О котах и революции

Неприятности Айдена Кусланда не закончились со смертью Архидемона. Судьба, словно в насмешку, подкидывала ему все больше и больше проблем, разновеликих по степени опасности и назойливости. Страж привык, что строить какие бы то ни было планы не было никакого смысла. Не было смысла даже думать о чем-то вероятном и, особенно, приятном – и это также был факт, не вызывающий сомнений. Он бы, может, хотел думать о Морриган (недавно до него дошла весточка, что женщину, похожую на неё, видели на западной границе), но вместо этого голову заполняли мысли о неведомой "Матери" и говорящих Порождениях Тьмы. Опасность была реальной, требовала всего его внимания и вызывала у Кусланда лёгкую мигрень. Впрочем, не только она. Так уж вышло, что в первые же недели после коронации всю их компанию раскидало в разные стороны. Морриган, как и обещала, исчезла сразу же после Последней Битвы, бедного Алистера взяла в оборот Анора, Винн и Шейла ушли вместе, Стэн вернулся в Бересаад, Зевран – в Антиву, Лелиана отправилась на поиски своего места под солнцем, и Айден остался один. Поддержку ему могли оказать Серые Стражи Аммарантайна, но их исчезновение, в общем, и было одним из первых признаков Той Самой Опасности. Следовательно, союзников пришлось искать новых – и находились они, порой, в самых неожиданных местах и в самых неожиданных людях. Например, кто бы мог подумать, что он будет путешествовать в компании сына Хоу – или пьянчуги Огрена, вдруг возжелавшего стать Серым Стражем, или одержимого Духом Справедливости трупа старого Кристоффа? К их компании присоединилась чуть позже даже долийка Веланна из Вендинга, чья эльфийская магия заставляя вековые дубы жалобно скрипеть от страха – или виной тому был ее характер?.. Но даже Веланна не могла сравниться с магом-отступником Андерсом, умудрявшимся делать вечную головную боль Айдена Кусланда ещё сильнее. Даже год, проведенный бок о бок с Морриган и Алистером (одновременно!) не подготовил его к тому, как тяжело будет с двумя этими волшебниками. Впрочем, если Веланну понять было не так уж и сложно, если смотреть внимательно, то Андерс был совершенно невыносим. На каждый серьёзный вопрос он неизменно отшучивался, растягивая губы в снисходительной, а то и издевательской улыбке. Вокруг печальных карих глаз, скорее подошедших бы невинной романтичной девице, чем почти тридцатилетнему магу отступнику, от улыбок собирались лучиками тонкие морщинки. Андерс морщил длинный нос, манерничал, как капризная барышня и кокетливо заправлял выбившиеся из хвостика рыжеватые пряди за ухо. Впрочем, и дураку понятно было (а Айден себя к дуракам не относил), что за всеми своими шутками и наигранными легкомыслием и цинизмом Андерс прятал многое. К примеру, он плохо спал по ночам и ужасно боялся темноты и замкнутого пространства. Ночные дежурства он встречал с легкомысленной улыбкой, но иногда Айден, проснувшись ночью, видел, как сгорбившийся Андерс сидел почти вплотную к костру и напряжённо выслушивался в окружающий лагерь мрак. На худых щеках у него ходили желваки, и изящные длиннопалые руки мелко подрагивали над тёплым рыжим огоньком. Андерсу совершенно не давалась стихийная магия. При внушительном запасе маны и серьёзном самоконтроле он едва мог создать приличную огненную вспышку, умудряясь причём в большинстве случаев подпалить себе брови и обжечь ладони. Зато он плёл такие сложные и заумные сети защитных барьеров и лечебных заклинаний, что даже Веланна, ненадолго забывая неприязнь, восхищённо вздыхала, вглядываясь в плавные движения его рук. Не поладил Андерс и с сыном Хоу Натаниэлем и постоянно над ним подшучивал. Их споры, пусть и не были такими взрывоопасными, как с Веланной, длились вдвое дольше и несли вдвое меньше смысловой нагрузки. Иногда Айдену хотелось родиться магом, чтобы иметь возможность наложить на этих двоих заклинание безмолвия. Если было что-то, что Андерс трепетно обожал, так это уродливый рыжий кот, которого однажды подобрал Айден. Припомнив какую-то вскользь оброненную фразу про неведомого Пушистиуса, грозу Ферелденского Круга, он в шутку сунул Андерсу в руки облезлого голодного котёнка. А тот неожиданно абсолютно искренне улыбнулся, счастливо сверкнув глазами, и вдруг потерял изрядную долю своей желчности. Даже на ночных дежурствах не паниковал так сильно, а вполголоса мурлыкал на пару с Сером Ланселапом, почесывая растолстевшего кошака за ушком. Айден глубоко ценил Андерса, который, несмотря на свои скудные боевые способности, в любой битве, все же, был незаменим. Он способен был, не теряя головы, в мгновение ока залечить почти смертельную рану. Он ворчал и ругался потом, распекая Айдена столь красочно, что Огрен хмыкал довольно и уважительно, но во время боя – не отвлекался ни на секунду ни от врагов, ни от соратников, успевая в одних послать магические стрелы, а в других – лечебные и поддерживающие заклинания. Ради такого союзника Айден готов был терпеть и постоянные андерсовы ядовитые комментарии, и тщательно подавляемую неприязнь к Серым Стражам, которую тот почти успешно пытался от него скрыть. Кусланд периодически задумывался о причинах подобной неприязни. Ясно было, что, будь у него приемлемые альтернативы, Андерс никогда не стал бы Стражем. Как-то это было связано с его любимыми разговорами о свободе выбора и, косвенно, с его ненавистью к храмовникам, но Айден не хотел задумываться об этом. Он никогда не забывал, как сильно судьба не любила, когда он отвлекался. Андерс явно гордился тем, как он семь раз сбегал из Круга. Айдену иногда казалось, что единственные тёплые воспоминания, которые остались у Андерса о башне Каленхад – это те, в которых он находился вне ее стен. Привыкшему к постоянным лишениям в своей жизни Айдену, научившемуся в любой ситуации находить хоть что-то положительное и ценить мелочи, такая мрачная оценка казалась совершенно идиотской. Он даже пытался говорить с Андерсом о Винн (по его скромным подсчетам, некоторое время они с ней точно были в Круге одновременно), но тот только морщился и старался поскорее замять тему. И Кусланд, по привычке своей, не настаивал. На самом деле, ему казалось, что Андерс чрезвычайно нелеп. Порой он, несмотря на свою недельную щетину и грязный жиденький хвостик, вёл себя, как девица. Большинство жестов, которыми Андерс щедро сопровождал свои ядовитые речи, были откровенно манерными и кокетливыми. Волшебник словно всем своим видом говорил об абсурдности раскинувшегося вокруг мира: стоя по колено в глинистой жиже, в заляпанной мантии, у которой все перья слиплись от грязи, заросший и чумазый, он отчаянно шутил и смеялся над собственными шутками, не требуя того же от своих спутников. Айден иногда вежливо растягивал губы, про себя недоумевая, почему вообще Андерс до сих пор не сбежал. Теперь-то он мог любому храмовнику, пришедшему по его душу, объявить, что он, вообще-то, Серый Страж при исполнении. Любой бы отстал – репутация. Но Андерс покорно таскался за ним по мокрому, опустевшему Амарантайну и без устали шутил. У Стража от его шуток болели зубы и ломило виски, но это была малая цена за несравненный целительский талант. Винн была потрясающим чародеем, спору нет, но ей – в силу того же возраста – серьезно не хватало скорости. Андерс же крутил своим лёгким посохом так ловко, что воздух протестующе гудел. Его барьеры не раз спасали Айдена от довольно опасных ран, а все же полученные быстро затягивались ещё в бою, подчиняясь быстрым движениям мелькающих на периферии зрения рук. Большую часть времени Андерс вёл себя, как циничный и черствый комик. Но пару раз Айден видел, как он, склонившись над какой-нибудь беженкой, успокоительно шептал ей что-нибудь, водя светящимися руками над невидимыми глазу Командора болячками. Если Андерс замечал чужой взгляд, то немного смущался и на время становился ещё ядовитей и шипастей, чем обычно, но Айден в ответ только улыбался ободряюще и одобрительно, и отворачивался. Конечно, он совершенно не понимал, почему вдруг Андерсу должно быть неловко, когда он делает что-то хорошее – на его месте Страж-Командор стыдился бы всю остальную часть времени, – но за бескорыстное стремление помочь своим талантом Андерса уважал. Судьба несла Айдена Кусланда и его союзников вперёд, не давая времени на отвлеченные удовольствия, а зачастую лишая и отдыха. Стоило закончить что-то одно, как тут же всплывала следующая цель, и снова не было времени ни о чем задумываться. Но Айден все-равно видел Морриган на внутренней стороне век, когда закрывал уставшие глаза на несколько часов беспокойного сна. И чувствовал отголоски её печали на тонком ободке латунного кольца, которое носил на кожаном ремешке под рубашкой. Иногда он даже скучал по всем остальным – думал о Лелиане и Зевране, улыбался, вспоминая Алистера или Шейлу. Но большую часть времени летел, послушный провидению, навстречу Матери и Архитектору, не смея отвлекаться. По устоявшейся привычке Айден тщательно и осторожно налаживал отношения с каждым из тех, кого судьба свела с ним на пути. Натаниэль, например, отличался от всех знакомых ему аристократов ещё и почти аскетической сдержанностью: ценил вещи полезные, а не приятные, и не любил тратить время зря. Страсть Огрена к выпивке вовсе стала притчей во языцех, но Айден знал и про жившую в одной далёкой таверне гномку, которую тот любил не меньше алкоголя. Веланна же, как и все долийцы, нежно обожала любые частицы своей забытой истории и готова была часами вертеть в руках какой-нибудь эльфийский хрусталик. Про Андерса было ясно одно: он любил котов и побрякушки, но ни то, ни другое не говорило о том, что он за человек. Ненавидел Андерс Круг и храмовников – примерно так же, как сам Айден ненавидел бардов и политику. Вообще-то, Андерс любил и не любил кучу всего самого разного, и ничто из этого не могло сказать Кусланду, что же все-таки он из себя представляет. Потому что, как ни крути, а не может маг состоять из одних кривляний и мелких страстей, и уж точно ради них он не стал бы семь раз сбегать из Круга. Наверняка он знал о маге лишь то, что тот был до крайности добр и самоотвержен: человек злой не лечит беженцев до последней капельки маны, не имея с этого никакой выгоды. Не сомневался он и в том, что Андерс – великолепный целитель. И капризный нытик. И, вне всяких сомнений, верный друг. Но в общем – совершенно непонятная и, в частности, из-за этого невыносимая личность. А невыносимый Андерс иногда вдруг полувопросительно хмыкал и смотрел робко, почесывая нос и глупо улыбаясь. Искал тёплыми ореховыми глазами его взгляда, как будто в нем мог разглядеть истину. Иногда заламывал запястья и бормотал себе что-то под нос, выглядя настолько несчастным, что Айдену было неловко и стыдно почему-то смотреть на него. Но он отгонял неуместную неловкость и хлопал Андерса по оперенному плечу, улыбаясь в ответ на загнанный взгляд. И Андерс послушно усмехался и язвил, драматично восклицал в ответ на подколки Огрена и Веланны и нежно любил своего кота.