Хамелеон

      Когда какой-нибудь умник удирает от копов и пересекает границы города, округа или штата, то непременно сажает себе на хвост представителей различных Департаментов, офисов шерифа или полиции штата — на любой вкус, размер и цвет. С каждым его «выездом за пределы», преследующих полицейских машин становится всё больше, больше и больше. Копы могут гнать пока не закончится бензин, пока рации не перестанут брать частоты лично их Департамента — хотя даже в этом случае есть возможность переключиться на частоты штата — или пока погоню полностью не перехватит дорожный патруль. Диспетчеры одного Департамента связываются с диспетчерами другого и просят умника принять. Сегодня Департамент полиции Майами принял такого «умника» в одном из спальных районов. «Умник» притащил за собой копов Майами-Дейд¹ и не меньше двух вертолётов репортёров, а затем, вместо того чтобы поскорее убраться из города, забаррикадировался в чьём-то доме. Сценарий так себе, ведь сразу — мгновенно — быть полностью готовым к этому нельзя. Не хватало сведений и технических возможностей. Даже плана здания пока ещё не было. Едва ли не в первые минуты произошло убийство; прибыв на место, Кларк вынужденно взял на себя роль переговорщика — их всех учат тактике, и в Академии, и на специальных курсах повышения квалификации, и на стрельбищах.       — Не стрелять! — скомандовал Кларк.       Большинство копов рядом с ним — незнакомцы из округа Дейд. У них есть свой супервайзер, но кто их знает… Вдруг не выдержат напряжения и пальнут? Кларк провёл ладонью по волосам, стряхнул на асфальт мелкие осколки, посмотрел наверх: деревенщина с заложником заметно нервничал. Знавал он таких деревенщин… Всегда с дробовиками, отчаянные и до безобразия тупые охламоны. С ними предпочитали не связываться, ведь едва ли не больше всего на свете они любили драть глотку о том, что им нечего терять. Но всем есть что терять. Этим тоже. Они думают, что либо подохнут тут, прихватив с собой заложников, либо выторгуют себе свободу. «Они» — потому что деревенщин в доме двое. Копы попросту не смогли войти: на первом этаже их ждал один с заложниками под прицелом, а на чердаке, отстреливаясь, — другой.       — Джованни… — Кларк вернулся к обманчиво мягкому тону. — Успокойся, дружище. Ничего не произойдёт до тех пор, пока вы не отпустите заложников.       — Не заговаривай мне зубы, коп! Не выполнишь требований, начну отстреливать их, как собак!       Этот дед… Да и вся семейка словно между молотом и наковальней. Не начнёшь штурмовать дом — погибнут заложники, начнёшь — тоже погибнут и, может так случиться, что от пуль со стороны полиции.       — Добавишь себе срока, Джованни, и — как там раньше говорили? — закончишь на электрическом стуле. Ты ведь не убивал ещё, да? Всё сделал твой напарник. Помоги нам, и прокурор предложит сделку. Не станет вешать на тебя предумышленное. Лёгким испугом отделаешься, дружище.       Если принять за лёгкий испуг: убийство, вторжение в жилище повлекшее убийство, незаконное лишение свободы, нападение с намерениями совершить убийство сотрудника полиции — список можно продолжать и продолжать. Непредумышленное? Вряд ли прокуратура на это пойдёт, скорее всего, для Джованни всё закончится пожизненным, а бонусом от прокурора будет лишь возможность амнистии. И то после того, как Джованни отсидит лет тридцать.       Однако он задумался. Немытый деревенщина на время затих, всё ещё зажимая предплечьем дряблую шею старика. Затем громыхнул новый выстрел. Скрежет смешался с визгом внезапно включившейся сирены — машина, за которой укрылся Кларк, чуть качнулась, но осталась относительно цела.       — Вы, фараоны, вечно фуфло мне какое-то втираете! С чего мне вам верить?       Ага. Значит, его светлые дружеские чувства не задеты и, в общем-то, он способен предать своего подельника. Уже кое-что.       — А, свиньи?! — голосил Джованни.       — Пойми, Джованни, если погибнут заложники, ты лишишься шанса спастись. Веришь мне, не веришь ли, жизнь каждого из тех людей и сотрудничество с нами — твой золотой билет.       — Фуфломёты, просто дайте мне выйти отсюда! Требую вертолёт!       Кларк устало провёл по лицу. Обычно они так не делают. Не дают никаких денег, машин или тем более вертолётов. Однако самое важное сейчас — под любым предлогом выманить деревенщин из дома. Транспорт те не получат, но даже если что-то пойдёт не так: идиотам предоставят плохо заправленный вертолёт — они не выдержат не только длительного полёта, но и не уйдут от опытных пилотов, посланных в погоню. Главное в этом — заставить их отпустить заложников ещё до взлёта. В противном случае, придётся вести скрытую погоню до тех пор, пока у них не закончится топливо.       Следовательно деревенщин кормили иллюзиями лишь для того, чтобы потянуть время. Да, скоро здесь будет вертолёт, но вовсе не тот, которого они ждут, а полицейский вертолёт и машина группы захвата.       — Сначала отпустите детей, — предложил Кларк. — Ты же не хочешь, чтобы они пострадали, да, Джованни?       По собранным в кратчайший срок данным, у Джованни Бьянко когда-то была большая семья. Прямо как эта. Мама, папа и куча мелких спиногрызов. Погибли при взрыве газового баллона десять лет назад.       — Дети напуганы, — давил на жалость Кларк. — Не причиняй им вреда.       Джованни опять замолчал, полностью скрылся за дедом. Чёрт… Даже если снайперы выберут самую удобную точку, то при таком ракурсе всё равно заденут старика. Нужно как-то выманить Джованни или хотя бы заставить повернуться. Снайперам много времени не надо. Один неудачный поворот, одно лишнее телодвижение — и Джованни труп. Но он не самая большая проблема. Проблемный сукин сын — тот, кто скрылся в доме с остальной семьёй. Умрёт Джованни, и неизвестно как поведёт себя его компаньон.       — Никто не пострадает, если ты, коп, сделаешь то, о чём прошу я!       Уже пострадал. Тупоголовый, вероятно, не сознает всю тяжесть ответственности за убийство. Пусть он не убивал — всё равно пойдёт как причастный к умышленному убийству первой степени. Для них самих же лучше, чтобы больше никто не погиб. К тому же, сдайся эти деревенщины с самого начала, не выкини тот фортель с трупом отца семейства… Их жизнь сложилась бы куда удачнее. А теперь есть только два пути: либо в гроб, либо на пожизненное.       — Спокойно, дружище, ты слишком взволнован. Я лишь пытаюсь облегчить твою участь.       Новым выстрелом шатнуло дверь вместе со всей машиной. Чем-то больно ударило по разодранной щеке, поцарапало, казалось бы, прочный пластырь. Сверху вновь посыпались осколки.       — Кларк!       Едва слыша хоть что-то от грохота, Кларк мельком глянул на склонившегося неподалёку Салливана и показал тому знаком — мол, всё нормально. Всё в порядке. Они вывернули колёса машин так, чтобы укрыться за двигателями — двигатель лучшая защита от огнестрельного оружия — но вся эта стрельба и без того, не что иное, как тупая демонстрация силы. Очевидно, даже деревенщина не настолько безнадёжен, чтобы убивать копа, тем более в окружении других копов.       Сам Кларк настроен к Джованни не так благосклонно, как может показаться. Притворная вежливость испарится в ту же секунду, как только представится случай всадить в Бьянко пули. Не убьют пули — я затолкаю раскалённую кочергу тебе в зад.       Его не волнует ни судьба этих деревенских балбесов, ни даже эта горемычная семейка. Он и помогает-то им больше не ради их самих, а ради дела. Ради себя. Эти люди должны выжить, чтобы он получил похвалу, награду или продвижение по службе. Вот и всё. Каков бы ни был итог, сегодня ночью он заснёт спокойно. Потому что сделает всё как нужно, потому что работа должна оставаться на работе, потому что он равнодушен и холоден в той самой мере, чтобы быть расчётливым и сохранять здравый рассудок. Эмоции излишни, бесполезны. Чем той семье помогут его эмоции? Совершенно ничем. Им поможет лишь его хладнокровие.       Поэтому Кларк выходил из себя каждый раз, стоило вспомнить их головную боль в маске. Урод вывел его на чистые эмоции, разозлил до обжигающей ярости и унизил проявленным снисхождением. Такого не случалось… вообще никогда. Его порывистость мирно сосуществовала с рассудительностью, но граница была размыта, и Кларк долго учился контролировать свой гнев. Он с детства уяснил, что ярость — плохой советчик, однако вспышки её порой будто выжигали разум дотла.       — Хочешь убедить меня в своей доброжелательности, коп?! — заорал Джованни, не дождавшись его ответа. — Мне нужен вертолёт и чтобы вы, свиньи, убрались подальше отсюда!       — Как там дети, Джованни? Ты уверен, что твой напарник не причиняет им вреда? Прямо в эту секунду. Отпусти хотя бы одного ребёнка, и начнём обсуждать твои требования.       Джованни выглянул… Выглянул из-за спины старика. Посмотрел прямо на него. Кларк успел прошептать в рацию:       — Не стрелять.       Ещё рано. Семья будет в большей опасности, если застрелить его сейчас. Чёртов итальянец обожает детей. Добровольно помогал детским приютам, был волонтёром в нескольких монастырях. А судя по выражению лица, его подельник не разделял столь трепетной заботы. Дети в опасности, Джованни знает об этом, потому есть неплохая возможность настроить двух вооружённых деревенщин друг против друга. Не в плане прямого противостояния, а в плане предотвращения насилия над семьёй. Раз уж Джованни Бьянко не всё равно, он не позволит напарнику издеваться хотя бы над детьми.       — Я знаю, ты работал в приютах, Джованни, и жертвовал им деньги. Считаю, что это очень благородно.       Нужно проверить, не педофил ли.       — Ты отличаешься от своего напарника, — успокаивал Кларк, — ты не убийца. И вором стал наверняка не потому, что этого хотел. Ты же понимаешь: то, что происходит сейчас, — это неправильно. Да, Джованни? Тебе просто не повезло, но ещё есть шанс всё исправить.       — Тебе там удобно, коп? Посмотрим, какой ты смелый без бронежилета, оружия и вооружённых шестёрок за спиной. Займёшь место детишек?       Кларк приподнял брови. На слабо́ берёт? Пересмотрел боевиков? Чёртов кретин. Приглашает врага к себе на чай и думает, что его не ошпарят кипятком.       — Сначала обговори всё со своим подельником, — принял правила игры Кларк. — Не хочу, чтобы он шмальнул в меня на входе.       Выражения лица Джованни Кларк уже не видел, но заметил, как за спиной деда приподнялась его рука, видимо, с зажатым в пальцах телефоном. Расстёгивая бронежилет, Кларк поймал на себе тревожный взгляд Салливана — тот молча покачал головой в знак отрицания — и получил новый взмах.       — Всё с себя снимай! — крикнул Джованни. — Что там за хреновина у тебя в ухе?       Какой внимательный дуралей, так и хочется похвалить.       — Это всего лишь наушник, Джованни. Он не представляет угрозы.       — Снимай!       Кларк вынул наушник, приподнял руки над головой.       — Теперь всё.       — Подходи ближе.       — Нет, так не пойдёт. — Кларк не сдвинулся с места. — Сначала выйдут дети, потом зайду я. И никак иначе.       Так что происходит-то? Зачем он тащит в дом копа, наверняка зная, что ничем хорошим такое соседство не закончится? Со своим подельником он до недавнего момента не связывался. Или, по крайней мере, этого не было заметно. Кларк специально говорил без рупора, чтобы по возможности диалог остался тайной для второго беглеца. И если снимающие зрители — снимающие до тех пор, пока их не убрали — пользовались приборами, усиливающими звук, то подельник Джованни вполне мог оказаться в некой изоляции. Кругом суета и звуки сирен.       — У нас останутся взрослые, запомни. И ты.       — И я. — Кларк кивнул, старательно вылепливая на лице обеспокоенность. — Давай просто поможем друг другу, Джованни.       — Кларк… — Шёпот Салливана вынудил его повернуть голову. — Не делай этого, мы не знаем, кто второй и как себя с ним вести.       Ещё один знак «всё нормально», и Кларк снова приподнял руки. Выпрямился в полный рост. Ну же… Пусть выпускают заложников. Если ушлёпки думают, что с копом им будет легче, чем с сопливыми детьми, то их ждет громадный сюрприз. Или считают, что ради него другие копы будут вдвойне осторожны? Может и будут, но теперь, вместо рыдающих детей, у них один хладнокровный сержант, который имел дело с сотнями убийств.       Давайте… Выпускайте их.       Дверь приоткрылась и на улицу выглянула русоволосая девчонка. На распущенных волосах четыре косички, на бледном лице веснушки, а в серых глазах — такой знакомый страх.       — Не стреляйте… — прошептала она.       — Иди сюда, малышка. — Кларк изобразил озабоченность и участие. — Не бойся.       У крыльца валялось тело её отца, но девчонка выбежала, как только представилась возможность. Резво. А за ней и остальные. Один, два, три… четыре. Теперь все. Копы забрали детей, направились к машинам неотложки. Кларк посмотрел на незапертую дверь. За ней, ясное дело, второй беглец — прикрылся кем-то из женщин и ждёт своего звездного часа. Кларк шагнул вперёд… Лучше их не злить, в доме ещё три человека, а детские слёзы больше не будут сдерживать Джованни.       — Я вхожу, — предупредил Кларк.       Толкнув дверь, он мельком огляделся: много обуви в обувнице, рядом деревянные вешалки, велосипед, прислонённый к стене. Спереди просторная гостиная, в центре которой усажена на стул женщина. Справа разгромленная кухня с весёленькими занавесками, обляпанными, видимо, сегодняшним обедом — шторами плотно завешены все окна в доме. Ничего не увидеть, не подступиться. И напротив… Мужчина в маске гориллы — прикрылся старухой, как Джованни тем стариком. Несмотря на напряжение, Кларк едва заглушил смешок. В этой маске и с висящим животом, их второй беглец… ну чисто горилла.       — Привет… — Кларк сделал ещё один шаг, держа руки поднятыми.       — Привет, офицер Кларк.       Ну… Чего-то эдакого и стоило ожидать. Они знакомы. Так кто кого водил за нос? Пока Кларк уговаривал Джованни сдаться, тот был на связи со своим подельником, выжидая возможности его сюда заманить? Горилла знал, что Кларк способен не просто снять бронежилет, но и войти в дом?       «Офицер Кларк». Должно быть, это кто-то затаивший обиду и жаждущий свести счёты. Кто-то, кого он обидел ещё во времена патрульной службы. А обижал Кларк каждого второго, и вроде столько воды утекло, но ни черта не изменилось. Однако совпадения неправдоподобны, так? Неужто они устроили бедлам на его территории и в его смену специально? Нет… при нормальном стечении обстоятельств на вызовы о погонях он вообще не должен отвечать. Возможно, деревенщины поняли, что не смогут уйти, идея укрыться где-то возникла стихийно и, выбирая, они выбрали дом именно в его районе.       — Для тебя сержант Кларк, — на мгновение вышел из образа Кларк. — Кем бы ты ни был.       — Приподними штанины, сержант. Раньше ты носил на голени нож.       Раньше… Больше десяти лет назад. Кларк подвернул брюки, показал икры ног без ремней и скрытого оружия. Однако «горилла» не успокоился. Угрожая снести старухе голову, он заставил её дочь, сидящую в центре гостиной, подскочить и подбежать к нему.       — …Проверь его, — велел горилла.       Кларк позволил женщине приблизиться. У него не было оружия. Таковы правила ведения переговоров с отморозками. Блеф — штука хорошая, но иной раз может выйти боком. Стоит преступнику уличить тебя во лжи, и сохранности жизни заложников не сможет гарантировать даже он сам. Главное, не дразнить его, не показывать своего превосходства. Неизвестно, что у него с психикой и эмоциональной сдержанностью. Особо впечатлительный может запросто порешить и себя в том числе, если сочтёт неподобающими тон голоса или ухмылку на лице оппонента. Взвинченность, мандраж, повышенная тревожность. Те, кто прикрываются другими людьми, тоже боятся смерти. Обливаются холодным потом, совершают отчаянные поступки… Напрямую им лучше не лгать.       Потому-то кидать в окна, к примеру, гранаты с высокой концентрацией газа рискованно: газ сработает, но за секунду «до» один из деревенщин запаникует и вышибет кому-нибудь мозги. Намочив и приложив к лицу полотенце, возможно, сделает это чуть позже. Похожая история с шоковыми гранатами, несмертельными патронами или четвероногими офицерами К-9, которых — при удачном стечении обстоятельств — запускают к преступникам первыми.       Впрочем, загвоздка не только в этом. При желании женщина, которая сейчас его лапала, смогла бы обмануть гориллу. Но она этого не сделает. Побоится, риск не для таких, как она. Поэтому, нащупав оружие, она бы непременно его выдала. Страх быть разоблачённой, пойманной и наказанной сильнее голоса её разума.       Ну и в конце-то концов — ещё до того, как Кларк сумел бы воспользоваться оружием, преступник мог обыскать его сам.       — Чист? — спешил убедиться горилла.       — Да… — заверила его женщина.       — Сядь на место.       Таким тоном только собак дрессировать. Не визгливым, не слишком громким… Уверенным. Ублюдок спокоен. Как и сам Кларк.       — Что? — поинтересовался Кларк. — Устроишь экзекуцию? Я когда-то перешёл тебе дорогу, ты кое-что выяснил про меня и решил… Почему бы нет?       Кто он такой? Как вести себя с ним? С Джованни было проще, но и этот не семи пядей во лбу — если Кларк прав и «горилла» просто поддался слабости. Месть — разъедающее чувство, Кларк по себе знал, как она может изводить. А пытаться отомстить на горячую голову… Нет ничего губительнее.       — Такая меткость… Офицер Кларк всегда был очень проницательным. Знал, кого отпускать, а на ком отрабатывать свой сволочной характер и садистские методы. Поэтому дела у него шли в гору, где-то гангстеры подсобят, где-то…       Горилла прервался. Оборвал словесный понос и уставился на него сквозь глазные прорези маски. Ещё один урод, нацепивший на свою морду какое-то дерьмо. Люди привыкли говорить, что копы те же преступники, только наделённые полномочиями. Якобы копы подтасовывают улики, добиваются признания методами, совсем далёкими от гуманности, бьют своих жён, крышуют сутенёров и трахают шлюх, убивают на улицах тех, кто не угрожает их жизни. Всё перечислил? Вовсе нет. Ещё играют, словно на сцене театра. Фальшь везде — в доброжелательном тоне при переговорах, в громких обещаниях «признайся, тебе ничего не будет», или «выдай того парня, тебе ничего не будет». Всюду. И вот в последнем правды больше, чем во всём остальном вместе взятом. Сюрприз, но копам нельзя врать только под присягой, в остальном они обдурят вас и заставят сознаться, не прибегая к насилию. Сейчас везде камеры, кому нужно вас бить? В той же полицейской машине учитывается километраж; чтобы особо одарённый гражданский не смог потом сказать — «коп увёз меня куда-то и избил». К тому же, если гражданский оказывается в полицейской машине, всё, что случается с ним в этой машине — ответственность полицейского.       В современном мире быть «плохим американским копом» чертовски сложно. C.R.A.S.H, конечно, знатно повеселились, но и их раскрыли.² Всё потому что нельзя терять чувство меры и переходить рамки дозволенного. Осторожность превыше всего. Хотя и это не панацея. Даже действуя строго по инструкции, всё равно можно попасть в ситуацию, когда с подачи прессы тебя смешают с дерьмом. Раз — и ты звезда ютуба. Поняв свою ошибку, СМИ никогда не извинятся. А уж с точки зрения жителей бедных районов — все действия полиции неправомерны. Сколько нужно выстрелов, чтобы остановить человека под кайфом? Много. Если раненый человек лежит на земле — это не значит, что он нейтрализован и больше не сможет стрелять. Если безоружный до последнего не сдаётся, применяется «собачья куча»: парни покрепче просто наваливаются на него сверху — на ноги, на спину — и арестовывают. Выглядит жестоко, однако это не для того, чтобы покалечить кого-то, а для того, чтобы не калечить и не стрелять. Но люди не хотят тщательно рассматривать ситуацию со всех сторон, они делают поспешные выводы, поддаются манипуляциям и бегут требовать «справедливости».       Горилла долго молчал. Казалось, он засмотрелся. Завис, оценивая его лицо. Любопытно. Одно дело, когда на игру ведутся непосвящённые, лохи зелёные, воспитанные на фильмах о полицейских, которым «нельзя лгать». И совсем другое — когда такие парни, как этот горилла. Кларк знал своё дело — мимика должна была сойти на нет, застыть погребальной маской, в глазах появиться горечь… Словно бы ему не всё равно. Словно что-то задело его за живое.       Внутри же он смеялся. Настолько искренне, что смех мог прорвать внешнюю броню. Угадал. Очередной нытик, обиженный жизнью, да и, собственно, им самим. И вот это чучело вздумало его пристыдить? Вот этот жалкий толстяк с горилльей мордой? Он убил человека, захватил в заложники целую семью, а теперь грозит пальцем, мол, как так? Нехорошо поступали, господин полицейский.       Тупой кусок дерьма.       — Люди меняются… — виновато произнёс Кларк. — Ну знаешь, как это бывает. И вот я — плохой коп — спасаю детей, занимаю их место. А ты, некогда растоптанный мной, возможно, несправедливо обвинённый, убиваешь их отца.       — Это была случайность!       Ага. С этим тоже кое-что проясняется. Неспособность взять на себя ответственность, отрицание собственной вины и попытки выставить себя жертвой. Очиститься, найти причину, предлог для неправильных действий. Как трогательно. Слюнявчик не поправить?       — Я верю тебе, — убеждал его Кларк. — Кем бы ты ни был… Так кто ты?       Маска приглушила смешок.       — За идиота меня держишь, офицер Кларк?       Сержант Кларк. Сержант, чепушило кастрированный.       — Ты же всё равно собрался стрелять по мне? А теперь задумайся хоть на секунду… Что сделают с тобой, убей ты копа? Да так нагло, беспринципно. В покое точно не оставят.       — Лучше побеспокойся о том, что я сделаю с тобой. Что тебе прострелить вначале? Руку или ногу… Левую или правую? Я не убью тебя, но если захочу, то превращу в агонизирующий комок. И тогда ты прикажешь своим шавкам, чтобы они отпустили меня.       Так он всего лишь хочет откупиться жизнью копа и сбежать? Не очень удачный план, с самого начала было ясно.       — Ты же в курсе, что я сержант, а не шеф полиции? Я ими командую, да, но случись что-то со мной, меня просто заменят, а от тебя всё равно не отстанут.       Жирдяй огромной лапищей в перчатке сжал горло старухи, и та болезненно взвыла. Кларк едва заметно нахмурился. Обычно он ни черта не чувствовал… Но бабка эта посмотрела на него влажными от слёз глазами, и не то чтобы он растрогался, всякое повидал, да только сохранение жизни этой старухи — залог его успеха. Сейчас всё, что он мог сделать, — хорошо отыграть роль. Перестать на некоторое время быть самим собой и изобразить чуждые эмоции. Страх, сострадание и покорность. Как если бы он был запуганной жертвой.       — Но ради тебя они так напрягутся, что жопы порвут! — воодушевился горилла. — А ради этих баб… Как получится.       — Хорошо… — Кларк «нервно» приподнял перед собой руки. — Я тебя понял. Не причиняй нам вреда, и посмотрим, что можно будет сделать.       Страх и покорность собьют его с толку, расслабят — всё под его контролем. Сострадание и принятие «вины» настроят его на более положительный лад: он прав, с ним согласны, эти люди не обвинят его. Жертвы не должны его винить.       — Давай…       Кларк не успел ничего сказать. Один крохотный шажок, один-единственный, и спокойный до этого мужчина взвился, словно кто-то схватил его за яйца.       — Не подходи! — Горилла крепче сжал старуху, отпрянул назад.       Кларк оставался неподвижным. Значит, шестерёнки в голове у гориллы всё-таки двигаются. Понимает, что нельзя подпускать к себе того, кто может отобрать ружьё и использовать свою «лицензию на убийство».       Ты знаешь, что я тебе не по зубам, жирный ублюдок. Ты сам боишься меня, поэтому и хочешь, чтобы я боялся тебя.       Ухмыльнуться тянуло невыносимо.       — Ладно… Ладно… Успокойся, приятель. — Кларк опустил руки, так же нервозно сжал пальцы. — Был неправ. Знаешь, здесь никто не желает тебе зла. Все просто хотят жить… И даже копы снаружи хотят, чтобы все выжили. В том числе ты.       Молчание. Маска скрывала его эмоции, что значительно усложняло задачу. Горилла в растерянности? Он злится или напуган? Ожесточается или, наоборот, смягчается?       — Офицер Кларк боится за свою жизнь? — подал голос горилла. — Наконец что-то выдало в тебе обычного человека, жалкое создание. Как ты вообще стал копом? Впрочем, в вашей грязевой луже только подобные тебе свиньи и чувствуют себя прекрасно.       Жалкое создание… Не иначе у жирдяя склонность ко всяким пафосно-высокопарным фразочкам. В этом ему тоже можно подыграть.       — Я не лучший образчик полицейского, но я стараюсь изо всех сил. Многое произошло, прежде чем я стал сержантом, и есть много того, чем мне не стоило бы гордиться. У каждого из нас своя боль. Нечто такое… Требующее искупления.       Быстрый несмелый взгляд, и Кларк отвёл глаза. Будто виновато, будто и правда напуганно. Изобразить раскаяние просто, непросто поверить самому себе. Он ни в чём не раскаивался. Всегда была и есть определённая грань, которую он не позволял себе переступать. Именно она отделяла его от тех грязных копов, коим точно не место в их Департаменте. Именно из-за неё он ещё может называться полицейским.       — Заткнись! Раз уж строишь из себя святошу, то соберись, наконец, и прикажи копам снаружи отступить. Чтобы все выжили, офицер.       Пластинку, что ли, заело? Ему никогда не нравилось повторять по несколько раз. Да и кому это понравится.       — Как? Ведь у меня нет рации.       Когда раздался звонок телефона, женщина на стуле вздрогнула. Всхлипнула особенно громко на фоне воцарившегося молчания. Кларк перевёл взгляд: телефон примостился на кухонной стене прямо перед входом. Там же можно было разглядеть блевотину поверх осколков посуды — кому-то горилла врезал точнёхонько по печени. Или кто-то не справился с эмоциями.       Это так нелепо. Какую нужно иметь чувствительность, чтобы блевать из-за возникшей паники? Как-то в голове промелькнула мысль — зачерствел за годы службы… Слукавил даже перед самим собой. Служба, несомненно, повлияла, но эта холодность и отчуждённость преследовали его всегда. Другие дети охали и вздыхали из-за всякой ерунды, а он и не понимал толком, что должен чувствовать в такие минуты, и стоял с непроницаемой миной. Как будто всё заколочено. Наглухо. Мало что ощущал… Кроме злости, пожалуй. Вот разозлить его можно было на раз. В конце концов, чтобы не выделяться, он научился играть эмоции и понимал, кто дарит ему нечто стоящее, а с кем достаточно дешёвой игры.       Горилла силком оттащил кряхтящую старуху к белой узорчатой арке, отделяющей кухню от гостиной. Снял трубку и сразу же сказал:       — Слушаю.       — Меня зовут Алек.       Ему было неудобно, поэтому громкую связь горилла включил наверняка случайно.       — Привет, Алек.       — Вертолёт на месте, но прежде чем кого-то к нему подпустить, мы должны убедиться, что наш человек не пострадал.       Горилла прижал трубку к плечу старухи, повернул обезьянью морду.       — Я не ошибся, ради тебя они волосы на жопе рвать готовы. Ты помогаешь мне, даже просто стоя здесь, офицер.       Кларк всё слышал и без него. Он в нерешительности искривил уголок рта, перебрал пальцами по собственной штанине, будто страшась какой-то опасности. На самом же деле поводов для беспокойства стало меньше: на связь вышел переговорщик, и если он позвонил, значит, командный пункт развёрнут, снайперы выбрали позиции и готовы к выстрелу. Теперь надо обезвредить Джованни, вывести гориллу на улицу и дать снайперам возможность прицелиться.       — Иди сюда, — подозвал его горилла.       Хорошо. Его показной страх придал горилле уверенности. Оказавшись рядом с телефоном, Кларк потянулся к трубке. Изобразить мелкую дрожь в руках было так же легко, как и недавнюю нервозность. Очередное притворство, и трубка выпала из его ладони. Повисла на перекрученном проводе.       — А ты не так крут, как хочешь казаться, да, офицер?       Сквозь маску прорвался звук снисходительного смешка. Ещё лучше. Главное, не переиграть и не подкинуть горилле почвы для размышлений. Избавить от подозрений в неискренности. Кларк бросил насторожённый взгляд на дробовик, снова приподнял трубку.       — Это ведь у тебя ружьё, приятель, — констатировал он. — Даже безрассудным смельчакам иногда приходится играть по чужим правилам.       Сказав пару слов переговорщику и ощутив толчок холодного ствола в грудь, Кларк вынужденно отступил. Ну же… Засранец должен окончательно убедиться, что с копом на мушке ему безопаснее, нежели со старухой. Всех заложников за собой не утянуть, лишний балласт будет только мешать… Для прикрытия достаточно одного.       И словно по команде горилла толкнул на облёванный пол хнычущую старуху. Ткнул дулом в его горло.       — Пойдёшь со мной.       Отлично. Он заглотил наживку.       Однако всё, о чём подумал Кларк в секунду, когда руки оказались связаны найденной на кухне леской, — почему так разит? Острый запах блевотины осел в носу и вряд ли выветрится в ближайшее время. Сегодня эти люди испытали такое, чего им никогда не забыть. Будь на его месте Дориан, он бы только и делал, что сопереживал им.       Кларк часто повторял, что из Дориана вышел бы отличный коп, но эта работа учит реагировать на смерть и боль иначе. Некоторых ещё и ожесточает. И вот уже бывший новобранец с самыми чистыми помыслами ходит от трупа к трупу и понимает, что его ничего особо и не колышет. Ему где-то смешно, где-то откровенно скучно. А всё потому что… Зачем переживать, если пройдёт время и убьют кого-то ещё? Нервная система должна уметь справляться с потрясениями, иначе в полиции не продержаться.       В общем, трудно не испачкаться, когда имеешь дело лишь с грязью. Кларк не хотел, чтобы Дориан пачкался, поэтому, узнав о том, что случилось, испытал одно из самых сильных потрясений в своей жизни. Уж лучше полиция, чем тюрьма… Тюрьма совершенно точно не для такого, как Дориан.       Открыв дверь, Кларк втянул тёплый уличный воздух, почувствовал дуло дробовика, упирающееся в спину. Пробежал взглядом по полицейскому оцеплению… Он думает не о том.       Сосредоточься, будь внимательнее, иначе мозги тебе вышибут раньше, чем успеешь что-то сделать.       Все напряжены, готовы к стрельбе. Под взглядами многочисленных копов, под дулами их пушек, жирдяй должен занервничать куда сильнее. И когда, не справившись с беспокойством, он совершит ошибку, его обезвредят.       Момент настал через несколько минут. Жирдяй не захотел ждать подельника, словно каждый из них был сам по себе. Ещё одна ошибка. Если бы горилла озаботился состоянием Джованни, то понял бы, что тот переполошился, видя, как он медленно топает к вертолёту по предварительно расчищенной дороге. Джованни решили оставить за бортом, и это послужило причиной тому, что изначально провальный план стал и вовсе губительным. Проходя мимо чердачного окна, Кларк бросил на него мимолётный взгляд, заметил, как возмущенный Джованни отпихнул старика и принялся орать что-то жирному говнюку в маске. Два идиота. Один слишком эмоциональный, второй тащит к себе копа и считает это превосходной идеей. Скосив взгляд в сторону домов через дорогу, Кларк морально приготовился к любому исходу. Кто-то из снайперов наверняка притаился именно там: каждому из них нужно обезвредить цели с одного выстрела — шанса на второй может не оказаться.       Стреляйте. Момент благоприятный.       Не прогадал, снайпер был там. Хлопнули выстрелы — сначала в Джованни, потом в гориллу — жирдяй свалился, и Кларк быстро ушёл из зоны обстрела. Он видел, как к нему ринулись два офицера, но возня на чердаке и тихое, озлобленное «свиньи» словно включило сигнал тревоги в голове. Этот криворукий дебил… Один из снайперов промахнулся…       Двойная оплошность. Невнимательность могла стоить ему жизни, однако Кларк был не в том положении, чтобы смотреть по сторонам. А упавший, но выживший Джованни уже вступил в противоборство с заложником, уже стиснул его горло и выставил перед собой… Уже прицелился в открытую мишень. Кларк инстинктивно вжался в стену дома в поисках хоть какого-то укрытия, ему будто самому сдавили гортань, но хоть внутри иголками кололось смятение и тревога, он вдруг сосредоточился на посиневшем лице старика.       Выражение лица того словно крик о помощи. Немой, утопающий в пучине страха. Всё происходило быстро, секунды не превратились в часы, они остались бесполезными мгновениями, не дающими возможности на манёвры. На собственной шкуре убедившись, что к смерти приготовиться нельзя, Кларк до скрипа сжал зубы прямо в момент очередного выстрела.       Не в него…       Он много раз видел, как стреляют в людей. Однажды и самому довелось быть подстреленным, но этот выстрел стал особенным. Отличающимся от всего, к чему Кларк привык. Пуля попала в тело старика и прошла навылет — упав, Джованни утянул за собой заложника. Кларк ошеломлённо развернулся, первые секунды думая, что стрелял их снайпер. Благодарность смешалась с непониманием, но уже через миг Кларк опять задержал дыхание и застыл, видя, как примерно в восьмидесяти ярдах от него, человек в венецианской маске перебирается с балкона одного дома на балкон другого — дома стояли так близко, что шут преодолел это расстояние без каких-либо сложностей. Дежавю… Замаскировавшись, словно хамелеон, этот человек завершил работу снайпера.       Отмерев, Кларк посмотрел на свой ремень, но вспомнил, что на нём нет тактического пояса, а значит нет рации. Пришлось громко свистнуть и кивком указать остальным копам на явно лишнего человека в их слаженной команде по спасению. Сосредоточившись на расстрелянном старике и Джованни, не все из них заметили, что стрелял вовсе не сокомандник снайпер.       Сразу после выстрела они пытались связаться со снайпером, но, похоже, тот не отвечал. Получается, не зря урод вломился в его дом…       Миг — и человек в маске уже внизу. Неудачно выпрыгнул прямо перед вооружёнными камерами подростками: один из них быстро унёс ноги, а вот второй — не обременённый мозгами — наоборот начал приближаться.       Во время операций со спецназом создаётся большой периметр и эвакуируется весь квартал, а, бывает, что и два-три квартала. Но сегодня всё происходило очень быстро — похоже, местные дети, решив набраться впечатлений или подзаработать, спрятались в своих домах, а затем выбрались и принялись снимать… Когда человек в маске оказался достаточно близко, подросток отпрянул в страхе, но камеру не отключил. Даже не опустил — смотрел на странно одетого типа через объектив.       Шуту не пришлось повышать на него голос. Угрожать, размахивать… чем-то похожим на карабин — всё это было лишним. Невесомый, предельно понятный жест руки, и подросток ушёл в сторону, давая человеку в маске дорогу. Тот промелькнул мимо, не пытаясь остановить съёмку или навредить. Зато Кларк, освободивший запястья и принявший от Салливана бронежилет, рацию и пистолет, чуть вплотную не столкнулся с оператором-самоучкой, а следом нетерпеливо выбил у него из рук телефон.       — Эй, полегче!.. — начал было тот.       Слова застряли в его горле, пацан шагнул назад, растерянно потупил взгляд. Однако не помогло, Кларк скрутил ворот его тонкой футболки и, оттащив в более-менее безопасное место, что было силы встряхнул:       — Кому было сказано не снимать здесь?!       Глазами Кларк тем временем внимательно сканировал местность. Дома, стриженые газоны, как в тошнотворных семейных фильмах. Живая изгородь, отделяющая одну улицу от другой…       Перескочил через изгородь и проник в чей-то дом?       Пилот уже получил информацию? Если бы шут не скрылся в доме, его бы давно засекли тепловизором…       — Очнись! — Пришлось качнуть щуплое тело ещё раз, дабы на лице мальчишки возникла хоть какая-то осмысленность. — Он направился туда?       Получив кивок, Кларк глянул на подобравшихся к его укрытию офицеров.       — Дайте направление пилоту, — велел он им, — пусть проверяет всё тепловизионной камерой. Привлеките к поиску больше копов и рассредоточьте их по местности.       Не дожидаясь ответа, Кларк сорвался с места. В одно движение перемахнул через высокую изгородь. Над головой послышался шум: вертолёт сменил курс, а затем осветил газоны и асфальтированную поверхность мощным лучом прожектора.       Вопроса «как этот урод вообще сюда попал?» сейчас не возникло. Вездесущие блоггеры устроили из чужой трагедии и их операции настоящее шоу. Прямая трансляция — и вот Кларк как на ладони. Вопрос возник другой… Как он добрался сюда на этот раз? Где оставил транспорт, на котором собирался уехать? Не пешком же пришёл. А если и пришёл, то… Зачем? Прежние убийства имели хотя бы толику смысла. Но на кой чёрт он расстрелял заложника?       Кларк скрылся за автомобилем среди пустынной улицы, крепче сжал рукоять пистолета. Пару секунд спустя его нагнали остальные.       — Придётся заходить и проверять дома, — сказал Кларк. — Каждый.       Он ведь не тупой, понимал, что очевидный ответ напрашивается сам собой. Но ответ этот казался настолько безумным и невероятным, что снова не укладывался в голове. Как и тот прыжок с лодки в воду. Никак. Помнится, Кларк уже высказал мнение, что ублюдок идёт за ним. Салливан тогда только посмеялся. Теперь же Тревис Салливан напряжённо играл желваками и смотрел, как копы заглядывают под каждый жалкий куст. Их клоун опять будто сквозь землю провалился.       — Кажется, он идёт за тобой, Кларк Кент.       Кларк дышал тяжело и глубоко. Внутри всё скручивалось пружиной.       — Бинго.

***

      Садовые гномы не стояли в строгой симметрии, как это принято у Дориана, а были разбросаны по газону, словно кто-то пинал их, проходя мимо. Кларк поднялся по ступеням, замер возле двери. У него с собой ключ, но, наверное, лучше позвонить. Нажал на кнопку, долгое время не убирая пальца. Полшестого утра… Дориан не откроет ему или не захочет открыть именно ему?       Шагов он не услышал, дверь просто щёлкнула тихонько и отворилась. Будто бы сама собой, будто никто не помогал ей изнутри. Да и Джон Дориан не выглядел человеком, пробудившимся ото сна, скорее, человеком замученным и усталым: лицо бледное, осунувшееся, с заметными кругами под глазами. Дориан посмотрел удивлённо, потом отвёл взгляд.       — Я… — подал голос Кларк.       Но прежде чем он успел договорить, Дориан шагнул вперёд и сцепил руки за его спиной. Внезапно настолько, что Кларк вновь не придумал ничего лучше, кроме как безмолвно застыть. Практически окаменеть. Вспыхнувшее желание незамедлительно отпрянуть испарилось такой же вспышкой. Оставило после себя совсем другое… неправильное желание. В подобные мгновения Кларк всегда ощущал, что теряет нечто важное внутри себя. И держался за «это» с остервенелым отчаяньем. Мгновения притяжения, обычного человеческого влечения, которых он не мог себе простить, чередовались с приступами тошноты и омерзения. А оставить Дориана далеко в прошлом и окончательно разорвать их связь он не смог. Не хватило сил. И он не простил себе ещё и этого.       Вопрос лишь времени, когда у поезда откажут тормоза. Можно оставаться на рельсах — тебя нашинкует в кровавый салат, а можно вовремя убраться. Выбор очевиден, но ещё не видывал свет таких идиотов, которые сначала благополучно соскакивали с рельсов, а потом возвращались обратно в надежде, что поезд уже затормозил.       Поезд не остановился, обманчиво замедлился и набрал куда бо́льшую скорость. Кажется, ещё немного, и он размажет его по рельсам…       Кларк мог хоть тысячу раз повторить: «Ничто не способно выбить меня из колеи», — но встретив Дориана после долгих лет разлуки, он… В общем, когда внутри у не особо щедрого на эмоции человека взрывается бомба совершенно разных, противоречивых чувств, это совершенно точно выбивает его из колеи. Взрывной волной разрушилось всё то, что он так старательно выстраивал, ограждаясь от Дориана. Лопнули окна, порушились стены, и Кларк сам вышел навстречу тому, кто заставляет его чувствовать…       Когда-то он искренне считал, что ничего не чувствует. В юности Кларк решил, что его смелость обусловлена полным отсутствием страха. Свою ошибку он осознал, когда Дориан оказался за решёткой — он начал жить в постоянном беспокойстве, что тот Джон Дориан, которого он знает не вернётся даже после окончания срока. Кларк думал, тюрьма ожесточит Дориана куда больше и запачкает то хорошее, за что его любят люди. И каково же было удивление, когда, встретив Дориана вновь, Кларк понял, что кроме цифры возраста в нём почти ничего не изменилось. Конечно, он повзрослел — робкий мальчишка, боящийся кого-то обидеть, уснул, но вместо него не явился покалеченный душой и телом алкоголик, не знающий, что делать со своей разбитой жизнью. Это был просто повзрослевший Джон Дориан.       Как Дориану это удалось? Не потерять себя в той клоаке? Выйти оттуда не изнасилованным, не раздавленным морально? Сам Кларк приложил к этому руку?       Поместить в ту тюрьму копа — всё равно что нарисовать на его груди мишень и выдать заключённым оружие. Поэтому Кларк наладил связь с тюремной охраной — он не встречался с Дорианом лично, но, должно быть, делал его жизнь в тюрьме сносной. Он понимал: перемены неизбежны, однако не мог допустить полного и безоговорочного слома Джона Дориана. Наслушались они историй в академии… Копы, угодившие за решётку, возвращались в общество цельными личностями лишь тогда, когда были полностью изолированы от зэков. Тем, кому повезло меньше, выпадала роль сочного куска мяса. И зэки отрывались, как только могли. Кто во что горазд.       Они не виделись годами? Нет, немного не так… Они не встречались, но пару раз Кларк видел Дориана издалека. Настолько издалека, что мало что разглядел, кроме, пожалуй, тюремной униформы. В самом начале срока… Потом он предпочёл не рисковать. Если уж решил, то нельзя было тормозить, он прыгнул с разбега в самую глубину: мгновение невесомости — и Кларк растворился в «воде», оставив всё позади. Он никогда не был паинькой, однако к полноценной коррупции его подтолкнул именно случай с Джоном Дорианом. Тюремным надзирателям нужно было чем-то платить, и Кларк быстро нашёл средства, благо на то всегда хватало способностей. Но сам так и не вышел из тени.       Сейчас же как никогда понимал — это к лучшему. Иначе сломался бы куда раньше. Легче притвориться безучастным, чем признать, что с тобой что-то не так. Проще спрятаться за своим хладнокровием, чем пытаться стать хорошим другом и сорваться в самый неподходящий момент. Он плохой друг: одержимый, эгоцентричный, с ярко выраженными собственническими инстинктами, да и человек-то немногим лучше. Он сумел остаться в стороне и не пожалеть об этом ни на миг.       Сумел, но…       Эти обжимания… Всё внутри него противилось им. Но он вдруг коснулся ладонью спины Дориана, почувствовал, как мышцы того напряглись сильнее, как пылающая кожа стала ещё горячее. Так не должно быть, но сжав ткань футболки Дориана, Кларк скомкал её в кулаке. Всё неправильно, странно, однако, даже не признаваясь самому себе, в глубине души — там, за внутренним барьером, — он всегда хотел этих острых, искажённых ощущений…       — Ну что ты за слюнтяй-то такой?..