We are dead men

      На следующий день Лич убедился в своих же словах относительно Джонсона. Только швед был искренне озабочен судьбой бедного Гаррисона, которого Йогансен послал очистить шкот. Мальчишка дрожал всем телом, руками и ногами цепляясь за спасительный дирик-фал и не решаясь сдвинуться с места, а Йогансен, стараясь подражать капитану, что выглядело довольно нелепо, с палубы осыпал его проклятиями.       Джордж не слышал, что говорил Джонсон, но по выражению его лица и движению губ он догадался, что матрос почти рычит от бессильной злости и досады. Поняв, что всё зашло слишком далеко, Лич тоже забеспокоился о судьбе Гаррисона, всхлипы которого долетали до палубы даже сквозь шум волн и хлопанье парусов. Был более простой способ очистить шкоты, при котором никто бы не подвергся опасности — надо было всего лишь спустить фок — это знал даже Лич. А сейчас жизнь самого молодого из команды зависела от тонкого троса, который, то натягиваясь, то ослабевая вслед за ветром, будто норовил сбросить с себя груз в виде человека. Один раз мальчишка чуть не слетел вниз головой, и Лич до боли в пальцах сжал штурвал, прекрасно понимая, что, если парень каким-то чудом не удержится, то его мозги придётся собирать по всей палубе. Но Гаррисон успел зацепиться за фал и подтянуться обратно, ещё крепче обхватив снасть и уже не сдерживая душивших его рыданий. Прошло ещё несколько томительных минут, прежде чем смертельно напуганный матрос всё-таки кое-как смог справиться с задачей и очистить шкот, но у него уже не хватало мужества проделать обратный путь.       Когда его работа была сделана, все сразу потеряли интерес к происходящему. Желая помочь ещё менее опытному, чем он, матросу, Лич повернул штурвал, свернув с курса на полрумба, чтобы ветер несколько надул паруса и удержал их в равновесии, но почти сразу же ирландец услышал сердитый оклик Волка Ларсена. Полрумба! Эта мелочь ему была важнее, чем собственный матрос! Кровь закипела в жилах Лича, но он выдавил «есть, сэр» и снова повернул штурвал, возвращаясь к исходному курсу. В эту же секунду из камбуза высунулся Кок и, отпустив колкую шутку в адрес Лича, быстро скрылся, заметив звериную ярость в глазах юноши. Если бы не штурвал, Джордж накинулся бы на кокни, выместив на том всю свою досаду и злость.       Джонсон о чём-то спорил с Луисом, затем махнул рукой и, зацепившись за ванты, стал взбираться наверх, игнорируя отчаянно жестикулировавшего товарища, призывавшего его одуматься, пока не поздно.       - Ты куда? — тут же был остановлен матрос.       - Снять парня, — негромко, но твердо ответил швед.       - Вернись, живо! — прикрикнул капитан на матроса, и их взгляды встретились. Джонсон не отвёл своего, но, после некоторого колебания, сдался и, подчинившись приказу, с подчёркнуто недовольным видом спрыгнул на палубу.       Больше никто не предпринимал попыток помочь несчастному. Прошло уже полтора часа, Хэмп сновал туда-сюда, готовя всё к ужину и иногда с тревогой и сочувствием поглядывая на висевшего у гафеля матроса, а после скрылся в каюте Капитана. Тогда Лич подошёл к вантам, и уже начал забираться по ним, когда его остановил знакомый неторопливый голос:       - Слезь, лучше я спущу его.       Джордж послушно спустился на палубу, предоставив действовать более опытному матросу. Джонсон проворно полез по фок-вантам, привычными движениями цепляясь за снасти и подтягиваясь вверх.       На палубе больше никого не было, но Лич всё же настороженно оглядывался. Джонсон уже почти добрался до Гаррисона, когда дверь в каюту капитана приоткрылась. Не отдавая себе полного отчёта в том, что делает, юноша пригнулся и, вытащив спрятанный в сапоге нож, выставил его перед собой. Он знал, что сможет пустить его в ход, если понадобится. Хотя его действия и были почти равносильны покушению на капитана, но желание защитить Джонсона и Гаррисона было сильнее здравого смысла. Из каюты показался Хэмп, который, увидев угрожающий взгляд бывшего юнги и нож, направленный в свою сторону, поднял взгляд на дирик-фал. Мужчина, конечно же, увидел фигуру, подтягивающую Гаррисона к себе. Не колеблясь, он едва заметно кивнул Личу и снова скрылся в каюте.       Джордж тяжело выдохнул, прислонившись спиной к борту, но нож убрал лишь тогда, когда оба матроса почти спустились на палубу.       И в то мгновение, когда Джонсон уже спрыгивал на палубу, дверь в каюту капитана вновь распахнулась, но вышел из неё уже сам Ларсен. Гаррисон, увидев его, весь съёжился, но преодолел последний метр и дрожащим голосом сказал:       - Я смог спуститься, сэр.       Джонсон подтвердил его слова, поддерживая едва стоявшего на ногах парня, но Волк смотрел не на них, а на Лича, который при его появлении весь подобрался, будто для прыжка, и напоминал скорее дикую кошку, а не человека. Ларсен понял всё, но не сказал ни слова.       Когда палуба вновь опустела, Джонсон вздохнул:       - Досталось же парню.       Но Лича волновало другое.       - Он ведь обо всём догадался, — пробормотал ирландец с огорчением.       Швед посмотрел на него и кивнул. Заметив, что молодой матрос явно расстроен, он потрепал его по плечу и ободряюще улыбнулся, прошептав «молодец», после чего подтолкнул в сторону кубрика.       Команда ещё ужинала, но с приходом Лича и Джонсона оторвалась от еды. Девять пар глаз смотрели на них с подозрением.       - Гаррисон говорит, что спустился сам, — недоверчиво прищурился Уфти-Уфти.       - А у кого-то есть сомнения на этот счёт? — взгляд ирландца встретился со взглядом канака.       Лич был молод и неопытен, но никто из матросов, даже Уфти, не решался с ним связываться. Джордж был силён и, к тому же, вспыльчив и мстителен. Он сражался яростно и очень быстро показал остальным, что его лучше не трогать. Уфти-Уфти, который задирал других и дрался с ними ради забавы, после нескольких стычек с Личем предпочёл оставить его в покое. У гавайца не было цели настраивать кого-то против себя, и сейчас он лишь миролюбиво пожал плечами, смотря на юношу своими большими карими глазами.       Бывший юнга выжидал. Ноздри его нервно подрагивали, брови угрожающе сдвинулись. Но все матросы последовали примеру канака, заговорил только Луис:       - Нам-то нет до этого дела, а вот что скажет капитан…       На этом разговор прекратился. Лич и Джонсон сели на свои места. Сегодня был особенный день — рацион всей команды был разноображен трудами Джонсона, который ещё днем, перед случившимся, сумел поймать крупного дельфина. Матросы не благодарили его, но то, с каким аппетитом они расправлялись с ужином, говорило само за себя. Только один раз тишина прервалась — Келли поднял голову, посмотрев на Гаррисона, который с позеленевшим лицом ковырял вилкой в тарелке, и сказал:       - Иди спать, парень, завтра станет легче.       Мальчишку долго уговаривать не пришлось. Он тут же бросил вилку и стал раздеваться, желая поскорее забраться в кровать и оставить в прошлом этот день.       После ужина Луис нехотя поднялся, собираясь на ночную вахту, Уфти-Уфти, дежуривший вместе с ним, подгонял его насмешками. Келли, недовольно ворча, старался утихомирить обоих. Когда все трое вышли на палубу, все разбрелись по своим кроватям, но Джонсон не сразу потушил лампу.       Джордж, свесившись со своей кровати, посмотрел вниз и увидел, что матрос с волнением наблюдает за Гаррисоном, который беспокойно метался на кровати: корабельная качка отнюдь не способствовала его выздоровлению.       - Джонсон, что ты медлишь, чёрт тебя побери? — раздалось недовольное ворчание Парсонса, и в ту же минуту швед, наконец, потушил свет.