Мирники

Почти полтора года потребовалось на то, чтобы наладить нормальную жизнь в горах. Первое время было очень тяжело — до слез, до боли в ободранных руках и судорог в мышцах, до бессильного воя в прикушенную ладонь. Больше месяца я спала в палатке, пока мы латали дом так, чтобы в нем можно было хотя бы просто ночевать. Может быть, мы справились бы и раньше, но я умудрилась нарушить почти все правила по высотной акклиматизации, и работа часто приостанавливалась на то время, пока я приходила в себя после приступов головокружения или тошноты. К счастью, наша долина располагалась не на экстремальной высоте, «утопая» на дне своеобразного котла из нескольких горных вершин, так что примерно через неделю организм привык к изменившимся условиям и перестал бунтовать. Работа начиналась с того, что мы с Люцием разгребали завалы в доме, вынося на улицу обломки внутренних перегородок и доламывая то, что устояло — две комнаты мне ни к чему, вполне достаточно одной, но большой. Все камни я аккуратно складировала рядом с домом с расчетом на то, что их можно будет пустить в дело. Потом наступила очередь внешнего ремонта. Осыпавшиеся участки стены я долго и упорно замазывала глиной, а потом несколько раз перемазывала заново, потому что развести глину с водой и песком в нужной пропорции так, чтобы состав не трескался и не отслаивался, долго не удавалось — буквально через два дня замазанный участок покрывался сетью трещин и начинал крошиться. На помощь пришли пособия по строительству, предусмотрительно скачанные заранее. После внимательного изучения вопроса и еще парочки неудачных попыток, мне удалось, наконец, сделать все «по науке» — по крайней мере, через неделю заплатки не осыпались в очередной раз. После стен настала очередь крыши: прополкой травы занялся Люциан, а для того, чтобы залатать дыры, пришлось осваивать навыки столяра и мастерить лестницу. На этот раз я решила сначала изучить теорию, а потом браться за дело, но сильно легче от этого не стало: на выбор подходящего материла, просушку и обтеску понадобилось несколько дней, пара десятков заноз, содранные пальцы и распоротая до мяса ладонь. Люций чуть в обморок не грохнулся, когда, примчавшись на мой матерный вопль, увидел залитую кровью руку и бледную до синевы физиономию — у меня всю жизнь был слишком низкий болевой порог. В сознании меня удержало сдавленное: «Лейла…», вид стремительно разъезжающихся лап и стекленеющих глаз Люциана. После того, как я, забыв о собственной боли, привела дракона в чувство, он принялся активно помогать потрошить рюкзак, потому что у меня одной рукой получалось плохо, и Люций просто залез внутрь, принявшись выгребать все подряд, докапываясь до самого дна. Спирт, прихваченный с собой «просто на всякий случай», дождался своего звездного часа — я осторожно смыла кровь, со сдавленным шипением достала из раны все занозы, открутила крышку бутылки, зажмурилась и… — Ссссссссукааааа! — из глаз брызнули слезы, а по закушенной губе потекла кровь. Господи, какая же адская, дикая жесть! Как будто под кожей копошатся тысячи муравьев, кусая все вокруг, а сверху одновременно льется кислота, прожигая кожу до костей. Что ж, по крайней мере, удалось избежать заражения, да и швы накладывать не понадобилось — после промывания стало видно, что порез достаточно глубокий, но узкий, и вполне может срастись сам, так что я облегченно выдохнула, — мысль о том, чтобы самой себя зашивать, опасно близко подвела меня к истерике. После этого все строительные работы я проводила, плотно обмотав ладони в несколько слоев эластичными бинтами, которых в багаже было более чем достаточно. От мелких повреждений это не спасало, но, по крайней мере, я больше не рассекала руки от запястья до пальцев неудачно соскочившей деревяшкой или чем-то подобным. В итоге с крышей я провозилась почти неделю: несколько дней ушло на лестницу и ощипывание растительности; два дня я провела, укрепляя перекрытия изнутри и залатывая прорехи снаружи; и еще день на просушку, оценку результатов, которыми я осталась вполне довольна — воздух в дом теперь поступал только через чердачные окна и покосившиеся двери, а не летал сквозняком сквозь дыры в стенах и крыше. Как ни странно, но с починкой входной двери я управилась довольно быстро: пришлось «всего лишь» выправить искореженные петли, очистить их от ржавчины, заделать щели в рассохшемся дереве и обработать поверхность лаком в несколько слоев. После того, как лак высох и перестал вонять, я, наконец, свернула палатку и перебралась в дом. Мне несказанно повезло, что, несмотря на частичное обрушение крыши и осыпание внутренних стен, неиспорченным сохранилось напольное покрытие. Уж не знаю, из чего его сделали предыдущие жильцы, но я от всей души их поблагодарила — ночью земля в горах остывала достаточно для того, чтобы ежиться даже в спальнике, а что будет зимой, я боялась представить. Пристройку рядом с домом я решила отвести для Сиддха — мне дополнительная комната была не нужна, а для одного яка помещение подходило идеально. Ремонт здесь пошел чуть веселее, так как, набив шишки на главном здании, я учла предыдущие ошибки и не тратила лишнее время на переделывание собственных косяков. Дольше всего пришлось повозиться, опять же, с крышей, потому что класть покрытие нужно было очень осторожно — моего веса кровля не выдержала бы, и я работала, стоя на лестнице. От неудобной позы и немыслимых углов, под которыми приходилось изгибаться, чтобы дотянуться до дальних концов, через несколько часов онемела нога, но я не обращала на это внимания, стремясь поскорее закончить, за что и поплатилась. Решив взять новую партию веток для кровли, я начала спускаться, когда правую ногу внезапно свело жестокой судорогой, и я со сдавленным возгласом полетела на землю спиной вперед. Хорошо, что высота была относительно небольшая, и мне всего лишь выбило дух на несколько минут. Пока я жадно хватала ртом воздух, судорога немного ослабла, но на то, чтобы нормально встать, потребовалось еще некоторое время. В тот день Люциан больше вообще не пустил меня к крыше, так что я занялась забором вокруг загона. Когда все было готово, еще пару дней ушло на то, чтобы накосить травы впрок и сложить ее сушиться — с косой дело пошло бы быстрее, но тащить еще и ее я бы не смогла, пришлось обходиться небольшим серпом. Вещи постепенно покидали сумки и обретали свое место в доме. Для одежды и тканей я с горем пополам сколотила невысокий прямоугольный шкаф с тремя полками, сверху которого разместились несколько стопок книг и бытовые мелочи вроде расчески и швейных принадлежностей. Еще один шкафчик, уже посимпатичнее, полностью заняли строительные инструменты и материалы; стены постепенно заполнялись полками и полочками. Рядом со спальным местом появилась примитивная тумбочка, а у изголовья поселились миска с водой, мыло и охапка зубных щеток. Вдоль одной из стен выстроились крупногабаритные вещи: солнечная батарея, аккумуляторы, корзины, палатка и все остальное, чему я не смогла сразу найти места. Все это время мы питались запасами, привезенными из Симикота, но очень скоро Люциану пришлось учиться добывать еду самостоятельно — картошки и овощей еще хватало, а вот мяса мы брали немного, и без холодильника оно вскоре начало тухнуть, так что одну часть пришлось в экстренном порядке съедать, а другую успеть засолить. Охота стала настоящим испытанием для нас обоих. Сначала дракону в принципе не удавалось никого поймать — он все время срывался с места слишком рано или слишком поздно, и добыча успевала сбежать. Он психовал, расстраивался и впадал в уныние оттого, что никак не удается поймать тот самый момент, а тем временем еды с каждым днем становилось все меньше и меньше. Я, как могла, успокаивала Люция, уговаривала перестать высчитывать траектории и углы, положившись на природные инстинкты, которые вернее всего подскажут, что да как. Спустя бесчисленное количество безуспешных бросков я наблюдала за Люцианом во время очередной попытки, как вдруг почувствовала, как его затапливает животная, ничем не замутненная ярость, и он камнем падает на какого-то грызуна, в мгновение ока подкидывает его лапами и съедает одним глотком. А через секунду до него дошло. — Лейла… Меня сейчас стошнит… — Ты чего, Люций? У тебя же, наконец, получилось, радоваться надо! — Но он же… я же его… с шерстью и усами… Он пищал… — голос был такой, как будто дракон сейчас расплачется. Я недоуменно пожала плечами: — А ты думал, что-то, что ты до этого ел, на грядке выросло? — Но шерсть… — Люциан! — прикрикнула я. — В кого это ты такой брезгливый? Или твои взрослые сородичи перед съедением добычу разделывают и обжаривают? Эта встряска привела дракона в чувство, и он принялся закреплять успех, а я, успокоенная, вернулась к выкраиванию занавесок для шкафов, чтобы добавить в дом немного уюта. Спустя несколько часов Люциан гордо уронил у моих ног результаты своей тренировки — пять тушек довольно крупных грызунов. Тогда поплохело уже мне, когда я поняла, что нужно все это выпотрошить, снять шкуру и разделать. Мамочка! Вид крови никогда меня не пугал, но мясо вперемешку с шерстью, вываливающиеся внутренности, белеющие кости и красные до локтей руки стали слишком сильным испытанием. Я не выдержала. Люций мигом притащил плошку с водой и взволнованно крутился вокруг, пока мой желудок избавлялся от и без того скромных завтрака и обеда. — Лейла, хочешь, я огнем дыхну, чтобы они сразу зажарились? Я уже умею, — предложил дракон, стремясь облегчить мои страдания. При мысли о том запахе, который поднимется — горелая плоть и чадящий смрад шерсти, — немного успокоившийся желудок снова взбунтовался, за неимением еды исторгая желчь. — Люц… Лучше помолчи, — прохрипела я, немного отдышавшись и умывая лицо. — И принеси спирт. — Зачем? — НЕСИ! Перепуганный дракон пулей метнулся в дом и через минуту вернулся, осторожно волоча за собой бутыль со спиртом. Я выхватила заветную жидкость и, не оставляя себе времени передумать, сделала хороший глоток. На то, чтобы вспомнить, как дышать, ушло несколько минут, по истечении которых исчезли противная дрожь в руках и комок в горле. Еще один глоток помог примириться с мыслью, что жизнь никогда не станет прежней, и если я хочу выжить, нужно взять себя в руки и разделать эти чертовы трупы, иначе очень скоро придется есть одну траву. Сказано — сделано. Три из пяти принесенных Люцианом туш я благополучно запорола — сначала не удавалось нормально снять шкуру, потом вместе с внутренними органами под нож попадало мясо, превращаясь в непригодное для еды нечто, да и с разделением на куски тоже были проблемы. Неудачные жертвы слопал дракон, сыто порыкивая и щурясь на мою возню с оставшимися тушками. Последние две попытки оказались гораздо более успешными. Мне удалось правильно отделить шкуру, органы и мясо, но сама я при этом напоминала маньяка, покромсавшего бензопилой пару человек: вся перемазана в крови, глаза шалые, кое-где налипла звериная шерсть и какие-то ошметки… Жуткое зрелище, о чем мне тут же заявил Люциан. Я молча швырнула в него куском шкуры и развернулась к дому, чтобы просолить мясо и положить его в тень — терять с таким трудом добытую еду в мои планы не входило. После того, как угроза лишиться добычи миновала, я с отвращением содрала с себя всю одежду и направилась к небольшому источнику, протекавшему в паре десятков метров от дома. Я не ощущала холода, с остервенением смывая с себя кровь и отвратительный запах мертвечины, который, казалось, впитался под кожу. Только когда Люций насильно вытащил меня из воды, ко мне вернулись остальные чувства, и я смогла в полной мере оценить всю прелесть купания в горном источнике — равномерно синяя кожа, которой мог бы позавидовать любой на’ви, негнущиеся пальцы и сводящие от холода зубы. В дело снова пошел спирт: одну часть внутрь, другую на растирание, и бегом в постель. Меня сморило буквально за пару минут, но даже во сне я продолжала резать, дробить и захлебываться чужой кровью, ощущая ее стойкий железный привкус на губах. Всю эту адскую какофонию прекратил голос Люциана, вклинившийся в сон: — Ну хватит уже. Сссссспииии. И я провалилась в ослепительно синее небо — как же давно я не видела драконьих снов. После этого долгое время я вообще не подходила к тушкам без дежурного глотка спирта до начала процедуры и пары глотков после, но Люций в какой-то момент пригрозил разбить всю бутыль, если я не прекращу пить. Пришлось завязывать с этой практикой и тренировать силу воли и желудок, иначе и правда сопьюсь. Уже начинало появляться желание немного принять без очевидного повода, а алкоголизм в горах — верная смерть. Очень кстати оказалась наша связь, потому что как только появлялось желание взять бутылку, Люциан тут же оказывался неподалеку и быстро переключал мое внимание, отвлекая от ненужных мыслей. Человек такая тварь, что ко всему привыкает, так что и я вскоре привыкла к процессу потрошения-рубления и воспринимала все со спокойной отстраненностью — да, неприятно и грязно, но надо. Следующим этапом в обживании стала попытка разбить огород. Небольшой опыт садоводства у меня уже был (спасибо бабушкиной даче), но одно дело периодически пропалывать перцы да собирать огурцы, и совсем другое — начинать все с нуля. Но я не опускала руки, потому что возиться в земле мне нравилось гораздо больше, чем заниматься добытой Люцианом дичью, и вскоре недалеко от дома раскинулся перепаханный участок, куда я засеяла картошку, помидоры, кабачки и перцы, а сверху поставила теплицы, потому что опасалась, как бы от ночной прохлады все не замерзло. В качестве удобрений подошел навоз яка, но, Боже мой, как же он вонял! Когда я первый раз чистила загон Сиддха, то думала, что у меня глаза вытекут от такой вони. Люций, изменник, отсиживался на утесе, наблюдая за моими страданиями с высоты, куда не долетал запах. Однако ячий навоз, а также регулярная прополка и полив дали свои результаты — вскоре на грядках взошли плоды. Как же я радовалась, наблюдая за молодыми, пока еще нежно-салатовыми помидорами, и предвкушала, что вот-вот соберу первый урожай! Пока однажды утром не вышла на улицу и не ослепла на мгновение от белизны — в нашем горном оазисе выпал снег, мягким одеялом хороня мои мечты об урожае. — Как же мы теперь… — на большее у меня не хватило сил, и я только беспомощно смотрела на крупные, частые хлопья, сыплющиеся с неба. — Что стоишь, бегом собирай то, что есть! — привел меня в чувство окрик дракона. Я бросилась на грядки, срывая недозревшие помидоры, крошечные кабачки, и перекапывая землю в поисках хоть каких-нибудь картофельных клубней. Всего спасти удалось только небольшую корзину овощей, и мы с драконом огорченно оглядывали результат, с ужасом думая о том, что теперь делать. Ту зиму мы пережили чудом. Оставшихся запасов хватило на полтора месяца при двухразовом питании. Потом я перешла на те самые подмороженные овощи, которые должны были стать первым урожаем, и режим питания сократился на один раз в день. Такая жизнь не замедлила сказаться на здоровье: я начала худеть, иногда кружилась голова, все время хотелось спать и не шевелиться. Люциан постоянно пропадал на охоте, добывая еду для себя и для меня — потому что другой еды почти не было, и даже при питании раз в день остатки овощей закончились через неделю. Два месяца мясной диеты привели к тому, что однажды утром я проснулась от странного ноюще-дергающего зуда в ноге. Когда я задрала штанину, то ахнула — сыпь, появившаяся на теле некоторое время назад и которую я списала на раздражение от жесткой одежды, превратилась под коленом в небольшой кровоподтек. При внимательном осмотре такие же гематомы обнаружились на бедрах и животе, а когда я встала, чтобы рассмотреть спину, ноги подкосились и прострелили болью. Холодея от страшного подозрения, я добралась до тазика с водой и ополоснула рот — вода окрасилась кровью. От шока в голове наступила звенящая тишина, и я сползла на пол там же, где стояла. — Лейла? — заглянул ко мне Люциан, почувствовав мое состояние. — Что случилось? Лейла! Я растерянно перевела взгляд на дракона: — Кажется… у меня цинга. Когда Люций разобрался, что это такое и чем грозит, то с ним случилась истерика: — Нет, нет, нет, ты не умрешь, Лейла! Мы тебя вылечим, правда? Где там твои книжки? В них должно быть написано, что делать! Давай я слетаю в Симикот и приведу помощь? Ты не можешь умереть, не смей! Я заверила дракона, что, конечно, я не умру, но пока никуда лететь не надо, сами справимся. В ход пошли пособия по медицине — слава Богу, что аккумуляторы я использовала не так часто, и за прошедшее время ни один из них еще не вышел из строя. Естественно, витаминов в моей аптечке не было — я даже не подумала об этом, собирая в первую очередь медикаменты для всевозможных физических повреждений, лекарства от простуды и других вирусных заболеваний. Тогда я пошла на крайние меры в попытках получить необходимые организму вещества: заваривала сосновую кору и иголки, полоскала рот марганцовкой, чтобы уменьшить воспаление и сохранить зубы, выкапывала из-под снега траву и жевала ее днями напролет, как жвачку. Не сразу, но такие методы начали приносить плоды — по крайней мере, через некоторое время я перестала плевать кровью, синюшный оттенок возле губ превратился в обычную бледность, а кровоподтеки постепенно желтели и исчезали. Я похудела еще сильнее, потому что свела употребление мяса к минимуму, как только поняла, что со мной происходит. Цинга прошла, но последствия ее были катастрофическими: для того, чтобы встать, мне требовалась помощь Люциана, удержать в руках что-то тяжелее плошки с водой было почти невозможно, и по ночам я плакала от собственного бессилия и беспомощности, только под утро проваливаясь в душный, больной сон. В одну из таких ночей мне привиделся Люций — как будто он просочился в дом сизым туманом, навис надо мной и… вцепился в плечо, прокусывая клыками кожу и вспарывая мышцы. Я проснулась с криком, задыхаясь от ужаса и вцепившись рукой в то самое плечо, которое мне во сне прокусил дракон. — Лейла, ты чего? — раздался в голове сонный голос. — Все в порядке? — Да, — отозвалась я через мгновение, приходя в себя. — Все нормально, просто кошмар приснился. — Ложись обратно, — заботливо проворчал Люциан. — Я позабочусь, чтобы тебе больше ничего не снилось. Успокоенная, я снова легла спать, а под одеждой алел след от острых зубов. Только спустя долгое время дракон случайно проговорился, что это был не совсем сон — в ту ночь он действительно укусил меня, смешивая свою слюну с моей кровью, а к тому времени, как я смогла нормально себя осмотреть, след потускнел и почти исчез. Таким образом, Люций усилил связь, позволив проводить обмен энергией, но ослабил себя, перекачивая значительную часть сил мне. Узнав об этом, я долго возмущалась, что не стоило заходить так далеко, но Люциан тогда только коротко ответил: «Ты бы не пережила зимы», и больше я вопросов не задавала. К весне я сама себе напоминала богомола: большие глаза, густо обведенные синяками, длинные тонкие палочки рук и ног, зеленоватая от истощения и усталости кожа. Думаю, анорексички всего мира сделали бы меня своим кумиром, если бы увидели. Но все-таки я была жива — мы оба были живы. Как только немного сошел снег, я начала готовиться к поездке в Симикот за припасами. К счастью, в прошлый визит я потратила не все деньги, оставив довольно солидный запас на будущее. Сиддх, обросший за зиму, как йети, безропотно позволил себя навьючить и оседлать, потому что пешком преодолеть этот путь я не могла. Люциан настоял на том, чтобы проводить нас почти до самого города и ждать, спрятавшись камнем в окружающих Симикот скалах. Пять дней пути благодаря яку превратились в три — Сиддх, как будто чувствуя мое состояние, шел плавно, но быстро. На подходе к поселку я решила сделать небольшой привал, чтобы умыться, немного прийти в себя, и не пугать местных полумертвым видом. Привалившись к теплому боку яка, я устало прикрыла глаза, собираясь с силами, когда рядом раздался испуганный возглас — на меня удивленно таращился Рам, вцепившись в корзину с какой-то домашней утварью. Я успокаивающе ему улыбнулась, хорошо понимая, какое кошмарное зрелище из себя представляю. Мальчишка подошел ближе и вопросительно склонил голову: — Лейла? — Да, Рам, это я. Знакомый голос окончательно упокоил парня, и он быстро что-то залопотал, огорченно качая головой, когда я встала, и меня повело в сторону. До Симикота мы дошли вместе, и Рам, не слушая возражений, затащил меня к себе домой, с порога громко зовя родителей. Те тоже всплеснули руками, усадили меня на тахту, через пару минут всунули в руки плошку с рисовой смесью и умильно смотрели, как я неспешно ела, опасаясь, что желудок с непривычки не сможет справиться с такой пищей. Мне повезло, и рис не попросился обратно. Сердечно отблагодарив добрых хозяев, я направилась на рынок в сопровождении все того же Рама. Корзины быстро наполнялись продуктами: хлебные лепешки, рис, овощи, картофель, специи, несколько мешков соли, бидон молока. Параллельно в заплечный рюкзак я докупала почти закончившиеся гвозди, несколько отрезов ткани, мотков веревки, и другие хозяйственные мелочи, которые за время ремонта и строительства подошли к концу. К счастью, туристический сезон открывается ближе к лету, а ранней весной в Симикоте, кроме местных жителей, посторонних людей нет. Ближе к вечеру, купив все, что нужно, я собралась в обратный путь. Рам всеми способами уговаривал остаться переночевать в его доме, но я, как могла, уверила его, что со мной все будет в порядке, и ехать мне совсем недалеко. Тогда парень вызвался меня проводить, мне с трудом удалось откреститься от его помощи — никто не должен знать, где именно я живу. Когда я отошла от города на несколько километров, от горы отделилась крылатая тень — Люциан, убедившись, что я в порядке, набрал высоту и бдительно следил за окрестностями, чтобы мы ни с кем не столкнулись. По возвращении домой я разгрузила все накупленные продукты, убедилась, что ничего не пропадет, и с наслаждением впилась зубами в лепешку — такое чувство, что ничего вкуснее я в жизни не ела. Изо рта пропал, наконец, противный привкус травы, преследовавший меня всю зиму с того момента, как я начала лечиться, и я жадно вдыхала забытый запах хлеба с добавлением каких-то специй. К тому моменту, как весна окончательно обосновалась на горных склонах, я достаточно окрепла для новой попытки устроить огород. Второй раз оказался более удачным: правильное время посадки позволило урожаю вырасти и созреть, а выбранное на небольшом возвышении место оказалось очень удобным во время сезона дождей — вода не застаивалась в земле, стекая по склону вниз, так что корни не загнивали. Именно этот, на удивление, обильный урожай стал окончанием периода выживания и началом спокойной жизни. Выучив график перепадов температур, изменения погоды и разобравшись в особенностях выращивания тех или иных культур, я стабильно собирала регулярные урожаи, которых хватало и на ежедневное пропитание, и на то, чтобы сделать достаточные запасы на зиму. Люциан, не сдерживаемый больше стенами квартиры, рос как на дрожжах, и столь же быстро учился: охота больше не вызывала у него проблем, а драконьим огнем, который появился у него после очередного шеас, он научился владеть со снайперской точностью. Спустя два с половиной года со дня нашего прибытия дракон вымахал в крупного великолепного зверя размером с загородный коттедж и впервые пригласил меня покататься. Я, недолго думая, согласилась. Что сказать… Это было незабываемо. После того, как сердце вернулось из горла на свое место, а пальцы отпустила судорога, я смогла оценить раскинувшийся под нами вид. Ослепительно белые вершины, где никогда не тает снег, сочные, зеленые кляксы лугов и долин в низинах, бродящие по горам дикие яки, затаившийся в засаде снежный барс — красивый, сильный хищник притаился на камнях, практически полностью сливаясь с местностью, и если бы не Люциан, я бы его даже не заметила. Благодаря таким полетам мы однажды нашли настоящее сокровище — улей диких пчел, расположенный на большой высоте, где воздух был гораздо более разреженный по сравнению с долиной. Улей находился на отвесной скале, и добраться до него стало целым квестом на находчивость. Сначала мы залетели на верхние уступы и спустили вниз веревочную лестницу, прочно закрепив один ее конец вокруг огромного толстого дерева. Затем Люций спустился вниз и несколько раз обдал улей густым дымом, выкуривая оттуда пчел, после чего я осторожно спустилась по лестнице, стараясь не задумываться о том, на какой высоте нахожусь. Двумя длинными шестами, как китайскими палочками, я отковыряла улей, и он с глухим «плюх» полетел вниз на заранее расстеленный брезент. Замотав добычу, мы поспешили убраться оттуда, пока законные хозяева улья не вернулись назад. Дома я осторожно убрала из сот не успевших улететь задохнувшихся пчел, и принялась с азартом извлекать мед, откладывая в сторону уже выжатые соты, чтобы затем их перемолоть и тоже пустить в пищу — не самая вкусная, но без сомнения полезная добавка. Мед же оказался выше всяких похвал — тягучая золотая масса, которая, к удивлению, производила приятный расслабляющий эффект. Люциан осторожно лизнул мою перемазанную руку и блаженно зажмурился, причмокивая. — Вкус-ссс-сно… Нужно будет еще поискать такое. И, действительно, во время прогулочных и тренировочных полетов дракон бдительно высматривал и вынюхивал так полюбившееся ему лакомство, потом возвращался за мной, и мы летели добывать новую порцию меда, который расходовался очень экономно, чтобы растянуть удовольствие. Еще одно случайно найденное сокровище — чайная плантация в двух днях полета от дома. Мы с драконом повадились самым бессовестным образом воровать оттуда чайные листья, под покровом ночи приземляясь на некотором отдалении, а остаток пути преодолевая пешком. Объемы украденного чая были не достаточно велики, чтобы привлечь внимание, зато у меня всегда был в наличии любимый напиток. Теперь по вечерам я часто сидела у огня и не спеша потягивала ароматный чай, лениво перебрасываясь с драконом редкими фразами. После того, как вопросы выживания отпали, а шестеренки быта закрутились без перебоев и стрессов, у меня появилось свободное время, которое нужно было куда-то девать. Промаявшись некоторое время без дела, я поймала себя на том, что унеслась мыслями в прошлое, с тоской вспоминая книжный шкаф до потолка, ноутбук с сериалами и безлимитный интернет. Промучившись несколько дней и чуть не свернув шею, когда от безделья меня понесло заняться скалолазанием, я отправилась перебирать до сих пор не рассортированные вещи, где, к своему удивлению, нашла привезенные из Симикота пачку карандашей и несколько разнокалиберных тетрадей: пару блокнотов формата А5, три толстые тетради в мягком кожаном переплете с белыми, нелинованными листами, и тубу с обычной бумагой А4. Я удивленно разглядывала находку, пытаясь вспомнить, зачем тратила на это деньги, пока меня не осенило — бумага предназначалась для составления планов по строительству (кто ж знал, что мне повезет найти готовый дом), а в тетрадях я хотела вести дневник. Однако с дневником не сложилось, потому что, когда я вытащила найденное богатство на улицу, чтобы рассмотреть получше, мой взгляд упал на Люциана, который дремал после сытного обеда. От вида величественного зверя, блаженно жмурившегося на солнце, нестерпимо зачесались руки, и во мне проснулась давняя, почти забытая страсть к рисованию. До самого вечера я с упоением выводила на бумаге изгибы драконьего тела, прорисовывая мельчайшие детали и пытаясь изобразить солнечные блики на чешуе. Участь тетрадей была решена — они стали неотъемлемой частью багажа во время вылазок за травами или медом, а для пеших и крылатых прогулок я сшила специальный чехол через плечо, который не сковывал движения, позволяя быстро достать тетрадь и карандаш, чтобы зарисовать понравившийся пейзаж. В первый же визит в Симикот я потратила кругленькую сумму на покупку еще нескольких таких же тетрадей, спрятав их до того момента, пока не изрисую то, что есть. В селении я появлялась один раз в году, каждый раз в разное время — обновить хозяйственную утварь и посуду, купить новую одежду и пополнить запасы соли. Если бы могла, то вообще свела бы контакты с внешним миром к минимуму, чтобы о моем существовании забыли, но были вещи, которые изготовить самостоятельно невозможно, и приходилось выползать в цивилизацию. Иногда меня подвозил Люциан — когда нужно было управиться поскорее, а если хотелось неспешно прогуляться, я привлекала Сиддха. Жители привыкли к тому, что периодически откуда-то с гор приходит странная белая женщина, которая приносит редкие травы и цветы — благодаря Люциану я могла собирать ценные растения, до которых добраться людям без крыльев просто невозможно. Непальцы с радостью раскупали травяные сборы или меняли их на нужные мне вещи, так что нужды в бытовых предметах или продуктах, которые нельзя вырастить самостоятельно, у меня не было. Необходимый минимум фраз я выучила еще в первый визит, а в следующие разы пополняла словарный запас, тщательно записывая в блокнот сложные конструкции или специфические слова. По какой-то причине местные приходили в восторг, когда я просила научить меня определенной фразе, и терпеливо повторяли все по несколько раз, радостно улыбаясь, когда у меня получалось правильно выговорить нужные слова, так что с каждым разом трудностей в общении было все меньше. Однажды мой визит совпал с нашествием туристов из Китая, которые после недельного похода вернулись в Симикот и собирались через два дня вылететь в Непалгандж. С одним из них, Вэньмином Ли, мы очень мило пообщались — он принял меня за одного из тех эзотериков, которые уходят отшельниками подальше от мира, и я с радостью поддержала эту легенду. Ли сочувственно поинтересовался, не скучаю ли я по семье, и, после нескольких минут безуспешной борьбы с собой, я спросила, не затруднит ли его отправить моим родным письмо по возвращении в Китай. Вэньмин радостно согласился, уверяя, что это доставит ему радость, и я рванула в долину, стремясь осуществить задумку до отъезда группы. Где-то у меня в вещах валялся компактный аналог полароида… Уже не помню, зачем я его схватила, но сейчас он оказался очень кстати. Я едва успела к самому отлету — «мой» китаец беспокойно топтался у тарахтящего самолета, выглядывая меня в толпе, и, увидев, наконец, облегченно выдохнул. Я передала Ли небольшой сверток, обвязанный замысловатыми узлами бечевки, и отдельную бумажку с адресом; он заверил, что по прилете домой обязательно отправит посылку, и отчалил. — Жалеешь? — тихо спросил Люциан, глядя, как я провожаю взглядом самолет. В памяти всплыли светлые образы: тихая, спокойная улыбка отца и суетливая забота матери; синеволосая Луи с пирсингом в носу и неизменным задором во взгляде — интересно, как она там справляется? Однажды я поняла, что черты дорогих мне людей начинают стираться из памяти, и с ужасом схватилась за карандаш, стремясь сохранить их, не дать забыться ни одной черточке. Теперь они всегда были со мной — их улыбающиеся лица смотрели на меня со страниц тетради, в минуты грусти и меланхолии напоминая о том, что где-то есть люди, которые, надеюсь, помнят меня и продолжают любить. — Скучаю, — улыбнулась я. — Но ни о чем не жалею. Главное, чтобы моя сентиментальность не вылилась нам боком. Я еще раз взглянула вслед исчезающему за горами самолету. — Полетели домой. Очень скоро тяжелый период подернулся туманом, оставшись просто напоминанием о том, что нужно ценить то, чего мы достигли; и небольшой домик, затерянный в горах, действительно стал для нас домом. За четыре года в Гималаях я почти забыла, что была другая жизнь. Что когда-то мой день состоял из офисных костюмов, ежедневного макияжа и салонов красоты вместо ключевой воды по утрам, яркой, многослойной одежды и множества косичек, переплетенных между собой. Что голова была забита планерками, графиками и документами вместо размеренной возни в огороде и по дому, полетов над горами… Разве есть в мире что-то еще, кроме бездны звезд в бесконечном небе, молчаливого величия гор и умиротворенной неспешности жизни, без суеты, масок и ложных ценностей? Завораживающий рассвет по утрам, уютные вечера у костра, когда Люциан оборачивается вокруг меня большим, урчащим клубком, и я часто засыпаю, не дойдя до постели, согретая жаром большого, сильного тела, и убаюканная мерным биением драконьего сердца. Так восхитительно. Так правильно.