Катенька

Странно, но неловкости поутру не было. Катенька проснулась первой и сначала не поняла, что за тяжесть давит на живот, пошевелилась и разбудила Карла. Он царапнул отросшей за ночь жесткой щетиной нежную кожу, непроизвольно, но привычно потершись подбородком о шею, прикоснулся губами к мочке уха и окончательно проснулся, поняв, что рядом не Людвиг. — Доброе утро, — он улыбнулся жене, делая вид, что эта случайная ласка предназначалась ей. — Доброе, — Катенька смутилась и покраснела. — М-м, — Карл встал и потянулся, — встретимся за завтраком? — Конечно. Мы сможем продолжить обсуждение списка гостей? — Боюсь, что нет, — Карл неспешно одевался, — сегодня явятся просители, опять провожусь чуть не до вечера. «И Людвига, Людвига сегодня не будет. Невыносимо долгий день ожидается». — Жаль. Карл посмотрел на жену: та сидела, опустив глаза, и теребила край простыни. Отчего-то стало стыдно, и он, не успев передумать, предложил: — Мы могли бы продолжить как сегодня, в спальне. Ответом послужил слабый кивок. — Где служанки, черт бы их побрал?! Катенька пожала плечами — не знала. Обычно с самого утра хотя бы одна, но сновала по комнатам, производя изрядный шум и не давая проспать завтрак. Сегодня же, судя по тому, как высоко уже солнце, случилось нечто странное. «Муж у тебя в постели, дура, — сказала она сама себе, — вот и не рискнули господ будить. Завтрак без герцога не начнут». Карл потоптался по комнате, заглянул в гардеробную, выглянул зачем-то в коридор. — Я пришлю кого-нибудь. Катенька кивнула. Хотелось уже остаться одной. Ей казалось, что день будет бесконечно долгим, но после завтрака почти сразу явился портной. Марта и Хилда потащили ее на примерку и за этим занятием, за спорами по фасонам, глубине выреза, необходимости оборки именно на этом вот месте и складочек вон на том время пролетело незаметно. Герр Бурмгарц выглядел довольным, отбывая. — Ах, ваша светлость, у вас изумительный вкус! Поверьте, ваши наряды произведут фурор. «Главное, чтобы смеяться не стали и пальцами не показывали», — подумала Катенька, благосклонно принимая похвалы и посмеиваясь мысленно: Марта вела себя так, будто вкус хозяйки ее личная заслуга. Герцог, пропадая днями, к ночи всегда возвращался в спальню жены. Катеньке даже нравились их новые отношения, хотя иногда он все же вспоминал про супружеский долг и с несчастным выражением лица принимался гладить и целовать ее тело. После оба испытывали неловкость, и Карл говорил: — Прости, я не могу. Это «не могу» раздражало до невозможности, Катеньке хотелось закричать, бить его кулаками по вечно виноватому в такие минуты лицу и трясти за шкирку, как бестолкового щенка: чего именно ты не можешь?! И что, разрази тебя гром, нужно делать, чтобы смог?! Ей было ясно, что толку добиться от самого Карла не удастся, он как всегда будет лепетать про потерянную мужскую силу и сбежит при первой возможности на день-два, пока рассерженный Людвиг не вернет его обратно в замок. Милый друг Карла казался его полной противоположностью: спокойный, рассудительный, не лишенный здравого смысла, он изо всех сил старался избегать двусмысленных ситуаций, которые в избытке создавал порывистый и безрассудный герцог. Если бы не выматывающая подготовка к балу, Катенька непременно бы вытащила Людвига на прогулку и задала пару наводящих вопросов. Но тот приезжал хоть и часто, но ненадолго. Иногда оставался обедать и совсем изредка на ужин. — Дорогая Катарина, вам сейчас не до гостей, не смею мешать. Для себя Катенька понимала эти слова так: подготовка бала тяжело дается новой хозяйке замка, и я бы пока не приезжал совсем, но Карл тогда изведется сам и изведет других. Или того хлеще, будет удирать ко мне, так что из двух зол приходится выбирать меньшее и путаться под ногами ее светлости. Катенька была благодарна Людвигу за такое поведение, тем более после недолгих их с герцогом совещаний в кабинете последний бывал особенно мил и благодушен. Людвиг же поспешно прощался и отбывал восвояси. За три недели Катенька устала до изнеможения. Суета, бестолковость слуг и невозможность решить иные проблемы без вмешательства супруга вымотали. Если раньше она боялась приезда гостей и начала бала как судного дня, то теперь ею овладело полное безразличие. Она знала только одно: лезть в свою жизнь никому не позволит. Людвигу казалось, что между Карлом и женой отношения потихоньку налаживаются. Он замечал и легкое смущение друга, и неяркий румянец на щеках Катарины, и неловкое молчание, когда они все вместе оказывались за столом, и лихорадочные попытки говорить. Говорить много, перебивая друг друга, стараясь вовлечь и его в эти бессмысленные сотрясения воздуха. Людвиг чувствовал себя лишним. Старался лишний раз не появляться в замке, отсиживался дома или седлал Ворона и уезжал куда глаза глядят. По возвращении же мог найти или сердитую записку с требованием завтра же явиться на завтрак-обед-ужин, или злого от долгого ожидания Карла, который набрасывался на него, как голодная собака на кость — жадно целовал и пытался раздеть прямо на крыльце. — Прекрати, — Людвиг отбивался, но сопротивление еще больше распаляло Карла, и они предавались безудержной страсти, не всегда успевая добраться до кровати. Такое буйство чувств не служило утешением, скорее будило горечь понимания: конец близок. Расставание не за горами. На бал Людвиг явился скорее из желания растравить душевные раны, еще раз убедиться, что у молодоженов все отлично. Мучительное решение уехать почти созрело, и дело оставалось за малым: собрать вещи и написать прощальное письмо с пожеланием счастья. Да и не прийти было нельзя: хитрый Катаринин план по восстановлению репутации герцога мог запросто сорваться. Людвиг не собирался быть причиной этой самой неудачи. Он искренне желал счастья самому близкому человеку, да что там скрывать — двум самым близким людям. Катарина хорошая девочка, Людвиг относился к ней как к сестре. Вернее, думал, что именно так относился бы к сестре. Мать почему-то рожала одних мальчишек… Катенька с трудом сохраняла спокойствие. Некоторых гостей нестерпимо хотелось стукнуть чем-нибудь тяжелым, других просто облить холодной водой для приведения в чувство. Графиня Шарлотта-Луиза Стрелицкая, похожая как две капли воды на бабку Прасковью если не лицом, то статью и характером точно, довела Катеньку до белого каления. Герцог как назло оказался окружен полудюжиной окрестных мелкопоместных дворян. Искать у него спасения уж точно не стоило. Графиня же вцепилась как клещ, прилипла как банный лист, и оторвать ее от себя оказалось практически невозможным. — Я помню нынешнего герцога сызмальства. Никчемный был мальчишка. Недостойный продолжатель рода, недостойный. — До сих пор я не стала свидетельницей ни одного недостойного поступка со стороны моего мужа, наоборот… — Бросьте, моя милая, выгораживать это ничтожество! — Господь определил мне его в мужья, я перед алтарем давала клятву уважать и почитать его и намерена исполнять ее, — Катенька чуть не скрипела зубами. — Это не делает вам чести, дорогая герцогиня, как и не прибавляет благородства этому… — Клевета со стороны почтенных светских дам кажется мне куда более бесчестной! И благородства устам, ее произнесшим, она не добавляет. — Подумать только, северянка из варварских земель говорит о чести и благородстве, — куда громче, чем требовала беседа, произнесла графиня Стрелицкая, явно рассчитывая привлечь внимание к их разговору. — Варвары из земель, откуда я родом, были здесь значительно раньше, чем семья из Стрелица могла приобрести графский титул, и, позволю предположить, сделали для Мекленбурга куда больше, — Катенька с трудом сдерживалась, вспоминая ночные откровения Карла. Ей казалось, что старая ведьма во что бы то ни стало хотела раздуть скандал. Катенька сначала вежливо пыталась извиниться и отойти, но графиня следовала за ней как привязанная и недобро улыбалась. Вокруг колыхалось море незнакомых лиц, улыбками прикрывающих безразличие и скуку. Наверное, скандал бы их потешил. Катенька выбежала из большого бального зала на открытую террасу. Свежий воздух остудил щеки, а вид поднимающегося с озера тумана успокаивал. Катенька обернулась: графини не видно, можно вздохнуть спокойно. — Бал утомил вас, дорогая герцогиня? — Людвиг выступил из темноты, скрываться дальше было бы невежливо. — Скорее кое-кто из дорогих гостей, — чуть насмешливо ответила Катенька. — Некоторые и правда могут быть изрядно утомительными, — согласился Людвиг. — А Карл бросил вас на растерзание этим гарпиям? — Ах, он занят разговором с какими-то важными особами! Надеюсь, что теперь, найдя другого защитника, я в полной безопасности, и хищные наклонности некоторых графинь уже не смогут проявить себя в полной мере. Людвиг закусил губу, все шло не так. — Дорогая Катарина, мне неловко говорить, но… — Тогда не говорите, — отмахнулась Катенька, — и перестаньте величать меня на ваш иноземный манер. Не могу привыкнуть. Зовите Катей, чай не чужие. — Катей? — Да. Катерина. Катенька. Катя. — Катен`ка, — Людвиг покатал на языке непривычное имя. — Катенька, — согласилась она, приходя в отличное расположение духа, — пойдемте, вы должны пригласить меня танцевать, раз уж дорогой муж манкирует своими обязанностями. — Но… — На правах друга семьи, — Катенька ударила его веером по руке, — ну же, не упрямьтесь! Людвигу ничего не оставалось делать, только предложить руку и отвести в ярко освещенный бальный зал.