Прощение

      Я до сих пор помню ее мягкую поступь, стройный стан и нежные черты лица. Как наяву представляю себе строгий взгляд янтарных глаз, плавный, слегка капризный изгиб полных алых губ.       Я полюбил ее в тот момент, когда впервые увидел. Тогда Неревар объединял племена кимеров под своим крылом, и ему необходимо было присоединить тот клан, которым правила Альмалексия. Он знал, что к ней будет непросто подступиться — к гордой, своенравной правительнице, которая не привыкла делиться властью. Но, очевидно, судьбе было угодно облегчить путь великому герою — случилось так, что двое полюбили друг друга.       Прекрасная пара — властная, строгая, но милосердная Айем была под стать герою, великому Неревару, справедливому и непобедимому. В ушах у меня до сих пор звучат громкие вскрики, радостный смех и пение менестрелей — лишь жалкие отзвуки их свадьбы.       Я плевать хотел на то, что он клялся тебе быть верным и любить до последнего вздоха перед лицом Азуры. Я не поверил и тебе, когда ты поклялась в том же ему. Это было не важно, это был только политический брак, который был нужен лишь для того, чтобы укрепить союз меж племенами… И ты вскоре поняла это.       Дни празднеств быстро закончились. Герой покинул твои покои, где наверняка шептал слова любви, охваченный страстью и чарами твоей несравненной красоты. Бьюсь об заклад, у него было глупое лицо. Но как бы то ни было, ему нужно было править Рейсдайном, у него не хватало времени на молодую жену. По-своему, я понимаю его. И даже был благодарен за его врожденное простодушие и наивность, за то, что он был так занят государственными делами. Ведь именно тогда, когда ты так тосковала по своему мужу, когда засыпала ночами одна, мечтая лишь о его ласке — именно тогда в твоей жизни возник я.       Тогда ты узнала, кто такой Вивек — советник Неревара, его друг и генерал… твой любовник. Твое утешение в отсутствии мужа. Твой самый преданный слуга. Я знал, ты тосковала по нему первое время, тебя терзала вина за то, что мы, оставаясь наедине, предавались страстной любви, и ты забывала обо всем. Но вскоре, к счастью, ты поняла, что я был прав — наш герой оказался настоящим дураком, не видящим того, что творилось у него перед глазами. Я доказал тебе, что он — идиот, который не понимал, что ему в руки упала ярчайшая звезда… нет, он не способен был этого понять. Даже тогда, когда стали понимать все. Он словно безумный был предан только одному — изваянию его возлюбленной богини. Он должен был бросить весь мир к твоим ногам, а не к глухому камню. Я ненавидел его за это. Но одновременно был благодарен. Твое сердце освободилось, и ты смогла принять мою любовь.       И я был по-настоящему счастлив освободить тебя в тот день, моя королева. Я так горько жалею, что мы отдалились, спустя бессчетные годы счастья. Ты желала дарить любовь своему народу, а я углубился в самопознание. Многие секреты и тайны открылись мне, многие были осчастливлены твоим милосердием…, но я не должен был допустить этого отчуждения. Пусть я бы унизил себя, пусть бы упал в твоих глазах, но я должен был спасти тебя, любовь моя… Прошу, прости меня, если сможешь!       Я помню твои руки на своем лице. Твои поцелуи, подобные ласке лунного света, и горячие как само солнце! Твои глаза, ярче миллиарда звезд, прекраснее самой луны! Я помню…       Айем!       — Хевик!       Мер распахнул глаза, и вместо желанного образа богини увидел над собой неприятную физиономию уже знакомого ящера. Он тряс его за плечо, очевидно, в тщетных попытках разбудить.       — Тебе плохо, что ли? Мычишь так жутко, точно тебе нож в сердце втыкают…       И верно, ножом, давно застрявшим в сердце, как будто кто-то ковырял.       По привычке он уже собирался показать все руками, но вовремя вспомнил, что бестолковый аргонианин ничего не поймет и только отмахнулся, приподнимаясь с жесткой лежанки. Утро в этих землях оказалось мрачным и пасмурным. Здесь было рукой подать до Красной Горы — самого ужасного места в Морроувинде, так что не стоило удивляться отсутствию солнечной погоды и теплого ветерка.Здесь были лишь пыльные, душные суховеи, а солнце показывалось из-за пелены облаков едва-едва заметным блеклым шаром.       Вехк плотнее запахнул дорожный плащ, оглянувшись — по близости не было заметно диких животных и разгуливающих даэдра, да и ночью никто не прерывал их сон. Аргонианин, вдоволь наговорившийся, уснул без задних ног, его же спутник еще долгое время любовался на проглянувшие во тьме Массер и Секунду. Его очень забавляла «экскурсия» Явившегося-из-Тени. Глупый маленький ящер даже представить не мог, что рядом с ним тот, кто не просто знает Морроуинд, как свои пять пальцев, но может рассказать, как здесь все выглядело целых четыре тысячи лет назад. Ящера он взял с собой только по просьбе заботливой Хабаси. А может, она просто надеялась хоть на время избавиться от этого болтуна.       — Проснулся? — ящер посмотрел на него исподлобья, затем продолжил копаться в сумке, — знаешь, я бы советовал тебе беречь силы. Тут до Альдруна уже недалеко, но лучше все же тебе держаться подальше от всякого зверья. У меня только одно зелье исцеления и только один свиток Божественного Вмешательства. Если вдруг что не сработает… Короче, мне не нужно чтоб ты тут сдох.       «Не беспокойся» — усмехаясь, сообщил Хевик, еще не слишком расторопно двигая озябшими пальцами.       — Чего? Не мойся?       Вивек возвел очи горе и принялся чертить руны на пыльной земле.       «Я сказал „не беспокойся“. Но ты молодец, уже схватываешь».       — Вот спасибо, — буркнул Явившийся-Из-Тени, извлекая из рюкзака сверток, — ты будешь есть?       Трибун покачал головой, игнорируя естественную потребность тела. Он и прежде ненавидел завтракать, предпочитая еде утреннюю медитацию, когда ничто не должно отвлекать, а уж тем более полный желудок. А теперь, спустя двадцать лет жизни с проклятием лживой богини, старался возрождать эту привычку, надо сказать, весьма успешно. Чего он не мог терпеть никогда, так это когда тело руководило разумом.       — Напрасно, — фыркнул аргонианин, наспех пережевывая вяленую скрибятину, — Я привалов делать не буду. Но дело твое. Мне же больше достанется.       Пока ящер довольно урчал, клацая зубами и наслаждаясь завтраком, Вехк принялся натягивать тетиву на лук и набивать колчан стрелами. И дураку было понятно, что этот день не пройдет так гладко.       Это предположение очень скоро оправдало себя: до полудня им некстати повстречались два скальных наездника, один из которых был явно нездоров, и крайне агрессивный кагути. Одного наездника Вехк подстрелил из лука, остальную живность предоставил аргонианину. Тот явно наслаждался своей победой, вынимая перья из наездника и срезая часть скальпа кагути. Вивек старательно делал вид, что поражен его храбростью.       Однако, все стало намного хуже, когда они приблизились к городу. Пока ящер самозабвенно забалтывался обо всем, что встречалось им на пути, их неожиданно заприметил уродливый алит. Страшилу они заметили не сразу, только когда тот уже подбегал сзади. На шум возни и крики ящера прибежал и его ближайший сородич. Особого перца добавил пролетавший мимо наездник, но самое главное…       — Ох, мать твою! — взревел аргонианин, увидев, как на них со всех ног несется золотая святоша и попутно отбиваясь от озверевшего алита, — Как так сложилось, что я сдохну сегодня здесь! О великий Хист… Я еще слишком молод!       Хевик, ловко орудуя кинжалом, наконец прикончил бодающегося кагути, нанес пару ударов наезднику, так что тот ненадолго отпрянул, и встал на пути святоши.       — Хевик! — истошно завопил Явившийся-из-Тени, удерживая лапами пасть зверя, — Твою мать, отойди! Отойди, кретин! Вернись, я использую свиток!       Вивек совсем его не слушал. Когда святоша опасно приблизилась, он вступил в бой в рукопашную и с помощью какой-то невероятной удачи сумел избежать смертоносных ударов. Несколько ловких, едва уловимых движений руками и аурил протяжно застонала режущим слух звоном, а после повалилась на землю, душой отправляясь куда-то в чертоги Дрожащих Островов. Надо признать, падая, она все же сумела задеть мера копьем, и оставила ему глубокий порез, пересекший лицо от скулы до самого кадыка.       Вивек сплюнул на землю и оглянулся. Аргонианин, стоя в луже крови наконец забитого насмерть алита, пораженно смотрел на данмера. Трибун улыбнулся, проходя мимо, хлопнул его по плечу.       — Ты… — наконец заговорил ящер, даже не замечая, что теперь плетется он, а не за ним, — Ты либо фантастически удачлив… либо просто на голову больной! Как ты это сделал? А, да… ладно… Расскажешь в городе! Но, Мехрун Дагон тебя дери, если б я знал, что ты так дерешься, я бы и думать забыл о всяких зельях и свитках… А колдуешь ты так же мастерски?       Улыбка превосходства на лице данмера мгновенно угасла. Он только передернул плечами, ускоряя шаг.

***

      Еще долгое время они шагали по пустынным землям, но крупные враги им не попадались. Вдалеке едва-едва обрисовывались высокие сторожевые башни города, и очень кстати — ветер становился все сильнее, наполнялся удушливой пылью и пеплом. Ужас Красной Горы погиб уже давно, мор ушел, но бури до сих пор возникали время от времени.       Вивек неожиданно остановился, замер, пригнув голову, точно вслушиваясь в унылое завывание ветра.       — Что? — не понял ящер.       Но скоро услышал и сам. А после увидел.       Из-за поворота неспешным шагом прямо к ним направлялись двое мужчин — данмер и норд. Они, судя по всему, были слишком увлечены разговором, или, точнее, спором, так что не сразу увидели посторонних на дороге. Мер заметил первый и придержал товарища за локоть. Они остановились шагах в двадцати от Хевика и Явившегося-из-Тени. Эльф вдруг осклабился, обнажая белые зубы, точно хищный зверь. Вроде бы, засмеялся. Все его лицо, от ушей до нижней губы, было увешено серьгами, так что при смехе все это великолепие затряслось в такт, кое-где даже весело позвякивая.       — Что за мутсера решил нынче выгулять своего раба? — насмешливо произнес он, деловито выставляя напоказ висящий на поясе длинный клинок.       Нордлинг, у которого вместо правого глаза на лице было два перекрещенных шрама, загоготал в голос, демонстрируя несколько дырок во рту, где когда-то были зубы.       — Это ж наша тупица! В рабы записался, хвостяра дурная?!       Хевик выразительно приподнял бровь, оглянувшись на спутника. У того золотые глаза засветились радостью узнавания.       — Берела! Хильф! — рявкнул ящер, захохотал на свой манер и направился навстречу знакомцам.       — А я думал, ты уж лапы отбросил, — засмеялся данмер, похлопав тощей рукой по спине аргонианина, которого уже душил в медвежьих объятиях норд.       — Только… пх… п-хосле тебя, морда твоя… слыхал? Тебя уже повсюду ищут!       — Слава идет впереди меня, — засмеялся мер.       Вехк разглядел татуировку на его шее, быстро сообразил, что это изгой из эшлендеров, подобрался. Друзья, однако же, скоро перестали смеяться.       — Ты какими судьбами сюда? — спросил Берела, строго посмотрев на ящера, а затем обратив взгляд на незнакомца, стоявшего в отдалении, — и с кем это ты? Дружок твой?       Нордлинг снова загоготал.       — Пошел ты, Берела. Это… его Хабаси просила проводить. Причем именно к вам. Я-то думал, разминулись, а вы только из города выходите! Сладкоголосая вам все причиндалы оторвет.       — Ла-адно, — протянул эльф, странно ухмыляясь, — что-то, да останется, а, Хильф? А, ну тебя. Нам тут дельце подвернулось… протрезвели только намедни, так что… не спрашивай. А этот… Чего ему от нас надо? Лорд, чтоль, какой? Не похож.       — Это Хевик, он… В общем, Хабаси сказала… у него дело к вам должно было быть, она мне не говорила…       — Еще бы, говорить тебе. Что же, сера, — обратился он к Хевику, который только сейчас подошел к ним поближе, но все еще сохранял безопасную дистанцию, — чем можем послужить?       «Хотел бы узнать насчет амулета Луны-и-Звезды»       Берела быстро зыркнул на аргонианина, который только пожал плечами. Хильф насупился. Он не понимал, зачем незнакомец как-то странно ворочал пальцами.       — Почему так секретно?       «Никакого секрета. Я не могу говорить»       — Вот как… В таком случае… вернемся в город и поговорим там. Ветер недобрый…

***

      — А я те... ик! Говорю! Дыни у нее были — во!       — Врешь!       — Да говорю!       Чтоб придать своим словам еще больше веса, норд резко хватил кулаком по столу. Берела это предупредил и успел приподнять кувшин с мацтем, чтоб тот не опрокинулся на стол. Спор Хильфа и Явившегося-из-Тени продолжался с того самого момента, как они вошли в таверну и северянин упомянул об одном из своих многочисленных приключений в Суране. Диспут набирал все большие обороты благодаря горячительным напиткам, которые распаляли норда и завязывали раздвоенный язык ящера. Хевик сразу обратил внимание, что Берела пил гораздо меньше, внимательно щуря несколько раскосые глаза, которые время от времени пристально оглядывали все вокруг. Сам трибун не пил вовсе. Точнее, единожды пригубил полную до краев кружку, только для того, чтобы новым знакомым не было обидно.       Когда стало очевидно, что друзья окончательно отдались своему неразрешимому спору, Вивек обратил взгляд к данмеру. Тот явно уловил его, но не спешил этого показать. Наконец, медленно скосил к нему глаза, ухмыляясь тонкими губами.       — И зачем же, позволь спросить, тебе понадобился амулет? — в полголоса поинтересовался мер, так, чтобы с другой стороны стола его не услышали — это совершенно их не касалось.       «Я хочу разыскать… кое-кого»       — Так это — приманка?       Хевик заметил, как его глаза вспыхнули интересом, как он сдержанно забарабанил по столу костлявыми пальцами. Немного помедлил с ответом.       «Это — всего лишь средство к достижению цели»       Данмер неожиданно перестал улыбаться, отвел глаза в сторону. Затем снова посмотрел в глаза собеседнику. Сердито, без признаков бывшего расположения.       — В любом случае, сегодня удача не на твоей стороне. Мы нашли девчонку, потолковали с ней, как надо. Амулета у нее нет, она просто лгала ради того, чтобы заинтересовать Хабаси…       Он хотел сказать что-то еще, но не успел. Вивек неожиданно быстро схватил его за запястье, слегка пригнулся, заставляя заглянуть прямо в пугающе большие глаза. У Берелы была очень тонкая кисть, как и кость предплечья. Он вообще был очень худ и не больно высок — прекрасный домушник, должно быть, очень ловкий и юркий. Но теперь ему эти качества помочь не могли — переломить запястье, сломать пальцы и руку, даже без прежней силы, трибун сумел бы без особого труда. Но пока сдержал неожиданный порыв и всего-навсего причинил ему довольно ощутимую боль.       «Не лги мне, — до жути быстро зашевелил пальцами данмер, наблюдая за тем, как непонимание и страх в глазах мера сменяются осознанием и злобой, — не лги. Кому угодно, но только не мне. Или я жестоко накажу тебя. Тише, парень, не дергайся. Шум нам ни к чему. Я итак потратил слишком много времени, чтобы теперь расходовать его на пустую болтовню, это ясно? Амулет у тебя, я знаю. Ему бы ты не доверил такую ценность — норд слишком глуп. Как, впрочем, и Хабаси. Ей ты можешь солгать, возможно, в твой обман даже поверят, но только не я. Ты знаешь его цену, и для тебя он гораздо дороже и важнее, чем для кошки из Балморы, которая толкнет твое сокровище любому, кто предложит за него побольше золотом. Но ты понимаешь, что еще не придумали такой цены, которая смогла бы покрыть боль расставания с этим предметом, ведь так?»       Вехк дерзко улыбался, наслаждаясь каждым «произнесенным» словом и возрастающим изумлением Берелы, ведь трибун читал его намерения, его самого, как открытую книгу…       «Тебе не стоит так уж сильно беспокоиться. По правде говоря, я не думал его забирать. Все, чего я хочу — прочитать магический след его владельца. Надеюсь, ты умный и все поймешь без дальнейших объяснений, так?»       Данмер еще несколько мгновений зачарованно смотрел глаза в глаза Хевику.       — Э, слышь! — угрожающе прорычал нордлинг, наконец заметив, что новый знакомец схватил за руку его друга, причем явно не по доброй воле, — у тя чё, кровь голубая?!       Берела точно очнулся ото сна, вырвался из его хватки. Только потому, что Вивек позволил.       — Да кто ты такой, Молаг Бал тебя…       Он прервался, поняв, что в трактире стало намного тише. Снаружи послышались шумы, вскрики и ругательства. Все переглядывались, но никто не решался выйти, пока наконец страж не толкнул входную дверь…       Редоранец влетел внутрь, едва не падая на своего собрата. Он что-то простонал, очевидно, теряя сознание, потому что пол у входа замарался свежей кровью.       — Аргониане! — рявкнул страж, отволакивая раненого от входа.       Внутри тут же поднялась паника. Все повскакивали с мест, толкая друг друга, побежали к выходу, ругаясь и вскрикивая. Компания четверых путешественников не осталась в стороне.             Хевик опомнился уже снаружи. Вместо заката на вечернем небе горели всполохи огня, объявшего дома, на дорогах валялись тела, из-под которых текла темная кровь, бликами отражавшая бушующее пламя. Меры кричали, носились по всему городу, спасаясь от смерти, настигшей их внезапно, заставшей врасплох.       «Ты разве не знаешь, что в мире твориться?»       Конечно, он знал. А теперь и увидел.       Стражи города отбивались от ящеров, которые выбрали тихий летний вечер для кровавой расправы. Озверевшие от долгих лет рабства, аргониане целыми отрядами нападали на города Морроувинда, мстя данмерам за свое унижение. Они не жалели никого, с ужасающим ожесточением бросались на защитников города, на молодых и на старых, чиня расправу без разбора. Крики боли, страх, ненависть… Жертв было много с обеих сторон, но удача сегодня была на стороне стражей Дома Редоран.       Вивек увидел краем глаза Берелу. Он не мешкал, жестоко дрался, отбиваясь от обезумевших ящеров. Он уже был ранен, из его плеча торчал обломок стрелы, скорее всего, начиненной ядом. Но данмер все равно размахивал клинком, щедро раздаривая колющие и рубящие удары. На его лице читалась злоба и ожесточение, настоящая ярость… Он знал, за что бьется.       Трибун смотрел на ужасную картину, и не знал, что ему делать. Даже спустя двадцать лет жизни в обличие смертного, он все равно оставался так далек от всего этого, что теперь растерялся… ненадолго. Что-то резко и больно садануло его в затылок. Мир подскочил и перевернулся, данмер обнаружил себя уже на земле. Он приподнял отяжелевшую голову, заполнившуюся тупой болью, увидел того, кто это сделал — аргонианин, стоящий не слишком далеко, скалился и шипел, глядя на его страдания. И он вспомнил.       Вспомнил, как много-много лет назад входил в свой город. Под торжественные возгласы жрецов и вскрики толп народа. Он ступал, почти обнаженный, являя миру свою красоту, свое величие. Объятая голубым пламенем голова, гордый и спокойный взгляд разноцветных глаз направленный в пустоту, сияющая на солнце кожа, разделенная на золото и пепел… Все вокруг смеются и радуются, ликуют, сопровождая живого бога в его новый дворец.       Уже пройдя лестницу, стоя на самой вершине, он оборачивается к народу, улыбаясь спокойно и мягко. Все вокруг замирает, ожидая его слов и кажется, что даже ветер не смеет дуть, когда должен говорить великий воин-поэт. И он уже готов начать…       Из толпы раздается яростный вскрик. Прямо в него летит что-то большое и тяжелое, от которого он без труда уклоняется.       «Предатель! Лжец!» — раздается в толпе.       Тогда он наконец пробуждается, пораженно смотрит туда, откуда прилетел камень, которым неизвестный хотел разбить ему голову. В толпе поднимается крик, группа ординаторов пытается растолкать горожан, чтоб найти нечестивца… Он видит его лишь единожды, но этого хватает, чтобы прочувствовать всю ненависть, всю злобу и боль неизвестного мера. Эшлендер. Отступник, неведомо как пробравшийся в процессию… Его быстро поймали, и больше никто и никогда не видел еретика.       Бог понимает, что это всего лишь жалкое воспоминание, которое давно стоило изничтожить. Но смертному чудится то ли от удара в голову, то ли наяву, что ящер не шипит, насмехаясь над поверженным данмером, а повторяет те слова.       «Предатель! Лжец!»       Смертный, ощущая поднимающееся в груди звериное бешенство, хватает первое, что подворачивается под руку и с яростным воплем швыряет в аргонианина из последних сил. Последнее, что он видит и слышит — вопль пригвождённого коротким кинжалом к стене одного из домов повстанца.