Катенька

Катенька сбежала в сад. Ровные дорожки, идеальной формы цветники и лавочки, лавочки, расставленные на одинаковом расстоянии друг от друга, угнетали. Удушающе пахло розами, которые обильно цвели повсюду. Увитые ими беседки не привлекали, даже несмотря на сулимую тень и прохладу. Солнце жарило немилосердно. Воздух едва заметно колыхался, но на ветерок это не походило. Духота и влажность, как в бане. — Проклятая погода! — Катенька задрала голову, посмотрела на безоблачное небо и решила поискать тень с другой стороны замка. Идею дойти до белого домика, хорошо видного из окна спальни, она отринула: по такой-то жарище в платье с корсетом — чистое самоубийство. Она прошла по мосту слева, вышла к парадному входу. Вокруг царили тишина и спокойствие, как будто вся челядь, все горожане вымерли разом или попряталась по глубоким подвалам при ее приближении. Дальше гулять под палящим солнцем она не стала. Снова напомнила тупой болью о себе голова, и Катенька вернулась обратно едва ли не больше расстроенная, чем перед выходом. За время прогулки герцог ожидаемо не вернулся. Поди, с ненаглядным другом решил миловаться до вечера. Катенька хотела разозлиться, но вместо этого расплакалась. От жалости к себе, от нелепости ситуации, от безвыходности положения. В спальне, скинув жаркое, пропитавшееся потом платье и оставшись в одной тонкой рубашке, она с облегчением умыла разгоряченное лицо тепловатой водой из кувшина и велела Марте принести какое ни на есть питье. Остро хотелось кваса, но о нем тут отродясь не слыхали. Пришлось довольствоваться ягодным взваром, который она нашла пресным и безвкусным, благо что холодный был, видать, с ледника. Служанка удивленно покосилась, когда она залезла в кровать посреди дня, но Катенька желала только устроить больную голову на подушке, укрыться одеялом по самую макушку и, как в детстве, представить, что это ее маленький надежный домик, в который нет хода невзгодам и несчастьям. Жаль только, что задернуть полог нельзя — так и задохнуться недолго. Служанок отослать тоже не получилось, у них оказалось какое-то извращенное представление о долге перед госпожой. Дуры, как есть дуры! Катенька прикрыла глаза, пообещав себе, что, как полегчает, обязательно первым делом напишет письмо маменьке, расскажет все-все и попросит совета и, может быть, ей разрешат вернуться. Дома-то нынче как хорошо. Повернувшись спиной к окну, она погрузилась в неглубокую тревожную дрему. Привиделась ей покойная бабка Пелагея, которая сурово поджимала губы и грозила клюкой: — Ишь, чего удумала, дура-девка! Во сне Катеньке было так же страшно, как когда-то наяву — бабка была строга без меры и могла пребольно вдарить своей палкой поперек спины, не терпела противоречий. — Бабушка… — Дура, девка! Дура! — повторяла она и все грозила клюкой. — Ишь, удумала сор из избы носить! Катенька проснулась в слезах. Бабкин образ, казалось, еще витал в спальне, отчего становилось неуютно и даже немного зябко. Спина как будто еще чувствовала старухину науку, предательски ноя и заставляя думать и думать об этом странном сне. Катенька взбила подушки и устроилась полусидя, скрестив руки на груди. «Положим, писать домой о том, что тут происходит, и впрямь плохая затея, — рассуждала она, — забрать никто не заберет, пожалеют разве что. Батюшка узнает, ругаться будет. Узнают друзья-соседи — сраму не оберешься… Будь у меня тут подружка, ей бы пожаловалась, стало бы на душе легче, да только где ж ее взять? Расскажешь кому, а она за спиной смеяться будет и пальцем показывать на русскую дурочку. Значит, молчать надо. Права бабка Пелагея: сор из избы носить последнее дело. С мужем разбираться надо, пусть знает — не враг я ему, жизнь-то не завтра кончается, нам детей еще заводить. Должно же быть в нем хоть что-то хорошее. Людвиг этот проклятый находит же». Катенька повела плечами, порадовалась, что в спальне тихо — ни Марта, ни Хилда поблизости не околачивались. Внутри разгоралось отчаянное желание начать действовать: куда-то бежать, что-то делать. Вопрос только, что именно. Катенька решила дать себе несколько дней и осмотреться. Разговорить Хилду, заставить сплетничать Марту, а потом приняться за самого герцога: хочет наследников, хочет, чтобы жена была на его стороне — пусть терпит и ведет себя достойно! Как бы только донести до его светлости, что целоваться с любовниками у всех на виду это дурная привычка, и от нее надобно избавиться? До ночи герцог так и не явился. Ужинать пришлось в одиночестве, да оно и к лучшему — голова проходить не собиралась. Катенька вяло поковыряла вилкой кусок рыбы в тарелке, попила воды и ушла обратно к себе. Заняться было нечем и она снова легла, в очередной раз представляя что скажет мужу, буде он все же вернется. — Ваша светлость, полог-то задернуть? — Хилда явилась по ее душу. — Оставь, и так дышать нечем. — Луна же полная, спать не даст. — Ступай уже, сама разберусь, — Катенька отвернулась и накрылась одеялом до самых бровей. Навалилась усталость и безразличие. Плюнуть бы и на герцога, и на все остальное — пусть сам разбирается, да нельзя. Радости мало остаться нелюбимой женой, да еще и средоточием сплетен в придачу. Хилда чем-то шуршала рядом, наверное, убирала платье. Катенька усердно жмурила глаза, пытаясь заснуть и подспудно напряженно прислушиваясь к звукам, страшась и надеясь различить шаги герцога за дверью. Только, наверное, сначала он должен был вернуться со свидания, но главные ворота были с другой стороны, и внутренний двор тоже — так что при всем желании цокота копыт не услышать. Промаявшись еще какое-то время, Катенька все же заснула. Завтракать опять пришлось в одиночестве, а потом и обедать. Нетрудно догадаться, что дорогой муж ее усердно избегал. Сначала Катенька разозлилась, хотела приказать Марте следить и доложить, когда появится, но потом решила, что все к лучшему. Незачем спешить. Бог он все видит и на все воля его. И она стала заниматься обычными делами. Утверждала меню, покорно терпела примерки новых нарядов, втихомолку дивясь, как сильно различаются моды здесь и дома. Ходила гулять, и даже дошла до того самого домика, который будоражил ум и навевал нехорошие думы. Но вблизи оказалось, что он изрядно обветшал и стоял заколоченным. Катенька не знала радоваться или огорчаться. Обойдя его вокруг раза три и не найдя следов того, что двери или окна открывались когда-нибудь в недалеком прошлом, она вернулась обратно в замок. Людвиг направлял коня по знакомой тропинке, проговаривая в уме речь, обращенную к Карлу. Он вел себя как неразумное дитя, обидевшееся на весь свет. Избегал жену и после недавнего разговора прятался и от Людвига. Чем он занимался, было непонятно, но за последнюю неделю появился в гостях лишь один раз, не стал ничего слушать, а сразу заткнул рот поцелуем… Молча же потащил в постель, а затем так же молча оделся и уехал. Людвиг готов был плюнуть на все и отправиться, скажем, путешествовать в надежде, что по возвращении все уже образуется. Жаль только данное слово не позволяло поддаться порыву. Людвиг часто жалел о том дне, когда Карл хитростью выманил это обещание. Явиться в замок он бы никогда не рискнул. Не теперь, не в нынешних обстоятельствах. Хотя герцогиня вызывала интерес, и Людвиг бы не отказался взглянуть на нее откуда-нибудь издали, не попадаясь на глаза сам. Как встретиться с Карлом, он не знал, а потому решил подкараулить, когда тот будет возвращаться домой — хорошее место для ожидания было недалеко от замка, та самая рощица, где они встретились прошлый раз. Людвиг надеялся, что тому не приспичит поехать к нему именно сегодня и ждать у запертого дома до первых петухов. Он мог. Людвиг никогда не мог представить, что придет в голову непредсказуемому Карлу. На горизонте показались тучи, вдалеке глухо заворчал гром. Людвиг поднял голову, прикинул, когда гроза дойдет до Шверина, и пришпорил коня. — Давай, давай, — поторопил его Людвиг, — нам нужно до дождя добраться до грота. Ворон недовольно фыркнул, но все же стал резвее перебирать ногами. Оставалось надеяться, что оставшуюся часть пути они успеют преодолеть до того, как начнется гроза. Катенька маялась. На душе как будто скребли кошки и бестолковая домашняя суета не могла отвлечь от этого противного состояния. Вернувшийся управляющий не горел желанием помогать, приходилось настаивать и грозить гневом мужа. Герр Затов снисходительно улыбался, видать, знал герцога куда как лучше. Катенька злилась и нарочно звала противного мужика Задовым, свершая свою маленькую месть и теша уязвленное самолюбие. Герр управляющий пару раз поправил, но затем смирился, продолжая вежливо улыбаться. К вечеру беспокойство достигло предела. То ли духота была виновата, то ли непонятное волнение достигло предела, но Катенька больше не могла оставаться в стенах замка. Спустилась по парадной лестнице, вышла во внутренний двор. — Душно-то как, — она отерла влажный лоб кружевным платочком и решила пойти на берег озера, правда, отсюда попасть на вожделенный берег можно было, лишь пройдя по мосту и свернув на ту тропинку, которая огибала замок слева. Она придержала юбки: налетевший ветерок норовил запутать ноги слоями ткани, мешал идти. Катенька вздохнула с облегчением, дышать сразу стало лучше, и только выйдя за пределы замка, она увидела сгущавшиеся вдалеке тучи. Возвращаться отчаянно не хотелось и, прикинув, что гроза дойдет еще нескоро, она поспешила на берег озера. Ноги сами понесли в ту рощицу, которая служила местом свидания мужа и его любовника. Едва заметная тропинка вилась среди редких деревьев, берег здесь был каменистым, в отличие от острова, на котором стоял замок — там почти везде был пологий спуск к воде. А здесь… Местами невысокие скалы подступали почти вплотную к берегу, оставляя совсем мало места для прохода. Гроза налетела внезапно. Катеньке все казалось, что она успеет вернуться — замок-то вот он, рядышком. Но тучи оказались быстрее. Засверкало, загромыхало, ветер из приятно свежего стал сильным и порывистым, закрутил песок и сухие ветки, норовя бросить в лицо. Катенька оглянулась — поняла, не успеть добежать! Взгляд выхватил небольшое углубление в берегу, и она бросилась туда, едва успев до первых капель дождя. Дождь обрушился стеной. Людвиг тут же вымок до нитки, проклиная свое невезение. До грота оставалось не так далеко, но Ворон заупрямился, и пришлось вести его в поводу. Ругаясь с упрямой скотиной, он не сразу понял, что в ненадежном убежище прячется от дождя еще кто-то.