Охотник - жертва

Если вы когда-нибудь уходили, покидая все, что было вам дорого, то вы знаете, как это тяжело – не вернуться однажды. Лето сменилось прохладной осенью, а за ней пришла жестокая зима. Она и была жестокой в тех краях, где я провел ее. Метель каждый вечер билась в мое окно, даже сквозь мелкие щели в комнату залетали острые, будто осколки, крупинки снега, таяли на полу, и поэтому в комнате постоянно было сыро и промозгло. Я, не привыкший к тому, что могу мерзнуть, теперь не знал, куда спрятаться от этого холода. Я лишь был рад, что ни разу не пытался согреться, прижимая к себе чужое тело. Для меня смерть от лютого холода была бы предпочтительнее. Бывало, я не выходил из своей комнаты в захудалой таверне в глуши неделями. Хозяйка приносила мне еду, оставляя ее под дверью. Когда она все же решилась зайти, то обнаружила меня на полу, в луже от растаявшего снега. В бреду. У меня была такая температура раньше, когда, так скажем, я был не совсем обычным человеком. Но теперь ее повышение казалось настоящим адом. Она вызвала лекаря, тот приехал, наплевав на вьюгу и, казалось, мороз его ничуть не беспокоил. Люди здесь к такому привыкли. Даже лошади в этих краях не боялись бьющего по крупу снега и града. Все их тело покрывала густая длинная шерсть. Врач выхаживал меня несколько дней и когда уезжал, проговорился: «Я не ожидал, что ты поправишься» Тогда я не знал, как расценивать эти слова. Не то чтобы моя болезнь была такой тяжелой, что я мог бы умереть. Скорее, я просто не желал выздоравливать. Как только я почувствовал себя лучше, я оставил хозяйке денег за всю ее заботу и ушел ночью, не попрощавшись. Думаю, она не скоро заметила, что комната пустует. Когда наступила весна, когда я, наконец, только-только свыкся и перестал дрожать от холодного ветра, я уже был далеко. Судьба метнула меня на юг. Для этого мне пришлось неделю бултыхаться в тесной и душной каюте старого корабля, больше напоминающего деревянное корыто, готовое в любую секунду пойти на дно. Мне было тяжело двигаться к югу. Я будто бы возвращался назад. Ближе к столице. Мысль даже о сокращении расстояния между мной и этим городом ужасала. Наверное, я беспокоился за себя. Не верил в собственную выдержку. Подозревал, что могу сорваться и, взяв лошадь, в первую же ночь на суше рвануть к столице. Я этого не сделал, но, Боже… Как же я хотел… Тем не менее, я миновал столицу, двигаясь на юг, так как знал: на севере дни мои сочтены. Я выкарабкался из болезни, сжигавшей меня изнутри, один раз. Но нет смысла испытывать удачу еще. Там, где я оказался, я все равно чувствовал себя не в своей тарелке. И тошно было понимать, что мой мир ограничивается, оказывается, одной деревней. Одним лесом. Одним городом. Одним человеком… Куда бы я ни направлялся - я был там лишним. Я думал, что так было всегда, но тогда я ошибался. В этом мире для меня было место. Но я предпочел уйти из него. И кто я теперь? Незнакомцы обращались ко мне по-разному. «Странник» «Бродяга» «Путник» «Скиталец» Но мог бы я делать выводы из их слов? Был ли я кем-то вроде путешественника или просто заблудшей душой? В любом краю и на любом континенте я искал убежища так, как привык это делать. В лесу. Если на севере леса были скудные, суровые, поросшие жестким кустарником и лишайником, то на юге они были будто из сказки. Не думал, что когда-нибудь увижу такое разнообразие цветов, плодовых деревьев, растущих просто так, без помощи человека. Эти непролазные джунгли скрывали таких животных, о существовании которых я и не подозревал. Пару раз я задумался, что было бы здорово попасть сюда, когда у меня все еще были силы, и подчинить себе кого-то из этих странных существ. Но каким бы великолепием не пестрили эти места, все это скоро мне опостылело. И я вернулся. Не туда, откуда ушел, конечно. Но теперь у меня хотя бы была возможность находиться в лесу, характер которого был мне знаком. Теперь, когда я оказался в привычной обстановке, ни таверна, ни хижина, ни даже палатка мне уже не были нужны. Я впервые спал под открытым небом каждую ночь, даже не выставляя вокруг себя препятствия от хищников. Сказать по правде, я впервые больше не боялся их. И больше не боялся не проснуться утром. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем старая жизнь начала неумолимо вклиниваться в мое хрупкое сознание. Прошлое звало меня. А больше всего меня звал Томас. Стыдно признать, но я скучал. Просто чертовски скучал. Давил в себе это чувство, оно утихало на время, но снова возвращалось, на этот раз еще сильнее. Я пытался не думать, как он там и что с ним. В голову лезли отвратительные мысли, что, возможно, он уже делит постель с другим, забыв про меня. Я хотел этого, но что-то во мне бушевало и явно высказывалось против. Я настолько истосковался, что вскоре стал видеть его везде. Я слышал его голос в журчании ручья и в шелесте сухого степного ковыля. Я видел его в отблесках света от водной глади, видел в ночном небе, прежде чем закрыть глаза и провалиться в сон. Каждый день я твердил себе одно и то же. Держаться. Я готов был сдерживать себя до конца жизни. Был уверен, что смогу. И потому мне так смешно понимать, что я не продержался и года. Мне следовало просто отпустить то, что было во мне, чтобы в один из июньских дней, на восходе солнца, когда его лучи только начинают прогревать землю, сырую от росы, взять лошадь и рвануть на запад. Туда, откуда и началось мое странствие. Ну, если быть предельно честным, лошадь я украл. И впервые почувствовал за это укол совести тогда. Никогда воровство не вызывало во мне никаких эмоций, кроме одной. Страха. Постоянного ощущения, что тебя поймают. Но сейчас, подгоняя пятками лошадь, пуская ее в галоп и слыша ее слегка хлюпающее разгоряченное дыхание, я корил себя. Поэтому вскоре спешился, развернул ее назад по дороге и хлестнул по крупу. Если это не самая тупая кобылица во всех Объединенных королевствах, она найдет дорогу домой. Я шел пешком, а затем встретил хорошего попутчика. Старика на телеге. Рыжего и с лицом, изуродованным пережитой когда-то оспой. И пока он не остановился рядом и не окликнул меня, голодного и выбившегося из сил, пока не посадил в телегу, я даже не заметил его главного «уродства». Он был карликом. Его ноги даже не доставали до основания телеги со скамьи кучера. Именем его было Джилейн. В честь одной из деревень. Насколько я помнил, она была сожжена во время Войны Трех Королей. Старик рассказал мне, что пока не пришли войска вассалов одного из претендентов на трон, имени которого ни он, ни я не помнили, его семья веками жила в той деревне. А теперь он, как и я, годами странствовал по свету. Сначала с отцом, пока тот по пьяни не продал его в цирк. Карлик со смехом рассказывал эту историю (будто совсем не жалел и не злился), и как ему все-таки удалось освободиться. Стоило лишь обыграть хозяина в карты, поставив на кон свою свободу и вот, он уже бредет по пыльным дорогам. Джилейн, несмотря на пьянство отца, из-за которого он попал в такую историю, довольно много пил. Первые два дня я отказывался от предложенного вина, но он своими историями и прибаутками заговорил меня, и я сам не заметил, как разделил с ним кувшин. Никогда не чувствовал себя настолько беспомощным, как тогда. А карлику оставалось только смеяться над пьяным мной. У него-то ни в одном глазу. На самом деле, мы спелись не потому, что он меня подобрал и дал мне ночлег на сене в телеге, еду и хорошую компанию. Просто мы понимали друг друга. Оба были изгоями. Нас обоих не принимали всю жизнь. Я рассказал ему свою историю и, по правде говоря, он сначала мне не поверил. Просил рассказывать снова и снова. Я не знаю, преподавал ли он мне этим какой-то странный урок, или же сам пытался понять, но я рассказывал, вспоминая все больше подробностей. И путешествие к дому даже стало меня радовать. Я сказал ему, что я убийца. Он даже не испугался, когда я красочно описал всю боль, которую принес. Лишь усмехнулся. А когда я спросил, в чем же дело, ответил: «Твои страдания того не стоят. Я и сам убивал. В этом чертовом мире не прожить, не испачкав руки в крови» Когда я совсем доверился ему, то рассказал о самом сокровенном. О чем молчал весь этот год. О Томасе. Честно, я думал, что карлик тут же спихнет меня с телеги, еще и бросит чем-нибудь тяжелым вдогонку, но он лишь слегка ухмыльнулся. -И ты едешь домой? К нему? – прохрипел он, закашлявшись от табачного дыма, который пускал из старой сальной трубки. -Наверное… Не знаю. Не думаю, что нужен ему теперь. -Будь проще и не накручивай себя раньше времени, сынок. Это твоя основная проблема. Он сказал, что будет ждать? Значит, черт возьми, ты должен думать, что он ждет, пока не убедишься в обратном. Так нужно делать не всегда. Не всем людям можно верить на слово. Но его-то ты любишь. Значит, эти слова должен принимать на веру. -Уже все сказали мне, что я люблю его, но… -Но ты так этого и не сказал. – Прервал меня карлик. – Знаешь, я вовсе не еду в столицу. Я уже два дня как сбился с намеченного курса. Я везу тебя домой и хочу верить, что не зря. Так что ты просто обязан признаться ему, когда увидишь снова. Мне на это ничего не оставалось, кроме как пообещать. Я помню, как сильно тогда восхитился им. Он тратит дни на то, чтобы отвезти меня, даже не прося ничего взамен. -Джилейн! – позвал я его, лежа на соломе в телеге. Карлик аж подпрыгнул от неожиданности, наверное, он задремал, ведь было уже темно. – Давай остановимся. -Так лес же вокруг. -Лес мне и нужен. -Опять твои звериные инстинкты зовут? -Нет-нет. Просто доверься. Сам все увидишь. Он поворчал, но все-таки остановил лошадей, забрался на сено, укрылся старым стеганым одеялом и закрыл глаза. -Ты что больше любишь, Джилейн, оленину или свинину? – прошептал я над ним. -Я таких зверей не ем. – Пробубнил он. – Люблю куропаток и перепелок. Под утро он благодарно уминал настрелянных мною птиц, запивая терпким вином. У нас обоих ничего не было, и мы делились, чем могли. Я восхищался им. Он говорил много мудрых вещей, и отчасти поэтому прощаться было тяжело. Он увидел стоявшие в моих глазах слезы. -Ой, только ныть не надо. Тебя твой Томми уже заждался, а ты со стариком никак не простишься. – Сказал он мне, глядя сверху вниз с телеги. – Удачи тебе. Ты заслужил свое счастье, так что борись за него зубами и когтями, как твой чертов выдуманный кугуар. -Спасибо тебе. За все. -Тебе спасибо. От этого путешествия и я кое-что почерпнул. -Что, например? – спросил я. -Иногда нужно уходить. Но только для того, чтобы когда-нибудь вернуться. Он улыбнулся, отсалютовал мне, шмыгнул носом и хлестнул лошадей. Я смотрел ему вслед, пока он не скрылся из виду. Теперь уже навсегда. Я дождался ночи и пробрался ближе к городу. А затем, осмелев, вошел в него. Городская стража без вопросов впустила меня, чему я несказанно удивился. Либо за этот год сменились те, кто помнил мое лицо, либо оно стало неузнаваемым. Волосы теперь спадали до плеч, иногда закрывая мои усталые глаза. Я собирал их только на охоте. Затягивал в тугой хвост на затылке. На самом деле, я так давно не смотрел в зеркало, что уже не знал, как выгляжу. Я шел по пустынным улицам пока не добрался до замка. Внутрь-то меня, конечно, не пустили бы, но я помнил, с какой стороны замок нужно обойти, чтобы увидеть башню, где жили самые лучшие королевские гвардейцы, которым не приходится спать в вонючих казармах. И я осмотрел ее со всех сторон. Я заглядывал в окна часами, пока не начало светать. В окнах не было ни единого огонька. Мне было плохо. На меня накатило осознание, что это конец. Он больше не ждал меня, раз не зажигал свечи. Я пытался успокоить себя бытовыми обстоятельствами вроде «свечи закончились», «сквозняк задул» и прочее, но это мало помогало. Поэтому я рванул из города так быстро, как только позволяло мое уставшее тело. Теперь я понятия не имел, куда должен идти, но неожиданно понял, что не могу не проверить сестру и не узнать, как она. Я не собирался подходить слишком близко. Не собирался дать ей возможность заметить меня. Мне достаточно было бы посмотреть издалека, убедиться, что она жива и здорова. Все-таки теперь она – единственное, что связывало меня со старой жизнью. Я быстро добрался до деревни, но не спешил выходить из леса, слоняясь вокруг, скрытый в тени деревьев, оглядывая знакомые дома и улицы со всех сторон. Хижина, которая когда-то принадлежала шаманке, находилась чуть поодаль, и я отправился туда. Сердце защемило. В темноте, будто глаза мифического хищника, светились огоньки двух свеч. Их свет отражался на закопченном стекле, проникал сквозь него, падал на молодую траву. И я мгновенно возненавидел себя за то, что усомнился. Как я, черт возьми, мог так просто предать доверие к Томасу? Он не забыл обо мне. Он просто больше не жил в замке, похоже, даже не был гвардейцем. Я на негнущихся ногах приблизился к хижине, положил руку на дверную ручку и замер. А стоит ли? Если я войду, то пути назад будут отрезаны. Но, как дал понять мой маленький друг и попутчик, уходить нужно, только если возвращаешься. С другой стороны я мог оправдаться тем, что смысл не в цели, а в пути к ней, но это в моем случае было бы глупо. Проделать такую дорогу, чтобы просто подержаться за старую медную ручку? Я чувствовал его близость. Близость Томми. Я знал, что он внутри. Возможно, спит. Да, скорее всего, спит. От ощущения того, что он рядом, мне сносило голову. Я даже не мог поверить, что спустя все это время вновь нахожусь на расстоянии нескольких шагов. Я выдохнул, сердце колотилось как бешеное. Я вновь почувствовал себя так, как чувствовал в горячке. Я не мог шелохнуться. И только огромным усилием воли заставил себя потянуть дверь. Мои шаги были медленными, минуты, которые я тратил, добираясь до спальни, казались вечностью. Я и сам не слышал своих шагов. Слышал только бешеную барабанную дробь сердца в груди. Но он меня услышал. И, наверное, чертовски перепугался. Потому что когда я вошел в темную спальню, увидел только нос арбалета перед самым своим лицом. -Если пришел красть, не сомневайся, я выстрелю. – Проговорил Томас на расстоянии вытянутой руки. И от его голоса у меня пробежали мурашки по всему телу. Я так долго не слышал его, слишком долго, чтобы теперь совладать с собой. Он не видел меня, глаза еще не привыкли к темноте, все-таки, я разбудил его. Да и я сам видел лишь его очертания. Я хотел было что-то сказать. Но ни одно из пришедших на ум слов не подходило для такого момента. Я не мог даже вымолвить его имя. Поэтому я просто скинул капюшон, осторожно, стараясь не делать резких движений, достал из кармана спички и зажег одну. Мы увидели друг друга. Я… Я, наконец, увидел его. И он совсем не поменялся. Ни капли. Будто время застыло здесь. Несколько секунд он даже не опускал арбалет, и я уже было подумал, что он не узнал меня. Но его губы задрожали. Он пытался что-то сказать, но, так же, как и я, просто не мог. Арбалет сначала опустился, а потом и вовсе с грохотом упал на пол. Спичка медленно, но верно сгорала. -Поверить не могу… Томми протянул руку и дотронулся ей до моей щеки. Он был теплым. Он был первым, кто подарил мне тепло спустя все это время. Он убрал волосы с моего лица. Тем временем спичка неумолимо приближалась к концу. Она сгорела полностью, обожгла мне пальцы и потухла. Снова наступила темнота. А Томас будто бы и ждал этого. Он бросился вперед, порывисто обняв меня. Я услышал его всхлип. Я прижал его еще ближе, прислонился щекой к его щеке. -Поверь. Он прижался к моей груди, я погладил его дрожащие плечи. Сам же я не плакал, даже не был близок к слезам. Я чувствовал что-то иное. Успокоение. Безмятежность. Ощущение, будто я дома, будто теперь все хорошо. Все это дал мне Томми. -Я не прекращал ждать. -Я знаю. Томас слегка отстранился, забирая свое тепло. Я почувствовал мимолетный страх. Он громко вздохнул. -Я скажу то, что повторял про себя все это время. То, что должен был сказать тогда, несмотря на твой запрет. Я скажу, даже если тебе все еще нечем ответить. Даже если ты снова мне не поверишь. И даже не смей меня остановить. Он говорил твердо, но мне и не пришлось прерывать его. Он остановился сам. -Скажи это. Я обещаю поверить. – Прошептал я не своим голосом. -Я люблю тебя… - Еле вымолвил он и будто бы прекратил дышать. Я улыбнулся, хотя он и не видел этого. -Я тоже люблю тебя, Томми. – Выпалил я, переступая через огромный страх произнесения этих простых слов.

***

Рассвело. Томас заварил чай. Он теперь был хозяином в этом доме, и мне доставляло удовольствие смотреть, как ловко он обращается с утварью. Вообще-то, мне просто было приятно смотреть на него. Похоже, он чувствовал то же. Потому что когда мы сидели за столом, даже не прикоснувшись к проклятому чаю, он не отрывал от меня глаз. -Я, наверное, сильно изменился, не так ли? – спросил я, не поднимая глаз. – Не представляю, как сейчас выгляжу. -Не очень сильно. У тебя усталые глаза, я заметил пару новых шрамов. И волосы отрасли. Но мне так даже больше нравится. Он улыбнулся. -Тереза всегда стригла меня. Кроме нее такое никому не доверить. - Произнесение ее имени бурно во мне отозвалось, я вздрогнул. – Где она? Вопрос прозвучал хрипло и отчаянно. Я поднял испуганные глаза на Томми. Он опустил взгляд и не спешил отвечать, будто боялся сказать мне. С каждой секундой этой тишины в голове начинало звенеть. Все громче и громче. -Тебе не понравится то, что я расскажу… Я сжал кулаки и приготовился к худшему, задержал дыхание и ждал, ждал, пока пройдет эта мучительная тишина. Но в дверь неожиданно громко постучали. Я вскочил со стула. Но Томми вскинул руку, медленно поднялся и открыл дверь раннему гостю. Я услышал голос. До боли знакомый, но никак не мог сообразить, где слышал его раньше. Низкий и глубокий, слегка рычащий. -Он здесь! Я чувствую его! Чувствую его запах! Томми на это ничего не ответил, а я нахмурился, пытаясь разобраться. Наконец, не выдержал, встал и вышел из комнаты, встав у Томми за спиной. В дверях стоял парень, на вид ненамного старше меня. Темные растрепанные волосы, щетина и этот взгляд… Смутно знакомый взгляд проницательных глаз. Опасный взгляд хищника. Он воззрился на меня. Черты его лица стали мягче, он перестал хмуриться. Гость не казался мне знакомым. -Ты еще кто такой? – спрашиваю я не без нотки угрозы в голосе. Незнакомец напротив только слегка улыбается. -Не узнаешь старого друга, человек?