Черные плиты поливал дождь, полируя гладкую поверхность холодного камня. «Жизнь никогда не станет прежней», — это осознание ударило внезапно и страшно, заставив горло сжаться в спазме. Молодой человек, стоявший напротив двух могил, запрокинул голову, пытаясь справиться со слезами, которые текли по лицу, смешиваясь с дождем. Мужчины ведь не плачут — мужчины должны быть сильными. Но где взять силы, если он теперь остался один: сначала из-за слабого сердца умерла мать, а всего через год вслед за ней ушел отец. И вот Лайл стоял на кладбище, мокрый и жалкий, с пугающей ясностью понимая, что родителей больше нет. Две надписи на мраморных памятниках, две черточки, в которых заключена целая жизнь. «Маргарита Алиос, 1967-2040». «Кристиан Алиос, 1967-2041». Казалось, что отовсюду подступает чернота, высасывая последние крохи тепла и солнца, затапливая мир безысходностью и горечью, которая пеплом оседала на губах, мешая дышать. В груди засела боль, раскаленным лезвием ввинчиваясь в сердце и разрывая его на части. На плечо легла твердая рука — Луис молчаливой опорой встал рядом, немного разгоняя тьму и помогая сделать судорожный вдох. Поблагодарив его вымученной улыбкой, Лайл, прикоснувшись напоследок к памятнику, развернулся и направился к выходу с кладбища. Друг неслышной тенью шел рядом, сев за руль припаркованной неподалеку машины и мягко трогаясь с места. Окна мгновенно залило водой, превращая улицы города и одиноких прохожих в смазанные серые контуры, мелькавшие мимо, словно тоскующие неупокоенные призраки. Спустя полчаса они добрались до дома, и Лайл, очнувшись от невеселых мыслей, вышел на улицу, оказываясь прямо под козырьком подъезда — друг припарковался так, чтобы не пришлось лишний раз мокнуть.
— Хочешь, я пойду с тобой? — спросил Луис.
— Нет, спасибо, Лу. Мне нужно побыть одному.
— Ладно. Но завтра я тебе позвоню, — предупредил друг.
— Хорошо.
Проводив взглядом отъехавшую машину, Лайл с тяжелым вздохом вошел в подъезд, вынимая ключи. Квартира встретила тишиной. Скинув ботинки, плащ, и на ходу избавляясь от мокрых пиджака и брюк, мужчина добрался до дивана, рухнув на него лицом вниз и впадая в оцепенение — хотелось уснуть и никогда не просыпаться. Через некоторое время он действительно провалился в душный, тяжелый сон, изредка просыпаясь и снова проваливаясь обратно, не желая возвращаться в реальность. Его заставил прийти в себя телефон, который настойчиво звонил, не умолкая ни на секунду и вдребезги разбивая застывший воздух комнаты. В груди ворочалось настойчивое желание разбить чертову трубку о стену, но Лайл подавил этот порыв и ткнул в экран.
— Слушаю, — после сна голос был сиплым, как у заядлого курильщика.
— Это Луис. Звоню убедиться, что ты там жив, и напомнить, что «завтра» уже наступило.
Из горла вырвался хриплый смешок.
— Жив, не переживай. Спасибо, что позвонил.
— Что будешь делать? — поинтересовался друг.
— Съезжу, разберу вещи. Надо решить, что оставить, а что… продать.
— Давай, я подъеду, вместе займемся?
— Не надо, я справлюсь. Если что — наберу тебя. Еще раз спасибо.
— В любое время, ты же знаешь, — даже сквозь трубку слышна была мягкая забота в голосе.
Завершив разговор, Лайл оторвал себя от дивана и запихал в душ. Горячая, почти обжигающая вода немного разогнала вязкий туман в голове и разогрела задеревеневшие от холода и неудобной позы мышцы. Несколько минут прошли в неподвижности с закрытыми глазами. Руки упирались в мгновенно запотевший кафель, спину жалили обжигающие струи, вымывая из-под кожи горький кладбищенский пепел, впитавшийся в поры. Когда в ушах начало тяжело бухать от жары и пара, Лайл выключил воду и поплелся в кухню — несмотря на то, что есть не хотелось, необходимо хоть что-то в себя запихнуть, это он, как врач, уяснил давно. Быстрый завтрак, такие же быстрые сборы, и уже через полчаса перед глазами дверь в квартиру родителей. Навсегда пустую. «Нет, нельзя сейчас раскисать», — мысленный пинок помог унять противную дрожь в руках. Несколько минут ушли на бесцельное хождение по комнатам и перекладывание вещей: Лайл погрузился в воспоминания, заново переживая счастливые и не очень моменты, связанные с этим местом. Собственное детство, проведенное в знакомых стенах: улыбки и смех, слезы и выяснение отношений, мирные вечера. Время, когда он отчаянно доказывал свою самостоятельность. Отец тогда часто вставал на сторону бунтующего против тотального контроля подростка, и мать в конце концов тоже приняла его желания со словами: «Я не хочу повторять прошлых ошибок». Все эти воспоминания нахлынули разом, снова заставляя глотать непрошенные слезы. В досаде на собственную слабость, Лайл пнул ни в чем не повинный шкаф, от чего нижняя панель жалобно хрустнула и отвалилась. С тяжелым вздохом опустившись на колени, чтобы поставить на место выпавшую деталь, Лайл на мгновение заглянул в темноту и уткнулся взглядом в какую-то коробку, засунутую почти к самой стене.
— Интересно.
Действительно, интересно, насколько неважной — или, наоборот, очень важной — должна быть вещь, чтобы спрятать ее под шкафом? С помощью швабры загадочная находка была вытащена на свет. При более близком рассмотрении это оказалась большая коробка из-под обуви, покрытая слоем пыли и перевязанная крест-накрест шнурками от ботинок, так как содержимое буквально распирало картонные стенки. Распутав мудреные узлы, Лайл снял крышку и заглянул внутрь. На первый взгляд, ничего интересного в находке не было: несколько альбомов, папки с документами и сверток из крафт-бумаги, упакованный в пакет EMS с китайскими иероглифами в разделе «откуда». Недоумевая, что во всем этом такого, что стоило бы прятать, Лайл достал документы, взглянул на первый лист и сел на пол, потому что ноги внезапно ослабли. В руках он держал свидетельство о рождении, в котором говорилось, что в 1986 году у Кристиана и Маргариты Алиос родилась дочь Лейла сорока трех сантиметров ростом и весом два с половиной килограмма. В голове на мгновение воцарилась гулкая, звенящая пустота, а потом все мысли разом вернулись, толкаясь и перебивая друг друга. Это что же получается… У него есть сестра? Но где она, почему родители никогда не говорили об этом? Зарывшись в коробку с головой, Лайл узнавал все больше и больше, впадая в ступор — как родители сумели скрыть от него
такое? Карточка из поликлиники — в детстве Лейле диагностировали подозрение на неспецифическое первазивное расстройство развития (1), однако записи спустя три года говорили о том, что поведенческие реакции вернулись в норму; школьный аттестат — пятерки и четверки, только по химии и математике тройки; диплом об окончании вуза и вкладыш с оценками, судя по которым отношения с математикой с возрастом не улучшились. Альбом Лайл открывал с трепетом и предвкушением, а увидев первые фото, улетел из реальности на час. На него смотрела почти точная копия его самого в женском варианте: такой же разрез чуть раскосых серо-голубых глаз, те же высокие скулы и брови вразлет. Только лицо более узкое, и волосы длинным медным водопадом спускались с плеч. Пальцы невесомо гладили фотографии, очерчивая контуры лица, словно желая ощутить теплую кожу вместо холодной бумаги. Отложив в сторону альбом, Лайл снова зарылся в коробку, пытаясь найти ответ на вопрос, куда же делась его сестра. Внимание привлек простой белый лист бумаги, сложенный вчетверо. С первых строчек стало ясно, что это письмо, которое перечитывали много раз: уголки засалены и истрепаны, а бумага кое-где сморщилась, будто на нее капала вода или… слезы.
«Мама, папа, если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет в стране…»
С каждым прочитанным словом эмоции сменяли друг друга с бешеной скоростью, будто на американских горках: от недоумения к светлой грусти и нежной улыбке, затем снова удивление и, наконец, раздражение, сердитым ежом свернувшееся в груди. Что за бред? О каком, к черту, драконе идет речь? Может быть, это кличка, и его сестрица сбежала с каким-то хахалем? Но тогда причем здесь зоопарки и вольеры? Запутавшись еще больше, Лайл достал синий пакет доставки и извлек оттуда посылку, обвязанную бечевкой. Из-под обертки повеял теплый, душистый запах солнечного лета, а в руку высыпались несколько сухих листочков. Осторожно разобрав сверток, Лайл принялся изучать содержимое: небольшой букетик засушенных соцветий и трав, несколько крупных костяных бусин с резьбой, похожих на те, что вплетают в дреды, и пять небольших фотографий, сложенных изображениями внутрь. Маленькие прямоугольники размером с визитку заставили задержать дыхание: на глянцевой бумаге был запечатлен совсем другой, удивительный мир. Залитые солнцем луга, раскрашенные цветами во все цвета радуги; прозрачные, будто слеза, реки, в которых отражалось небо и величественные горные вершины. Взглянув на последнюю фотографию, Лайл почувствовал, как яичной скорлупой трескается привычная реальность. Судя по всему, это была его сестра, но она сильно отличалась от той девушки, которая была в семейном альбоме: плечи и бедра укрывало пестрое пончо; медные волосы заплетены во множество косичек, в которых мелькали разноцветные бусины; правую бровь разрывал небольшой шрам, а губы изогнулись в мягкой, спокойной улыбке. Расслабленное, умиротворенное лицо сияло каким-то внутренним светом, словно ей открылась истина, недоступная ранее. Лейла прижималась к шее огромного дракона — настолько огромного, что в кадр влезли только морда, крыло и часть груди так, что никаких сомнений в том, что это именно дракон, а не какая-нибудь крупная ящерица, не оставалось. Картинка в голове начала более-менее складываться, несмотря на то, что все еще оставалось много белых пятен. Получается, к Лейле невероятным образом попал дракон, а родители об этом узнали. Очевидно, они высказали справедливые опасения по поводу нахождения зверя в городской квартире, и тогда Лейла куда-то сбежала с ним, бросив семью и привычный образ жизни. Лайл истерически рассмеялся, не в силах поверить в то, что он сидит тут, всего через день после похорон, и на полном серьезе размышляет о драконах.
— Господи, какой бред!
Но…, но это многое объясняло, какой бы невероятной не казалась обнаруженная правда. На самом деле, это объясняло почти все. Странные оговорки, на которые он привык не обращать внимания, и большой пробел в прошлом родителей: Лайл ничего не знал об их прошлом, начиная от первого юбилея после свадьбы вплоть до собственного рождения. Все друзья семьи появились незадолго до или вскоре после его появления на свет. Самое главное, становился понятным необычный выбор имени. Лейла — первый, бесследно исчезнувший ребенок. Лайл — ребенок, рожденный, чтобы компенсировать боль потери.
Ярость вспыхнула мгновенно, застилая глаза и вырываясь из груди глухим рыком. Коробка полетела в сторону, вслед за ней отправились фотографии, а травы были смяты и безжалостно раздавлены в мелкое крошево, просыпаясь на ковер серой пылью и осколками рассыпавшихся листьев.
— Ненавижу!
Вся жизнь оказалась всего лишь заменой. Если бы Лейла не ушла, его просто не было бы на этом свете — после сорока люди редко заводят второго ребенка. Если бы…
Лайл бесновался еще несколько минут, а потом стек на пол, опустошенный открывшейся правдой. Лучше бы он никогда не знал об этом и всю жизнь пребывал в уверенности, что он просто поздний ребенок, чем вот так… А все-таки интересно, куда именно сбежала его непутевая сестрица? Может быть, удастся ее найти и плюнуть в лицо? Воодушевленный этой мыслью, Лайл собрал рассыпавшиеся документы и принялся заново рассматривать их в поисках подсказок, которые помогли бы понять, где искать Лейлу. Захваченный новой целью, Лайл с головой погрузился в работу, которая на время приглушила боль утраты и злость на то, что от него столько лет скрывали правду. После повторного изучения содержимого коробки единственной зацепкой был конверт EMS и надежда на то, что среди частокола иероглифов есть контактные данные отправителя. Видимо, этот человек знаком с его сестрой и, скорее всего, именно по ее просьбе отправил посылку. Значит, нужно связаться с ним и узнать, где и при каких обстоятельствах это произошло. Осталось только найти телефон, который в порыве эмоций вполне мог повторить печальную судьбу травок.
— Луис, мне срочно нужен твой язык!
Трубка озадаченно помолчала, посопела, и, наконец, на том конце раздался неуверенный голос:
— Э… Боюсь спросить, зачем он тебе понадобился.
— Ты ведь хорошо знаешь китайский? У меня тут чертова куча иероглифов, в которых надо разобраться.
— Лааадно, — неуверенно протянул Луис. — Ты ко мне заедешь или наоборот?
— Я у родителей, подъезжай сюда, — протарахтел Лайл, а потом спохватился. — Ты ведь сейчас не занят?
Друг коротко хмыкнул:
— Уже нет. Буду через полчаса.
Луис управился быстрее и уже через двадцать минут переступил порог квартиры, с удивлением оглядывая взбудораженного Лайла, который тут же потащил его в комнату и сунул под нос конверт с требованием найти контакты отправителя. Луис внимательно изучил частокол из палочек-черточек, беззвучно шевеля губами и что-то про себя проговаривая. Наконец, он ткнул пальцем в одну из строчек.
— Вот. Его зовут Вэньмин Ли, из контактных данных только телефон. Правда, звонок в Китай будет золотым.
— А никак нельзя выяснить его почту? Она наверняка должна быть.
— Хм… — Луис в задумчивости побарабанил пальцами по столу. — Дай-ка мне компьютер и приготовь чай.
Лайл оставил друга блуждать по всемирной паутине и послушно ушел в кухню. Сам он чай терпеть не мог, отдав свое сердце кофе, но родители были заядлыми чаеманами, так что в доме всегда было несколько сортов: байховый, молочный улун, каркаде, белый. Заварка отправилась во френч-пресс, чайник пыхтел на плите, а из тумбочки на стол перекочевала сахарница. Спустя десять минут рядом с Луисом появилась ароматная чашка, а Лайл устроился рядом, запасаясь терпением: когда Лу настолько поглощен делом, его бесполезно отвлекать, иначе можно получить в лоб. Под мерный стук клавиатуры тщательно подавляемые мысли и сомнения вновь начали потихоньку обступать с разных сторон. Действительно ли он был лишь заменой без вести пропавшей сестры? Зачем вообще ее искать, и что будет, если выяснится, что она уже давно умерла? А если не умерла? Что он ей скажет? От окончательного погружения в уныние спас Луис, который издал победный возглас и развернул ноутбук лицом к Лайлу, тыкая того носом в открытую страницу на Facebook.
— Кажется, нашел. Смотри, адрес полностью совпадает, имя и фамилия тоже. Это, конечно, не гарантия, что именно этот человек тебе нужен, но уже что-то.
— Ух ты, Лу, спасибо огромное! Можешь ему письмо написать от моего имени?
— Диктуй.
— Так. «Добрый день, уважаемый Вэньмин Ли. Меня зовут Лайл и я пишу вам, так как разыскиваю свою сестру…»
— Сестру? — пальцы застыли над клавиатурой, а Луис изумленно вытаращил глаза.
— Пиши, я тебе потом расскажу. Так, на чем я остановился… «Разыскиваю свою сестру, Лейлу. Я обнаружил посылку, которую отправили с вашего адреса на такой-то адрес…»
— Это какой-это «такой-то»? — снова прервался Луис.
— Адрес родителей.
— Угу… Давай дальше.
— «Если вы встречались с ней, я был бы благодарен, если бы вы рассказали, где и когда это произошло. С надеждой, Лайл Алиос». Точка. Написал?
— Да. А теперь объясни, откуда у тебя всплыла сестра, и куда уплыла потом, раз ты ее ищешь.
На мгновение Лайл замялся, не зная, как много он может рассказать, ведь одно дело — сестра, сбежавшая с парнем, свихнувшаяся шизотеричка или что-то подобное, а уйти в закат с драконом на плече — это уже совсем другой сюжет. С другой стороны, это же Луис — надежный, как контрольный выстрел в голову. Приняв решение, Лайл торжественно вручил другу свидетельство о рождении и фотографии, найденные в посылке. Брови Лу при взгляде на документ поползли вверх, а к концу просмотра фото уползли бы на затылок, если бы могли.
— Оч-чень интересно.
— Как думаешь, такое можно подделать? Фотошоп там, монтаж, еще что-нибудь, — с затаенной надеждой поинтересовался Лайл.
— Насколько мне известно, мгновенные фотографии никак нельзя смонтировать или даже назвать постановкой — разница между искусной скульптурой и живым существом всегда видна. Так что… остается допустить, что это действительно дракон, хотя звучит абсолютно безумно. Криптозоологи душу бы продали за эти фото, — Луис помолчал, разглядывая изображение. — Значит, ты хочешь ее найти. А зачем?
— В смысле «зачем»? Я хочу посмотреть… Спросить… Черт, да мы внешне как две капли воды, у нас и имена почти одинаковые. Я хочу посмотреть на нее и понять, что… что я не замена, ясно? Что я — это я, и родители любили именно меня, а не призрак чертовой сестрицы! — Лайл почти сорвался на крик, тяжело дышал и гневно сверкал глазами.
— Ну, допустим, ты ее найдешь. Лейле, между прочим, сейчас должно быть в районе сорока лет, если она еще жива. Посмотришь, поговоришь. И вдруг поймешь, что вы одинаковые не только внешне, но и внутренне. Что тогда? Сбросишься с крыши?
— Почему… С чего ты взял?
— Потому что я знаю тебя и знал твоих родителей. Глядя на твою сестру и то, что она сделала, я предполагаю, что вы действительно можете быть похожи с той только разницей, что тебя родители научились отпускать, а на Лейлу, скорее всего, давили до последнего, раз она сбежала.
Лайл отшатнулся, пораженный словами лучшего друга и их жестокостью.
— Без ножа режешь, Луис, — горькая усмешка искривила побелевшие губы.
— Я просто не хочу, чтобы ты погнался за призраком и потом больно расшибся, — смягчился Лу. — Тебе не нужно искать кого-то, чтобы убедиться в том, что родители тебя любили. Если бы ты был заменой, они не скрывали бы так тщательно существование сестры. Родители сделали все, чтобы ты вырос, не ощущая себя «второй скрипкой», и если ты включишь голову, то и сам поймешь это.
С этими словами Луис встал и ушел в кухню за чаем, оставив Лайла в раздумьях. По здравом размышлении выходило, что друг, в общем-то, прав. Не стали бы родители уничтожать все следы существования старшей сестры, если бы считали его самого заменой. Наоборот — при каждом удобном случае сравнивали бы и ставили в пример. Так нужно ли ему это? Упорствовать и искать того, кто уже может быть мертв? Перед глазами встала фотография: странная незнакомая девушка и огромный дракон. Счастливые и свободные. Да, нужно. Лайл хотел найти ее, посмотреть в глаза и спросить: «Ну что, стоило оно того? Стоила эта глупая ящерица нормальной жизни и подорванного здоровья родителей?» Если Лейла жива, он найдет ее.
Примерно это он и озвучил вернувшемуся Луису, на что тот молча кивнул головой. Друзья договорились созвониться, если придет ответ из Китая, а до тех пор оставалось только ждать. Лайл с головой ушел в работу, чтобы не позволить мыслям терзать себя. Год назад он закончил интернатуру и переквалифицировался из «зеленого птенца» в «перспективного хирурга», так что каждый день был расписан по минутам, не оставляя времени на раздумья. А спустя неделю пришел ответ от Вэньмина Ли. Старый китаец писал, что, действительно, около двадцати лет назад передавал посылку по указанному адресу от одной милой девушки, которую он встретил во время тура по Непалу. Ли сообщил, что знакомство состоялось в Симикоте незадолго до того, как его группа отбыла в Катманду для возвращения в Китай. Взбудораженный новой информацией, Лайл хотел было тут же лететь в Непал, но Луис осадил его, напомнив о делах, которые нельзя просто так бросить. В итоге поездку пришлось отложить почти на три месяца, разгребая завалы на работе и в жизни, а заодно изучая будущий маршрут: на чем и куда можно добраться, сколько на этой уйдет времени и денег. Наконец, ожидание подошло к концу: срочные дела закончились, а заявление на отпуск подписано. На все про все у него есть две недели, поэтому Лайл за один вечер купил билет и накидал вещи в рюкзак, будучи готовым отправиться в путь следующим же утром.
В ночь перед отлетом сон не шел. Несколько часов прошли в попытках отправиться в царство Морфея, но все безуспешно. Волнение скрутилось в животе маленьким дикобразом и не давало ни минуты покоя, покалывая и царапая изнутри острыми коготками. Когда часы показали два, Лайл решил, что пора принимать меры. Тридцать капель пустырника заставили дикобраза утихнуть, а еще через полчаса угомонились беспокойные мысли. Во сне пришли родители. Они ласково и в то же время грустно улыбались, склонившись над кроватью, а потом посмотрели куда-то поверх его головы, и мать сказала: «Забирай. Только позаботься о нем». Лайл потянулся, пытаясь оглянуться и понять, кто же там, сзади. Но за спиной была только темнота, которая мгновенно затопила все вокруг. Постепенно из темноты проступили очертания женской фигуры, которые становились все ярче, четче, и вот уже рядом стоит Лейла: она выглядит старше и жестче, чем на фотографиях, словно человек, прошедший нелегкие испытания. Сестра молча смотрит на него острым, как заточенный стилет, взглядом, а потом произносит: «Все изменится». Лайл хочет спросить: «Где ты?» Лайл хочет сказать: «Ничего не изменится! Я всю жизнь жил без тебя и буду жить дальше». Но он может только молчать и смотреть в бездонные глаза с золотой каймой вокруг зрачка.
Бип-бип-бип-бип.
Темнота пошла трещинами, разбиваясь от звука будильника и впуская утреннее солнце. Лайл несколько минут таращился в потолок, пытаясь осознать, где сон, а где реальность. Беглый взгляд на часы помог взять себя в руки и быстро собраться, так что через полтора такси припарковалось у аэропорта, высаживая своего пассажира вместе с багажом. Во время полета в голове мелькал тысяча и один вариант встречи с сестрой: что она скажет, а что он скажет, а как это будет… Лайл старался сам себя осадить и вернуть здоровый скептицизм. Неизвестно, удастся ли в принципе найти Лейлу, и вообще жива ли она, но странная уверенность в том, что встреча состоится, надежно пустила корни.
В аэропорту Катманду Лайл быстро прошел все формальности и стоял в ожидании вещей, когда телефон разразился трелью.
— Лу, ты разоришься на звонках в Непал!
— Я знаю, — усмехнулся в трубку Луис. — Поэтому заткнись и слушай. Я попросил хорошего знакомого, Руди…
— Руди — это тощий, нервный и патлатый тип? — перебил Лайл, вспоминая долговязого парня, которого как-то мельком видел у Луиса.
— Именно. Если бы ты запомнил не только его внешность, то знал бы, что он гений в компьютерах. По моей просьбе он прочесал интернет, залез в парочку закрытых архивов и нашел любопытную информацию. Двадцать два года назад в Непале проводились внеплановые авиаучения всей летной техники, которые стали для многих сюрпризом. Во время этих учений при невыясненных обстоятельствах были уничтожены четыре вертолета, никто не выжил. Это по официальным данным. По неофициальным: пилоты столкнулись с неизвестной угрозой, противостоять которой оказались неспособны. Все материалы по делу были мгновенно засекречены. Тем не менее, просочились слухи, что один из вертолетов загадочным образом вспыхнул и сгорел дотла в течение нескольких минут. Можешь себе представить причину, по которой громадная металлическая машина мгновенно воспламеняется и прогорает до основания прямо в воздухе?
— Драконье пламя? — предположил Лайл, впечатленный полученной информацией.
— С учетом того, что нам известно — вполне возможно. Я вышлю координаты, где была потеряна связь с самым первым вертолетом. Думаю, стоит искать именно в том районе.
— Луис, я даже не знаю, как тебя благодарить. Кстати, у Руди не будет проблем из-за этих поисков?
— Не говори ерунды, килограмма шоколада будет вполне достаточно, — в голосе отчетливо слышалась довольная улыбка. — А за Руди не беспокойся, ты его плохо знаешь. Даже если кто-то обнаружит следы взлома, концов никогда не найдут. В общем, лови письмо и не пропадай.
— Спасибо, Лу. До связи.
Лайл переписал полученные координаты и сверился со спутниковой картой: получалось, что до того места, где разбился первый вертолет от Симикота, было около пяти-шести дней пешим ходом. А отпуск всего две недели. Стараясь не падать духом раньше времени, Лайл бодрым шагом отправился искать самолет до Непалганджа. За час полета удалось немного подремать и с новыми силами преодолеть остаток пути. В Симикоте самолет оказался под вечер, так что нужно было искать место для ночлега. Пока Лайл растеряно топтался на месте и гадал, к кому же подойти и как объясняться с местными, он обратил внимание на мужчину, который пристально смотрел на него. Словно решившись на что-то, этот человек стремительным шагом преодолел разделяющее их расстояние и протянул руку:
— Рам, — представился он.
— Эм… Лайл.
Услышав имя, новый знакомый заулыбался во все свои желтые зубы, и хлопнул в ладоши.
— Лейла тебе родной? — спросил Рам на ломаном английском, и Лайл не поверил своему везению.
— Ты знаешь Лейлу? Это моя сестра. Ты знаешь, где она? Можешь отвести? — вопросы посыпались, как из пулеметной очереди, опережая друг друга.
Непалец махнул рукой, призывая идти за собой. Несколько минут петляний по узким улочкам, и Рам остановился около одного из домов и толкнул деревянную дверь. После того, как хозяин и гость уселись на топчанах, а у каждого в руках оказалось по пиале с травяным настоем, Рам заговорил. Спотыкаясь и путаясь в некоторых словах, он рассказал о том, как давно-давно, когда он был еще мальчишкой, прилетела красивая белая девушка. Поведал о том, что был ее проводником, и о том, как она ушла в горы с яком. С волнением Рам вспоминал, как увидел ее спустя год: страшно худую и больную, так что сначала он даже не узнал ее и боялся отпускать обратно. Рассказал, что несколько лет Лейла приходила раз в сезон, уже совсем другая: «сильный и светлый, как теплый ветер». Как она приносила много разных трав, чтобы продать их или обменять на продукты и вещи, как со смехом и улыбками училась языку. Когда мужчина замолчал, Лайл вышел из завороженного оцепенения, в который его погрузил рассказ, и задал главный вопрос:
— Ты знаешь, где она сейчас?
Рам погрустнел и тяжело вздохнул, а радостная улыбка исчезла, будто ее стерли мокрой тряпкой.
— Она давно не приходить. Много лет уже. Один день сюда прийти ее як, и я понять, что все…
Из дома Лайл вышел оглушенный. Подняв голову и вглядываясь в синее-синее небо, он пытался понять, что делать дальше. Очевидно, его сестра мертва, и дальнейшие поиски бессмысленны. Возвращаться домой? До отлета больше недели, нужно где-то провести это время. Что ж, если не удастся ее найти, может быть, хотя бы получится обнаружить место, где она жила? Рам показал направление, откуда приходила девушка, а на выходе из Симикота Лайла поджидал сюрприз: большой, мохнатый и рогатый, который смачно облизал его лицо. Пока жертва сюрприза отплевывалась, Рам со смехом пояснил, что это тот самый як, который принадлежал сестре и который стал долгожителем среди своих сородичей. Шутка ли, почти тридцать лет для животного — более чем солидный срок.
— Ты похож на нее, вот он и рад, — уверенно заявил непалец.
Настырный як увязался следом за Лайлом, иногда прихватывая мягкими губами край одежды, будто пытался убедиться, что тот никуда не денется. За несколько часов пути в душе появилось невольное уважение к Лейле: преодолевать перепады горного ландшафта городскому человеку крайне сложно, а девушке, наверняка, было еще труднее. Уставшие ноги гудели, ныли и требовали отдыха, так что привал стал настоящим праздником для организма, непривычного к таким нагрузкам. Когда появились силы идти дальше, Лайл обнаружил, что за это время як ушел чуть дальше и терпеливо его дожидался, обгладывая мелкий кустик. Первой мыслью было, что зверь решил отправиться по своим делам. Но як не уходил в сторону, просто держался чуть впереди и иногда останавливался, ожидая, пока человек подойдет ближе, будто вел куда-то.
— Неужели… ты идешь домой? Туда, где жил с Лейлой?
Мохнатый провожатый предсказуемо не ответил, но Лайл решил положиться на звериное чутье и просто идти следом, оставляя на всякий случай метки, по которым можно будет легко отыскать обратную дорогу, если его занесет в глушь. Через два дня пути в голове закопошились сомнения — а стоило ли полагаться на неразумное существо? На третий день он твердо решил, что хватит, и развернулся в обратную сторону, а як так жалобно ревел ему в спину до тех пор, пока Лайл не выдержал и не обернулся. Карие влажные глаза выворачивали душу, заставляя чувствовать себя конченым мерзавцем и подлецом.
— Это нечестно, — при взгляде в эти глаза твердое намерение прекратить поиски оплавилось, как воск.
Со смиренным вздохом Лайл вернулся к яку, который радостно боднул его в ответ, чуть не опрокинув навзничь. Путь продолжился. За спиной остались несколько перевалов, узкие тропы над обрывами и низкие ущелья, сквозь которые приходилось пробираться почти ползком. Внутренние часы отсчитывали время до конца отпуска, неумолимо возвещая о том, что если в ближайшее время не удастся добраться до цели, придется возвращаться ни с чем. А потом на пути оказался обвал — массивные камни громоздились между двумя вплотную стоящими горными стенами. Кое-где огромные булыжники покрылись трещинами, и когда як тронул копытом один из таких валунов, он почти рассыпался в пыль. Видимо, горная порода в этом месте была достаточно хрупкой, поэтому, пролежав долгое время под солнцем, дождями и снегом, крошилась от малейших ударов. Странным было то, что як не стремился идти дальше. Он встал как вкопанный возле груды камней и уставился на них, будто за ними было что-то, куда он рвался попасть: во всем его теле было видно стремление проникнуть туда — внутрь, по другую сторону преграды. «Неужели цель близка?» — Лайл с трудом мог поверить в то, что як все эти дни шел так упорно, просто чтобы постоять у обвала, которых по дороге встретилось достаточное количество. Попытка расшатать несколько валунов и сдвинуть их в сторону, чтобы понять, есть ли за ними проход, привела к тому, что камни начали осыпаться. Лайл едва успел отбежать в сторону, когда на то место, где он только что стоял, сошел новый обвал. В итоге преграда стала гораздо меньше, когда верхушка нагромождения сошла вниз и позволила разглядеть узкий темный тоннель, который уходил вглубь между двух гор. Як, до того стоявший в стороне, пришел в движение, потоптался на месте и сделал несколько шагов по камням в сторону появившегося ущелья. Потом он вернулся, подошел к Лайлу и присел, подставляя спину.
— Приятель, ты хочешь, чтобы я на тебя сел? Вообще-то ты уже старый, а я тяжелый, если ты не в курсе. Не думаю, что это хорошая идея.
Карий глаз укоризненно покосился на сомневающегося человека.
— Что ты на меня так смотришь? Ты всерьез предлагаешь мне перелезть через эти развалины? Это же глупость несусветная, а если они опять под ногами поедут?
Як утомленно вздохнул, выражая свое мнение об умственных способностях двуногого, который даже не подумал о том, что они, яки, были рождены для передвижения по узким тропкам и скользким скалам.
Лайл еще немного помялся, а потом махнул рукой, с непривычным безрассудством принимая решение.
— Если я из-за тебя сверну шею, рога повыдергиваю, — на всякий случай предупредил он зверя, взбираясь на мохнатую спину и крепко вцепляясь в шерсть.
Экстремальный подъем начался. Несколько раз Лайл прощался с жизнью, чувствуя, как из-под копыт расползаются камни и дрожит неустойчивая насыпь, но як мгновенно находил новую опору, уверенно взбираясь вверх, а потом так же методично спустился по другую сторону обвала. А позади снова раздался грохот растревоженных камней. Идти в практически полном мраке и шарить руками вокруг было не то, чтобы страшно, но… повторять этот опыт в будущем желания не возникало. Столь близкое расположение двух гор создавало ощущение, будто стены вот-вот придут в движение и раздавят того, кто по неосторожности оказался между ними. Наконец, впереди показался выход, разгоняя окружающий мрак, и Лайл вышел на площадку, с которой открывался прекрасный вид на небольшую зеленую долину, лежавшую на дне чаши, которую образовывали заснеженные вершины. Спуск в эту обитель красок и цвета занял даже больше времени, чем преодоление обвала. Хотя почва под ногами была устойчивой, тропу вниз покрывали камни, ветки, поваленные бревна, хотя совершенно непонятно, как на узкой дорожке могло оказаться бревно толщиной с яка — такие деревья росли только внизу. «Будто кто-то пытался замести следы», — возникла в голове догадка. Преодолев последние метры, Лайл смог осмотреться, и сердце забилось с удвоенной силой, а из головы вымело все до единой мысли, кроме одной: «Неужели это оно?» Но вспыхнувшая надежда быстро сменилась разочарованием. Небольшой дом под нависающей над ним скалой выглядел покинутым, грустно темнея черными провалами окон. Неподалеку на небольшом возвышении кусок земли был огорожен шестами, на которых трепыхались клочки зеленой ткани. При более близком рассмотрении оказалось, что когда-то это было огородом: удалось опознать картофель и кукурузу. Все растения явно одичали и вряд ли приносили плоды, но представить, что раньше здесь регулярно собирали урожай, было легко. Дверь в дом тихо скрипнула, встречая первого гостя за много лет. Осматривая просторную внутреннюю комнату, Лайл все больше убеждался, что здесь жил человек, хорошо знакомый с благами цивилизации, но сознательно отказавшийся от привычной жизни, оставив лишь некоторые достижения современного мира. Об этом говорило множество деталей: пыльные портативные генераторы, швейные принадлежности, электрический фонарик и несколько десятков неработающих батареек. Немного неказистым, но основательным комодам придавали веселый вид пестрые занавески, на полках вдоль стен пылилась посуда и бытовые мелочи, тумбочка у окна была завалена бумагой и какими-то тетрадями. В одной из них Лайл нашел небольшой прямоугольник в синей кожаной обложке с надписью «паспорт». Руки дрогнули от неожиданности и волнения. Вот он, момент истины, от которого отделяет всего одна страница. Глубокий вдох и… с маленькой цветной фотографии смотрело лицо Лейлы. Он нашел сестру. Точнее, то, что после нее осталось. Лайл с грустью оглядел покинутое жилище. Видимо, военные все же добились своего, и где-нибудь в горных ущельях покоятся два тела — дракона и его сестры.
— Что ж… по крайней мере, я точно знаю, чем кончилась ее история, — тоскливый шепот утонул в шуме, поднявшемся за стенами дома.
Под порывами взметнувшегося ветра листы разлетелись по комнате белой стаей, а Лайл кинулся к двери и замер на пороге, не веря собственным глазам. Из ниоткуда в центр долины приземлилось массивное тело с огромными крыльями, заслонившими на мгновение солнце. Золотая шкура искрилась тысячами всполохов, заставляя щуриться. Гибкий хвост, оканчивающийся зазубренным копьем; длинная мощная шея с массивной головой, увенчанной шипастой короной: два длинных, витых рога изгибались далеко назад, а чуть ниже симметричным воротником располагались еще несколько пар рогов поменьше. Перед домом стоял дракон. А потом Лайл с трудом удержался на ослабевших ногах, увидев, как со спины этого монстра спрыгнула худенькая женская фигура. Знакомое по фотографии переплетение кос и распущенных волос, собранных в высокий хвост; лицо обрамляют выбившиеся из прически короткие локоны; приталенная темно-зеленая рубашка с высоким воротом на шнуровке и свободными рукавами, перехваченными на предплечьях и запястьях широкими медными браслетами; за плечами небольшой холщовый рюкзак, который напоминал обычный мешок с лямками и застежкой; широкий асимметричный пояс на бедрах с несколькими кожаными карманами разных размеров. Оба они — дракон и его всадница — выглядели картинкой, сошедшей со страниц сказки. А потом Лейла обернулась, и Лайл вздрогнул — он уже видел этот препарирующий взгляд. Тогда, во сне, у сестры были такие же внимательные глаза цвета расплавленного золота.
— Как ты сюда попал?
***
С момента ухода с Земли мы посетили несколько десятков миров, обзаведясь множеством шрамов — как физических, так и душевных. У каждого появились свои кошмары и демоны, о которых молчат, но мы все еще были вместе, служа друг другу опорой и поддержкой. Ни один из миров не был способен стать новым домом, но мы не отчаивались и продолжали искать, заодно пытаясь обнаружить мир, из которого Люциан попал ко мне. Хотя дракон сомневался в том, что мы сможем там жить, детские воспоминания подогревали желание навестить родное гнездо. После первого мира мы хотели вернуться на Землю, чтобы законсервировать дом, да и Сиддх остался один. Конечно, я надеялась на то, что як сможет сам о себе позаботиться, но вот так бросить верного зверя на произвол судьбы было совестно. Однако произошло то, о чем предупреждал Люциан: портал не успел скопить достаточно новой энергии для того, чтобы я смогла заставить его вновь открыться. Так что изредка мы кружили вокруг него, проверяя состояние, но только недавно зеленое сияние начало разрастаться при моем приближении, так что мы поспешно нырнули в раскрывшееся окно, чтобы почти лоб в лоб столкнуться с самолетом, который заходил на посадку. Хорошо, что Люций успел рухнуть вниз, так что мы избежали столкновения и сумели не попасть в воздушный водоворот, который вихрился вокруг железной птицы.
—
Где это мы? — я огляделась, пытаясь сориентироваться. То, что под нами были горы, внушало надежду. А вот то, что эти горы я не узнавала, заставляло опасаться, что мы вовсе не в Непале. Покружив некоторое время над местностью, дракон издал радостный возглас, увидев на горизонте знакомые очертания — Кайлас. После этого проблем с ориентированием не возникло, и мы быстро добрались до цели. Вид знакомой долины, жизнерадостно зеленеющей в низине, вызвал щемящую нежность. Пока Люциан приземлялся, он шумно втягивал воздух, изучая окружающие запахи.
—
Здесь кто-то есть.
Я тут же насторожилась, в ладонь невидимой змеей скользнул один из ножей, скрытых в широких рукавах.
—
Его запах похож на твой, — вдруг выдал Люций.
—
В смысле?
—
В прямом. Пахнет кровным родством.
Я окончательно запуталась и решила разбираться по ходу дела. Наконец, земля дрогнула под весом драконьего тела, и между лопаток засвербело от чужого пристального взгляда. Ну что ж, посмотрим, кто тут у нас. Гость стоял на пороге дома, привалившись к двери, и меня посетило чувство, будто я смотрю в зеркало, которое показывает прошлое. Мои глаза — такие, какими они были до вмешательства Люция; мои брови, не разорванные пополам тонким шрамом; мой нос, и даже уши мои. Только все это находилось на мужском лице. Пока мы рассматривали друг друга, в голове безумными кроликами заметались мысли и предположения, пока я не пришла к единственному очевидному выводу. Видимо, родители решили компенсировать сбежавшую дочь новым ребенком. А значит — это мой брат. Однако сейчас меня интересовал совсем другой вопрос.
— Как ты сюда попал?
Новообретенный родственник не успел ответить, когда сбоку раздался радостный рев, и меня почти сбило с ног большое мохнатое тело.
— Сиддх! — узнать в обросшей громадине своего яка оказалось сложно, но можно.
Я с радостью бросилась обнимать и тискать умного зверя, который ждал меня столько лет. Кстати, а сколько лет? Если за то время, пока нас не было, у родителей успел родиться и вырасти сын… Наобнимавшись с Сиддхом, я вернула внимание гостю, который за это время ни на метр не сдвинулся с места. Если гора не идет к Магомеду, то это очень глупая гора, особенно когда у Магомеда есть нож и дракон.
— Судя по всему, представляться не нужно, но все же. Лейла, — я протянула руку для знакомства, но в ответ увидела только поджатые губы и скрещенные на груди руки.
— Лайл. Действительно, в представлениях ты не нуждаешься.
В голосе отчетливо слышалась враждебность. Интересно, чем я умудрилась насолить братцу, не зная о его существовании? Ссориться не хотелось, так что я попыталась перевести тему.
— Как родители?
Лайл гневно выдохнул, чуть подался вперед и буквально выплюнул единственное слово:
— Мертвы.
Я отшатнулась, а в голове огорченно выдохнул Люциан.
— Как… Почему? — жгучее чувство сожаления и боли от новой потери мгновенно разлилось кислотой по венам.
— Почему? Даже не знаю, — зло усмехнулся Лайл. — Может быть, потому что у них было очень слабое сердце из-за дочери, которая бросила их, сбежав в горы с какой-то ящерицей. Ну, как, понравилось развлекаться? Стоили твои гулянки их жизни?
— Развлекаться? — заторможено повторила я, а перед глазами вставало зарево погребального костра…
Flashback
Я бежала, не чуя под собой ног, не замечая творящегося вокруг ада: крики, стоны раненых и умирающих. Бежала, поскальзываясь на крови, пропитавшей землю, перепрыгивая через трупы и оторванные конечности. Успеть, успеть, успеть… Защитники города пали под ударами врага, и теперь немногие выжившие пытались выбраться из этого кошмара, отчаянно цепляясь за жизнь — некоторые кидались мне наперерез, умоляя помочь. Я молча отталкивала их в сторону, не сбавляя темп бега. Господи, только бы успеть… Позади остались покосившиеся, оплавленные ворота и полуразрушенные стены оборонительной крепости. Вниз, по шатающейся, крошащейся лестнице, перепрыгивая через провалы на месте ступеней. Вниз, туда, где вереница подвальных дверей теряется во тьме, а с потолка сыпятся камни и песок. Поворот, еще один, я влетаю в полутемный зал, освещенный чадящими факелами и… спотыкаюсь на месте. Нет! Пол залит кровью. Воздух пропитан тяжелым, металлическим запахом боли и смерти. А в центре на алтаре лежит маленькое, тонкое тело, почти разорванное напополам. Бледная рука бессильно свисала с холодного камня. А по ней стекала на пол кровь, гулким эхом отдаваясь в стенах.
Кап, кап, кап.
— Сэйли… — больным выдохом, разбивая страшную тишину. Два шага до алтаря, в сердце проворачивается тупой нож. Нет! Ее большие глаза и тонкие губы. Растрепавшиеся светлые косы, перепачканные грязью и обесцвеченные пылью. Задранная юбка и кровь, виднеющаяся на бледно-лиловых бедрах. Вспоротый живот и безвольно запрокинутая голова.
Растерзанная.
Оскверненная.
— Нетнетнетнет… Сэйли… Прости меня, прости…
Вой взметнулся под потолок, заметался под закопченными сводами и вытек в распахнутую дверь. Руки осторожно потянулись к ней, бережно снимая с проклятого алтаря и прижимая к груди. И вдруг… Едва слышных хриплый выдох и прозрачные глаза фокусируются на моем лице. Она пытается что-то сказать, но на губах пузырится кровь. Я судорожно прижимаю ее к себе, в безумном, горячечном бреду не разбирая собственных слов:
— Тише-тише. Все будет хорошо, малышка, слышишь? Теперь все будет хорошо, Сэйли.
Она пытается улыбнуться. Маленький, доверчивый утенок, так и не ставший прекрасным лебедем. Не хватило времени. Сэйли снова что-то шепчет, и мне приходится наклониться низко-низко, чтобы разобрать слова.
— Спой… Лейла… Пожа…
— Конечно. Конечно, солнышко, все, что захочешь.
И я запела. Давясь горькими слезами, укачивая ее, словно маленького, испуганного ребенка, я пела, надеясь хоть немного облегчить боль.
Там, средь лесов зеленых,
В болотистой глуши,
Где, кроме цапель сонных,
Не встретишь ни души, —
Там у нас на островке
Есть в укромном тайнике
Две корзины
Красной краденой малины.
О дитя, иди скорей
В край озер и камышей
За прекрасной феей вслед —
Ибо в мире столько горя, что другой
дороги нет.
— О дитя…
На перепачканном лице застыла светлая, мирная улыбка. Глаза смотрели далеко-далеко, туда, куда живым нет дороги. Туда, где не больно.
Мертвая.
—
Люциан. Сожги здесь все.
End of flashback
Из страшных воспоминаний вырвало мягкое прикосновение: Сиддх подобрался со спины и ткнулся мохнатой головой в ладонь, возвращая в настоящее. Сморгнув пепел, который кружил в голове, я обнаружила, что Лайл с каким-то болезненным вниманием всматривался в мое закаменевшее лицо. Хотелось сесть и разреветься, как маленькой девочке, но… Время, когда я могла себе это позволить, давно прошло. Привычным усилием воли свернув бушующие эмоции в тугой клубок, я затолкнула их подальше. Потом. Когда мы останемся одни, в безопасном уголке, я позволю себе оплакать новую потерю за фляжкой яблочного вина. Но это будет потом.
— Я не собираюсь перед тобой оправдываться и объяснять, почему поступила так, а не иначе, — отчеканила я и вернулась к вопросу, который вертелся в голове с первого момента. — Как ты попал сюда?
— Я не собираюсь перед тобой отчитываться, — отзеркалил Лайл.
Ах, так? Стилет мгновенно оказался в руке, и через секунду я прижимала братца к стене. Дергаться, когда у горла находится лезвие, весьма рискованно, так что он не стал трепыхаться, только вытаращил глаза. Видимо, не ожидал от меня такой прыти.
— Мы с Люцианом сделали все, чтобы сюда невозможно было добраться иначе, кроме как по воздуху. Но ты здесь, а вертолета поблизости что-то не наблюдается. Поэтому я повторяю для слабослышащих. Как ты нашел это место?
Лайл решил не искушать судьбу и коротко рассказал о своих поисках и о том, как найти як помог долину. Я спрятала нож и укоризненно посмотрела на Сиддха. Тот в ответ вздохнул и облизал мне руку. За время выяснения отношений Люциан развалился на солнышке и грелся, невозмутимо наблюдая за устроенным спектаклем. Когда я направилась в дом, Лайл отлип от стены и вошел следом, наблюдая за тем, как я вывалила на кровать вещи из заплечного рюкзака и заново переупаковывала их так, чтобы впихнуть пустые тетради, которые остались здесь после ухода. Решив воспользоваться возможностью, я зарылась в комод в поисках того, что еще можно забрать с собой, а когда обернулась, Лайл уже сунул нос в одну из заполненных тетрадей.
— Положи на место. Родители не учили тебя, что нехорошо лазить по чужим вещам?
Вместо ответа брат развернул ко мне один из рисунков.
— Кто это? Красивая девочка.
Я взглянула в тетрадь и на мгновение прикрыла глаза. Лайл, сам того не подозревая, обладает потрясающей способностью колупаться именно там, где болит сильнее всего. Из множества портретов, пейзажей и набросков он выбрал именно ее.
— Это Сэйли, — коротко ответила я, вырывая тетрадь из загребущих рук.
Брат пристально взглянул на меня. Я взмолилась, чтобы он оставил эту тему, но нет.
— Познакомишь? — протянул он с ленцой, жадно следя за моей реакцией. — Я бы с удовольствием с ней покувыркался.
— Лейла, спой что-нибудь! Давай, у тебя красиво получается, — смех Сэйли звонкими колокольчиками взметнулся ввысь.
Очнулась я, спеленатая по рукам и ногам драконьим хвостом, хрипя, воя и ругаясь на нескольких языках сразу. Люциан заклинившей шарманкой вещал:
—
Успокойся, Лейла, тиш-шш-е… Все прошло, успокойся, ну же…
Лайл — мерзкий ублюдок — прижался к стене дома, внимательно следя за тем, как дракон удерживал меня от того, чтобы вырвать кое-кому язык. Щеку его пересекала широкая царапина, рубашка прорезана в нескольких местах — видимо, я пустила в дело метательные ножи, которые в большом количестве были спрятаны в самых разных местах одежды. В груди разлилось мстительное удовольствие от его взъерошенного вида и легкое сожаление, что эта сволочь отделалась только незначительными царапинами. Наконец, я взяла себя в руки и дала понять Люциану, что меня можно отпустить, и убивать я никого не буду. Медленно подошла к Лайлу вплотную, вгляделась в настороженные глаза, на дне которых мелькнуло… сожаление? Короткий удар в солнечное сплетение заставил его захлебнуться воздухом и сложиться пополам. Я схватила его за волосы и прошипела:
— Я не позволю марать память дорогих мне людей просто потому, что тебе, видите ли, не сказали о том, что ты не единственный ребенок в семье. Ах, посмотрите на него, мальчика обидели. Ты ничего обо мне не знаешь. Ты не знаешь, чего мне стоило каждое решение, принятое в жизни, и сколь о многом я сожалею. Но есть вещи, которыми приходится жертвовать — как бы тяжело и больно ни было. Это — мой выбор, и не смей соваться в то, о чем ты понятия не имеешь.
Оставив Лайла приходить в себя, я быстро покидала вещи в рюкзак, собрала ножи, которые торчали отовсюду, и обвела взглядом долину, которая на несколько лет стала для нас с Люцианом домом. Пора уходить, иначе я точно кого-нибудь убью. Обняла Сиддха, прощаясь с умным и верным зверем. Як по-человечески вздыхал, а в круглых карих глазах поселилась совсем не человеческая грусть.
— Ты столько лет ждал меня. Спасибо тебе, и прости — ты ведь сам понимаешь, я не могу остаться. Я уверена, что Рам хорошо о тебе заботится. Прости, ладно?
Сиддх прижался ко мне всем телом, а потом отошел в сторону, отпуская. Я поспешно сморгнула непонятно откуда взявшуюся влагу.
Лайл вздрогнул, когда я обернулась к нему. Он вдруг потерял всю злость и выглядел растерянным, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. И чего я так на него взъелась? Парень имеет полное право злиться: моя эскапада, действительно, сильно сказалась на родителях. Не могла не сказаться. Так стоит ли его винить за то, что он пытается справиться с болью так, как умеет? Уж лучше пусть ненавидит меня, чем топит себя в горе и отчаянии. Я видела, как потери ломают и более сильных людей. В конце концов, я сама много раз была на грани и не перешагнула ее только благодаря Люцию.
— Возвращайся домой, Лайл. Забудь о моем существовании, так будет проще.
— А ты куда? — почти робко спросил Лайл.
— Продолжу свои «гулянки». В другом мире.
— Что? Лейла…
— Удачи.
Полетели, Люций.
Дракон взмахнул крыльями, поднимая ветер, и взлетел, направляясь к одному из крупных порталов. До самого перехода спину жег взгляд, но я не стала оборачиваться. Зачем? Кровное родство не означает автоматическую любовь. Сейчас мы просто два чужих человека с кучей взаимных упреков. Так что лучше забыть друг о друге. Да. Так будет лучше.
***
Лайл наслаждался долгожданными четырехдневными выходными. Последние несколько месяцев выдались крайне тяжелыми, и организм срочно требовал перерыв. Никаких дежурств, никаких срочных вызовов и умоляющих взглядов, от которых часто хочется взвыть и, схватив за плечи, проорать в лицо: «Я не Господь Бог!» Он любил свою работу, но иногда, возвращаясь в четыре утра в пустую квартиру и сползая на пол прямо в коридоре, задавался вопросом, сколько еще сможет выдержать. Поэтому, проснувшись и осознав, что на работу сегодня не надо, молодой хирург, как пятилетний мальчишка, с радостным воплем спрыгнул с кровати и проскакал по комнате. После быстрого завтрака, из тумбочки был извлечен жесткий диск, на котором копились все книги и фильмы, которые так хотелось прочитать и посмотреть, но никогда не хватало времени. За этим упоительным занятием с перерывами на еду время пролетело как один миг, и вечер подкрался совершенно незаметно. Что, впрочем, не помешало в начале первой ночи в очередной раз нажать на «play» и устроиться поудобнее: у него выходные, можно себе позволить жить в любом ритме. А через два дня Лайл с удивлением обнаружил, что фильмы кончились, да и непрочитанных книг осталось не так уж много, и нужно придумать, чем себя занять в оставшееся время. Без дела голову стали одолевать мысли и воспоминания, а в пустой квартире стало вдруг как-то тоскливо. Не в силах больше находиться в четырех стенах, Лайл выбрался в парк по соседству и после небольшой прогулки присел на берегу пруда, наблюдая за утками, копошащимися у берега. Похоже, они нашли что-то вкусное и устроили настоящий бой за добычу, отталкивая друг друга и выпихивая подальше клювами и крыльями особо нерасторопных конкурентов. Вот одна утка отхватила крупный кусок и заковыляла к воде, спеша убраться до того, как у нее отберут еду. Небольшой разгон на воде, и она взлетела, направляясь к островку в центре пруда. Глядя на часто взмахивающую крыльями птицу, Лайл вспомнил совсем о другом крылатом — большом, хищном и несуществующем, — и о его всаднице. После того, как сестра с драконом на глазах растворились в воздухе, вскользь брошенную фразу про другие миры пришлось переосмыслить заново. По возвращении из Непала Луис прижал его к стенке и не отпускал до тех пор, пока не выяснил все подробности, даже те, от которых хотелось провалиться сквозь землю.
— Балбес ты, Лайл, — сказал тогда друг, и Лайл не мог с ним не согласиться.
Понятно, что он злился на Лейлу, однако за ним никогда не водилось жестокости. Но иначе, чем жестокостью назвать его поступки было нельзя. Ведь по сестре видно было, что та девочка, Сэйли, дорога ей. А по горечи в глазах стало понятно, что с ней что-то случилось. Вместо того, чтобы замять тему, он сознательно ударил по больному месту — зло и цинично. Неудивительно, что Лейла сорвалась. Удивительно то, что он остался жив после этого, потому что свистящие со всех сторон кинжалы и яростный вой не добавляли оптимизма. Хорошо, что дракон тогда все же вмешался. Интересно, они еще живы, или их обоих грохнули где-нибудь в особо диком и злобном мире? Хотя, почему его должна беспокоить судьба блудной сестрицы? Конечно, если бы они еще раз встретились, он извинился бы. Но Лейла была права — лучше всего забыть о ее существовании. Слишком разная у них жизнь, да и сами они ничем друг с другом не связаны, кроме общей крови, а для теплых чувств этого недостаточно. С глаз долой, из сердца вон, как говорится — прожил же он значительную часть жизни без этого знания, и дальше будет жить по тому же принципу. Нет у него никакой сестры, и никогда не было. Это все утки виноваты: летают тут, крыльями машут, навевают всякое.
В кармане завибрировал телефон, оповещая о входящем звонке. Странно, номер не определен, да и код совершенно незнакомый.
— Да.
…
— Алло? — Лайл вслушивался в странные похрипывая на том конце, и сердце почему-то сдавило холодом. — Вас не слышно, говорите громче!
— … Про-сти. Лад… но? Про-сти мен-ня…
