Мы любим тех, кто нас не любит...

Я лежала на диване, свесив голову вниз. Десять минут спокойствия. Потом ворвется мать, будет орать, бить. Возможно, заметит не успевшие зажить синяки на шее. Завтра Новый Год, а я, видимо, проведу его в своей комнате, в тихую открыв окно и выпуская табачный дым. Все из-за гребанной школы, Грачева, и Антона. Я там не была уже недели две, не считая наступивших каникул. И даже большей частью не из-за Темы. Я не могу смотреть в глаза Антону. Он меня целовал, я была непротив. Но ведь Василевский был прав, мне не нужно ничего из того, что было между нами. Я знаю, что Антон — это идеал для меня, он мне нравится, я хочу быть с ним, но мы слишком разные. Я — какая-то жалкая истеричка-ботаничка, а он — наследник крупной фирмы, у его семьи денег больше чем столетний оклад моих родаков. Меня это ущемляет. Я ему завидую, потому что он свободен от всего. Деньги — это свобода, которой нет у меня. Антон может хоть завтра укатить в турне по миру. А я всегда должна буду сидеть в маленькой квартире, считая копейки. Вот и все. Ключи звенят в замке. Конец тишине. Вот сейчас я хочу к Антону, хочу, чтобы он меня обнял, успокоил. А я его избегаю! Как идиотка! Он звонил мне, волновался, а я вешала трубки! Дура! — Лизавета, что это?! — мать на ходу скинула зимнее пальто и сапоги и ворвалась в комнату, кинув в меня табель с оценками. — Четвертные, — спокойно ответила я, пригладив волосы. — Ах, да? Тут нет оценки выше тройки! Тебя не было в школе на половине занятий! Неблагодарная мразь, — она ударила меня по щеке, потом снова, еще раз и еще. — Тебя же никуда не возьмут с такими оценками! — Мне не нужна медаль, мам. — Ах не нужна? Это ты никому не нужна! Что на шее?! Потаскуха! Нашла какого-то бомжа! Тебе только такими довольствоваться надо! — Хватит! Больно. Щеки горят от ударов. Внутри все разрывается от слов родной матери. Пока я сидела на полу, положив голову на колени, мать продолжала рассказывать, какая я никчемная. Только я и так знаю, что я сука и тварь. Грачев меня долго в этом убеждал, когда бросил. — Собирай вещи! Уходи! — В смысле? — Проваливай! Теперь меня выгоняют из дома. Великолепно! Я накидала немного кофт и прочей лабуды в спортивную сумку и, накинув осеннюю куртку с кроссами, вышла на улицу. Снег засыпался за шею. Холодно тут, однако. — Марин, ты дома? — она — моя единственная надежда не сидеть на улице. — Ну относительно. Дома в Екатеринбурге. А что такое? — Просто из квартиры выгнали. Подруга облегченно вздохнула и радостно сказала: — Позвони Антону. Он решит, тем более вы должны поговорить. Лиза, только будь с ним помягче. — Я не могу мягче. Я не знаю, что делать! Мы с ним целовались, это был волшебный день, но, — я вжалась в стену дома, пытаясь согреться. — Ну вот и доверься ему, он обеспечит тебе еще гору волшебных дней, он хороший. — Богатый. — Опять ты со своими предрассудками. Угомонись, с Антоном ты точно будешь счастлива. Он же тебя так любит. Не буду звонить ему. Ни за что! Лучше замерзну. Я прогуливалась по улицам нашего района. Еще нет семи, а уже темно. И народа мало, хотя я практически у метро. Домой мать меня не пустит однозначно, Марина у бабушки в другом городе, остается Антон. Но гордость не позволит мне позвонить ему. Свет вывесок множества магазинов ослепляет. Тут, наверное, есть торговые точки и заведения на любой вкус. Бижутерия, косметика, продуктовый. Потом клуб, фитнес-центр и караоке. Черт, так хочется есть. Я даже не завтракала толком. И денег нет с собой. Да и сигарет надо бы купить, мои закончились. — Девушка, не хочешь составить компанию? — у входа в клуб стояла толпа парней. Один окликнул меня, догнал и схватил за руку, остальные загоготали. — Спасибо, откажусь, — господи, нашла приключения. Главное, отвязаться от этих придурков. — Отказов не принимаем. Пошли, с нами покатаешься, мы не обидим. — Отвали! Между тем второй из них уверенно потащил меня в машину, закрывая рот. — Народ, девушку отпустите, ментов позову, — похоже нашелся добропорядочный человек в этом районе. — Так она с нами. Просто перепила немного, буянит. Сестра моя. — Я сказал, отпусти девочку. Это одноклассница моя, у нее батя — окружной прокурор, на куски порвет, если тронешь. — Ладно, иди. Василевский явился как нельзя кстати. Он что дьявол?! Постоянно вылезает из ниоткуда. — Это ты хорошо придумал про отца, но что ты здесь забыл? — я растерянно стояла перед ним, переводя взгляд на его губы. Поцелуй же меня, пожалуйста. — Был на тренировке по рукопашке, — Антон забрал у меня с плеча сумку и нахмурился. — Мы вся мокрая и в снегу. Где была? — Ты занимаешься рукопашным боем? С какого момента? Когда Грачев тебя уделал? — я изо всех сил старалась отвести тему в сторону. — Лиза, не увертывайся от вопросов. Ты дрожишь, ты в летних кедах в мороз! Больная что ли? Говори, что случилось. Даже не обнял. Даже не взял за руку. Просто отчитывает. — Из дома выгнали. Из-за оценок и синяков на шее. Я с двенадцати гуляю по улицам, — тихо пробормотала я, глядя на засыпанный снегом асфальт. — Пошли на парковку, поживешь у меня. — Нет, нет, нет. Я лучше к Марине. Пока! Я попыталась забрать у Антона сумку, но он крепко вцепился в нее и прошептал мне на ухо: — Марина в Екатеринбурге, не дури меня. Завтра твои родители остынут, и я отвезу тебя домой. Переночуешь у меня. — Мои не остынут, мама в гневе. Антон равнодушно пожал плечами и пошел к машине. — Живи сколько угодно. Мне без разницы. Наоборот, составишь компанию на Новый Год. Он открыл передо мной дверь, помог сесть и с силой хлопнул дверью, потом обошел машину с другой стороны и забрался в салон рядом со мной. — Анатолий Михайлович, это Лиза. Поехали домой, а завтра в двенадцать я вас жду, поедем в магазин. Я зашуганно вжималась в сиденье и смотрела в окно. Меня очень напрягало поведение Антона. Он делает вид, будто ничего не произошло. Будто мы просто друзья. А я хочу, чтобы он сейчас меня обнял, чтобы утешал. — Поднимите перегородку, пожалуйста, — Антон такой вежливый, приятный. Салон отделился от водительской части тонированным стеклом. Наверное, звук тоже не пропускает. — Что такое? — настороженно спросила я, придвигаясь к двери. — Это я у тебя хочу спросить. Выглядишь так, будто я тебя убивать буду. Что случилось? — Ничего. — Я что тупой, Лиза, я понял, что ты меня избегаешь. Но давай поясним, тот поцелуй — пустяк. Он ни к чему тебя не обязывает. Мы же просто друзья, да? — Василевский улыбнулся и провел ладонью по моей щеке. — Не пустяк. Для меня нет. — Ты сейчас серьезно? — Антон опустил руку мне на плечо и сжал его, вглядываясь в мое лицо. Какой он красивый, потрясающий. Зеленые глаза, сейчас почти черные. Взлохмаченные темные волосы. Губы чуть приоткрыты. Зрачки широкие, в глазах настороженность. — Да. Он рассеянно откинулся к окну и поджал губы. Что не так? Может, я ему теперь безразлична? Я придвинулась ближе и закинула ноги ему на колени, положив голову на плечо. — Ты холодная. Замерзла? — неожиданно тепло поинтересовался Василевский, обнимая меня и целуя в лоб. — Немного. Еще долго ехать? — Минут тридцать, если без пробок. Ты ведь у меня никогда не была. У тебя есть теплые вещи? — А что ты живешь в иглу? — Бойлер сломался, завтра обещали починить, а пока у меня дома температура, как на улице. — Ну ты же меня согреешь, — я потерлась носом о его щеку, обнимая за шею. — Если ты не будешь против, согрею. Ты моя, слышишь? Не хочу тебя ни с кем делить, — он резко выдохнул это мне в губы, мигом прижав к себе. — Можно? Антон провел пальцем по моей губе, игриво целуя уголки рта. — Да. Он такой нежный, это не Грачев, который до крови прикусывал мои губы и оставлял синяки. Василевский гладил мою шею, медленно продолжал поцелуй, растягивая мгновения. Машина остановилась, и нам пришлось прерваться. Антон взял наши сумки и вышел первым, придерживая дверь и подавая мне руку. Дом у него шикарный. Железный кованный забор и витые ворота. Гараж с несколькими автомобилями. Черт, какие мы с ним разные. На первом этаже огромная прихожая и гардеробная. Под потолком хрустальная люстра. На полах дорогие ковры. В гостиной кожаные диванчики и кресла, стоящие перед большой плазмой. Всюду висят картины, по полкам расставлены книги и статуэтки. Антон уверенно поднялся по широкой лестнице, ведя меня за собой. — Можешь разложить вещи по шкафам, если хочешь. Тут как раз комната для гостей, — он распахнул передо мной дверь и пропустил вперед. Антон открыл шкаф и вытащил теплый плед, потом указал на другую дверь в комнате, — Там ванная, если холодно будет слишком, заходи ко мне, я тебе второе покрывало дам. Моя комната в конце коридора. — Спасибо, — я стояла на пороге и рассматривала дорогой лакированный паркет. Я хочу провалиться под землю, потому что в своих дешевеньких вещичках не вписываюсь в этот дом. Этот плед, наверное, стоит дороже всей моей одежды. — Хочешь есть? Антон провел меня на кухню, достал из холодильника большую банку икры, масло, потом какое-то мясо. Икра! Да такая банка, наверное, стоит под три тысячи. — Нет, нет, я не хочу, — я отошла к столу и села на край стула, закусив губу. — Я даже отсюда слышу, как урчит твой живот, ешь, — он подал мне бутерброды, щедро намазанные толстым слоем икры. — Хочешь, черную достану? — Антон, не надо. Василевский придвинул ко мне свой стул и взял за руку. Черт, опять смотрит своим убивающим взглядом. — Что тебя не устраивает, Лиза? Я не понимаю. — Все хорошо, не парься, просто устала. — Ладно, если хочешь спать, иди. Если что я пока внизу, в гостиной. Вроде поверил. Я зашла в комнату, которую толком даже не оглядела. Все в бело-бордовых тонах. Кровать из красного дерева, темно-бордовое покрывало и белые подушки. Шторы на широких окнах тяжелым потоком спадали на пол. Действительно комната для гостей. Здесь нет ощущения присутствия человека, нет всяких забытых приятных мелочей. Завтра Новый Год, а я сплю в чужом доме, изнывая от голода. Идиотка! — Лиза, ты не спишь? — Антон тихо приоткрыл дверь и зашел в комнату, накрывая меня еще одним покрывалом. — Не замерзла? — Иди ко мне, Василевский, ты теплее чем плед. — Знаешь, ты меня поражаешь сегодня. Тебя подменили? Он лег рядом, укутывая нас обоих в одеяло. Я перевернулась на бок и придвинулась к нему поближе. Антон обнимал меня и целовал щеки, а я ворочалась и отворачивалась от него. — Просто мне все говорят, что я стерва, а ты другой. Ты не делаешь мне больно. — И не буду, спи.