***
Маленькую душную комнату освещали лишь несколько свечей со сладко-приторным запахом. Тереза лежала на соломенном тюфяке, ее глаза под закрытыми веками ходили из стороны в сторону, а лоб покрылся крупными каплями пота. Ньют смочил небольшую тряпицу в холодной колодезной воде и вытер их. Шаманка искала что-то в углу, где стоял стол с обилием разных склянок и флаконов, которые источали всевозможные запахи. Ньюту казалось, что если он со своим тонким нюхом подойдет ближе, то рискует потерять сознание, однако старуху вонь никак не беспокоила. Она медленными шаркающими шагами подошла к Терезе, приоткрыла ее послушные губы и влила несколько капель светло-зеленой жидкости. -Это от боли. – Ответила шаманка на мысленный вопрос Ньюта. Затем протянула морщинистую ладонь и взяла его руку, где теперь были видны только светло-розовые пятна. – Ожоги почти исцелились… Она была удивлена и не могла этого скрыть. Ньют понимал причину. Старуха относилась к нему с теплотой, будто к родному, но иногда смотрела на него как на существо из другого мира. -Вы такое раньше видели? – Спросил Ньют, хотя уже и знал ответ. Старуха медленно покачала головой. -Странно. Очень странно даже для нас с тобой. – Она долго смотрела на подопечного. – Ты чем-то взволнован. Я чувствую. Расскажи. Ньют опустил глаза, рассматривая грубый и сучковатый деревянный пол. -Мне пришлось копьем проткнуть плечо одного парня. Он предложил мне это, чтобы спасти. Я не должен был соглашаться. -Ты чувствуешь что-то странное? Удовольствие, эйфорию? -Что? Нет! Я не хотел причинять ему боль. – Ньют замолчал на короткое время. – Вы можете узнать, выживет ли он? Он не старше меня. Я не хочу его смерти. -Я попрошу Мать, чтобы она дала мне ответ. – Сказала шаманка, сложив руки на груди. – Твоя сестра скоро придет в себя. И, думаю, у тебя есть дело, которое нужно закончить до ее пробуждения. Ньют молча поднялся и вышел на свежий ночной воздух. Вдали, на могильнике, уже зажгли факелы. Там собралось несколько мужчин. Тела его братьев и сестры, завернутые в плотную темную ткань, лежали перед аккуратно вырытыми могилами. Ньют вдохнул больше воздуха и подошел. Спустить тела ему помог пастух. Парень, которого он знал очень давно и очень близко. Ньют даже мог бы сказать, что они были друзьями. Но появилась причина прекратить общаться. С тех пор пастух стал значительно выше и шире в плечах. Длинные огненно-рыжие волосы собраны в хвост на затылке. Много лет он даже не смотрел на Ньюта, но теперь, когда мужчины начали закапывать тела, парень подошел и положил ладони блондину на плечи. Ньюту же не хотелось на него смотреть. Ни к чему вспоминать то, чего давно уже нет. Чего, кажется, даже и не было. Пастух с пониманием вздохнул, убрал руки и удалился. Маленькая могилка Гарриет была уже аккуратно присыпана землей. Ньют помог погрести братьев, а затем долго стоял над ними. Все постепенно расходились, забирая с собой факелы и их свет. И когда ушел последний человек, Ньют очутился в полной темноте. Он не чувствовал ничего, кроме всепоглощающей пустоты внутри. Лучше бы было больно, лучше бы он плакал, бился в истерике, хотя не проронил ни слезы уже много лет. Все было бы предпочтительнее, чем ощущение, будто в груди пробили огромную дыру и вытащили трепещущее сердце. Ньют закрыл глаза. Теперь даже свет от звезд был для него недоступен. Он выдохнул и почувствовал нарастающее напряжение. По телу пробежала мелкая дрожь. Он знал это чувство. Так на смену пустоте приходит ярость. Такая, что ты готов вырезать целую деревню. Такая, что сдержать ее внутри стоит невероятных усилий, и даже когда ты берешь в руки что угодно, любой предмет, у тебя мысли только о том, как уничтожить это. Уничтожить все вокруг, а затем уничтожить и себя, потому что остановить себя теперь можно только так. Ньют развернулся и, сжимая кулаки, быстрыми шагами вернулся в дом шаманки. Она почувствовала, что с ним что-то не так. Вскочила с места и хотела заговорить, но Ньют взял лук и колчан и вылетел из хижины, не дав ей возможности поговорить с ним. Теперь ему одна дорога. В лес.***
Томас поднялся на кровати с первыми рассветными лучами и зажмурился от резкой боли в перебинтованном плече. Королевские лекари хорошо его подлатали, но на восстановление уйдет время. Может, недели, прежде чем он сможет снова сражаться на мечах. Он огляделся. В углу, на широком деревянном стуле дремал Минхо, скрестив руки на груди и уронив вперед голову. Он даже не снял доспех и тяжелые сапоги. Наверное, просто наблюдал, чтобы с Томасом ничего не случилось, а затем провалился в сон. Томас плохо помнил, что происходило с ним с того момента, как за поворотом скрылся охотник. Кажется, городская стража доволокла его до замка, где над ним всласть поработали целители. Они дали ему макового молока, чтобы заглушить боль, но Томас все равно потерял сознание, когда вытаскивали копье. Кажется, больше он и не просыпался. Минхо услышал шевеление на кровати и приоткрыл глаза. Увидев друга, он тут же оказался рядом. Он ведь всегда рядом. С самого детства. Может, поэтому Томасу было так тяжело ему лгать. -Ты как, сопляк? – спросил Минхо с насмешкой, но в глазах мелькнуло беспокойство. -Жить буду, если не помру. – Ответил Томас и натянуто улыбнулся. Интересно, догадался ли кто-нибудь, что на самом деле произошло. Что если да? Что будет с ним? В любом случае, нужно пойти к командиру и объясниться. Изложить свою версию событий. Минхо тепло улыбнулся в ответ. Это была его настоящая улыбка, а не язвительная усмешка, которую окружающие обычно наблюдали на его лице. Томас мгновенно почувствовал себя лучше. -Не волнуйся, братишка. Вот найдем ублюдка, который это с тобой сделал, и тебе представится возможность собственноручно отчекрыжить ему башку. Все прекрасное утреннее настроение улетучилось, будто его и не было. Черт, ну почему нельзя просто забыть о произошедшем? Неужели доблестным блюстителям порядка так необходимо ловить каждого преступника? Да не было такого никогда. Послышался топот сапог по коридору, Томас слегка подался вперед, и в глазах снова потемнело. В дверь забарабанили кулаком, закованным в стальные перчатки. -Командир! Командир, вы тут?! Минхо закатил глаза и, с четким намерением довести новобранца до нервного срыва, открыл дверь. -П-простите! – Начал заикаться молодой парень, у которого еще даже волос на лице не планировалось. – Кое-что случилось… Минхо посмотрел в его глаза, полные ужаса. -Говори. -Лошадь вернулась. На которой сбежали… -Что с того? – Минхо немного раздражался, но не показывал, предполагая, что что-то неприятное все-таки произошло. -Вам лучше самому посмотреть, командир. Томас поднялся с кровати. Волнение и интерес заглушали острую боль от ранения. -Ты не пойдешь. – Повелительно сказал Минхо. -Пойду. Даже не думай меня убеждать. Ты знаешь, что упертости у меня не меньше твоего. Минхо тяжело вздохнул, помог Томасу надеть широкую рубашку и медленно отправился на улицу, чтобы друг не отставал. Томасу тяжело удалось спуститься по ступеням. Он все еще чувствовал слабость, все его тело будто опутали холодными и тяжелыми железными цепями. Голова кругом пошла от представления того, как тяжело будет подниматься назад. Молодой гвардеец всю дорогу кусал губы и заламывал пальцы. Он подвел их к конюшне, где в углу, подальше от людских глаз стояла та самая лошадь. Серая, в яблоках, насколько Томас помнил. Вокруг нее стояли несколько стражников. Все были напуганы. На спине у лошади что-то возвышалось и было накрыто плащом. Новобранец, что привел их, подошел к лошади, зажмурился и сдернул ткань. На Томаса накатил приступ тошноты, которую трудно было подавить. К седлу была привязана оленья голова. Открытые остекленевшие глаза ее облепили мухи. Пасть была открыта и оттуда вывалился посиневший язык. -Твою мать… - выругался Минхо и отвернулся, чтобы прийти в себя. Он много всего повидал, но такое зрелище даже его заставало врасплох. -Что там? – спросил Томас, указывая на рога оленя, к которым, очевидно, была прибита деревянная дощечка. Не дожидаясь ответа, он подошел ближе, пытаясь рассмотреть ее. На дереве, покрытом кровавыми пятнами, была четко видна грубо вырезанная надпись. «Милосердия не будет»