Хамелеон

      Одним из ярчайших воспоминаний о тюрьме стал случай, когда в стычке с татуированным заключённым по прозвищу Жирный Тао Джон выдавил тому глаз. Из жирного Тао превратился в одноглазого Циклопа Тао. Да и жирным-то особо не был — либо похудел, либо кличка прицепилась по каким-то иным, неведомым причинам. На руках тогда осталась слизь, а мозг запечатлел ту секунду будто на плёнку старого фотоаппарата: преодолев сопротивление, пальцы погружались в глазницу, полную тёплой слизи и всё ещё подрагивающих крошечных мышц. Крик Жирного Тао казался нечеловеческим, безумным, настолько диким, что несколько последующих дней одним ухом Джон слышал хуже, чем другим. Когда прибежала охрана, Тао уже корчился на земле, а несколько его подручных собрались вокруг, но опасались что-либо предпринимать. Джон же просто смотрел на свои руки — окровавленные, испачканные месивом, что раньше было человеческим глазом. Потом он долго старался их отмыть, но когда бы ни глянул на ладони, ему всегда чудились багровые пятна. Многое перестало смываться водой: вечный запах пота, кровь, что, казалось, медленно въедалась в кожу. Единственное спасение Джон видел в одиночной камере: там, по крайней мере, его никто не смог бы достать. Поэтому он попадал туда с завидным постоянством.       В одиночке можно было сойти с ума, но зато не приходилось марать руки в крови, отбиваясь от всякого сброда. Между поехавшей крышей и бесконечными боями без правил он выбирал первое. Потому что думал — второе рано или поздно всё равно лишило бы его рассудка. Но — как любил повторять Кларк — всё это такая ерунда. Осознание ерундовости тогдашних проблем пришло позже, когда следующие проблемы сильно превзошли их в значимости.       Джон свернул к мэрии, окинул здание тяжёлым взглядом. В машине пахло кофе, который он купил по дороге. Вынув стакан из подставки, он глотнул и глянул наверх сквозь лобовое стекло: Бэйли был уже на работе. Замер возле окна своего кабинета с чашкой более дорогого кофе. Заметив его, привычно улыбнулся. Джон махнул в ответ, но улыбаться не стал. Не то настроение. Настолько не то, что не хотелось выходить из машины. В конце концов он вышел лишь тогда, когда мэр набрал его номер и попросил подняться.       — Джонатан… Это не то, чего я ждал.       В просторном кабинете тоже пахло кофе. Казалось, запах распространялся на весь этаж, а может, это работники мэрии баловали себя поутру.       — Сэр?       — Я о твоём друге. Знаю, что шеф не стал тянуть и вывел его из игры. Но разве у него был выбор? — Бэйли развернулся, выразительно вздёрнул бровь. — Скажи, у него был выбор, Джон?       Злится. Ясно, почему в здании так тихо.       — Нет, сэр. Не было.       — Элисон Хойт та ещё заноза в заднице. Никогда мне не нравилась.       С мысли сбил громкий стук в дверь.       — Я занят! — повысил голос мэр.       Вопреки ожиданиям, дверь всё же отворилась и в кабинет робко ступила одна из работниц секретариата. Опрятная на вид, она жутко нервничала, тревожность проявлялась и в её мимике, и в невольных движениях: беспокойно щёлкнула ручкой, слишком резко убрала с глаз длинную светлую прядь.       — Ты не поняла с первого раза? — поинтересовался Бэйли.       — Простите… В приёмной вас ожидает шеф Сайкс. Я не знала, можно ли пускать…       Бэйли покосился на трубку стационарного телефона: та лежала криво.       — Он не предупредил о визите. Думает, ему всё дозволено, так, Джонатан?       — Не знаю, сэр.       — Пусть войдёт.       Коротко кивнув, девушка выскользнула из кабинета, но дверь даже не успела полностью закрыться — с обратной стороны её снова толкнули. Сначала зашёл Сайкс, потом его секретарь — женщина, без которой он появлялся, наверное, только дома. Сам Сайкс был седым — ни единого чёрного волоса — с довольно морщинистым, но на удивление подтянутым лицом. Его секретарь — молодая стройная шатенка с собранными волосами и в строгом костюме. Должно быть, улыбаться она попросту не умела. Неизменно каменное выражение лица.       — Вы как всегда непредсказуемы, шеф, — бросил ему Бэйли. — Казалось бы, мы всё уже обсудили, но вот вы здесь… Зачем пожаловали?       — Всё? Я так не посчитал. У нас ещё много тем для обсуждения.       Сайкс старше едва ли не вполовину. Можно запросто сказать, что Бэйли годится ему в сыновья. Вероятно, именно разница в возрасте сыграла решающую роль в их отношениях, а может быть, что-то иное, но если Бэйли всё время пытался шефа «подавить», то шеф, в свою очередь, не считал, что чем-то ему обязан.       Сайкс шагнул ближе, за ним — женщина с непроницаемым лицом. Джон спокойно смотрел на них первые секунды, а затем что-то случилось… Пошло по неправильному сценарию. Что-то в его голове щёлкнуло, словно переключился канал. И свет погас. Только рваное воспоминание заискрилось в темноте, как и нечто заострённое в руке у секретарши. Блеск, который врезался в глаза…       Джон сработал, как и тогда… Машинально. Перехватив тонкую кисть, сжал едва ли не до хруста, заломил за спину и только потом расслышал болезненный женский вскрик. Реальность вернула краски и ощущение времени. Джон застыл, заледенел, а рядом с его ботинком глухо ударилась об пол серебристая ручка. И слишком ощутимо упёрся в висок полицейский ствол.       — Опасно тут у вас, хорошо, что я при оружии, — спокойно произнёс Сайкс. — Отойди-ка назад, дружочек.       — Джон! — позвал его Бэйли.       Хватка ослабла мгновенно. Молниеносно. Джон шагнул назад, ошарашенно глядя на мэра, который смотрел на него точно таким же взглядом.       — У неё в руке… Я думал…       — Ты думал, это оружие? — Сайкс убрал пистолет. — Бдительный слишком? Тебя за такое, с одной стороны, похвалить надо, а с другой — вроде как и уволить. Джон, да? Вот что с тобой делать?       Его секретарь, морщась от боли, дёргано потирала покрасневшее запястье.       — Вы не только размахиваете пистолетом в моём кабинете, но и судьбой моих людей распоряжаетесь? — вмешался Бэйли. — Выйди, Джонатан, выпей воды, освежись. Ты явно встал не с той ноги.       — А это ваши извинения? — Развёл руками Сайкс. — Не на то я уповал.       — Мы обсудим произошедшее недоразумение. Джон, не стой. Выйди.       Бросив виноватый взгляд на женщину, Джон закрыл за собой дверь. Выдохнул, прислонился к двери спиной. Это что вообще было? У него едет крыша? Воспоминания и раньше лезли из сокровенных уголков памяти, но без таких последствий. А если бы в его руке оказался кухонный нож, он бы и прирезать кого-то мог? Совсем ведь ничего не соображал.       Иногда воспоминания преследовали его во снах, и Джон просыпался от нервного импульса, выстреливающего в тело. «Какая банальщина» — вновь сказал бы Кларк, поэтому Джон предпочитал ему не рассказывать. Кларк всё равно не поймёт. Груз прошлого не давил на его плечи и не отравлял настоящее. И когда Кларк пачкал руки в крови, то не тёр их потом до мозолей, будто свихнувшийся. Не заботили его ни багровые пятна, ни запах крови.       Громкая трель телефона — Джон легонько вздрогнул, оторвав спину от двери. Бесшумно дошёл до секретарского места, минуя поднятую перекладину стола-барьера и покачивающийся на сквозняке пёстрый флаг. Остановился. В отличие от него самого, секретарь и правда дёрнулась в испуге: встрепенулась, ойкнула, прижав к груди ладонь.       — Ты так напугал меня…       — Прости, не нарочно, — извинился Джон. — Принесу тебе кофе в оправдание.       Она улыбнулась, жестом показала, что всё в порядке, затем подняла трубку. Притихла ненадолго, слушая голос с другого конца линии.       — А… — Видно, растерялась, принялась искать на столе ручку. — Полиция…       Джон пристально посмотрел на трубку в её руке, покосился на второй телефон в пустующем кабинете напротив и, не давая себе времени на возражения или раздумья, обошёл стол. Осторожно поднял вторую трубку. Голос детектива Салливана обласкал слух вежливыми интонациями. Умел тот произвести впечатление, расположить к себе одной только речью. При личном знакомстве в ход шли уже другие приёмчики. Джон так не мог, когда дело доходило до неизбежной лести, он выдавливал её из себя по крупицам, и звучала она… Как полная, неубедительная чушь. Никогда, в общем, не был мастером красивых речей, а льстить не умел и подавно. Именно поэтому мэр перестал знакомить его с «важными людьми» их города. Дельного ничего не выходило. Кларк мог врать, демонстрируя лицом целую гамму различных чувств, мэр лучезарно улыбаться по первому щелчку. А вот у него ничего не получалось. В каких-то вещах он так и остался профаном, а в каких-то поднаторел настолько, что порой становилось не по себе.       При упоминании Элисон Хойт Джон напрягся. Моментально вспомнил, кто ещё, кроме Кларка, не поленился допытаться до него с самого утра. Эта женщина… Он запомнил её с той самой ночи ареста. Конечно, не она лично лишила его значка и даже не она занималась расследованием его дела. Но почему-то её он запомнил. Наверное, потому, что тогда Джон понял — так же, как и он сам, она принципиальна. Какого бы мнения ни был о ней Кларк, она придерживалась своих личных правил. Возможно, несколько честолюбивых, но Хойт верила в них. А Кларк… Ему стальные леди никогда не нравились. Подавай кого попроще, посговорчивее.       — Двадцать четвёртое сентября… — Секретарь записала, недоумённо повторив за Салливаном.       Джон до боли сжал в руке телефонную трубку. Вечер двадцать четвёртого — первая встреча Кларка с его преследователем в маске. То, что это число всплыло в разговоре с одним из секретарей мэра, — слишком недобрый знак.       — Меня в участок? — удивилась секретарь.       Голос Салливана стал ещё доброжелательнее. А потом он успокоил её не только голосом, но и словами: «Не волнуйтесь, мы лишь зададим пару вопросов».       Казалось бы, она должна заволноваться сильнее, но нет… Она уже очарована. Только Джон, опустив трубку вниз, отрешённо посмотрел в пустоту. Тревис Салливан вызвал её на допрос. Потому что вечером двадцать четвёртого числа она одна из немногих была в здании мэрии. Салливан собирается проверить алиби. Его — Джона — алиби. И шеф… Не просто так он пришёл к мэру. От разговора с обычными детективами Бэйли мог откреститься, сославшись на занятость, а вот шефа уже проигнорировать не сможет. Пусть Сайкс и не станет проводить допрос в полном понимании этого слова, но чисто за беседой «душевной» он попытается выяснить то самое — нужное.       Утренним визитом Хойт ясно дала понять: что-то не так, что-то надвигается. Теперь и Салливан взялся за алиби, которое в своё время не требовало проверки.       Кларк занимается тем же?..       За этим он приходил сегодня утром? Поэтому задавал дурацкие вопросы? Конечно, всё показалось странным с самого начала, но Джон упорно отпихивал эти мысли, а теперь они окончательно угнездились в голове — не спугнуть.       Секретарь положила трубку, и Джон, дабы не попасться с поличным, тихо вынырнул из пустого кабинета. Направился к кофейному автомату. Через пару минут на столе у секретаря — Рейчел — остывал ароматный кофе. Сама она рассыпалась в маленьких благодарностях и знаках внимания: то галстук поправит, то проворкует что-то сладким голосом. Рейчел почти всегда флиртовала, когда дело доходило до общения с мужчинами. Не со всеми подряд, но случалось такое довольно часто. Однако сейчас её флирт ему в особой степени безразличен. Если раньше он хотя бы старался быть обходительным, то теперь просто молчал и думал о своём. Он её не слышал. Всё, на чём сосредоточились мысли и ощущения — когда это началось? Как давно Кларк подозревает его?       Он не раз ловил себя на мысли, что без Кларка чувствовал бы себя… свободным. Нет… Немного более свободным, чем ощущает теперь. По крайней мере, эта беспощадная неудовлетворённость, возможно, перестала бы давить изнутри.       Из-за связи с ним Кларка тоже станут подозревать? Возможно.       В конце концов, если Кларка уволят с работы, то больше не возникнет обстоятельств, при которых Кларку придётся вставать под пули. Стремительно опомнившись, Джон, кажется, даже побледнел. Раз уж Рейчел посмотрела на него растерянно. Как смотрят на человека, который вдруг схватился за сердце посреди толпы: она толком не понимала, что ей нужно делать. А он и правда подумал о таком? Когда-то грезя работой в полиции, теперь он пожелал Кларку увольнения оттуда…       Джон вытащил из кармана телефон, мельком глянул на своё отражение. Ну точно — бледное, изнурённое лицо. Известное дело, чего она так смотрит, как бы ещё врачей не вызвала.       — Тебе плохо? — спросила Рейчел. — Что-то с раной?       — Нет, всё нормально. Не беспокойся.       — Ты уверен?       — Абсолютно.       Она подвинула к нему горячий стакан.       — Вот, выпей. Ощущение, будто тебе холодно. Я, признаться, уже отхлебнула, если не захочешь, схожу за новым…       Она не успела договорить, Джон, слабо улыбнувшись, обхватил пальцами стакан и поднёс его ко рту. Отпил. Кофе был довольно сладким, с привкусом пряностей. Она всегда пила такой, а он всегда пил горький, но заставил себя сделать последний глоток. Лишь бы её не обижать.       — Спасибо, Рейчел.       Улыбнулась. Тепло, приятно, как порой могут только женщины.       Когда по просьбе мэра она понесла в кабинет напитки, Джон, наконец, остался один. Спустившись вниз, вдохнул полной грудью солоноватый воздух: тёплый влажный ветер дул прямо в лицо, а гудки пароходов создавали знакомую суету. Джон опёрся локтями о перила, безразлично посмотрел вниз, на причалившие к пирсу моторные лодки и катера. Думать о чём-либо он не хотел, но это «что-то» всплыло из ниоткуда и накрыло собой подобно волне.       В былые времена, окончательно убедившись, что Мартин Кларк не придёт, он позволил себе расклеиться. Позволил чувству безнадёжности охватить себя. Сейчас происходило почти то же самое. Ещё не зная толком, что предпримет полиция и как отреагирует на это Кларк, Джон ему уже не доверял. Верно когда-то подметил: с Кларком хорошо до тех пор, пока не случается чего-то серьёзного. А вот потом с верой в него и ему возникают кое-какие накладки.       Ох уж эта удивительная дружба. В школе о них едва ли не легенды слагали.       Вытащив телефон, Джон нажал клавишу быстрого вызова. Кларк ответил спустя пару гудков. Насторожённым, тихим голосом, словно бы его застали врасплох.       — Где ты сейчас? — заговорил Джон.       — Почему спрашиваешь?       Меж тем на втором телефоне, который использовал в основном для работы, Джон уже набрал свой домашний номер. Похоже, ему впрямь стоило проспаться и перезагрузить мозг, но он ткнул пальцем на зелёный значок вызова. Стационарных телефонов у него дома несколько. Где бы ни находился Кларк, пожалуй, кроме ванны или туалета, громкая трель его настигнет. В конце концов именно так и случилось — в динамике раздалась характерная мелодия и от прилившей к голове крови застучало в ушах…       У Кларка не было веских причин оставаться у него дома.       Послышалось недовольное сопение.       — Всё ещё стою в твоей спальне, — ответил Кларк. — Что-то не так? Хочешь, чтобы я ушёл?       На самом деле он не оставил Кларку выбора. Либо скажи правду, либо соври и облажайся. Нужно было дождаться ответа и только потом звонить. Вот же недальновидный идиот…       — Хочу. Нечего там стоять, ты должен быть в госпитале.       Вместо ответа Кларк рывком схватил трубку звенящего телефона, но услышал на линии только короткие гудки. Вызов оборвался мгновенно, в комнате воцарилась тишина. Молчал и Кларк. Он навис над открытым сейфом, замаскированном под тумбу: кое-какая наличность, документы на машину, на аренду дома и далее по мелочи. Пока ничего подозрительного. Подозрительно лишь то, что когда он вошёл, сквозь собственную вонь почувствовал едва ощутимый запах спиртного — но почувствовал ли? — а на первом этаже возле входа и на лестнице, кажется, были протёрты полы. Ещё до того, как он сам натоптал там.       — Кто сказал тебе, что я собираюсь ехать в госпиталь? — спросил Кларк.       — Поедешь, если ещё окончательно не сошёл с ума, — услышал он голос Дориана. — Тебя будут проверять.       Сошёл с ума? Он, наверное, и правда сошёл с ума, раз пытался унюхать моющее средство на паркете в доме лучшего друга. Это помутнение рассудка, но чем дольше он думал об этом, тем назойливее становилась мысль. Ещё пару дней назад Кларк не изводил себя так, да что там — ещё вчерашним вечером. Однако разыгрался весь тот спектакль абсурда, и в голову словно разрядом молнии шарахнуло. Теперь там хаос на фоне пепелища.       В динамике неприятно запищало, Кларк посмотрел в экран: на второй линии капитан Рассел.       — Ну твою ж… Зачем только телефон включил. Хорош пророчествами сыпать, оракул хренов!       Ничего не объясняя, сбросил Дориана и переключился на вызов капитана.       — Слушаю, капитан.       — Почему до тебя невозможно дозвониться?! Где ты, Кларк? Скажешь, что в госпитале, и при следующей встрече я тебя пристрелю, как собаку брехливую!       — В гостях у Джона Дориана.       Опять повисла тишина. Продолжительная и какая-то напряжённая.       — Он рядом?       — Нет. В чём дело?       — В том, что я послал тебя в госпиталь. С головой вообще не дружишь? Ты должен был обдолбаться колёсами и заснуть! Но теперь приезжай сюда, будешь отчитываться перед ОВР. А от дома Дориана держись подальше, беги, Форрест, беги. Беги как спринтер под допингом. Чтобы тебя даже близко там не наблюдалось!       — Да что происходит-то?       — Приезжай, на месте всё узнаешь, — скомандовал Рассел. — Новостей для тебя три. Все плохие.       Вызов оборвался, Кларк шумно и весьма раздражённо выдохнул. Как разъярённый бык, перед мордой которого помахали красной тряпкой. Он быстро сложил всё в сейф и закрыл массивную дверь. Было кое-что, не понравившееся ему в словах Рассела особенно сильно. Что не так с домом Дориана? Ясное дело, быть он должен не здесь, но…       Это не давало ему покоя до самого участка. От нехороших предчувствий сосало под ложечкой. Он знает, что творится вокруг… Но не хочет в это верить. Добравшись, Кларк припарковался — хлопнула дверь и пропела сигнализация. Подъём наверх был долгим, будто лифт ехал медленнее, чем прежде, а ступеней на лестнице стало больше. Когда металлические двери раскрылись, на этаже не наблюдалось привычной для их отдела суеты. Гробовой тишины тоже не было, но что-то определённо изменилось. Из кабинета выглянул капитан Рассел, движением головы велел зайти внутрь. Стоило переступить порог, как стало ясно, почему в отделе все так присмирели: Барракуда Хойт держала их в невидимых тисках своей годами наработанной репутации.       — Сержант… — Она обернулась с чашкой в руке и старательно вылепленной на лице улыбкой. Его появление Хойт наверняка отследила, глядя в окно. — Заплутали по дороге? Мне так совестно, нужно было проводить вас. Или очередному другу понадобилась срочная помощь?       — Подруге, — улыбнулся в ответ Кларк, — вновь не смог отказать. Женщины и машины — моя слабость.       Уж Хойт-то знает.       — Хватит паясничать! — раздался за спиной громкий бас капитана, а следом глухой стук закрывшейся двери. — Это шутки для тебя?       — Я весь в напряжении, какие уж шутки.       — Скажи спасибо, что тебя не отправляют в административный отпуск. Хотя ещё возможно это организовать. — Рассел схватил со стола бумагу. — Сверху пришло указание, ознакомься и подпиши.       Кларк достал из нагрудного кармана ручку, взглядом пробежался по сухому формальному тексту. Напряг челюсти, едва не скрипя зубами, потом скривился, будто от отвратного привкуса. И, положив бумажку на стол, подписал неаккуратным рваным движением.       — Спасибо.       Восстановить былое спокойствие оказалось делом непростым, но вскоре дыхание стало ровным, а на лицо вернулось флегматичное выражение. Расслаблен и невозмутим снаружи, но внутри всё почти дрожало от подавляемой злости, что скапливалась, будто дождевая вода в трясине — ещё немного, и выплеснется наружу. Хойт теперь не просто лейтенант из ОВР, она заняла его место. Заменила и полностью взяла управление в свои руки. Да с какой это стати-то?! Когда Кларк стал сержантом административной работы на него свалилось столько, что, случалось, он даже не выходил из офиса — его стол был завален бумагами детективов, за которых он отвечал. У Хойт — как у лейтенанта — вообще не должно быть времени ни на что кроме административной работы и командования. Более того, работа отдела внутренних расследований отличается от работы отдела убийств. Пускай раньше она была сержантом в убойном, но разве помнит специфику их деятельности до мелочей?       Кларк глубоко вздохнул. Помнит. Ещё как помнит. И если подумать — командировать сюда её собирались давно. Снова привет незабвенной бумажной волоките — просто так, по одному хотению и в одно мгновение, ничего не делается.       — У меня есть вопросы, сержант, — вновь ожила Хойт, поставила чашку на стол капитана и испачкала поверхность мокрыми следами. — Раз уж лечение вам не понадобилось, пройдёмте в допросную.       — Перед кем именно я буду отчитываться? — поинтересовался Кларк, — перед вами — как перед следователем ОВР? Обычно это происходит иначе. В здании профсоюза. В присутствии адвоката.       Какое-то время Хойт молчала.       — Если вы хотите говорить со мной исключительно в профсоюзе и с адвокатом, то не буду возражать.       — Не то, чтобы я этого хотел. Вы сами тащите меня в допросную и вынуждаете вести себя так, будто бы мне требуется защита.       На это она рассчитывала?       — В допросной ведётся аудио и видео протоколирование, — напомнила Хойт. — Всё в ваших интересах. Я только хочу задать вопросы и получить на них ответы.       Прибыв на место преступления, даже капитан спросил у него — «кто это был?» Рассел не требовал догадок или рассуждений, а хотел точного ответа, словно в то мгновение действительно верил, что Кларк знает этот ответ.       А он не знает?..       Согласно кивнув, Кларк направился к выходу. Он тоже хочет задать себе вопрос и наконец решиться ответить.       — Буду в аппаратной… — предупредил Рассел, когда они выходили. Дверь захлопнулась.       Допросная представляла собой закрытую, довольно тёмную комнату со столом посредине. Всё как и везде, ничего необычного или особенного. Но вот ощущения изменились. В этой комнате он был полноправным хозяином. Применял различные приёмы, разыгрывал свои мини-спектакли, запутывал и вводил в заблуждение. Не счесть, сколько ролей на себя уже перемерил. А теперь, на его же территории, в игры разума с ним вознамерилась играть Хойт.       — Потерпевшие дали показания, — начала Хойт, — и выяснилось, что Роджер Милано был настроен к вам враждебно с самого начала. Почему вы пошли в тот дом? Считаю, что ваше решение сильно повлияло на весь ход операции.       Она демонстративно положила на стол уже включённый диктофон. И это невзирая на камеры, расположенные по периметру комнаты.       — Потому что я не мог знать, что в доме враждебно настроенный ко мне человек. А вы не можете знать, в какую именно сторону я повлиял на ход операции — в положительную или отрицательную?       — Допустим, — кивнула Хойт. — Но как насчёт Милано? Что между вами произошло?       — Я когда-то задерживал его с применением оружия. Преступники часто мнят себя невинными жертвами обстоятельств, а копов — дорвавшимися до вседозволенности говнюками. Кому вы склонны верить? Мне или Роджеру Милано? Человеку, который ограбил ювелирный, убил двоих и захватил заложников. Полагаю, я выигрышный вариант. Джекпот!       Мать вашу.       — Полагаю, это мне решать. Часто ли у вас бывают вспышки гнева, сержант? Вы считаете себя человеком, склонным к насилию?       Ещё каким.       — Не более чем любой другой сотрудник полиции при исполнении.       — Весьма уклончиво. А ваш друг? Джонатан Дориан склонен к насилию?       Кларк посмотрел ей в глаза. В упор, некоторое время не мигая. Этот вопрос, этот её формальный, но наглый тон, которому он вынужден соответствовать… Они казались угрожающими. Опасения вызывала не сама Хойт, а суть её размышлений.       — Джон Дориан — тот человек, в котором за всю жизнь я не увидел и толики зла.       Она опять улыбнулась. Без намёка на дружелюбие. Холодный хищный оскал и сталь во взгляде, полном презрения. Поговаривают, что и у собственных коллег из ОВР от неё мурашки по коже.       — Разве? Материалы исправительного учреждения «Дейд»¹ говорят об обратном. Вы знали, что он выдавил глаз одному заключённому? Другому почти разбил голову. Третьему…       — Он защищался! — перебил её Кларк. — Потому что охрана тюрьмы недоглядела и пустила всё на самотёк.       — Пострадали люди, а на нём и царапины не было.       Кларк сжал край стола так, что побелели и пальцы, и костяшки.       И царапины не было?!       У Дориана столько зарубцевавшихся шрамов, что с самого начала возник разумный вопрос, за что он платил тем идиотам из охраны? Куда они смотрели, пока Дориана разукрашивали под карту мира? Понятное дело, за всем не уследишь, но, наверное, нужно было засунуть глаза в жопу, чтобы допустить такое. А если, как и обещали, они работали хорошо, то Дориану невероятно повезло вообще остаться в живых.       — Самозащита была доказана. Вы когда-нибудь рисковали своей головой на улицах? — спросил у неё Кларк. — Вы когда-нибудь попадали в тюрьму с сотнями отморозков? Дольше, чем на пять минут, без охраны и подчинённых рядом? Там царит закон джунглей — либо жрёшь ты, либо сожрут тебя.       — Я, как и все остальные, начинала патрульным офицером. И мой путь от патруля до отдела убийств, а потом и до внутренних расследований был совершенно обычным — ничем не отличающимся от пути многих других. Но в тюрьму я не попадала, верно. Потому что я не отребье. Не убийца.       Кларк сжал пальцы ещё крепче, будто норовя раскрошить чёртов стол. А потом пришло осознание.       Успокойся, здесь везде камеры. Следи за тем, что делаешь и говоришь.       И его пальцы незамедлительно расслабились. Стоп-стоп-стоп. Что вообще происходит? Она вывела его на эмоциональный разговор — пускай. Нажала на больную мозоль — флаг в руки! Вопрос-то в другом: почему, прекрасно всё понимая, он ей поддаётся? Ей не интересен Мартин Кларк. Она быстро свернула разговор о нём, словно он вовсе не имел значения.       Ей интересен Джон Дориан.       — Никогда не стреляли по людям, лейтенант? Вам настолько повезло?       — Я этого не говорила.       Нет. Конечно же, нет. «Не убийца» снимала все мишени на учебных стрельбах как нечего делать. И возможно, он судил исключительно по себе, но при таких психо-волевых качествах, она не только может выстрелить в человека, она его голыми руками распотрошит, если потребуется.       — Вы говорите о Дориане, чтобы заставить меня ревновать?       Хойт глянула с некоторым удивлением. Казалось, она была обескуражена: перевела взгляд на включённый диктофон, потом опять на него.       — Лейтенант… — продолжил Кларк. — Он не достоин вашего внимания. Тот ещё тюфяк, совсем не в вашем вкусе. То ли дело я…       И тут до неё дошло. Хойт нажала на кнопку диктофона, затем незаметно потянулась вниз, одним щелчком вырубая камеры. Вот теперь они наедине — она устремила на него ледяной, бездонный взгляд.       — Зачем мне выбирать? Вышибу из управления грязного копа и закрою зверя там, где ему самое место, — в клетке.       Он ведь так и не спросил у Дориана, о чём с ним говорила Хойт. Не представилось возможности. К тому же всё это время Кларк пытался убедить себя: Хойт ведёт внутреннее расследование, это естественно, что она решила задать пару вопросов близкому другу «проверяемого». Но нет, всё-таки нет. Он не ошибся: Хойт поехала не за ним, она поехала к Джону Дориану. Потому что даже если у него — человека, который хочет верить Дориану несмотря ни на что, — в голове зазвенели тревожные звоночки, то у таких, как Элисон Хойт, должно быть, там ревут колокола.       — Понятия не имею, о чём вы говорите, — прикинулся дураком Кларк. — Другие копы часто не понимают вас, лейтенант?       Однако не сама же она? Слишком мало у неё было информации. Она составила мнение и нашла себе подозреваемого по чьей-то наводке.       Под Дориана уже начали копать…       И когда накатило очередное прозрение, его словно обожгло — опалило гнусным чувством жалости. Не к себе самому и, отчасти, даже не к Дориану. Мысли смешались в кучу, будто бы включился автопилот.       Мне жаль, что придётся так поступить.       Правда жаль.       — Очевидно, поэтому вы не поняли меня сегодняшним утром. Рискну повторить: вы точно не знаете человека, который стрелял?       — Или же проблема в вас? — Кларк принял задумчивый вид. — Всё приходится повторять дважды. Нет, я не знаю стрелявшего, а вы?       Дверь внезапно отворилась, и на пороге показалась грузная фигура капитана Рассела: губы плотно сжаты, челюсть напряжена.       — Что произошло с камерами, лейтенант? — спросил Рассел.       — Скачок напряжения? — невинно пожала плечами Хойт, глядя ему в глаза.       — Какая неприятность, — подыграл Рассел. — Немедленно вызываю сюда техников. Прервитесь ненадолго.       Хойт не стала возражать. Словно бы их разговор перестал иметь для неё значение. Наскучил, потерял всякую ценность. И, снова пожав плечами, она встала. Размяла пальцы рук.       — На сегодня мы закончим.       — Как угодно, — проводил её взглядом Рассел.       Раздался стук её каблуков, звонко ударивший по перепонкам, а следом приглушённый хлопок двери. Рассел посмотрел на него. Печально как-то, устало.       — Это свежая рана? — обратился к нему Рассел. — А знаешь, неважно. Не отвечай. У меня на столе… Новые дела для тебя, сходи посмотри. И с сегодняшнего дня ты сидишь вместе с остальными детективами, до тех пор, пока Хойт не уберётся из твоего кабинета. Потом поглядим…       Кларк издал смешок, провел ладонью по лицу и шумно выдохнул. Даже его кабинет забрала…       Сука.       — Дела? Их много?       Уже почти скрывшийся за дверью капитан остановился.       — Слишком.       Ещё один смешок. Весёлый и одновременно нет. В наказание его могут перевести в имущественные преступления — расследовать мелкие кражи. Смешного в этом мало, потому что расследовать такие преступления — сущий кошмар. Мелочёвка накроет, словно лавина, детектив не успевает раскрыть одно дело — и, скорее всего, не раскроет, зацепок либо не будет, либо будет слишком мало — как на него наваливается с десяток других. Всё это в один день, в одну рабочую смену.       Кларк вздохнул. Они хотят занять его чем-то. Да так сильно, чтобы дышать едва успевал, не то что вмешиваться в приоритетное расследование. Будут каждый шаг контролировать, каждый чих.       — Некоторые кейсы с почти исчерпанными зацепками и сроком давности, — не особо ободрил его Рассел.       Не имущественные преступления, но хорошего тоже немного. Когда обрываются все ниточки — серьёзное дело передаётся в отдел по нераскрытым делам. Через какое-то время детективы отдела выдвигают и проверяют новые версии, по новой опрашивают свидетелей, что довольно сложно — кто-то из свидетелей переехал в другой город, кто-то в другой штат, кроме того, их воспоминания уже тусклые и потёртые временем. Но слабый проблеск надежды возникает и там: бывает так, что «мёртвые» дела «оживают» благодаря другим преступлениям и при допросе подозреваемых всплывают неизвестные ранее сведения.       — Вы могли бы использовать меня для более полезных свершений, капитан.       — А кто в этом виноват? — Рассел повернулся, с силой захлопнул дверь. — У тебя два варианта: или так, или работа с бумажками. Пока что. Если против тебя организуют официальное расследование, то и этого лишишься, уйдёшь в административный отпуск.       — Что я сделал не так? — напрямую спросил Кларк. — С потерями, но заложники спасены. Не я промахнулся в Бьянко, не я стрелял в старика, и не я не смог вовремя урезонить Милано. Но именно благодаря моим действиям не пострадал ни один ребёнок, а у снайперов появилась возможность выстрелить.       — Не заставляй меня объясняться, сам всё прекрасно понимаешь.       Кларк опять провёл ладонью по лицу. Тяжёлые веки норовили закрыться, в глазах пощипывало от усталости.       — Что было бы, если бы тот человек не выстрелил?       — Ты был бы мёртв, — подтвердил Рассел.       — Точно…       Капитан, наконец, вышел, оставив его одного, но через несколько минут в допросную влетел щуплый парнишка с инструментами в чемодане. Кларк поднял голову. Невероятно, Рассел и впрямь вызвал техника…       — Привет, сержант Кларк.       — Привет, Мик. Я уже ухожу.       Пацан что-то пробубнил, однако Кларк не посчитал нужным вслушиваться. Оказавшись в коридоре, он обошёл скучковавшихся копов в форме, затем остановил взгляд на коробке с вещами поверх одного из столов. Похоже, тут и придётся обосноваться. Шагнул к бывшему кабинету, сквозь прорези в жалюзи видя Хойт и фото Дориана по центру доски.       Видеть всё своими глазами, ставить себя перед фактом… Это уже не описать словом «двойственность». Это и впрямь словно расколотое надвое сознание — с одной стороны Джон Дориан, а с другой здравый смысл. И до этой секунды Кларк и сам не знал, что окажется сильнее. А потом, когда Хойт вышла, когда встретилась с ним взглядом, всё произошло машинально. Опять включился автопилот.       — Задайте тот вопрос ещё раз, — попросил Кларк.       В её глазах мелькнуло что-то вроде удовлетворения, и губы дрогнули в слабом намёке на улыбку.       — Какой именно?       — Знаю ли я, кто стрелял. Возможно, да, возможно, нет. Я бы хотел поделиться кое-какими соображениями. И хотел бы остаться в команде. Буду работать под вашим руководством.