Одежда на столе. — говорит Клаус, закрывая двери и оставляя бесшумно скулящую Форбс одну. *** Выходя спустя сорок минут из комнаты, одетая в бархатную юбку на пуговицах и зеленую водолазку, позаимствованную у Ребекки, Кэролайн замирает, оставляя ладонь лежать на ручке двери.  Предоставленный ее взору коридор выглядел праздничней, чем вся ее жизнь! Растянутые бумажные украшения, имеющие вид зеленых елей и милых ангелочков, от одной электронной свечи, отделанной веточками омелы, к другой, представляли собой ту самую атмосферу Рождества, выдержанную в традициях Англии. И несмотря на то, что у Кэролайн не было ни малейшего желания радоваться Рождеству, она все же не могла не оценить ту, почти детскую, влюбленность Ребекки в этот праздник, который всегда собирал под одной крышей всех близких ей людей. И ведь это только коридор. Кэролайн прекрасно помнит, как скрупулезно младшая Майклсон относится к украшению не только дома, но и его фасада. Закрывая дверь, Кэролайн тихой поступью спускается на первый этаж и сразу направляется на кухню, туша в себе желание заглянуть в гостиную, явно украшенную безупречно и готовую сразиться красотой с замком Королевы.  Подходя к двери и слыша шумное щебетание Майклсонов, Кэролайн ощущает, как уголки ее губ приподнимаются в легкой улыбке, а сама она чувствует прилив счастливых воспоминаний.  Чтобы сейчас у них с Клаусом не было, но когда-то он делал ее самой счастливой девушкой на свете. И Рождество, проведенное однажды в Лондоне, было одним из лучших ее воспоминаний, хотя и хранилось в дальнем уголке ее памяти.  Кладя ладони на панели, служащие дверями, Кэролайн раздвигает их в сторону, чувствуя себя немного неловко, когда взгляды трех Майклсонов обращаются на нее: испытывающе-веселый Клауса, озорной от Кола и радостный от Ребекки.  Она не видела Кола с Ребеккой около года, после смерти Финна. И вот сейчас, они улыбаются ей, изучая ее так же, как и она их. Кэролайн точно может отметить, как повзрослела Ребекка за последний год, несмотря на ее рождественский свитер, желающий всем «Счастливого Рождества». Выражение ее лица приобрело что-то другое, что-то неподвластное ранее времени. То, что можно приобрести только жизненными событиями, которые преследовали эту девушку. Кэролайн знает — года не имеют значения. Важней произошедшее за эти года. Как много в ее практике врача было детей и подростков, которые переживали больше, чем их сверстники, взрослея не из-за количества дней, проведенных ими на этой земле, а из-за количества боли, которое им приходилось испытать. Кэролайн переводит взгляд с Ребекки, боясь уйти в долгие раздумья. Главное она поняла. Ребекка больше не беззаботная девушка, мечтающая о карьере модельера, надеясь, что ей в этом помогут деньги семьи. Теперь она единственная хозяйка очага Майклсонов, стремящаяся сохранить свою семью. На вопрос об изменении Кола, она едва сможет ответить. Он не поменялся с последней их встречи, не считая другую стрижку. Он подмигивает ей и показывает руками бьющееся у него в груди сердце, отчего Кэролайн закатывает глаза, кидая взгляд на Клауса, сидящего за высоким столом и пьющего чай. Он искоса поглядывает на нее, усмехаясь, и Кэролайн чувствует, как щеки вновь заливает красная краска. Нет, серьезно? Она перепутала Кола в парике с… — Черт, — случайно на выдохе произносит Форбс и слыша, как засмеялся Кол, заливается краской еще больше. — Ох уж эти современные американки! — Заткнись, Кол! — зло шикая на брата, младшая Майклсон быстро оказывается рядом с Форбс, заключая ее в крепкие объятия и немного качая из стороны в сторону, с желанием обнять еще сильнее. — Я так рада тебя видеть, Кэролайн! — Я тоже, Ребекка, я тоже, — обнимая девушку в ответ, Кэролайн кажется, что она сейчас расплачется от наплыва чувств. — Малышка Кэри, я тоже скучал, — соскакивая со стола, на котором он сидел, Кол протягивает руки к Кэролайн, обнимая ее вместе с сестрой, прижавшейся к Форбс, от которой, впрочем, получает удар по ребрам. — Эй! Сегодня Рождество! Бекс! Ты же не хочешь попасть в список плохих девочек у Отца Рождества? — потирая ушибленное место, парень в отместку щипает сестру за бока, удовлетворённо улыбаясь, когда та отлипает от Кэролайн, пища от боли. — А для таких как ты, — поворачиваясь к брату, Ребекка больно тыкает ему в живот, заставляя отходить к стене, — вообще нужно создать отдельный список! Самых-самых ужасных на свете братьев! — Не тыкай мне в пупок! — отбиваясь от сестры, Кол успевает вывернуться из-под атаки прежде, чем оказался бы в западне между сестрой и стенкой. — Кстати, Кэри, я говорил тебе, что у меня самый красивый пупок из всех Майклсонов? — подбегая к Форбс и становясь сзади нее, говорит Кол. — Правда! — Да, чтобы он у тебя развязался! — гневно смотря на брата, спрятавшегося за Кэролайн, Ребекка показательно закатывает рукава свитера к локтю. — Завидуй молча! — кричит Кол. — У тебя не пупок, а дырень какая-то! Тебе его кто завязывал? Пьяная мартышка? А у меня вот… — наклоняя голову, Кол поднимает свою футболку, оголяя тот самый пупок, показательно любуясь им и поздно замечая подкравшуюся сестру, которая замахивается для удара. Стремительно пригибаясь, отчего Кэролайн получает по плечу, Кол с криком убегает, а за ним следует и Ребекка, кричащая на ходу извинения Кэролайн, потирающей плечо и ошарашенно смотрящей им вслед. Что она там говорила про возраст? — Я приготовил тебе кофе. Кэролайн вздрагивает, когда Клаус проходит у нее за спиной, направляясь к холодильнику. Кивая головой и благодарственно улыбаясь ему, Форбс садится за стол, пододвигая к себе небольшую кружку, на которой изображена, конечно же, новогодняя ель с забавной мордочкой. Улыбнувшись, Кэролайн делает первый глоток кофе, сдерживаясь, чтобы не застонать от удовольствия, прокатившемуся по ее телу от кончика языка до кончиков пальцев на ногах. — Спасибо, — продолжая держать в руках чашку с кофе, шепчет Кэролайн. Тишина и кофе ее лучшие друзья после вечера, где ее лучшими друзьями были текила и самбука. Подставляя себе под щеку кулак, Кэролайн проходится глазами лениво по кухне, отмечая, что вся она заставлена чем-то. На полу стоят полные пакеты, а на столешницах расположились разного вида продукты, явно ожидающие своей очереди в огромном списке блюд к рождественскому столу. Допивая свой кофе, Кэролайн наконец ощущает, как мысли в голове проясняются, и контролировать их ход становится намного легче. — Клаус… — не зная, что хочет спросить, Кэролайн замирает на слове, смотря на Клауса, отвлекшегося от экрана ноутбука. Поджимая губы, Кэролайн хмурит брови, ругая себя за то, что не продумала, что хочет спросить. А спросить ей нужно много. — Кэтрин я написал еще вчера, что ты тут, — усмехается Клаус, предугадывая один из вопросов, с удовольствием продолжая смотреть на Кэролайн, пытающуюся сформулировать мысли в предложения. — Документы твои лежат в моем столе, хотя я не представляю, как вам продали билеты, а в последствии пропустили тебя в самолет. И Кэтрин сказала, чтобы ты перезвонила ей, как будешь в состоянии. Кивая головой в знак того, что она все поняла, Кэролайн слегка улыбается Клаусу. — Спасибо. — Тебе спасибо, — загадочно улыбаясь, Клаус еще немного смотрит на Кэролайн, опустившую глаза в пустую чашку из-под кофе. *** Кэролайн давно перестала верить в Рождество, как бы ей не хотелось обратного. С горечью вспоминая свое детство, где и осталось все ее особенное настроение, так требуемое Ребеккой, Кэролайн остается лишь незаметно таскать имбирное печенье и краем глаза наблюдать за тем, как Клаус недовольно пытается отыскать нужные ему вещи, то и дело сваливая какие-нибудь украшения, отчего Ребекка недовольно бурчит, клянясь ему, что в следующий раз заставит именно его украшать весь дом! — Невозможные! — сквозь зубы бурчит Ребекка, сильнее сдавливая деревянную лопатку, отчего клюквенный соус, размешиваемый ею, спешит оказаться на столе не в том смысле, в каком бы хотелось. А Кэролайн любит клюквенный соус, так же, как и индейку, запекающуюся в духовке. — Так… — замечая летящие в разные стороны брызги, Майклсон кидает лопатку в раковину. — Скоро должен приехать Элайджа… Мы все помешаем пудинг… Ник его подожжет… — перечисляет Ребекка оставшиеся дела, — надо только его всем помешать, поэтому надо дождаться Элайджу. Позвоните кто-нибудь Элайдже! — последнюю фразу Ребекка кричит, надеясь, что ее услышит кто-нибудь из братьев. — У меня телефон отрубился, — заходя на кухню, сразу же говорит Кол и, подходя к столу, пытается стащить печенье в форме елочки, за что получает по рукам. — Вредная ты, Бекка! Уеду от тебя в Америку! — обиженно шипит Кол. — К кому? — усмехается Ребекка, продолжая порхать по кухне и заодно злорадствовать над братом. — Элайджа тебя не пустит, Ник тем более. Ты не работаешь, чтобы у тебя были деньги снимать квартиру. — Я буду у Кэролайн жить! — возражает Кол и, подходя к Кэролайн, обнимает ее. — Она не такая вредная, как ты, — целуя Форбс в щеку, отчего она весело улыбается, Кол продолжает: — Да и зрение у нее плохое, не заметит всего, что я делаю! Да, дорогая? — снова желая поцеловать девушку в щеку, на этот раз Кол получает локтем в бок. — Ай! Тебя Ребекка покусала что ли? — Я сейчас и тебя покусаю! Кэролайн, найди Ника, попроси его позвонить Элайдже, — просит Ребекка, зло смотря на Кола, — а то он до лестницы дойдет и забудет, что я его просила сделать! — Бу-бу-бу, — корчит рожу младший Майклсон и, хватая со стола пряник, показательно откусывает половину, отчего визг Ребекки наполняет кухню. И кто вообще сказал, что англичане чопорные и интеллигентные. Хотела бы Кэролайн найти в этом доме хоть одного такого. Но, видимо, для этого ей стоит поторопить Элайджу. *** Постоянно ерзая на стуле, Кэролайн пыталась не слишком показывать то воодушевление, которое кружило ей голову так, будто она снова стала маленькой Кэри, которая просыпается утром с быстро колотящимся сердцем и скорей бежит открывать подарки, точно зная, что вела себя хорошо и та самая кукла обязана оказаться у нее в руках! Но, судя по лукавости в глазах Клауса, ей не удается скрыть этот трепет в сердце. Поэтому, просто расслабляясь под ненавязчивую мелодию, включенную ради атмосферы Рождества, Кэролайн с полуулыбкой наблюдает за горящими поленьями, вдыхая аромат печеного картофеля, бекона и каштанов. Рождество в семье Майклсонов едва потерпело изменения, так и оставаясь исконно-английским обедом, не считая отсутствие на столе клюквенного соуса, который, к сожалению, не смог «пережить» Кола, взявшего на себя участь подать этот самый соус к столу. Форбс вряд ли забудет, как, разлив соус на пороге в гостиную, Кол замер от страха. И, если честно, то Кэролайн на его месте сразу бы грохнулась в обморок! Но он, решив дать сестре время успокоиться, пулей вылетел из гостиной, наверняка, установив какой-нибудь мировой рекорд по бегу. — Клюквенный соус! Клюквенный соус! Смысл обедать без него! — стуча ладонями по столу, истерила Ребекка, находясь на грани депрессии с одной стороны, на грани убийства собственного брата с другой. — Может еще пудинг сожжешь? —закричала на весь дом Ребекка, жалея, что уже дала этому балбесу помешать заготовку. И пусть сейчас Ребекка немного успокоилась, но Кол все равно пытался находиться от нее подальше, смотря не в телевизор на обращение Королевы, а на сестру, постоянно ожидая от нее какую-то пакость. Даже сейчас, когда Ребекка забрала Клауса, чтобы он поджег пудинг, Кол как бы невзначай встал сзади Кэролайн, явно боясь, что горящий десерт случайно упадет на него. — Ты не понимаешь, — шептал Кол ей на ухо. — Ребекка отходчивая, она привыкла нам прощать разного рода пакости с самого детства, когда мы разукрашивали ее кукол и рисовали на ее платьях! Но Рождество… Оно для нее свято! А клюквенный соус — это Рождество. Я даже спать боюсь ложиться. — Успокойся, Кол, — положив свои ладони поверх его, лежащих у нее на плечах, Кэролайн ободряюще улыбнулась. — Я не думаю, что Ребекка хочет попасть в список плохих девочек у Отца Рождества. — Надеюсь на это… — шепчет Кол, недоверчиво смотря на проем. — Может мне лечь спать с тобой, Кэри? Ты чутко спишь и… — И Клаус вряд ли может похвастаться отходчивостью Ребекки, — до этого со снисходительной улыбкой наблюдая за переживаниями младшего брата, Элайджа все же встревает в разговор, явно намекая, что будет Колу от Никлауса за такие просьбы. — Мне просто нужна защита! — возмущается Кол. — Если хочет, то он может спать с нами! Но я чур посерединке! — А на коврике за дверью спать не хочешь? — вклиниваясь в разговор, который прекрасно слышал, Клаус, как бы случайно скидывает руки Кола с плеч Кэролайн, когда проходит к своему месту, которое находится рядом с ней. Естественно. — Боже, Кэри, как ты его терпишь? — скорчив гримасу, Кол остается на своем месте, но убирает руки в карманы брюк. — Я же вас как-то терплю! — доносится голос из коридора, а после и сама Ребекка заходит в гостиную, неся поднос с горящим пудингом, из-за вида которого у Кэролайн уже текут слюнки. Фруктовый пудинг — главный десерт английского рождества! И Кэролайн уверена, что не найдет вкуснее пудинга во всей Англии, чем у Майклсонов! Наблюдая, как Ребекка с улыбкой ставит пудинг в центр стола, Кэролайн краем глаза замечает, как Клаус внимательно смотрит на нее, не обращая внимание на щебетание сестры о том, каким же хорошим в этот раз получился десерт. У него в мыслях совсем другое. Каким же хорошим в это раз получилось Рождество… Наблюдая за Кэролайн, искрившейся счастьем и спокойствием, Клаус и сам проникается всем этим домашним уютом, стремясь к нему. Стремясь к ней.Он не может представить себе более органичную вещь в мире, чем Кэролайн, сидящую за его семейным столом на Рождество в бархатном красном платье и смеющуюся с историй Кола, и комментариев Ребекки к ним. Она часто кидает взгляд в его сторону, так же, как и он, следя за эмоциями, что возникают у друг друга на лице. Но в отличие от него, она быстро отводит глаза каждый раз, когда их взгляды встречаются. И Клаус впервые в жизни боится сделать что-то не так. Кэролайн в доме его семьи, где они когда-то провели одно из лучших мгновений их совместной жизни. Почему бы не повторить что-то в их духе еще раз? *** Клаус наслаждался этим моментом. Старался запомнить его, не зная повторится ли он вновь, краем глаза следя за Кэролайн, сидевшей в соседнем кресле. Подогнув ноги под себя, она мягко скользила взглядом по книжным полкам семейной библиотеки Майклсонов, отмечая знакомые ей книги по английской и медицинской литературе. Они смогли остаться наедине только под конец вечера, когда Элайджа и Кол собрались на посвященную Рождеству вечеринку, на которую на самом деле был приглашен только Элайджа, но это вряд ли было тем, что смогло бы смутить Кола. Особенно если под конец он все равно собирался оттуда свалить, перед этим достаточно побесив старшего брата. Ребекка, как оказалось, тоже была приглашена на вечеринку к ее подруге, которая жила в нескольких кварталах отсюда. Она даже назвала какое-то придуманное имя, прежде чем выпорхнуть за порог, держа в руках небольшую подарочную упаковку, а на лице глупую влюбленную улыбку. Но последнее заметила лишь Кэролайн, кинув ей на прощание пожелание удачи и дав обещание, что не улетит из Лондона до того, как она вернется. — Знаешь, это так мило читать сообщения от Кэтрин, гласящие, что она надерет мне зад, если с тобой что-то случится, когда она сама позволила тебе пьяной в стельку улететь на другой континент в город, где ты была лишь однажды до этого, — хриплым от долго молчания голосом произносит Клаус, откладывая телефон на маленький столик между их с Кэролайн креслами, где также стоит бутылка, заполненная глинтвейном, сваренным Клаусом часом ранее. — Ты должен благословить всех Богов, что она не смогла полететь со мной! — посмеивается Кэролайн. — Ты бы слышал ее планы в такси, когда мы ехали в аэропорт. Ты бы стал заикой, если бы она привела в жизнь хоть что-либо из ее списка. — Я не сомневаюсь в этом, любимая. Один ее вид уже способен сделать меня заикой. — У вас на самом деле так много общего… — задумчиво тянет Кэролайн, делая глоток остывшего глинтвейна. — Например, тяга к тебе? — приподнимая бровь, спрашивает Клаус, смотря в глаза усмехающейся от его реплики Кэролайн, кинувшей в его сторону насмешливый взгляд. — Скорей, тяга к мотанию моих нервов! — Кэтрин слишком часто портила мои планы, чтобы я не хотел ее придушить. Вспоминая последний такой план, когда он довел ее почти до пика своим пальцами под столом на глазах у всех, а позже собирался дать ей чего так яростно желало ее тело, Кэролайн зажмуривает на долю секунды глаза, стараясь согнать эти воспоминания, отдающиеся покалыванием по ее телу. А когда открывает их снова, то отмечает на себе плотоядную улыбочку Клауса, явно понимающего, о чем она подумала. — В тот раз она испортила планы не только мне, — усмехается он, проводя языком по нижней губе, отчего Кэролайн приходится крепче сжать зубы, чтобы не выдать себя тяжелым вдохом, прежде, чем она пошлет его. — И не говори, что не хотела. Потому что я чувствовал, как ты хотела. — По-моему, ты должен понимать, что это всего лишь потребности тела. Думаю, что любой другой мог вызвать точно такую же реакцию! — стараясь не обращать внимание на абсурдность ее фразы, Форбс скалится в ответ на удивление Клауса. — Даже так? — смеется он, перегибаясь через кресло и упираясь руками об столик между ними. — Ты бы сломала руку любому другому, посмевшему прикоснуться к тебе и сделать намного меньшее, чем я, Кэролайн. — Ты так думаешь? — поворачиваясь к нему лицом и складывая руки на груди, Кэролайн слегка прищуривает глаза. — Да, — просто отвечает он. — В конце концов, если бы этого не сделала ты, то это бы сделал я. — Твои собственнические замашки на меня уже давно не к месту, Майклсон! — бросая это ему сквозь зубы, Кэролайн вновь отворачивается от него, ища глазами интересный корешок книги за который бы она смогла уцепиться, рассматривая его и пытаясь не обращать внимание на Клауса. — Так же, как и твоя упертость! — рычит Клаус, наблюдая за тем, как его пытаются игнорировать, что он, кстати, ненавидит больше всего. — Еще один ша… — Да что ты заладил со своим шансом! — вскакивая со своего места, кричит Кэролайн, сжимая руки в кулаки. — Я давала тебе их! Давала чаще, чем даже своей матери! — Да? — тоже вставая со своего кресла, переспрашивает Клаус. — Видимо, я о них не знал! — Потому что каждый раз, когда я тебе их давала, то находила тебя трахующимся с очередной! — Потому что каждый раз перед тем, как дать мне шанс, ты доводила меня до крайней точки кипения, бросая мне в лицо, что никогда не будешь со мной! Мне тоже бывает неприятно от твоих истерик. Я не против терпеть их вечно, любимая, но при условии, что между ними будет что-то еще, кроме притворной ненависти! Тяжело выдыхая, Клаус делает шаг к Кэролайн, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. Пристально смотря на нее, он поджимает губы, давая ей время успокоить бурю внутри себя. Может Клаус и не хотел бы, чтобы этот разговор произошел именно так, портя атмосферу уюта и Рождества, но им давно пора объясниться в их отношениях. — Ты бросил меня, — опуская глаза в пол, шепчет Кэролайн. — Я дал тебе выбор. — Это ты так думаешь! — снова упираясь взглядом в Клауса, чуть ли не плача от нахлынувших на неё эмоций, произносит Кэролайн. — Ты предложил уехать с тобой на неопределенный срок в стажировку в Германию, Клаус! Чужая страна, чужой язык и чужие люди. Предложил оставить тут друзей, родителей, мое обучение… — Ты бы могла продолжить его там! — перебивает Клаус, но сжимает губы, когда Кэролайн лишь взмахивает руками. — Мои родители бы не смогли бы заплатить за то! И не надо мне говорить, что ты бы все оплатил! Ты должен понимать, что я бы этого не приняла! — Кэролайн… — «Отношений на расстоянии не существует» так ты тогда мне сказал? А потом пропал на три дня, которые я сходила с ума, не зная где ты и что с тобой! — Ну с ума ты тогда сходила не одна, не так ли? — сжимая ладони в кулаки, Клаус немного поддается вперед. Воспоминая того времени поднимают ком к горлу. И если недавно это был ком разочарования от того, что все так сложилось, то теперь это ком ярости. — Ты же знаешь, что мы были с ним лишь друзья! — возмущенно кричит Кэролайн. Это тема бесила ее тогда и бесит сейчас. Глупая-глупая ревность! Которая никогда не имела места. Во всяком случае не тогда, когда они были вместе, как пара. — Да ну? И что даже ни разу не целовались за моей спиной? Ни разу? — не сдерживаясь, рычит Клаус, поглощенный той ревностью, которая всегда била его под дых. Особенно в последние месяцы их отношений. Но если тогда он старался глушить это в себе, то сейчас ему мало что мешало. — Я никогда не была тобой! — вскрикивает Кэролайн, подлетая к Клаусу и толкая его от себя, стараясь куда-то деть те эмоции, бурлившие в ее теле ядом. — Ты думаешь, что я тебе когда-то изменял? — опасно тихо произносит Клаус, так и оставаясь стоять там, куда его толкнула Кэролайн. — Это он тебе наговорил? Или твои глупые подружки, которые мечтали оказаться на твоем месте в моей постели? — видя молчание Кэролайн, Клаус грустно усмехается. — Я никогда тебе не изменял, Кэролайн. Никогда. — Клаус… — не зная, что именно она хочет сказать, Кэролайн лишь чувствует, как весь гнев, колотящийся об ее грудную клетку, утихает, оставляя место неприятному жжению. — Думаю на сегодня хватит, — неопределенно взмахивая рукой, Клаус покидает библиотеку, оставляя Кэролайн стоять там пораженную еще некоторое время, прежде чем она срывается наверх, глотая слезы, катящиеся по ее щекам. Это определенно было в их духе. Счастливого Рождества, Кэролайн Форбс.