***
В дворец Гарнье следующим утром они решили поехать на автобусе. Точнее, решил это Себастиан, а Хантер с лицом, полным скорби, дал на это согласие, пока они собирались на завтрак. Себастиану и самому не очень улыбалось использовать общественный транспорт в незнакомой стране, но таксисты Парижа особого доверия и дружелюбия не вызывали, поэтому он решил, что стоит попробовать. Сейчас, когда они сидели на обшарпанных сидениях одного из автобусов уже почти сорок минут, останавливаясь каждые две из них, Себастиан готов был признать, что его идея была не самой практичной. — Кстати, куда конкретно мы едем? — поинтересовался Хантер, поворачиваясь к нему. Его поездка явно утомила не меньше — он давно дочитал свою газету, проиграл все жизни в любимой игре на телефоне и успел трижды рассказать Себастиану о том, почему Эйфелева башня, по его мнению, уродует город Любви. — Пока что у меня возникло ощущение, что на край света. — Это все плохое транспортное сообщение в Париже, — пояснил Себастиан и ткнул пальцем в окно, привлекая внимание Хантера к зданию Гранд-оперы. — Вон там видишь? Это Дворец Гарнье. Мы уже почти приехали. Его уже немного видно отсюда. Туда мы и направляемся. Выражение лица Хантера четко демонстрировало, что ему ничего и близко не было видно, а еще он не представлял, как выглядело то, что ему уже должно было быть видно. Себастиан вздохнул. — Ты не знаешь, что это за место, да? — Не имею ни малейшего представления, — с насмешливой улыбкой подтвердил Хантер и откинулся на сиденье поудобнее, рассчитывая, видимо, на краткий экскурс. Но Себастиан только недоверчиво прищурился. — Может, еще и о Призраке Оперы не слышал? — На то он и призрак, чтобы никто о нем не знал, — добродушно отозвался Хантер, однако Себастиан был уверен, что в этот раз он шутит. Может, было дерзко так заявлять, но Себастиан был уверен, что за эти несколько дней уже успел изучить своего спутника в достаточной мере, чтобы понимать, когда тот говорит всерьез, а когда подкалывает. — Возмутительное невежество, — фыркнул Себастиан, и Хантер закатил глаза, все так же насмешливо улыбаясь. — Все хотя бы что-то знают о Призраке Оперы. — А я необразованный. — Врешь. Боже, Хантер, мы же были в Лондоне, а там на каждом шагу висели постеры этого мюзикла! Да и ты наверняка слышал его песню, — воскликнул Себастиан и, не задумываясь, напел те строчки, которые считал самыми известными: — Когда стихает шум и меркнет свет, звучит наш сладостный ночной дуэт. Не разделяю я себя с тобой, в твой разум Призрак Оперы проник. Я — твоя суть.* Хантер тихо присвистнул, и Себастиан, чуть смутившись, пугливо оглянулся, не желая привлекать к ним дополнительного внимания. Французы и без того недружелюбно косились на них из-за английского, а уж если они начнут нарушать общественный порядок пением — могли и попросить покинуть автобус. А даже если и не могли — лучше было не рисковать. — Ты все-таки чертовски хорошо поешь. И нет, Себастиан, я никогда не слышал эту песню. Я напоминаю тебе, что я самый обыкновенный и очень далекий от искусства человек. Хотя, должен признаться, о Призраке Оперы я, конечно, слышал. Просто дразнился. Разочарован во мне на веки веков? — Я пока не определился, — усмехнулся Себастиан, качая головой, а после снова показал пальцем в окно. — Видишь то огромное здание, большое и с золотыми ангелами на колоннах? Оно больше не перекрыто ничем другим, поэтому теперь точно должен видеть. — Хантер кивнул. — Это и есть дворец Гарнье. На самом деле, мало кто его так называет. Официально это место известно под именем «Парижская опера», но так он теряет часть своей атмосферной торжественности. Поэтому я и мой список достопримечательностей Парижа придерживаемся старой и более возвышенной версии. — Ладно, — снова кивнул Хантер. — И почему мы туда едем? И причем тут, собственно, Призрак Оперы? — Именно во дворце Гарнье и случились события, описанные в романе. По крайней мере, если верить, что это хоть на секунду могло бы быть не выдумкой, — объяснил Себастиан. — Точнее, сам Призрак — не выдумка. Когда-то в подвалах действительно нашли его скелет, а вот в правдивости истории о Кристине Даэ я сомневаюсь. Как бы там ни было, я уверен, что у этого места особая аура. Кто знает, может, именно нам с тобой посчастливится встретить Ангела Музыки… Он с легкой тоской подумал вдруг, что Блейну ему объяснять такие вещи не пришлось бы — тот, возможно, сам бы поделился интересными фактами про Гранд-оперу и рассказал бы какую-нибудь безумную теорию о том, что в действительности случилось с Эриком, и привел бы доказательства того, что его призрак до сих пор появляется в театре. А потом предложил бы спеть арию Призрака дуэтом, вальсируя в танцевальном фойе огромного здания оперы. Хантер вдруг взял его за руку, словно почувствовав, что его мысли уплыли не в то русло. Его пальцы мягко поглаживали теплую ладонь, а сам он улыбался — наверное, подумал, что Себастиан обижен его непониманием искусства. — Я правда в этом ничего не смыслю, — сказал он, заставляя Себастиана посмотреть ему в глаза. — Но мне нравится, что ты знакомишь меня со всем этим, так что я готов учиться и даже стараюсь запоминать все, что ты мне говоришь. А еще мне нравится, когда ты поешь. Ты удивительно талантлив, Себастиан. Не могу сказать, что у меня были сомнения на этот счет раньше, но неприязнь к Maroon 5 и их творчеству немного мешала моей объективности. Сейчас я могу с уверенностью сказать, что тебе не нужен никакой Ангел Музыки, ведь ты сам и есть ангел. Себастиан молча уставился на него, недоверчиво приподняв бровь, а после расхохотался, громко и не сдерживаясь. Хантер напряженно держал лицо еще несколько секунд, но после сдался и засмеялся вместе с ним. — Я переборщил, да? — До Ангела Музыки все было неплохо, — фыркнул Себастиан, чуть дыша от смеха. — Боже, на мгновение я почувствовал себя так, словно мы в каком-то дешевом мюзикле. — Ничего себе дешевом, — возмутился Хантер и выудил из кармана брюк изрядно смявшийся билетик. — Три евро почти стоит! Будь мы в дешевом мюзикле — ходили бы пешком. Или пританцовывали, там. Не знаю. Ни одного не смотрел. — Мы это исправим, — пообещал Себастиан, а после, помолчав, добавил: — Кстати, я тоже не большой фанат Maroon 5, просто знаю некоторые их песни. Блейн часто их слушал, и их песни постоянно были у нас в плейлисте, поэтому я пою их в душе больше по привычке, а не потому, что они мне нравятся. — Для формирования новой привычки нужен двадцать один день, если я не ошибаюсь, — сказал Хантер и переплел их пальцы. Себастиан опустил взгляд на их соединенные руки и улыбнулся. — Так что предлагаю тебе начинать каждое утро с песни из какого-нибудь мюзикла. Заодно и меня просветишь. — Уверен, в итоге ты взвоешь и будешь умолять меня спеть тебе что-нибудь из репертуара Адама Левайна, — предупредил Себастиан, но Хантер, поморщившись, помотал головой. — Куинн постоянно ставила их песни в машине. Если ад существует, в моем котле будут включать «One more night» без перерыва на рекламу… Водитель объявил их остановку.***
Дворец Гарнье поражал своим величием и размахом и казался совершенно необъятным — прогулка по всему зданию с экскурсоводом длилась почти полтора часа. Хантер и Себастиан, пожалев времени, от такого развлечения отказались и, заплатив немного меньше, отправились в свободное плавание, вооружившись лишь брошюркой театра. Себастиан мог видеть по лицу Хантера, что тот об их решении пожалел уже через десять минут. С тяжелым вздохом ему пришлось смириться с тем, что без требовательно подгоняющего всех экскурсовода Себастиан останавливался едва ли не каждые две минуты, чтобы что-то записать, попытаться нарисовать набросок или потрогать позолоченную лепнину на стене. Хантер просто терпеливо ходил за ним, листая цветастую брошюру, и вовремя поддакивал на восхищенные возгласы. Себастиан не мог отделаться от мысли о том, что они напоминали старую семейную пару. С каждым днем и с каждым новым маленьким приключением вместе это ощущение становилось все более стойким. — Это театральные фойе, — поделился Себастиан, когда они, наконец, поднялись по парадной лестнице наверх. Хантер, к тому моменту наслушавшийся уже историй о посетителях оперы, выглядел почти несчастным, но улыбнулся, оглядываясь. — Красиво, да? — Довольно неплохо. Здесь можно было бы устроить бал-маскарад или какой-нибудь официальный прием, — согласился Хантер, кивая. Себастиан удивленно на него посмотрел, а после просто пожал плечами. У Хантера было свое понимание красоты. — Так и вижу парней в смокингах и девушек в вечерних платьях и венецианских масках. — Призрак Оперы тоже носил маску, — сказал Себастиан, а после взял Хантера под руку и повел дальше. Они и так задерживались везде непозволительно долго. — Оно и понятно, здесь такая атмосфера. — Нет, он носил маску, потому что был пугающе некрасив. — Я бы на твоем месте не комментировал в таком ключе внешность Призрака, который здесь живет, — ухмыльнулся Хантер, и Себастиан фыркнул. Их смех неприятным эхом отразился от стен, и оба, переглянувшись, поморщились. — После нашего опыта с вампирами я вообще предпочту лишний раз не связываться ни с чем сверхъестественным. — Знаешь, пойдем-ка лучше посмотрим зрительный зал, — предложил Себастиан, полностью с ним согласный. — Я покажу тебе зал, куда вмещается почти две тысячи человек! Просто невероятно! — Просто невероятно, что ты все это уже знаешь, а мы все равно здесь, — отметил Хантер, но Себастиан принял решение его не слушать, поэтому просто потянул дальше, продолжая рассказывать случайные факты о театре, которые всплывали в его голове. А Хантер продолжал следовать за ним и почти внимательно слушать. Здание театра, казалось, невозможно было обойти. Десятки ходов и выходов, лестницы и потайные ходы, ведущие к наглухо закрытым или пустым комнатам, светлые коридоры, огромные залы — все это привлекало внимание Себастиана, без устали заглядывающего всюду, куда только удавалось. Он с восторгом все комментировал, рассказал Хантеру жуткую историю о том, как одна из тяжелых люстр убила консьержку театра, а после весело рассмеялся, когда тот не пожелал идти по центру зала, опасливо глядя наверх. Наибольшее впечатление, конечно, на Себастиана произвела сцена. Оказавшись в зрительном зале, они с Хантером, осторожно и как можно более незаметно присоединились к группе с экскурсоводом, чтобы узнать больше интересных деталей. Себастиан не мог не выдохнуть восторженно, когда экскурсовод сказала, что сцена вмещает больше четырехсот актеров. Хантер же издал тихий стон раздражения, услышав, что главная люстра, освещающая зал, весит около восьми тонн. Себастиан виновато хихикнул в ответ на его реакцию. — Представляешь, каково это? — вдруг шепнул Себастиан Хантеру на ухо, когда группа засобиралась идти дальше. Он не был еще готов уходить да и был уверен, что все остальное они успели уже посмотреть сами. — Стоять там на сцене. А на тебя смотрит почти две тысячи человек. И, возможно, один призрак. С ума сойти. — Ты мог бы там стоять, — усмехнулся Хантер, а после приобнял его за плечи и привлек к себе. Теперь они стояли рядом и смотрели на сцену, каждый думая о своем. — У тебя достаточно таланта, чтобы когда-нибудь выступать здесь. — Глупости, — отмахнулся Себастиан, чувствуя, как неприятно зашевелилось где-то в районе желудка сожаление. Хантер, конечно, преувеличивал — у него не хватило бы таланта, чтобы оказаться на мировой сцене, но до Бродвея он вполне мог добраться, если бы учился усерднее. И если бы не думал все время, что добровольно исполнял чужую мечту, даже когда ему это нравилось. — Как скажешь, — не стал спорить Хантер и, наклонившись, поцеловал его за ухом. — Пойдем? — Нет, погоди. Я хочу подняться к ложе номер пять. Туда до сих пор не продают билеты! Это место самого Эрика! — Ну уж нет, — застонал Хантер, нехотя выпуская уже загоревшегося своей идеей Себастиана из своих рук. — Умоляю, пойдем лучше выпьем кофе в том симпатичном кафе за углом? — Туда мы тоже обязательно пойдем, — пообещал Себастиан, ловко пробираясь через кресла, обитые красным дорогим бархатом, к проходу. — Но сначала — ложа. Хантер тяжело вздохнул и сдался. Он медленно пошел за ним, все еще смиренно принимая истину, которую сам же и сформулировал: «твое путешествие — твои правила».***
Кафе «Дэ Ля Пэ», в котором вдоволь нагулявшиеся и утомленные Хантер и Себастиан решили выпить кофе, было из категории роскошных. И об этой самой роскоши в обстановке кричало буквально все: массивная деревянная мебель буфетов и витрин, блестящая чистотой и свежим лаком поверхность столов, кожаные кресла и диваны, хрустальные светильники, ярко сияющие позолотой, мраморные скульптуры и бронзовые бюсты. Однако, несмотря на столь утяжеленные декорации, интерьер не казался перегруженным и не давил своей пышностью. Себастиан, восхищенно оглядываясь, не видел ничего, что казалось бы излишним — даже золоченая лепнина, обрамляющая картину Шагала на потолке, казалась к месту. Администратор услужливо предложила им столик на летней терассе, но Себастиан, коротким взглядом посоветовавшись с Хантером, этот вариант отклонил, попросив просто усадить их у окна. Терраса, как они успели заметить, пока шли в кафе, выглядела слишком просто — маленькие круглые столики, складные стульчики и дешевые керамические пепельницы. Слишком уж она не вязалась с внутренней помпезностью кафе. — Уверен, что мы лично оплачиваем какой-то процент капитального ремонта, — фыркнул Хантер, когда открыл меню. Себастиан поспешил пролистнуть свое и беглого взгляда на цены было достаточно для того, чтобы понять, о чем он говорил. Стоимость десертов впечатляла не меньше окружающей их помпезности. — Что ж, тогда хорошо, что мы не собираемся здесь полноценно обедать, — улыбнулся Себастиан, твердо настроенный на то, чтобы во всем искать только положительные стороны, не позволяя неурядицам портить свой день. — К тому же, тут просто восхитительно. Я готов заплатить за это чуточку больше. — Твоя правда, — легко согласился Хантер и улыбнулся подошедшему к ним официанту. Себастиан мысленно скрестил пальцы, надеясь, что тот сможет обслужить их на английском. Спустя несколько недопониманий, минуту ломаного французского, пять — ломаного английского и пятнадцать минут ожидания Хантер и Себастиан наконец наслаждались свежим Наполеоном — невозможно было, по уверению официанта, побывать во Франции и не попробовать этот десерт! — и крепким кофе. Они негромко разговаривали, обсуждая все на свете, и Себастиан ощущал абсолютное умиротворение. Он слушал, как Хантер жаловался на Сантану, которая требовала от него отчеты, расспрашивал его про работу и должность, слишком сложную и ответственную, а оттого — давящую. После рассказывал про свою не сложившуюся учебу в НЙАДИ и про университет в Иллинойсе, о котором мечтал, и теперь уже слушал Хантер. Между ними не осталось недоверчивого напряжения, вместе с ним ушло и желание приукрасить что-то, чтобы понравиться или отвлечь внимание от недостатков. Себастиан чувствовал себя открытым перед Хантером и чувствовал, что тот открыт перед ним. — Я сейчас скажу что-то странное, — предупредил Себастиан, когда они, оставив почти восемьдесят евро в кожаной книжечке со счетом, вышли из кафе, держась за руки. — Я знаю, что мы, на самом деле, не очень долго знакомы, и я не так уж и много о тебе знаю еще, но мне еще ни с кем не было так комфортно, как с тобой. Вот. — Мне нравятся твои странности. Начиная с того, что ты поешь в автобусе, и заканчивая тем, что тебе нравится быть со мной, — отозвался Хантер и крепче сжал его ладонь в своей, улыбаясь. — Это не странно. Я чувствую то же самое. Наверное, это магия путешествия. — Наверное, — согласился Себастиан, пожимая плечами, но невольно задумался над его словами. Если магия путешествия так сблизила их, то не могло его завершение сработать в обратную сторону, напоминая им, что они все-таки из разных миров и никогда не должны были встретиться? Себастиан пока не знал, когда именно они вернутся в Нью-Йорк, и конца путешествия еще не видел, но не думать об этом совсем тоже не мог. Хантер вдруг потянул его в сторону, и Себастиан вздрогнул, непонимающе оглядываясь. — А мы куда? Я думал, мы просто погуляем и поедем в отель, нет? — Так и есть, но я хотел зайти в супермаркет, — Хантер неожиданно смутился в ответ на удивленный взгляд Себастиана, а после, словно опомнившись, фыркнул: — Да ладно тебе. У нас ночью была серьезная недостача презервативов, которую я планирую восполнить прямо сейчас. Себастиан расхохотался и уткнулся носом Хантеру в плечо, вызывая у него тяжелый вздох. Но недостача действительно была серьезной.