Хамелеон

      Восемнадцатое сентября. Флорида, Корал Уэй.       — Оттачиваешь технику стрельбы на гражданских? — расспрашивал Шейн. — Это же надо, удивил, так удивил.       Конрад Шейн был в его доме. Валялся прямо на диване в гостиной — в руках наполовину опустошённая бутылка виски, на лице до противного счастливое выражение, из горла вместе с пьяным дыханием вырывался едва слышный, хрипловатый смех. После того, как Джон зажил обычной жизнью, он впервые видел Шейна перед собой и странно, но не блеванул с непривычки.       — Ты не знаешь, о чём говоришь…       Слова не шли с языка в то время, как мысли раненой птицей бились в голове. Конрад Шейн совершенно точно знал, о чём говорит. Неважно ни то, что на свободе он спился, ни то, что, судя по виду, сторчался — знал наверняка.       — Сегодня с утра, прямо перед тем, как поехать на работу — попутно — ты грохнул одного парня в дорогом костюме. Майки Грейса… Пришлось загуглить утырка.       Секунды молчания показались долгими часами. Джон наблюдал, как Шейн пьяно ухмыляется и делает новые глотки… Почва не ушла из-под ног, Джон просто упорядочил метавшиеся мысли и подумал — если Шейн знает много лишнего, то лучше ему отсюда не выходить. Во времена их работы в ЧВК, Шейн ждал удара, поэтому не давал застать себя врасплох. Всегда был начеку. Сейчас он пьян, сейчас рядом нет верных псов, что прикроют спину, сейчас он гораздо беззащитнее, чем тогда…       Нержавеющая сталь «любимца Голливуда» — «Смит-Вессона» сорок четвёртого калибра — тускло сверкнула на солнце. Шейн прицелился ему в голову, опять глотнул и вытер влажные губы.       — Я знаю, о чём ты думаешь, Джонатан. Я всё знаю. Разве мы не похожи? На твоём месте, я думал бы о том же. Я знаю, как ты возьмёшь винтовку, как прицелишься, как нажмёшь на спуск. Я тебя учил, я, понимаешь?       Шейн следил за ним? Следил всё время? Джон обманул трекер в часах, заручился поддержкой Бэйли — человека, которому на самом деле поручили наблюдать — но не засёк Шейна возле себя?.. Джон втянул носом воздух. Почему они оказались в одном городе? Раз им запретили общаться друг с другом, то почему не разделили? Так легче присматривать за всеми сразу? Или Шейн приложил к этому руку?       — Ты доложишь обо мне? — голос прозвучал на удивление твёрдо и однотонно.       — Я? О тебе? Зачем, Джонатан? Я на твоей стороне. Всегда был…       Джон сжал зубы. Сволочь… Сочиняет небылицы и, кажется, сам в них верит.       Шейн ушёл из его дома не меньше, чем через час — аккуратно, стараясь окончательно не вывести из себя. Прокрался, словно мимо скалящегося пса. Случившегося не изменить — прямо тогда, в своём доме, в окружении бдительных соседей и под дулом револьвера, Джон не должен был делать ничего. Зато слишком хорошо знал, что так просто это не закончится. И не закончилось. Прошло немного времени — Шейн показался вновь. Ещё тогда — до смерти Мелани Диксон — Джон только раздумывал о его убийстве. Шейн сам породил эти мысли. Но случилось невообразимое: у снайпера, безвестного в широких кругах, у снайпера, который всерьёз собирался начать и завершить свою «карьеру» смертью педофила Грейса… Появился подражатель.       Диксон не была виновата совершенно ни в чём, смерти она не заслужила, но когда это тревожило Шейна? Он просто убил её. Словно участвуя в какой-то реконструкции, сделал всё почти так же: использовал тот же патрон, ту же винтовку — его винтовку! — выбрал похожую ситуацию, и выстрелил — точно так же, как мог выстрелить Джон. Когда прозвенел звонок и Кларку сообщили о новом трупе — убитом якобы тем же снайпером, от пули которого погиб Грейс — Джон долго не мог поверить в услышанное. Только взглянув на тело, он понял, что это случилось. В самом деле. И этого не исправить…       — Датчик слежения ты как-то обманул? — любопытствовал Шейн.       В хорошо освещённой, уютной кофейне приходилось вести себя, как ни в чём не бывало. Спокойно. Джон говорил и действовал на автомате, пытался даже пререкаться с Кларком, но мыслями всё время возвращался к трупу Диксон и Конраду Шейну. Мышцы лица будто онемели, возможно, поэтому Кларк ничего не понял. Не уловил его истинных чувств. А может и сам Джон до конца не мог осмыслить того, что стал причиной ещё чьей-то смерти. Это не давало ему дышать.       Джон ответил на звонок, услышал голос в трубке… Титаническими усилиями сохранил лицо.       — Молчишь? Правильно, просто слушай, — голос Шейна звучал мягко и ободряюще. — Та куколка была очень мила, жаль я не смог навестить её перед тем, как прикончить. Подражать тебе невообразимо трудно, Красавчик. Но у нас же игра? Нужно соблюдать правила. Иначе копам мозги не запудрить. Ладно… заболтался. Ты так хорошо устроился — за столиком с чашкой кофе… Вставай и иди обратно в квартиру мёртвой девки, копы там уже закончили. Если хорошо поищешь, то найдёшь от меня подарочек. Я так банален, так предсказуем, не смог придумать ничего лучше — написал тебе послание. В письме имя того, кто умрёт следующим. Только вдумайся, какое я ничтожество. Самому тошно от повторения канонов блокбастеров, но без тебя я, кажется, израсходовал весь творческий запал. Наверное, похитил бы твою жену, угоразди тебя жениться… Обещаю, впредь быть интереснее. Поэтому хорошо потрудись, Красавчик, найди бумажку — найдёшь, клянусь, тот человек останется жив. Квартиру я обесточил, на крыше дома оставил перчатки, фонарь, одежду, даже обувь, — он ухмыльнулся, — я очень щедр и знаю твои размеры.       Реальность, которую Джон старательно отрицал, навалилась всей тяжестью своей нереальности. В тот миг он рассудил — Шейн оставил ему ту же одежду и обувь, которые надевал сам. Значит, в квартире Диксон и на крыше, откуда Шейн выстрелил, могут найти отпечатки обуви и волокна. Дальше следы обуви будут смотреть в базах данных для определения бренда и других групповых признаков. Но что с индивидуальными признаками? Это подошва, сношенная определённым образом, особенности походки, распределение веса при движении… Если всё раскроется, следствие докажет, что одну и ту же обувь носили два разных человека? Шейн умеет имитировать его походку, у них один размер ноги, весят они примерно одинаково и примерно одинакового роста…       — Скажи что-нибудь, Джонатан, долгое молчание начинает действовать мне на нервы. Сдать ты меня не сдашь, я утяну тебя за собой. Ты слышишь?       — Слышу.       Джон отключился и излишне резко опустил телефон на стол.       — Уезжаешь? — Кларк окинул его незаинтересованным взглядом, затем вновь посмотрел на парня погибшей Диксон. Тот, в принципе, мало на что отвлекался.       — Да, Бэйли попросил приехать.       — Не забыл, что без тачки сейчас?       — Поймаю такси.       — Что тут скажешь… Удачно тебе выслужиться.       — Это по твоей части.       Себя он как будто не слышал. Двигался и говорил всё так же — машинально. Но… Это же Шейн, чему удивляться? Он болен. Этого не заметно ни с первого, ни со второго, ни с третьего взгляда, и всё же он глубоко и неизлечимо болен. Бэйли прав — бешеных собак только отстреливать…       Никакого послания не нашлось. Неизвестно было ли оно, или это очередные бредовые игры Шейна, правил которых в точности не знал даже он сам. Джон очень осторожно, в самый короткий срок перерыл всё в доме — без толку. Но хуже другое: Шейн оставил ему не просто одежду и обувь, которую надевал при выстреле в Диксон — это была одежда и обувь, которую Джон надевал, когда стрелял в Грейса. Он сохранил её по просьбе мэра.       Перед выстрелом в Грейса Джон приготовил всё заранее и, поднявшись на нужный этаж, переоделся. Потом спрятал и винтовку, и одежду, однако Шейн знал его настолько хорошо, что нашёл тайник и попросту ограбил.       Когда в квартиру Диксон зашёл кто-то ещё, в голове вспыхнуло — «меня поймали». Волокна на крыше и в квартире Диксон, следы обуви, орудие убийства… Всё будет совпадать с уликами, найденными в доме на реконструкции и в офисе Грейса. Как он сможет доказать, что не убивал Мелани Диксон? Выкинув из головы лишние мысли, Джон приготовился к нападению: мышцы напряглись, словно до скрипа натянутый канат, однако удара не последовало…       В темноте он разглядел Кларка — вооружённого, готового пальнуть даже в пустоту — и буквально перестал дышать. Комнату озарил прерывистый свет фонаря, в наушнике поставленным голосом диспетчер запрашивала подмогу на Голден-драйв — с тех пор, как пристрелил Грейса, он всё время таскал с собой сканер-перехват полицейских частот. Слушал копов для подстраховки и избегания таких вот ситуаций. Чрезвычайных. Поэтому с Грейсом всё прошло гладко. Джон знал — патруль далеко.       То, что случилось потом, долго не давало спокойно спать по ночам. Но и к такому ему не привыкать. Он убрался из квартиры сразу, как услышал звонок в дверь, снял с лица маску, растерянно озираясь по сторонам. Всё что удалось сделать — ранить Мартина Кларка. И никаких чёртовых посланий! Либо в квартире и правда ничего не было, либо ему не хватило времени, чтобы это отыскать. Что дальше? Пусть с головой полковник Шейн не дружил, но он был на хорошем счету и у армейского руководства, и у корпорации, для которой оперативно-тактическая группа «Outcomes Force» выполняла задания. Шейн герой, ветеран с прочными связями — от него не избавиться так просто. Шейн как вечный нарыв — инфекционное поражение. Поэтому даже когда погиб Брайан Элиот — жертва номер три — Шейн описал всё так, будто Элиот умер по причине, не относящейся к армии. И армейцы не подняли шума.       Это было нетрудно. После выхода из состава ЧВК, мошенник Элиот вернулся в Бостон — родной город, от которого в порыве сентиментальной тяги не захотел отрекаться. Правда вскоре стало ясно, что сантименты вовсе не были сантиментами — Элиот придумал план и скрылся от приставленной агентуры. Занял место реально существующего в Майами человека — Коула Уайта. Они с Уайтом были похожи. Очень. Элиот поправил фото в документах и стал тем, кого полиция впоследствии не смогла отыскать. Настоящий Уайт, скорее всего, мёртв. И умер он ради того, чтобы Элиот смог подобраться к политику — сенатору, причастному к созданию ЧВК «Outcomes Force». Брайан Элиот собирался шантажировать сенатора, в банковской ячейке на имя Уайта был компромат. Тайно сделанные фото, доказывающие связь «доброго политика» с незаконными миссиями «Outcomes Force».       Каким бы глупым не казался его план, Элиот всё обмозговал, рассчитал и взвесил. Промахнулся он лишь в одном — в выборе города. Убегая от армейского преследования, Элиот затаился в самом сердце грядущих событий. Он не знал ни о том, что в Майами вернулся Джон, ни уж тем более о Шейне, но он знал наверняка — за нарушение прямого приказа и побег от армейцев его наградят пулей в голову без каких-либо разбирательств. Ещё он не взял в расчёт другого политика — мэра Квентина Бэйли. Зато мэр принял Элиота с королевскими почестями. Бэйли всегда был очень гостеприимен.       Всегда был рассудителен — мэр делал много и вместе с этим мало, ровно столько, чтобы не подставиться самому. Мэр бы потопил его — Джона — случись что-то поистине серьёзное, но тогда ничего не мешало ему попытаться перевести стрелки. И именно тогда под руку подвернулся Брайан Элиот. Дебил с армейцами на хвосте. К зданию на реставрации Джон, сам того не подозревая, приехал на его машине. Одежду и винтовку мэр собирался использовать для того же — подставить Элиота и быстро закрыть дело Грейса. По замыслу Бэйли: Элиот со своим криминальным прошлым, сыграл бы роль козла отпущения — стал главным подозреваемым в убийстве Майкла Грейса. Но ещё до того, как он попал бы в руки копов, Бэйли навёл на него людей из армии — Элиот умер бы по естественным причинам или пропал без вести. Полиция потеряла бы подозреваемого, армия убрала беглеца и стёрла все его следы. Дело застопорилось бы, замерло в пустоте. А даже если не замерло — полиция направилась бы по ложному следу.       В то время Джон всего этого ещё не знал.       Подъехав, он старался не попасть в объективы ближайших камер, но в уме держал: нельзя недооценивать полицию. Было бы желание, а способ добыть и просмотреть записи всегда найдётся. Кларк нашёл.       И всё же в задуманном Бэйли почти не сомневался. Маленькую брешь всегда можно было залатать, но Конрад Шейн стал настоящим стихийным потоком, который разрушил и плотины, и дамбы. «Сценарий» мэра он попросту изничтожил, превратил в пыль. И это при том, что вообще ни о чём не догадывался и не стремился встать поперёк горла именно Бэйли. Стоило Шейну вмешаться — всё начало рушится, разваливаться прямо на глазах. Казалось, Шейн вообще ничего не планировал, творил, что вздумается. И всё туже затягивал петлю на шее Джона Дориана…       Джон превратился в серийного убийцу, «раковую опухоль» Майами. Порой он и сам не понимал, что происходит. Всё стремительно, хаотично и в беспорядке смешивалось в одну кучу — и вело прямиком к нему. Потому что погибший Элиот не стал подозреваемым полиции, он стал очередной жертвой. Жертвой, убитой не «человеком в маске», всё тем же Шейном — следующим после Диксон стал «Коул Уайт». Шейн нашёл его по номеру машины. Обещания Шейн привык выполнять, но вряд ли Элиот действительно был его целью. Они лишь повздорили, а поскольку Элиот совсем не Джон Дориан, Шейн задушил его и наверняка даже не успел пожалеть о безрассудстве своей выходки. Времени у него оставалось всё меньше и меньше.       Когда в стельку пьяный, Шейн сообщал новый адрес, то не мог просчитать даже на пять шагов вперёд. Ему было скучно, он пытался себя развеселить. Полиция присоединилась к его веселью совершенно нежданно, но отступать было некуда — «человека в маске» они снова застали прямо в квартире. Прямо рядом с трупом. Джон рылся в вещах Уайта-Элиота, потому что Шейн пообещал кого-то убить. Что ещё? Он снова был в той одежде — улике, которую надевал в день убийства Грейса. Наверное, винтовку Шейн приберёг на потом, а вот одежду и кроссовки Reebok — чуть большего размера, чем нужно — велел надеть. После полиция даже нашла следы Шейна в квартире Элиота — жёлто-зелёные волокна — но им не с чем было их сравнить.       Вся жизнь закрутилась вокруг одного — где Шейн? Где его искать?       Тот хорошо прятался, и всё же однажды сам себя выдал — Джон получил торжественное приглашение в дом Ники Шерман. Очередное безумие, навеянное наркотиками и алкоголем. Может быть, Шейн думал, что Джон ей не навредит, может, Шейн вообще не думал, не до того ему было.       Джон не убил его прямо в том доме, потому что ему помешали. Вокруг были свидетели, к тому же, пришлось бы расправиться ещё и с Шерман… В отличие от Шейна, он не может убивать всех без разбора. Но и это не всё — Джон испытывал почти стыдливое желание жить. Не бежать и не скрываться — просто жить…       Майкл Грейс тоже хотел жить. Убивая его, Джон не думал об этом, так что главный рубеж был преодолён — Джон приготовился перейти от мыслей к действию. Во что бы ни стало. Начал строить планы, пытаясь уделить внимание каждой мелочи. Единственное, о чём он и подумать не мог — что Конрад Шейн погибнет именно так.       Шейн узнал о банковской ячейке в последний миг, с подачи полиции. Похоже, только Джон, оставался в неведении до самого конца. Подъезжая к банку, он лишь догадывался — ничего хорошего его там не ждёт. Не прогадал — там ждал только Шейн. Долбанутый на всю голову урод, установил прослушку где-то в недрах его дома. Уже потом Джон перевернул всё вверх дном, но так и не смог найти жучок, а ведь, казалось, должен был просекать такие штуки на раз. В любом случае, «мания преследования» Кларка не была надуманна… Но Шейн слушал не Кларка, Шейн слушал его. Слышал разговор с детективом Родригесом от и до.       — …Джонатан, птенчик, ты даже не представляешь из какой грязи я тебя только что вытащил.       На заднем сидении его «Лексуса» Шейн стащил с лица маску и вскрыл конверт из банка.       — Вот это, — Шейн достал первое фото, — сифилис.       Достал второе, показывая лицевой стороной:       — Вот это гонорея. А вот это трихомониаз.       На всех тайно сделанных фотографиях красовался секретарь сенатора. Фон — проделанная «Outcomes Force» работа. И почти на всех снимках, так или иначе, засветились и он, и Шейн. Но, признаться, волновало это мало. Джон вёл машину, да только смотрел больше не на дорогу, а в зеркало заднего вида. Шейн «выкрал» его прямо перед носом у Кларка, а теперь сидел с такой довольной рожей, будто не он вытравливал, выдавливал из него последние капли человечности. Будто друг другу они поистине близки…       — Поговори со мной, Джонатан.       Шейн ведь даже не издевался. Лучше бы это было издёвкой… Проехав мимо дорожного знака, Джон притормозил у обочины.       — Выметайся. — сказал он. — Пока ещё никто не видел, выметайся к чёртовой матери!       Вдалеке из-за поворота вырулил полицейский «Форд». Шейн заржал, сложил фото обратно в конверт и, размахивая пушкой, полез вперёд. В зеркале заднего вида отразились переливающиеся огни.       — Поздно, Красавчик. Подвинься, я типа беру тебя в заложники. — Шейн повернул голову, напрямую встречаясь с ним взглядом. — Теперь по-настоящему.       В уши врезался визг резины, потом качнуло, вжало в кресло. Джон крепко зажмурил глаза. Открыл. Быть может, если бы Шейн посмотрел на него в тот миг, то заметил… Заметил то, что должен был и это спасло бы ему жизнь. Но Шейн не посмотрел.       — Я же всё делаю ради тебя… Что в тебе такого? Чем такой, как ты может цеплять так? А на тебе как будто свет клином сошёлся, и мне хоть в петлю лезь…       Стрелка спидометра уже уткнулась в ограничитель — пейзаж за окном будто смазался, голос Шейна смешался со свистом ветра, что проникал в салон сквозь едва приоткрытую щель…       Шейн всё нёс и нёс какую-то чушь. Но, заметив седан «Лексус», — совершенно такой же, не различить — Джон перестал это слушать. При резком повороте его откинуло к двери, плечом Джон болезненно врезался в стекло, а сквозь вой ветра прорвался грохот выстрелов — сорванный номерной знак поволокло по дороге. Тот взорвался столпом искр и скрылся меж галдящей толпы. Шейн с другим водителем резко сбавили, а потом снова набрали ход.       Скоростью свело желудок, заложило уши. Тело завибрировало, когда две одинаковые машины начали вилять между собой, но разум, казалось, дал осечку — словно голос его затих. Джон увидел номер полицейского «Форда», но не осознал, кто именно за рулём…       А секунду спустя вспомнил и цифры того номера, и кто обычно водит такую машину. Старый знакомый — офицер Джейми Веласкес. Джон заломил руку Шейна инстинктивно: действуя почти вслепую, попытался выхватить пистолет, однако всё что получилось — ударить по приборной панели и вытолкнуть пушку прямо на проезжую часть. В салон ворвался ветер, резкой пощечиной хлестнул по лицу, из открывшегося бардачка посыпались журналы, но, прежде чем страницы успели разлететься по салону, Шейн быстро перегнулся и закрыл дверь.       — Лучше обойтись тебе без фокусов! Не то решу, что ты не рад мне.       Голос Шейна превратился в сплошное рычание, однако Джон снова перестал его слушать — обернулся, всё ещё видя машину Веласкеса. Да и галстуком Шейн стянул его руки, скорее, для вида. Джон понимал, что может освободиться, а потому не сопротивлялся. Зачем? Что он будет делать свободными руками? Если Шейн умрёт в этой машине, Джон отправится следом. Армейцы разбираться и нянчиться с ним не станут. Они даже могут зацепить его семью и Кларка…       Шейн не должен погибнуть в его машине. Возможно, Шейн думал так же, поэтому не ждал нападения — чего-то серьёзнее, чем попытка избавиться от пистолета.       — Что ты собрался делать? — просто спросил Джон.       Вопрос был глупым. И даже не относился к тому, что происходило здесь и сейчас.       — За нами хвост, — напомнил Шейн. — Отделаться от копов, что же ещё?       Шейн оказался так близко, что захотелось сомкнуть руки вокруг его шеи и причинить столько боли, сколько вытерпеть он попросту не сможет. Шейн понимал достаточно, однако вряд ли знал, как опасна та грань, которую он собрался переступить. В его взгляде было столько внимания, что тянуло уже не прочистить желудок, а до скрипа отмыться.       — Это тревога? — увидел что-то Шейн. — Того копа в машине… Ты его знаешь?       Это была не тревога. Совсем не она…       — Не причиняй ему вреда, — сказал Джон.       Шейн хмыкнул.       — Мне как-то не по себе. Чувствую себя юным ревнивцем. Я же не гомик… Но ты и правда красавчик. Уэйн тоже так считал.       — Вы оба больны.       На пару секунд Шейн затих, и следующими словами подписал им обоим смертный приговор:       — Наверняка… Но не криви душой, я кое-что видел. Я видел, как ты смотришь на него. Кларк, да? Твой друг оказался хорош, повалил меня на землю. Не ожидал. Наверное, я убью его… — Он будто задумался. — Нет, точно убью. Из-за тебя. Мне не нравится, как ты смотришь на него. Он нам не нужен, птенчик.       Возможно, всё бы и правда обошлось, если бы Шейн заметил раньше: эту неистовую жажду убийства — Джон никогда и ни к кому такого не испытывал. Словно под гипнозом, он посмотрел вниз — на стопку журналов, между которыми был зажат нож. Когда-то именно с Кларком они выбирали его…       — Господи… Эти ушлёпки не дают мне сосредоточиться на главном. Я тут, между прочим, пытаюсь выразить чувства! — Шейн повысил голос. — Признаться в «вечной любви»!       Позади надрывно выла сирена, по встречной полосе ехал красный кабриолет. Джон смотрел лишь на журналы, поэтому многое пропустил: Шейн подрезал кабриолет так, что машина подлетела и рухнула прямо рядом с цепочкой копов, перегораживая им путь. Грохотнуло, будто при взрыве и зазвенело разбитое стекло.       Ремень безопасности врезался в торс — прошиб болью, вероятно, оставил след. Дыхание сперло, но Джон успел схватить нож. И только потом обернулся. От подавляемого бешенства его затрясло по-настоящему.       — В яблочко! Ты видел… — Шейн повернул к нему счастливое лицо, наверное, Шейн и сам не верил в то, что смог проделать такое. — Нет, ты видел?! Я думал этот идиот Рейнольдс, ни хрена не сможет, а он гонит как в «Форсаже» — глаз не отвести! Знаешь, где я его откопал? Он трахает Ники. За деньги, понятно. Но мне он так по-крупному задолжал, что не смог отказать и попёр против копов. Для него так лучше. Лучше помочь мне здесь и сейчас, чем и дальше оставаться в долгу. — Шейн качнул головой. — Нет, ну ты видел?       Сам он не видел проклятого ножа. Продолжал говорить так просто. Буднично. Словно они старые приятели, обсуждающие бейсбольный матч.       — О, Джонатан, ну что за лицо? Ты ещё заплачь. Вспоминаются былые деньки, да? Я — командир армии ублюдков, и ты — дитя дитём. Птенчик. Ты так забавлял меня, но я и предположить не мог, чем всё обернётся. Что ты займёшь все мои мысли. Я думаю о тебе всегда, каждую секунду… День за днём. Пока жив ты, у меня тоже есть тяга к жизни. Это ведь я вытащил тебя оттуда. Если бы не я, до сих пор бы ты в людей стрелял. Хотя… ты всё равно в них стреляешь!       Шейн говорил одно и то же, будто ничего кроме, его уже не волновало. Те же самые вариации слов вновь, и вновь, и вновь. Они царапали нутро, тонкими иглами впивались в мозг и заставляли ненавидеть его ещё сильнее. Казалось, сильнее было просто некуда, однако Джон умел удивлять. Даже себя самого.       А Шейн… Говоря всё это, похоже, он решил покончить жизнь самоубийством.       Джон незаметно полоснул лезвием по галстуку, но рассёк его не сразу. Лишь сделал надрез, затем спрятал нож под рукав рубашки.       — Скажи, что грезишь мной перед сном, Джонатан. Скажи, иначе, когда подкатят новые копы, как и предыдущих — я отправлю их на тот свет.       Джон сам повернул к нему голову, встретился взглядом. И, похоже, Шейн всё-таки уловил это — всепоглощающую ненависть. Лицо его дрогнуло, исказилось, будто по мышцам пустили ток.       — Я грежу пред сном… Человеком по имени Мартин Кларк. Я думаю о нём всегда, день за днём…       Что-либо предпринять Шейн не успел. Джон смотрел, как продолжает меняться его лицо — брови опускаются к переносице, черты заостряются в беспомощной злости… И в следующий миг ударил острием ножа прямо в его живот. Так сильно, что едва не пробил насквозь. Раздался булькающий звук, Шейн болезненно рыкнул, поперхнулся, его глаза распахнулись, а голова опустилась. Машину начало заносить, пришлось перехватить руль и отпихнуть безвольное тело. Пока Джон выравнивал «Лексус», сердце бешено стучало у него в ушах. Он это сделал… Сознательно навлёк на себя гнев армии. Если только… Никто не знает, что под маской был Конрад Шейн. Если только избавиться от тела…       Он горько ухмыльнулся. Да, избавиться от тела и вместо армии посадить себе на хвост полицию. Ещё и «этот» во второй машине. Рейнольдс? В лотерее не осталось выигрышных билетов. Закончились, как только Шейн погиб. Но словно в подтверждение того, что всё может быть хуже, Джон заметил слабую возню. Машину снова качнуло, когда Шейн оттолкнул его от руля. Едва ли не захлебываясь кровью, Шейн потянул нож за рукоять. На его лбу вздулись вены, он сорвался на крик — лезвие вышло из него с таким же отвратительным, чавкающим звуком.       Что ещё хуже? После такого безрассудного поступка Шейн не истёк кровью. Это высшая степень везения или Шейн вправду не человек?       Ударившись головой, первые секунды Джон видел только темноту, но среагировал он моментально — вместо его щеки, Шейн саданул ножом по боковому стеклу. Машина выехала на встречную полосу, послышалось надрывное гудение, визг шин и даже крики других водителей. Время будто замерло, а в голове вспыхнула одна единственная мысль — здесь и сейчас они просто умрут. И никакой уже армии, никакой полиции…       Они должны разбиться к чёртовой матери. Так, чтобы не осталось даже кровавого пятна. Так возмутительно правильно, так… Справедливо. Но и на этот раз, у Шейна имелись другие планы — за мгновение до «поцелуя» «Лексуса» с несущимся на него «Мазерати», они съехали со встречной полосы. Долгий, пронзительный гудок шарахнул по ушам, едва не оглушил. Шейн вцепился в его предплечья, пачкая их кровью. Но почему-то не порезал ножом…       — Джонатан… Ты всегда был неблагодарным учеником. Когда я убью тебя, то не стану зарывать труп. Я разрежу его и медленно, смакуя каждый кусок, съем. Тогда мы будем неразлучны.       Наверняка уловив на его лице отвращение, Шейн растянул губы. Показал окровавленные зубы, хрипло втянул воздух.       — Я… — Джон запнулся, — пробил тебе печень.       Шейн улыбнулся шире. Рану он даже не зажимал — под чёрной мантией, там, на армейской безрукавке, расплывалась кровь. Словно нефтяное пятно на водной глади.       — Не пробил.       От следующего удара зазвенело в ушах. Джон зажмурился, спасая глаза, из его носа хлынула кровь, медленно стекла с приборной панели, капнула вниз. Мгновение — и ещё несколько ударов. Крови стало больше, она лужицей собралась под ногами, багровой россыпью украсила салон и наполнила его острым запахом железа. Перед тем как отбиться, Джон успел сплюнуть — кровавый ошмёток попал Шейну прямо на штанину. А затем Шейн не сдержал нового крика: его правая рука хрустнула, левая соскользнула с руля, нож почти сорвался вниз…       И машину тряхнуло с такой силой, что стало неясно, как она вообще не перевернулась. Джон отлетел к двери, плечом врезался в повреждённое стекло, почувствовал, как машину закрутило, как она осела, и услышал тихий свист. Наверное, пробило сразу несколько колёс.       Шейн с трудом разлепил глаза. Заметил многоуровневую парковку, и поэтому нажал на педаль газа. Сомнений не было — от боли Шейн почти терял сознание. Почти. Нож остался в его руке, но не усилием воли, лишь благодаря случаю.       — Ты безрассуден, но не самоубийца… — слова тоже дались ему с трудом. Крупно дрожащей рукой — в месте закрытого перелома собиралась кровь — Шейн приставил лезвие к его горлу.       — Ты самоубийца, раз решил вернуться в мою жизнь, — в тон ему ответил Джон, зная, что способен перехватить нож в любую секунду.       Шейн хохотнул. Он смотрел пьяным, рассредоточенным взглядом. Когда они были частью «Outcomes Force», Шейна часто предупреждали:       — Перестань испытывать его на прочность!       Они попросту боялись, что у него поедет крыша, и Джон подорвёт себя и всех остальных. Или затравит всю их ЧВК газом. Шейну приходилось держать ухо востро, наверняка он думал, что его хотят убить, размышлял над этим, но не верил, что это взаправду случится.       — Он кто угодно, но не самоубийца. Да и что потом? Исчезнем мы, появятся другие. Не изменится ничего. Имя нам легион — вот истина, которую он усвоил.       Несмотря ни на что Шейн приблизил к нему лицо.       — Мы умрём вместе? Обещаешь?       — Обещаю помочь тебе умереть.       Джон приготовился к тому, что в следующее мгновение Шейн захочет полоснуть лезвием ему по горлу. Приготовился этот выпад отразить. Приготовился ко всему, но не к бездействию. Шейн медлил. Не просто медлил… Он как будто не мог себя заставить. Не из-за боли, не из-за слабости, не из-за того, что постепенно умирал…       Джон почти улыбнулся. Это могло вырваться против его воли.       — Ты просто жалок, — выдохнул Джон.       Словно в каком-то безумном, перевёрнутом с ног на голову мире, они поменялись ролями. Чокнутый садист Шейн не мог его убить. Не хотел его убивать. Не мог решиться на убийство. А сам он желал Шейну смерти всеми фибрами души. Он хотел, чтобы она была мучительной и жестокой. Это не искупит всего совершённого, но Шейн как никто заслуживал мучений.       — Тихо, Джонатан. Ты не в том положении, чтобы болтать.       «Лексус» въехал в здание парковки. На дорогу Шейн совсем не смотрел, терпел адскую боль и буравил его взглядом. Поэтому они чуть не врезались в другие машины, и всё-таки даже Джон не обращал внимания на то, что происходило вокруг.       — Жалкий недочеловек, — продолжил он.       — Тихо, — повторил Шейн.       — Я всегда жалел ущербных, но раньше не понимал, что ты больше остальных нуждаешься в жалости.       Шейн слизнул кровь, вытекшую из уголка рта. Посмотрел на свою дрожащую руку. Машина встала. В тени, там, где не было охвата камер.       — Неужто и правда придётся тебя сожрать?       И тогда Джон напал. Больше он не боялся сбить кого-то по пути, да и дороги назад уже не было. Шейн просто защищался. Он медленно умирал… Зато был очень зол. Поэтому, когда Джон порезал ладонь, отталкивая лезвие, Шейн смог уклониться и нанести ответный удар. Лезвие просвистело в дюйме от щеки, Джон отпрянул, второй щекой врезался в спинку упругого кресла — на белой коже остался кровавый след. Кончик ножа порезал обивку, Джон вновь ушёл с линии удара, однако на что-то большее у Шейна не хватило сил. Минуту назад он кое-как сжимал руль, теперь же сломанная рука повисла мёртвым грузом.       Но здоровой рукой Шейн держал нож. До сих пор…       Ещё до встречи с ним Шейн был помешан на всём восточном и, охраняя базу на Тайване, начал практиковать традиционные китайские стили. Адаптировал под реальный бой стиль тигра и стиль леопарда. В нём чудно переплеталось стремление к духовному совершенствованию с желанием жрать людей, и даже если Джон с детства занимался единоборствами, в спаррингах Шейн превращал его в кровавую отбивную, а затем поднимал и превращал опять. Это не обычная подготовка солдат, не спорт… Это подготовка от Конрада Шейна — комбинирование бокса, ударных и прыжковых техник. Специально для Джона Дориана. Шейн хотел сделать из него идеального бойца, психологически подстроить под себя. Тигр — самый жёсткий стиль, самая мощная агрессия. Леопард — прыжки и скорость. Джон научился всему.       Именно это помогло ему стать неузнаваемым для Кларка. Даже когда с навязанного «кунг-фу», он бессознательно переключался на привычное «дзюдо» — движения не казались знакомыми.       И, может быть, Джон слишком быстр для себя самого, но не для Конрада Шейна. А, может быть, это очередная случайность. Всякое может быть. Ещё несколько взмахов ножом — Джон врезался спиной в дверь, машина просела ниже, а Шейн подался вперёд и перед тем, как получил ногой в продырявленный живот — воткнул лезвие в его правый бок.       Лезвие обожгло кожу и скрутило внутренности болью.       Сквозь боль Джон услышал протяжный хрип. Не свой — Шейна… Вывалиться из салона Шейну помешал тот отставной солдат — Энтони Рейнольдс. С самого начала Шейн диктовал ему что делать, однако к концу Рейнольдс мог просто уехать — команд больше не поступало. И всё же не уехал. Свернул прямо на парковку и вытащил Шейна из машины. Вместе с окровавленным конвертом.       — Отпусти… Отпусти! — Шейна приходилось буквально волочь. — Я должен добить его и забрать тело! Не оставляй его копам!       Рейнольдс завис всего на секунду. Джон встретился с ним взглядом. Полулежа в кресле, он зажимал полученную рану и не понимал, что должен делать. Конрад Шейн жив, его выносят… Уносят всё дальше. Это хорошо? Или нет? Возможно, и Рейнольдс, и Джон приняли бы одно решение, но им помешала полицейская сирена — с нижних этажей донёсся громкий вой и, невзирая на протесты Шейна, Рейнольдс захлопнул дверь.       — Мы не прорвёмся, если будем медлить. Над нами вертушка! — решил быть благоразумным Рейнольдс.       Джон закрыл глаза. Мыслей в голове оставалось всё меньше, он слышал, но не видел, как отъезжает вторая машина. Однако вскоре заметил тенью приближающихся спецназовцев. Нужно заснуть. Прямо сейчас для всего мира он должен стать жертвой. А потом… Легко может превратиться в преступника.       Кларк будет его защищать? Будет на его стороне несмотря ни на что?       Стоило подумать о Мартине Кларке, как дверь распахнулась. И, немного придя в себя, Джон услышал:       — Джонатан…       Главное было держаться ближе к правде. Иначе бы его раскусили. Джон знал, что ложь его слабое место. Кларк тоже это знал. Наверное, если бы не выстрел в Ники Шерман и не выстрел у дома с заложниками, всё прошло, как по маслу. Копы не могли доверять ему безоговорочно, но причин не верить у полиции не было. Потому что Шейн погиб. Потому что случилось это не по вине Джона Дориана. Потому что полковника Шейна вовремя не опознали. Кровь, оставленная в машине, была распространённой группы, полиция искала среди солдат, но у каждого второго оказалась именно такая. Даже анализ ДНК завёл в тупик. Как только Шейн попал в ЧВК — все его образцы подменили. Если бы Шейн погиб где-то вдали от дома, его биологические следы могли бы привести прямиком к пентагоновским генералам. Это было оправданным риском. Объяснить то, почему совпадений не нашлось — не так уж и сложно. А вот Элиота опознали довольно быстро именно потому, что он не был прямым участником ЧВК — хотя был, но очень недолго — в основном работал внутри страны…       Мир дал Джону Дориану второй шанс: военные не могли подключиться к делу, ведь они и понятия не имели, что произошло. Если бы Джон верил в бога, то молился день ото дня — лишь бы Шейна не смогли опознать. Лишь бы он так и остался неизвестным в полицейском морге.       Джон смог бы уйти от полиции — в конце концов, чтобы обвинить его, им нужны были улики — но при условии, что смерть или исчезновение Шейна не свяжут лично с ним. Он готов был пройти через расследование, стать их главным подозреваемым. Им он мог противостоять, с ними у него была надежда выпутаться. Не потому, что он слишком умён… И даже не потому, что окончил полицейскую академию. Джон учился у Кларка. Порой Кларк обсуждал с ним дела, и Джон запоминал методы, с помощью которых раскрываются преступления. Кларку нравилось быть умнее, поучать — он искал информатора в участке, но на самом деле сам являлся им. А Джон был очень увлечён, ему нравилось слушать Кларка, однако самой любимой его темой были патрульные. Их методы он изучал сам.       Он даже прошёл тест на полиграфе. Когда Элисон Хойт предложила это, Джон оторопел, потому что не мог поверить в свою удачу… Как человеку, который уже смирился с тем, что всё кончено, ему и правда слишком везло. Хотя бы тем, что он барахтался, но оставался на плаву, а не тонул вслед за Конрадом Шейном.       Он учился обманывать полиграф. Не виртуозно лгать, а перестраивать своё мышление так, чтобы верить в неправду. Временно конструировать то, во что «поверит» машина.       Временно. Потому что чувство вины всё равно не отпустит. Выпьет до дна.       Для такого требовалась высокая степень самоконтроля, но именно это Джон умел лучше всего: сдерживать себя. Однако с Хойт ему пришлось попотеть.       — Восемнадцатого сентября вы стреляли из винтовки с патроном Винчестер-Магнум?       — Нет.       Стрелял не он. Стреляла винтовка. Об этом нужно было помнить в момент выстрела. Это нужно было себе внушить.       — Просили ли вы убить кого-то в этот день?       — Нет.       Он не просил. Это чистая правда.       — Вы выясняли местонахождение человека по имени Майкл Грейс?       — Нет.       Сам он ничего не выяснял. Опять правда. И вот когда Хойт потеряла самообладание и поддалась порыву — тогда-то она всё и запорола. Стала задавать вопросы «в лоб»:       — Вы убили Майкла Грейса?       — Нет.       Он не убивал Майкла Грейса. Он забыл его имя и старался не вспоминать. Он не убивал, он восстанавливал гармонию во вселенной. Равновесие. Справедливость. Он не убивал Майкла Грейса, руководителя строительной фирмы — он избавлял мир от педофила. Если проще, то: фермер травит грызунов на своих грядках, но не рассматривает это как убийство.       — Мелани Диксон убили вы?       — Нет.       — Коула Уайта вы убили?       — Нет.       — Брайана Элиота?       — Нет.       И дальше он просто говорил правду — не убивал. Он в самом деле их не убивал.       — Вы знаете, кто их убил?       — Нет.       Вот здесь он мог прогореть. Когда, предвещая такой вопрос, Джон раскладывал в своей голове комбинации, то остановился на самой простой — он не знал убил ли их Шейн, потому что этого не видел. Он должен был заставить себя верить в это. Временно.       — Вы и есть тот человек в маске?       Это не он… Кто-то другой. В своём уме Джон Дориан никогда бы не причинил вред Мартину Кларку. Он не тот Хамелеон — другая личность, другие стремления, желания.       Верь в это. Временно.       — Нет.       Если бы на том всё закончилось. Если бы только Хойт угомонилась. Но как она могла? Она понимала, что подставилась. Что у неё нет против него улик, зато своими же руками она состряпала видео для его адвоката. Тот мог использовать запись для защиты, например, включить перед присяжными. Такое им должно понравиться — тест на детекторе лжи прямо в полицейском участке.       Джон ждал ответного удара. Он думал, что видит все её замыслы насквозь. Он знал, прекрасно знал, что она заманивала его к госпиталю «Мемориал Джексон». Он лишь неверно растолковал — зачем именно. Он не мог туда не прийти, но и стрелять по якобы выжившей Шерман у всех на виду не собирался. На крышу проник без лишнего шума: вырубил парня, который прикрывал снайпера. Тот был расслаблен и курил — после тысячной операции, работа наверняка казалась ему скучной. Рутинной. К снайперу без прикрытия подобраться было ещё проще. Тот смотрел в прицел, «туннельное зрение» не позволяло ему заметить то, что происходило вокруг.       Джон занял его место, на вопрос по рации ответил «вас понял», затем коснулся винтовки. Вскоре Элисон Хойт заставила его выстрелить. Заставила. Выбор был, но не для него. Для него не было иного пути.       В тот миг он не боялся попасться или погибнуть, он снова начал бояться жизни без Кларка. Всё вернулось назад. На круги своя. Как бы он не противился, вселенная замкнулась на Кларке. Нет Кларка? Кларк всегда есть и всегда будет. Даже если можно научиться жить без него, даже если Джон знал, что это возможно… Он знал также и то, что это жизнь с зияющей дырой внутри. Пустотой, которую можно заполнить лишь Мартином Кларком.       «Банально и пафосно» — как обычно ответил бы Кларк.       Но Джон всё равно продолжал надеяться на что-то. И сам уже не знал на что. Надежда разбивалась раз за разом, а он собирал осколки. Резал руки, и всё равно собирал. Говорил себе «я не буду», «Кларка нет» — и собирал.       — «Полиция Майами, положи оружие, толкни его ко мне и подними руки. Так, чтобы я их видел».       Притворной обидой Джон старался держать Кларка подальше и в глубине души мечтал, чтобы того отстранили от дела. В том, что Кларк оказался втянут, виноват только он. Он убил Грейса, прекрасно зная, кто поедет на место преступления. Наверное, и в этом Шейн повторил всё от и до — Мелани Диксон умерла во время дежурной недели сержанта Кларка.       Всё вышло из-под контроля и Мартину Кларку срочно нужно было сойти с линии огня.       Однако, когда Джон пытался отправить Кларка обратно в полицию, то вновь не предугадал, чем всё закончится на самом деле. О том, что Шейна опознали, Джон узнал в последний момент. Он понял, что «воевать» с полицией уже бессмысленно — оправдается перед ними, но умрёт от рук армейцев. Именно поэтому он подготовил всё для побега заранее. На случай, если доктор Купер справится с поставленной задачей, и военные узнают, что их отставной полковник давно отдыхает в морге.       Кларк не был частью плана. Кларк должен был исчезнуть, как только вмешался. Ведь это Кларк — он тоже не мог по-другому. Мартин Кларк защищает лишь себя. А Джон защищает его — они должны были разойтись мирно, преследуя каждый свою цель. Должны были… но Кларк повёл себя совершенно не свойственно. Вышел за рамки привычного.       И когда Кларк кинулся в воду… Чувство, которое пронзило, было больше, чем дружба или любовь. Это было больше, чем что-либо на свете. Уже потом, в какой-то особый миг, Джон почувствовал себя счастливым. Всё показалось простым, безопасным. Если Кларк не уходил, значит, сам не хотел. Кларк не из тех, кого можно принудить. Даже если рана, оставленная Шейном, ныла и болела каждый божий день, Джон почти поверил в то, что всё получится.       Из клетки есть выход.

***

      Три месяца спустя. Вайоминг. Ранчо «Горная долина».       — Зайдёшь в дом вместе со мной, — сообщил Харрис. — Если Дориан откроет огонь, надеюсь, ты погибнешь на месте.       Роберт Уэйн повернул голову и блаженно улыбнулся. В его лицо дул ветер, но шлем, который валялся на сиденье рядом, Уэйн не надевал.       — Даже малюсенькую пушку мне не доверишь?       — Само собой, нет, — твёрдо сказал Харрис.       — Так нечестно, Беретик…       «Хамви» — военный вездеход, свернул с лесной дороги, поднял в воздух клубы пыли и припарковался недалеко от дома, окруженного широкохвойными соснами. За ним ещё один, потом ещё. Двери машин быстро открылись, Харрис подал команду, и солдаты тенью скрылись с глаз. Оцепили по периметру дом.       Снайпер был уже на крыше, когда Харрис, словно добропорядочный сосед, постучал в дверь. Крепче сжал пистолет-пулемет — пятый «Хеклер-кох» с глушителем. Постучал опять. Затем глянул на Уэйна, который всё-таки надел шлем и встал напротив. Прислонился плечом к косяку так, чтобы его не было видно из окон, и вновь расплылся в улыбке. Как Чеширский кот страшно довольный жизнью:       — Сюрприз, мать вашу.