Давай поиграем

Зуко редко бывал в ладу с самим собой. Что-то постоянно терзало его мятежную душу, тревожило мысли. Он считал, что в последние годы избавился от этой неудобной привычки к вечному беспокойству. Думал, что наконец взял под контроль весь сумбур чувств, нередко мешавших ему трезво оценить положение и принять верное решение. Сколько бы Зуко ни был уверен в своем контроле над ситуацией и самим собой, в итоге всегда приходилось признавать - он ошибался. Разве мог он управлять окружающим миром, если не имел точного представления о своем окружении? Принц жил уже второй раз подряд, и единственным человеком, в чьей натуре он разобрался, была Азула. Бесспорное достижение, но помимо сестры в его жизни вращались и другие люди. Нечего далеко ходить - взять хотя бы отца. Озай, младший брат наследного принца Айро, ставший из запасного варианта Хозяином Огня. Он не брезговал запачкать руки, если дело того стоило. В этом Зуко однозначно походил на родителя. В прошлый раз Озай был видим, как нечто недостижимо далекое, как пик горы, застланный облаками. Неясный, нечеловечески идеальный, когда Зуко хотел достичь отцовского одобрения и любви. Когда чувства поистерлись, он стал просто знаменем, олицетворением идеи, в конце концов - разменной монетой. Их роли поменялись, и теперь сын заключал сделку, покупая годы правления отцовской жизнью. Озай был для него кем угодно, но только не человеком. Зуко стал взрослым. Ему пришлось пройти через то же горнило, создавшее и его отца. У него был собственный сын, с которым он так же не справился. Пусть обошлось без жестоких уроков, но всё равно, Лу Тен был так же далек от него, как он от Озая. Не то чтобы Зуко сознательно отталкивал ребенка, но у него было слишком много других дел и забот, Хозяин Огня чувствовал себя куда увереннее в высокой политике, чем в семейных взаимоотношениях. Да и вообще - в любых отношениях, что с женщинами, что с детьми. Первых у него было не так много, как могло бы показаться, помня о его положении властителя всего мира и том, что даже не смотря на шрам, он оставался весьма привлекательным мужчиной. Зуко знал, что делать, ровно до того момента, как укладывал девушку в постель, как действовать после окончания акта - это уже не столь ясно. Что касается детей - видимость дружелюбия и намек на теплое обращение. Откровенно говоря, Зуко не любил своего единственного ребенка той сильной и безграничной отцовской любовью. Он мог изобразить это, но почувствовать - нет. Иногда он думал, что в юности истратил весь запал чувствительности на неизбывную трехгодичную злобу, на ярость битвы и внутренние терзания, а на зрелость ничего не осталось. Тем лучше, разум правителя не должен походить на помойку. Ему было неплохо с его полу атрофированным сердцем. Достаточным для видимости благополучной семьи оказалось и то, что Зуко не был тираном. Не третировал сына, не унижал жену (та мимолетная интрижка с Катарой не в счёт - ведь Мэй не узнала. Наверное). Можно ли теперь, с занимаемой им позиции, разглядеть в отце просто человека? Проанализировав свою жизнь, прийти к выводу, что вся драма их отношений заключалась в том, что Озай так же не мог понять его, как и он сам - Лу Тена. Отец смотрел на старшего сына и понимал, что не может оставить корону такому Зуко - вспыльчивому, подверженному чужому влиянию, легко поддающемуся манипуляциям, вздорному мальчишке, каким он был до двадцати лет. Озай пытался по-своему исправить его, когда оставил тот шрам и выгнал с позором из дому? Хотел изменить в нем хоть что-то, даже внешность, лишь бы заставить сына повзрослеть. Если это так, то Зуко вполне мог понять Озая и его порывы родительского долга. Он был излишне жесток с тринадцатилетним мальчиком, но попытался сделать что-нибудь - это куда больше, чем он сам сделал для своего ребенка. В конце концов, именно это изгнание помогло Зуко стать тем, кем он был. То есть, он что, должен поблагодарить отца? А что, если все окажется куда прозаичнее и низменней? Хозяин Огня получил то письмецо, адресованное Икему, написанное для него. Если он любил Урсу, это стало ударом ниже пояса. Мужчинам очень не нравится, когда их бьют по яйцам. Особенно таким, как Озай. Зуко был более, чем уверен, что отнесся бы к измене Мэй вполне спокойно. Хотя, наверняка дело в том, что он ее не любил. Стоит вспомнить его поведение на вечеринке в доме адмиральского сына. Ладно, Зуко тоже не понравился бы подобный кульбит. В любом случае, Озай мог затаить горечь обиды до лучших времен, не устраивая бурных женских истерик. Одним ударом он убил трех зайцев, когда жена предложила ему достопамятную сделку. Трон Хозяина Огня, изгнание предательницы, потерявшей горячо любимого сыночка, а так же возможность отрываться на этом самом горячо нелюбимом сыночке оставшиеся несколько лет. Если его скитания и отметина на всю жизнь оказались проявлением мелочной обидчивости и мести, рейтинг Озая резко падал на самое дно мировосприятия Зуко. Это можно выяснить опытным путем. Покоритель огня давно решил, что устроит себе аватаропреследовательские каникулы через два года с тем, чтобы вначале поднатаскать мальчишку в условиях кочевой жизни с умеренным уровнем опасности, а уж потом присоединится к нему. Обучит магии огня на весьма и весьма среднем уровне (незачем разбазаривать знания, добытые потом и кровью в буквальном смысле, на такую неблагодарную бестолочь, как Аанг - если что-то в его планах пойдет не так, последнее, в чем он нуждается, так это в собственном оружии, обернувшемся против создателя), а потом отправит сражаться с мировым злом. И вуаля - тиран повержен, герой занимает законное место с кристально чистой репутацией мученика, предоставив ученику сделать грязную работенку. Но для этого требуется скандал. Вот тут-то и пройдет "проверка на вшивость". В прошлый раз отец сильно ранил его, но без намерения убить, хотя момент был более, чем подходящим. Сейчас он должен знать, что сын не так прост, каким хочет казаться. Что он сделает? Избавится от явной угрозы своему правлению? Или даст Зуко шанс? Через два года, может, раньше, принц узнает ответ. Тай Ли - тоже весьма колоритная фигура. Она словно горячий сгусток оптимизма, вечно жизнерадостна, и в тоже время упорна и довольно умна - у Азулы не бывает глупых подруг. Тай могла знать куда больше, чем кажется. Зуко допустил ошибку, позволив ей скрыться за пределы видимости. Возможно, ее энергия - то, в чем он нуждался, чтобы сделать свою жизнь немного чувствительнее. Стоило хотя бы примерно знать, чем занимается подруга детства. Возможно, стоило сделать ее своей любовницей и время от времени брать от нее часть той яркости и внутреннего огня. Или она предвидела подобный поворот и специально ускользнула из дворца, столицы, устав быть игрушкой в руках королевских детей. С другой стороны, ничто и никто не мог принудить циркачку к чему-либо насильно. Но нельзя отказать Зуко в собственной харизме и обаянии - при желании он мог повлиять на других людей и заставить их поступить так, как ему хочется. Даже если они и не подозревали об этом. Его передёрнуло, стоило осознать, о чем он думал. Начал с индивидуальности, закончил использованием. Нельзя так обращаться с по-настоящему дорогими людьми, в число которых входила Тай Ли. Она почти добровольно поделилась с ним и Азулой своим искусством блокировки Ци. Она не побоялась использовать эти навыки на принцессе, защитив Мэй от участи быть сожженной заживо в Кипящей Скале. Едва ли в мире найдется много таких людей, которые осмелились бы перечить сходящей с ума Азуле. Ему следует очень и очень ценить дружбу Тай Ли, уделив больше внимания ее передвижениям. А еще не позволить сестренке слететь с нарезки. Любые изменения, происходящие с Мэй, были упрятаны глубоко внутри, заметить их внешние проявления не так просто. Но кое-какой опыт в виде тридцати лет совместной жизни имелся. По совести, Зуко должен бы знать девушку, как облупленную. Он думал, что знает, но как тут можно сказать наверняка? Покоритель искренне надеялся, что Мэй перестала питать надежды относительно него, взялась за ум и пустила неистраченный душевные силы в более благодарное русло. Но где ей такое сыскать? Он прекрасно знал, какой жизнью живет метательница ножей. Ее мать - образцовый пример домашнего самодурства. С тем количеством комплексов, которые она упорно прививала своей дочери, Зуко удивлялся, как девушке вообще удалось сохранить собственное достоинство. Надо отдать должное аристократке - под видимой хрупкостью она была несгибаема. Агни, она была практически идеальна, и чего бы Зуко не дал за возможность полюбить ее. Но он не мог. Это не зависело от его воли или желания. Просмотрев ход мыслей по этому поводу Зуко пришел к неутешительному поводу, что словно по каплям выжимал из себя каждое заключение, каждую мысль, связанную с аристократкой. Она была где-то в перефирии его зрения, и он возвращался к мыслям о ней не оттого, что ему хотелось, а будто из надобности, выполняя повинность. Это не нравилось покорителю. Он сам просил Мэй не выбрасывать его из жизни, позволив ему быть рядом в качестве брата, но теперь сомневался, не были ли эти слова пустыми, нужными лишь в той сцене, дабы показать видимость участия с его стороны? С его-то подгнившей душой всякое возможно. Не то чтобы он слишком переживал по этому поводу, но осадочек временами оставался. Он рассматривал своих друзей с единственной доступной ему точки зрения - своей собственной, а потому их образ неизбежно искажался в его призме восприятия. Может, все эти люди были совсем другими и он неправильно набросал их портреты. Что ж, ему представится возможность узнать об этом путем совершения ряда ошибок. Все в своей жизни он получал только через этот неизменный ритуал. Рассчитай, ошибись, научись. И так по кругу. Все это было лишь прелюдией. Никакая прелюдия не может длиться вечно, рано или поздно придется перейти к основному. Зуко тянул и тянул отвлеченные мысли, пока они не перевелись, а теперь настало время осветить то, от чего он с усердием отверчивался. Неутешительно, но отношения с сестрой так и не избавились от пометки "извращенные". Просто теперь они имели другой угол ненормальности. Глупо с его стороны делать вид, будто то, что происходит, не имеет под собой никакого контекста. Или вообще притвориться, что ничего не происходит. Надо признаться - он хочет свою сестру. Отчаянно желает обладать ее телом, разумом, душой. Как иначе объяснить то, что его начинает трясти от бешенства, стоит кому-то из парней, не столь уж часто попадающихся на пути, чуть дольше задержать взгляд на Азуле, и он уже начинает представлять, с каким хрустом будет ломать им кости. Это ненормально, подобные страсти-мордасти должны были оставить его лет эдак десять-двадцать назад. Но вот вам, нежданно-негаданно к вспышкам звериной ревности добавилась излишняя чуткость к любым движениям с ее стороны, и все прелести зарождающейся тяги, как духовной, так и физической, навалились на старика-мальчишку, приблизив его жизнь к отметке "невыносимо". Невыносимо смешно - вот что это такое. "Пятнадцатилетний отрок возжелал свою младшую сестру со всем пылом, на какой способна зарождающаяся юность". Тянет блевать от этой фразы. Но едва ли следущая окажется лучше: "Старик, подползающий к шестому десятку, похотливо польстился на девушку, едва переставшую быть девочкой, которая является его родной сестрой, но больше подходит на роль внучки". Что мерзее - сразу и не разберешь. Кажется, что это СЛИШКОМ РЕЗКИЙ переход от братской привязанности к чисто мужским замашкам собственника, или просто вспышка юношеской похоти, когда красивое и желанное женское тело затмевает все мысли в сознании, кроме одной единственной. Но это не так. Стоит копнуть глубже, и окажется, что даже под этим имеется весьма прочное обоснование. Если отринуть факт их близкородственной связи, то они практически идеально подходили друг другу. Они всегда вместе, знают о неудачах и успехах, сильных и слабых сторонах друг друга, изучили манеру поведения и все невербальные жесты, через которые лучше удавалось проявить испытываемые эмоции. Они дважды совершили убийство дабы защитить друг друга - разве это не показатель близости и доверия? Всем знаниям и умениям в покорении огня Азула была обязана старшему брату, как и неизгладимым отпечаткам воспоминаний. Взамен она давала покорителю то, в чем он нуждался - понимание и поддержку. Не напрямую конечно, но ее поступки говорили лучше любых слов. Им обоим лучше удавалось действовать, чем говорить, когда дело касалось чего-то более тонкого или миролюбивого, чем война, смерть и манипуляция. И всё же как так? Вчера вечером они бегали по лесу, барахтались в земле, путались в складках одеял и простыней и это действо было лишено сексуального подтекста. А сегодня утром он проснулся и взглянул в зеркало с осознанием вроде: "Я срочно должен затащить в постель Азулу!", так что ли?! ЭТО ПРОСТО НЕЛЕПО! Такие мысли и желания не рождаются на пустом месте. И кроме того, ему не просто нужно склонить Азулу к инцесту. Секс никогда не занимал важной позиции в его жизни. В конце концов он мог соблазнить чуть не любую девчонку, ну или сходить в бордель. Ему не нужно было только ее тело. Зуко хотел ее всю. Он не утруждал себя моральными терзаниями о запретности и недопустимости подобной связи, так как не видел в этом ничего противоестественного. Принца больше занимал другой вопрос - когда же подобное желание запустило в него свои когти. Может, на самом деле это копилось в нем с каждым прожитым годом? Незаметное в повседневной рутине чувство росло день ото дня, и настигло его внезапным проявлением, как та самая зима, чей холод и снег копился всю осень, а потом в первых числах декабря пролился на землю с расписанной пунктуальностью. Просто однажды, когда они сидели рядом и готовились к очередной проверке выученных знаний, Зуко легко и привычно сжал ладонь сестры, потом погладил костяшки пальцев, поднялся вверх по руке, наверняка вызвав табун мурашек невесомым прикосновением к ее коже, провел по щеке подушечкой большого пальца. Его разум был пуст, он будто и не замечал, что делал, отдавшись на волю смутных порывов, и только тогда пришел в себя, когда поймал странный взгляд Азулы, оборвавшей свою речь на середине. Она спросила его о чем-то, но Зуко был поглощен осознанием, что пройди еще одна секунда бесконтрольного забвения, и он прочертил бы губами весь путь, который проделали до того его пальцы. Ему едва хватило самообладания на то, чтобы не поперхнуться этим открытием, спокойно убрать руку и ответить на вопрос ровным голосом, будто ничего необычного не произошло. Но это случилось. Точка невозврата, когда все кончилось и одновременно началось. Больше ничего не будет, как прежде, любое "раньше" осталось позади. Теперь осталось лишь идти вперед. Пусть он и разложил все по полочкам в своей голове, как ему казалось, но от этого не стало понятнее, что делать со знанием на практике. Всплывает один из подводных айсбергов, на который он с таким радостным размахом налетел. Зуко может контролировать себя внешне, но не вечно же. И Азула будто чует, что с ним что-то не то. Не понимая, что творится, но чутьем хищника уловив запах крови, она вилась вокруг него, выискивая причину, готовая наброситься сразу, как только обнаружит уязвимость. Ежедневные тренировки стали для него пыткой - покорительница каждым своим движением словно бросала ему вызов: "смотри, сколько хочешь, но не трогай". Часы досуга превратились в испытание - изо всех сил пытаясь избежать любого контакта, он одновременно тянулся вслед за каждым случайным прикосновением, пытаясь хоть на долю секунды продлить ощущение мучительного напряжения. Он злил Азулу и приводил ее в недоумение, то скрываясь в неизвестном местоположении, пресекая любые попытки завязать повседневный треп, когда чувствовал, что не в силах совладать с собой. А иногда лихорадочным вихрем энергии и азарта врывался в закрытые двери ее покоев, выискивал принцессу в безлюдных коридорах или в дальних уголках сада, на ходу сочинял очередной повод для интриг или полу-невинных проделок и упрашивал, уламывал, заставлял ее присоединиться, используя все дарованные таланты к увещеванию людей. И если Азула соглашалась, что случалось от раза к разу, в зависимости от настроения покорительницы и напора ее брата, то Зуко тут же понимал, что в уверенности самоконтроля он переоценивал себя. Думал, что сможет не смотреть слишком долго и пристально в ее золотые, дерзко сверкающие глаза, не вслушиваться в изменчивый голос, не ждать мимолетной или насмешливой улыбки. Совсем не хотеть прижать гибкое стройное тело к себе, пересчитать каждую выпирающую косточку позвонков, поцеловать изогнутые в усмешке губы, раздвинуть их языком, почувствовать, каковы они на вкус. Что сможет не представлять, как... Агни, как же ему повезло, что он давно перестал видеть сны. Ночь оставалась единственным прибежищем, в котором он мог укрыться от Азулы и постоянных мыслей о ней. Редко когда Зуко чувствовал себя таким глупым и одержимым одновременно. И он искренне, горячо ненавидел такие моменты. Временами ему хотелось отринуть к чертовой матери все сомнения и просто попытаться получить от сестры то, что ему так необходимо. Но потом приходило осознание, что стоит только Азуле узнать, какой неоспоримой властью она может обладать над ним... Как бы хорошо она не относилась к нему, любовь к власти способна перевесить все остальное на чаше ее внутренних весов. Бесспорно, принцессе всегда хотелось обладать контролем над братом. Но Зуко так не хотел. Подобные мысли отрезвляли его, помогали взять себя в руки. До того момента, как он видел ее, дьявольски совершенную, готовую ко всему на свете, все еще самую близкую. Если что-то могло еще больше поколебать видимый фасад его спокойствия, так это известие о женитьбе кузена. Королевская семья ужинала в столовой, все было как всегда. Зуко поддерживал непринуждённый разговор с Лу Теном о каком-то приеме покорения огня, или о фехтовальных связках, подробности вылетели из головы. Голос отца прервал их, разогнал все мысли в голове Зуко, оставив там свободное пространство для восприятия информации. Лу Тену было уже двадцать, и ему требовалось жениться. Любые возражения неприемлемы, Озаю итак известна излишняя любвеобильность племянника. Попытка Айро вмешаться оказалась пресечена на корню замечанием о том, что им только бастардов не хватало для полного счастья. В наступившей тишине Зуко ощутил затопившую его волну панического гнева, замешанного на паранойе. Женитьба. Хозяин Огня решил женить кузена. Зачем? Он рассчитывает, что у Лу Тена вскорости родится ребенок, и этот ребенок станет наследником на трон? Отец хочет сделать его своим преемником, минуя собственного сына? Но это ерунда, все планы отца обречены. Не это заставило его сжать челюсти и кулаки, застыв неподвижной глыбой. Что, если он решит выдать замуж сестру, и сделать наследниками ее детей? Ее детей. Зуко медленно потянулся взглядом к принцессе, на секунду, неимоверно длинную секунду их одинаковые глаза зацепили друг друга. Потом Азула отвернулась, приняв безразличный вид, а может, ей и вправду было всё равно. На некоторое время покоритель полностью сосредоточился на решении этой фантомной проблемы. Что он станет делать, если отец принудит Азулу выйти замуж? В то, что она добровольно согласится на подобное, принц не верил ни секунды. У него не было никаких приемлемых идей, все варианты сходились к тому, что он намеревался сделать ее вдовой в первую же брачную ночь, а потом - будь что будет. Если придется избавиться от отца собственноручно и гораздо раньше, значит он так и сделает. Его готовность пойти на все, что угодно, лишь бы заполучить Азулу, пугала Зуко. Едва ли когда-то в жизни он хотел чего-нибудь столь сильно и безумно. Он просто болен. Сходит с ума, даже не успевая уловить эти моменты помутнения, а внешне остается таким, как прежде. Эта двойственность отравляла ничуть не меньше. Он понял, что слишком ушел в свои мысли, живя каждый день на автопилоте и играя себя обычного, только когда обнаружил себя не в лабиринте смоделированных в воображении ситуаций, а в компании дядюшки Айро. Они играли в пай шо (!) и пили жасминовый чай (?!). Вот до чего докатился принц. Агни, он точно сходит с ума. А из равновесия его вывели слова генерала о том, что невеста стараниями Озая уже найдена, и теперь осталось лишь поехать в северо-восточную часть Страны Огня, дабы официально посватать ее и привезти в столицу. Здесь они и сыграют свадьбу. Его удивил тон дяди, такой безмятежный и отстраненный, словно речь шла о ком угодно, кроме его сына. Впрочем, браки по расчету - норма в любой благородной семье. У Лу Тена не было любви всей жизни, из-за которой тот стал бы убиваться или попробовал воспротивиться воле Хозяина Огня. По крайней мере, так думал Зуко. У него итак хватало личных заморочек, чтобы беспокоиться о чужой судьбе. Азула оказалась права - кузен научил его плохому. Покоритель обзавелся еще одним ритуалом. Он курил не слишком часто, без всякого графика, просто временами он ощущал тягу вдохнуть терпкий горьковатый дым, ощутить, как тот колет язык и щеки. Выпуская завитки дыма, он растворял в них и часть своих новообретенных проблем. Но сегодня никотин не принес облегчения. Сигареты* догорали одна за одной - трубка ему не понравилась. Однако нервозное напряжение не отпускало, покоритель промаялся взаперти часа два, а потом решил встретиться с обьектом своего персонального помешательства, совершенно не чувствуя, что в состоянии держать себя в руках. Вполне ожидаемо, что дверь ее комнаты будет закрыта, так что Зуко сразу воспользовался окном, приоткрытым по случаю неспадающей духоты. - Смотрите-ка, кто пришел, - протянула Азула, не отрываясь от книги, едва он опустился на подоконник. - Блудный братец решил почтить меня своим вниманием. Чего ты хочешь, Зуко? - Ох, я бы сказал тебе, чего я хочу, - пробормотал он, поздно спохватившись, что озвучил вертевшиеся в голове мысли. - Ну и что же? - она приподняла левую бровь, изучающе взглянув на брата. - Мне сложно представить, как Лу Тен может быть таким покорным. Зуко спрыгнул со своей опоры, покружил по комнате, остановившись возле графина с водой, наполнил половину высокого стакана и вскипятил жидкость покорением. - Паранойя замучила, Зу-Зу? - Ты знаешь, было бы весьма нелепо умереть тем же способом, что и наш дедушка. - Думаешь, я хочу тебя отравить? - Ты права, - Зуко уткнулся лбом в стену, делая глубокий вдох. - Я совсем спятил в последнее время. Я всегда был ненормальным, просто не замечал этого. Азула молчала. Она изучала его тяжелым пристальным взглядом, чуть прищурив глаза и нахмурившись. Под этим взглядом принц чувствовал необходимость говорить, действовать, что угодно, только не оставаться в неподвижности, не давать себе думать. - Он женится на девушке, которую даже не видел. Даже не подозревал о ее существовании, пока отец не приказал ему. - Как будто ты поступишь иначе, когда придет твое время. Ее голос не изменился, ни одна чёрточка в лице не дрогнула, но Зуко все равно уловил напряженную нотку в этой фразе. - Естественно, я поступлю иначе. Я сделаю так, как захочу. Я стану Хозяином Огня, буду управлять самой могущественной страной мира. И уж точно никому не позволю управлять собой. - А вот здесь ты ошибаешься, дорогой братец, - самодовольная ухмылка запорхала на губах Азулы, просочилась в тон ее голоса, когда покорительница поднялась с кресла и неторопливо приблизилась к брату. - Ты забываешь обо мне. Она положила руку ему на плечо тем самым жестом, который означал ее превосходство, ее контроль и власть над ситуацией, над ним. Он вспомнил себя-шестнадцатилетнего, испытавшего это легкое пожатие в катакомбах под Ба Синг Се, а потом здесь же, в ее комнате, ровно на том месте, на котором они стояли сейчас. Но сейчас все по-другому. Не она играет им. - Ты думаешь, что сможешь надеть на меня ошейник? - уже надела, сама того не подозревая. Или она знает? - Помнится, ты сам однажды сказал, что можно заставить людей делать то, что мне захочется. А им вовсе не обязательно знать об этом, м? Она была слишком, опьяняюще близко. Принц почувствовал, что затаил дыхание, глядя в мерцающие золотые глаза. Азула испытывала его, прямым текстом объявив, что намерена вновь набросить петлю ему на шею, если он проявит малейший намек на слабость. Зуко рассмеялся раскатистым хрипловатым смехом, в котором нельзя было заподозрить, насколько его взволновали слова Азулы. Он сжал свободную ладонь сестры, другой рукой привлек ее к себе за талию. - Устроят бал по случаю свадьбы нашего теленка. Помнишь, как там? Раз, два, три. Покоритель закружил ее в хаотичном вихре, совершенно не соответствовавшим озвученному ритму. - По-моему, вальс танцуют иначе, гений, - заметила принцесса, не пытаясь, впрочем, высвободиться или отстраниться - Зуко прижал ее к груди гораздо ближе, чем требовал этикет, не деликатно держал ее ладонь, а привычно сплел их пальцы, будто естественней ничего и быть не могло. - А что насчет тебя? Будем репетировать вальс для твоей свадьбы, сестренка? - Полагаю, в этом не возникнет необходимости. На твоей успею натренироваться. - Я бы не был так уверен на твоем месте, - протянул он с самой наглой из улыбок, имевшихся в арсенале, потому что итак не был уверен ни в чем, застыв в этом вязком, тягучем как нуга, невыносимом моменте. Едва ли Зуко догадывался, что она была в секунде от того, чтобы пойти наперекор воплям разума, вытравить все сомнения, грызущие их обоих, таких родных в своей непокорной упрямости. И только гулкие в наступившей тишине удары, раздавшиеся с другой стороны дверей, остановили Азулу от того, чтобы стереть наглую ухмылку с губ брата собственными. И от того, что неминуемо последовало бы за этим, первым актом безумного, взаимного помешательства. - Кто там притащился, - прошипел Зуко больше на ухо сестре, чем в окружающее пространство. Но незваный нарушитель неспокойного спокойствия бодро откликнулся голосом Лу Тена: - А я так и знал, что вы здесь, детеныши. Может, впустите меня в свою обитель? Зуко очень хотелось рыкнуть "нет", велеть ему убираться, а потом попытаться вернуть разрозненные остатки этого вечера, утонувшего в алом закатом свете, в разлитой по воздуху бездумной легкости. Азула извернулась из его рук, открыла задвижку замка, впустив кузена, вернулась к оставленной книге, удобно устраиваясь в глубоком кресле. - Что делаете? - Пытаемся с ролями определиться, - ответила принцесса, будто нарочно не заметив двусмысленности этой фразы. - Всмысле? - Это не твое дело, - слишком жестким и отрывистым голосом проговорил покоритель огня, сжав челюсти от злости на самого себя за подобную несдержанность. - Поругались, что-ли? Эй, вы же неразлучная парочка, чуть не мысли друг друга читаете. "Не дай Агни!" - промелькнуло в его голове. - Что ты хочешь, Лу Тен? - Я хотел поговорить с тобой, братишка. - Говори. - Давай пройдемся, - уклончиво предложил юноша, бросив быстрый взгляд на сестру. Зуко тоже посмотрел на нее. Азула снова не отрывалась от книги, даже ее зрачки бегали вправо-влево, имитируя чтение, но на самом деле она была напряжена и зла, как перетянутая струна. Он безошибочно определил ее настроение, потому что и сам чувствовал себя так же. Покорительница недовольно нахмурилась и сделала неопределенный жест рукой, означающий "потом договорим" и "проваливай уже". Зуко ушел. Он должен был хоть на минуту отвлечься от мыслей о том, что произойдет в ближайшем будущем.