Хамелеон

      Хойт нечасто приходилось наводить справки так быстро и в совершенно незнакомом штате. Но бюро судебно-медицинской экспертизы с выпивающим санитаром она отыскала почти сразу. Это не первый его случай с подменой тела для кремации. Скандал был громкий, однако старика тогда не уволили. Как-никак уже за шестьдесят, до сих пор силён, хоть, бывало, злоупотреблял выпивкой. Плюс ко всему, умел общаться с людьми, не дышать на них перегаром, да и сидел на том самом окладе, за какой кто-то другой вряд ли согласился бы работать. А может, не уволили его по иной причине… Времени узнать подробности не хватило.       Купить и загримировать труп делом тоже оказалось непростым, но выполнимым. Нет… пожалуй, это было самым сложным. К торговле людьми, наркотиками и оружием многие привыкли, сейчас этим мало кого удивишь. Но вот торговля мёртвыми телами, которые попадают в руки извращенцев, творящих всё, что взбредёт в их головы, по новой обнажало всю мерзость человеческой натуры. Этим ещё можно удивить, если и не её, то кого-то другого. Деятельностью таких «предпринимателей» очень надо бы заняться, но они знают, как растворятся в воздухе после сделок.       От причастности ко всему этому во рту образовывался мнимый привкус гнили… Очевидно, не у неё одной — Хойт заметила, что Салливан начал чистить зубы при каждом удобном и неудобном случае.       Но не остановилась.       Похожего на Дориана мертвеца не нашлось, зато нашёлся одного с ним роста и очень близкого телосложения. Над лицом и волосами пришлось потрудиться, однако больше трудов ушло на воссоздание ситуации — санитар сам должен был верить в то, что сжигает тело Дориана. Но и тут помог Салливан, у которого взлом с проникновением теперь самое мелкое из нарушений. Технический вопрос решил знакомый специалист из Техаса — сперва он предоставил ей готовый набор хакерских программ, способных взламывать сервера, получать, редактировать информацию и подчищать за собой следы. Программы были созданы для обычных пользователей, всё что требовалось — это вводить нужные команды. Хакер провёл инструктаж, предупредил, что на полицейские сервера лезть не нужно — у них защита куда мощнее — и расщедрился настолько, что вопреки договорённости сам взломал полицейский Департамент Рок-Спрингса. Хойт и оставалось только, поработать над отчётами Мемориального госпиталя округа — «опечататься» в фамилии Дориана, и подсадить вирус, который внёс изменения в номера социального страхования многих пациентов. Конечно же, включая Джона Дориана. Что до медицинской страховки, то мэр не платил за него взносов. Дориан покупал страховку сам и потерял её незадолго до своего побега.       Дальше Хойт изучила рану и примерно определила калибр, которым ранили Дориана. Скорее всего, девятый, патрон был мощнее среднестатистического, но даже здесь Салливан не остался в стороне и подсказал вполне жизнеспособную теорию:       — Патрон калибра «.357 Sig»?       — Очень может быть, — согласилась Хойт, — но с чего ты это взял?       Салливан будто язык прикусил, и некоторое время буравил рану на виске Дориана пристальным взглядом. А потом вдруг дёрнул плечами. С какой-то несвойственной робостью.       — Это патрон Кларка. — Признался Салливан. — Он получил разрешение Департамента на использование тридцать второго «Глока». И хотя вы упорно делаете вид, что не в курсе, но изучив материалы дела, просто не можете не знать, какое именно оружие похитил у Кларка… снайпер.       — Говори сразу Дориан, зачем кривить душой и придумывать корректные обозначения?       — Затем, что я помню о презумпции невиновности.       А потом такой справедливый Салливан выстрелил в голову трупа из тридцать второго «Глока». Дориана ведь хотели убить, а не ранить? По сообщению анонима Дориан попал в кузов грузовика — должно быть, ранение по касательной случайность и неизвестно, знает ли стрелявший, что промахнулся? Если Дориана ищут, то вполне вероятно, они ищут труп.       Или он? Что если из своего пистолета выстрелил Мартин Кларк? Сомнительно, но ничего нельзя сказать наверняка.       В любом случае, Салливан испортил лицо мертвеца, переодел того в одежду Дориана, а после сделал анонимный звонок. Когда тело доставили в судебно-медицинский морг, Салливан подмешал лекарство в кружку с алкоголем санитару, оставшемуся на дежурстве. Салливан сам сжёг тело ещё до приезда полиции, но не ушёл — затаился внутри. Приехавшие копы обнаружили дежурного спящим, а поскольку случалось такое не раз и не два, никто и не подумал удивляться или что-то проверять. Они возмутились, только найдя прах — сожжённое тело, личность которого не успели установить. Дактилоскопирование трупов и без того может быть затруднено: после смерти в мягких тканях пальцев происходят изменения — чем дольше тянуть с экспертизой, тем больше времени она займёт. Да и нет гарантий, что принесёт плоды. А уж после сожжения трупа возни с его опознаванием не избежать. Поэтому пинками разбудив смотрителя, копы внушили ему: «ты напутал! Спьяну сжёг не тот труп». Вслед крикам и обвинениям прозвучало:       — Забей! Оформим его, как идиота с самострелом и закроем дело. Несчастный случай. Выстрелил и, свалившись вниз, разбил себе морду. У трупа были сильно выраженные посмертные изменения и дактилоскопировать его не представлялось возможным. Запомнил?       В таких случаях обычно отчленяют кисти рук и отправляют их на экспертизу. Существуют методики снятия отпечатков даже с самых запущенных трупов. Насколько они будут успешны зависит от многих факторов, но всё это неважно — как копы объяснили то, что экспертизы попросту не было?       На самом деле неважно и это. Такой исход был лучше, чем любой из тех, какие они с Салливаном держали про запас. Всё-таки ленивые уроды, прикрывающие свои задницы, иной раз полезнее профессионалов, привыкших доводить дело до конца. После того, как официальные бумаги были готовы, и сгоревший неизвестный по всем признакам походил на Дориана, Хойт установила в здании морга свои камеры, и стала ждать. Кто-то должен… Обязан был явиться. Кто-то должен был попасться, проверяя информацию о Дориане по всему штату. Но всё было настолько глухо, что она даже усомнилась — а идёт ли кто-то по следу? И лишь когда в один из самых обычных дней на работу явился санитар, стало предельно ясно — идёт.       Старик частенько маялся с похмелья, да только то утро отличалось ото всех предыдущих. Если бы уже тогда Хойт не размышляла, где и как ошиблась, то, возможно, и не заметила бы ничего. Но она заметила. Ещё до убойного и ОВР — в те времена, когда она просто патрулировала улицы — в Либерти-сити¹ почти каждый день ей приходилось отлавливать торчков. И уж кого-кого, а наркомана среди обычных алкоголиков она вычислить может. Загвоздка в том, что старик наркоманом не был, однако выглядел в то утро так, будто не квасил всю ночь, а навёрстывал упущенное и методично вкалывал в себя всякую дрянь.       — Ты это видишь? — Спросила Хойт.       Салливан шумно втянул содовую, выпустил изо рта пластиковую трубочку и сунул стакан в подстаканник. В кузове арендованного фургона всё ещё валялся пропитанный жиром пакет из-под острых крылышек, после которых странно, что у них обоих не было изжоги. Салливан приблизил изображение на мониторе и, прежде чем глянуть на старика, швырнул масляный пакет в урну.       — Он под кайфом? С каких пор в наркоши записался?       — Может, его записали. — Проговорила Хойт. — Найди голодного студента-медика, заплати ему и пусть под каким-нибудь предлогом возьмёт у старика кровь и мочу на анализ. Плановый осмотр, или ещё что. Сами придумаете.       Когда всё было сделано и результаты анализа получены, нашлось чему удивиться. Принято считать, что россказни о сыворотке правды выдумка, и в основном так оно и есть. Но это не значит, что чего-то подобного не существует. «Скополамин», «Пентотал», «Мескалин», «Анабазин», «Тиопентал натрия» — в умелых руках всё это может стать не только сывороткой правды, но и послужить толчком к психомодификации личности. Изменению сознания. Зомбированию. Тот же «Мескалин» применяли индейские шаманы для обрядов поклонения, с помощью «Пентотала» уже вовсе не индейцы ставили опыты над заключёнными, подавляя их волю. Примеров много, но всё это ни к чему. Тот, кто вкалывал старику «Пентотал», вовсе не хотел изменять его сознание. Он хотел слышать правду и ничего кроме правды. Если подобрать нужную дозировку и очень медленно вводить в человека «Пентотал натрия», то свет перед его глазами тускнеет, предметы уменьшаются в размерах; подавляется центральная нервная система, отключаются центры активности коры головного мозга и мысли об осторожности исчезают. Прежде чем задавать вопросы, такого человека следуют расположить к себе — установить доверительную связь и тогда он начнёт отвечать правдиво. Что мог выболтать санитар? Остаётся надеется, ничего лишнего. Он сказал то, что нужно было сказать, потому что сам верил в это: «я напился и сжёг не тот труп».       Убедившись в такой правде, его отпустили. Но не сразу, анализ показал ещё и «Скополамин» — алкалоид, который в зависимости от применения действует по-разному. Человек «парит», становится доверчивым и благодушным, точно так же может выболтать самую сокровенную тайну, а может забыть всё напрочь и не вспомнить. Кажется, именно лёгкой амнезии пытался добиться тот, кто допрашивал санитара. Сказав всё, что знал, старик ничего не запомнил. Выходит, даже дежуря возле здания, даже с камерами внутри, Хойт кого-то упустила. Кто-то искал Дориана, клюнул на наживку, и проскочил прямо у неё перед носом. Но догадался ли он, что его дурят? Вопросы мучили её и в Вайоминге, и уже в Майами, куда после двух месяцев комы перевезли Дориана.       Хойт откладывала его перевоз так долго, как могла. Вставляла палки в колёса — если в Рок-Спрингсе Дориан был худо-бедно спрятан, то в Майами он превращался в пока ещё живую, но мишень. Пусть в город его ввезли тайно — за исключением семьи никого в это не посвящали — однако при желании найти его было легче лёгкого. И оставался главный вопрос — а будет ли кто-то искать? Прошло много времени, если его не убрали в Вайоминге, то, вероятно, и во Флориде никто не тронет. Потому что глубоко копать не станут, потому что для «них» Дориан сгорел. Вот только вся теория держалась на соплях…       Да и от эфбээровеца, который искал людей по фотороботам, не было почти никакого толка. Он вывел её на одну из тюрем: округ Кингс, Калифорния. На заключённого Чарльза Баклэнда, осуждённого пожизненно за серию изнасилований и убийство первой степени.       Только по данным из тюрьмы Чарльз Баклэнд погиб двенадцать лет назад.       — Не исключай ошибки, Элисон. — предупредил агент ФБР. — Парень может оказаться лишь похожим, твой фоторобот не отпечатки пальцев. Мы не сможем ничего доказать.       — Ты сочинил историю и отправил запрос в Министерство обороны?       — Да. Они прислали мне данные на всех подходящих. Сегодня же всё перешлю тебе.       Хойт никого не опознала. Это не те люди, которые повстречались ей в Эверглейдс. Либо армия действительно сотрудничает, либо строит препятствия и просто отдаёт тех, кого не жаль. Доказать что-либо и правда невозможно.       — Мне жаль, капитан, но я уже потеряла надежду. — даже мать Дориана не хотела быть на её стороне. — Если диагноз постоянного вегетативного состояния подтвердится и ничего не изменится за год, то я отключу сына от аппарата. Его нужно отпустить.       Поэтому Хойт не могла позволить Дориану умереть и готова была защитить его во что бы то ни стало. Если его могла «отпустить» даже собственная мать, то только не Хойт. Потому что, куда бы она не сунулась — везде заходила в тупик. Просмотрев архивные записи из тюрьмы округа Дейд, той самой, где сидел Дориан, она не нашла к чему придраться. Примерно раз в полгода он встречался с семьёй, часто попадал в объективы камер, и даже если потом родные перестали его навещать, Дориан светился перед камерами с завидной регулярностью. Хойт нечего было предъявить армии или тюрьмам. У неё был только Джонатан Дориан. Дориан, который мог забрать свои тайны в могилу. Этого нельзя было допускать. Пусть из вегетативного состояния почти нет надежды выйти… Тем более через год. Это было хоть что-то.       — Пройдёт год или больше, но дайте ему ещё времени… — ответила Хойт. — Очень прошу.       — Так хотите упрятать моего сына за решётку? Его уже не спасти, но моя жизнь и жизнь моей семьи должна продолжиться.       — Я хочу, чтобы он жил.       Усталость и отчаянье удел тех, кто пытается уговорить мать, не убивать собственного сына. Прямо сейчас суд не мог удовлетворить запрос Мелинды Дориан о прекращении жизнеобеспечения, пока всё это пребывало лишь на стадии её размышлений, но прошёл бы ровно год и с подтверждённым диагнозом от размышлений она перешла бы к действиям. Это было странно. Странно чувствовать ответственность за человека, которого когда-то Хойт старалась отправить в камеру. Странно навещать его, странно молча смотреть или пытаться ему что-то сказать. Странно быть той единственной, кто пытается его удержать.       Двадцать восьмое марта. Майами, Даунтаун.       — Сержант Салливан, если я не появляюсь в участке, значит, меньше всего хочу, чтобы кто-то приезжал ко мне домой.       В дверях стоял Тревис Салливан. Сперва он долго жал на кнопку звонка, теперь протягивал ей какой-то белый пакет. Хойт заглянула внутрь, борясь с желанием утомлённо вздохнуть — в пакете аккуратно сложенные упаковки с лекарствами.       — Что-то не тянете вы на больную. — С сомнением проговорил Салливан.       — Что-то свободного времени у тебя навалом и тормоза периодически отказывают. Берегись аварий.       С тех пор, как ей предложили новую должность, изменилось многое: теперь отвечать приходилось не только за себя и подчинённых, а за целый участок. К тому же бумажной работы хватало и в ОВР, сейчас её стало так много, что выбраться из офиса и заняться чем-то другим казалось порой совершенно немыслимым.       — С днём рождения, капитан.       Приняв небольшую подарочную коробку, Хойт придержала новый вздох. Сегодня день её рождения. Именно поэтому она сказала, что заболела и посадила вместо себя зама: хотела избежать всех этих поздравлений и коробок с атласными лентами. Но, очевидно, если она не едет на праздник — праздник едет к ней.       — Симпатичный халатик… — Прежде чем Хойт успела ответить, Салливан, заметив выражение её лица, оборвал себя на полуфразе. — Тормоза… Аварии. Я запомню.       Наградив его предостерегающим взглядом, Хойт отвлеклась на трезвонивший телефон. Ища в подушках дивана мобильный, бессознательно огладила шёлковый халат… Пожалуй слишком откровенный, чтобы встречать в нём подчинённых, но разве Салливана кто-то звал? Нащупав трубку, она села на диван и ответила. Некоторое время вертела в руке подарок Салливана, а затем откинула его на журнальный столик и сосредоточенно нахмурила брови.       — Передайте, что я скоро буду. — Хойт встала, замечая, с каким интересом Салливан разглядывает коллекцию её оружия.       Кажется, он не удержался и дотронулся до пары стволов. После развернулся с немым вопросом.       — Что? — отреагировала она. — Я же из Техаса, работаю во Флориде…       Приподняв уголок рта, Салливан кивком указал на коробку.       — Вы не откроете?       — Кое-кто преподнёс мне подарок получше. — Подразнила его Хойт.       — Вы же не открыли…       Не вслушиваясь, Хойт переступила порог спальни и закрыла дверь. Через несколько минут она вышла: уже переодетая в узкие брюки и лёгкую блузку. Так же молча раздвинула гардеробную и скрылась внутри. Когда туда вошёл Салливан, Хойт как раз примеряла туфли.       — Кто преподнёс вам подарок лучше?       Она улыбнулась, глянула на него почти ласково.       — Дориан.       В тот день Джонатан Дориан так ничего и не сказал. Но стало понятно одно — он в своём уме. Потому что когда она спросила:       — Наш сержант был с вами? Где Мартин Кларк?       Лицо Дориана показалось обескровленным, а его пульс на мониторе начал зашкаливать. Она смотрела в его глаза: зрачки расширились, заполнили почти всю радужку, как бывает при мощном выбросе адреналина. Губы слегка приоткрылись и только потом Дориан смог дёрнуться всем телом. Да так, что врачу пришлось схватить его за плечи, и пригрозить Хойт тем, что выставит её за дверь.       Некоторое время спустя, ещё до того, как восстановилась полноценная речь, Дориан выдавил целую фразу:       — Сколько времени прошло?..       Больше трёх месяцев. Месяц назад Дориана перевезли в Майами и не изменилось ничего. Теория хоть и держалась на соплях, но себя оправдала. Три месяца значительный перерыв, за время которого многое улеглось. Дориана не нашли именно потому, что уже не искали.       Единственное — Хойт не доверяла мэру Квентину Бэйли. Чисто интуитивно она воспринимала его как угрозу и проблему, которую стоит тотчас решить. Не без помощи шефа, проблема решилась.       — Вы готовы ответить на мои вопросы? — Спросила Хойт.       Лёжа без движений Дориан сильно похудел. Пожалуй, слишком сильно… Ему приходилось разрабатывать каждую мышцу. А кроме атрофии мышц, понадобилось лечить ещё и пролежни — хотя даже во время его долгого «сна» персонал больницы делал многое, чтобы обеспечить приток крови к его тканям.       Поначалу Хойт думала, что он начнёт увиливать и строить из себя больного с амнезией. Ничего не стоило Джону Дориану солгать, но делать этого он всё же не стал. Честно ответил врачам, что сохранил воспоминания, и не предпринял ни единой попытки выглядеть глупее, чем есть на самом деле. Дориан знал: прямо сейчас, когда он не может встать с кровати, она не потащит его в участок. Всё что оставалось — приставить к нему охрану. Якобы для защиты.       — Адвоката. — ответил он единственным словом.       — Адвокат не поможет вам избежать разговора о…       — Требую адвоката.       Вот и весь разговор. Даже если физически Дориану становилось лучше, он выглядел беспокойным и часто уходил в себя: его лицо казалось серым, выцветшим и таким больным, что в какие-либо улучшения верилось с трудом. При всём при том курс реабилитации он проходил с удвоенным рвением — иной раз его силком заставляли отдыхать. Виделось это нелепо — словно человек, не волочащий ноги, спешил начать против себя обвинительный процесс.       Но на этом странности не кончились: когда вместо адвоката, нанятого в своё время мэром, явился совсем другой человек, Дориан не сказал ни слова. Что навело Хойт на более интересные мысли — Джон Дориан тоже не доверяет Бэйли.       А также не хочет общаться со своей семьёй. Он вообще слишком мало говорил, даже с этим идиотским адвокатом, который, видно, чересчур самонадеян, раз согласился на бесплатную юридическую помощь — pro bono — и стал защищать его от лишних посягательств копов. Надеялся быстро выиграть дело и сыскать славу. В итоге ничего дельного наверняка не услышал ни он, ни полиция, ни временами встревавшие агенты ФБР. А Дориан с завидным упорством продолжил ставить себя на ноги — с постели он поднялся гораздо раньше срока, который загадывали врачи. Но свободно ходить всё равно не смог… Наверное, поэтому дежурившие у палаты копы так расслабились.

***

      — Мне нужно в туалет. — Предупредил Джон.       Услышав голос, один полицейский глянул на другого и пожал плечами. Джон наблюдал за ними через дверное стекло. Каждый день.       — Я его отведу. — Сказал коп напарнику.       Когда Джон ходил, его поддерживал кто-то из персонала больницы или дежуривших копов. Все привыкли, что ходить сам он пока не мог. В каких бы убийствах он не подозревался — люди знают, что сперва он мочился в катетер, а теперь и до туалета самостоятельно был не в силах добраться. Он всего лишь немощный больной, от него не ждали угрозы. «Излишне беспечно» — как не раз повторяла Хойт, приближаясь к палате и видя, что охрана «ковыряется в носу».       — Позвать медсестру? — запоздало спросил полицейский, когда они почти пришли.       Из уборной вышел средних лет мужчина, и Джон остался с копом наедине.       — Сам справлюсь.       Повезло, что как только он научился медленно передвигаться под руководством физиотерапевта, его мать сэкономила на палате. В новой не было туалетной комнаты.       Если расстояние было небольшим, Джон опирался на предплечье санитара, если требовалось пройти больше, то пользовался костылями или медицинскими ходунками. Прямо здесь и сейчас он стоял с помощью ходунков… А мгновение спустя разжал руки и выпрямился в полный рост. Он даже смог уловить искреннее изумление в глазах офицера: дело не в том, что ему доверяли, а в том, что по всем законам мироздания три месяца в коме делали из человека прикованного к постели калеку. И прямо перед тем, как офицер попытался выхватить пистолет — Джон ударил. Дело даже не в том, что коп был слаб… Он был ошарашен и медлителен. Времени на осознание и подготовку ему не хватило — коп пропустил удар, замешкал, и Джон сомкнул руки вокруг его шеи.       Когда Джон забирал его рацию, пистолет и вынимал батарею из телефона, то едва держался на ногах. Его качало, словно шхуну в бушующем море. Подперев ходунками дверь, он цеплялся за стену до тех пор, пока не дошёл до последней кабинки. Иногда уборщик оставлял в ней ведро и спецодежду… почти нужного размера. Вся затея начинала казаться провальной — возможно, он поторопился — но не оставалось ничего другого, кроме как выйти. Спрятав копа и ходунки в одной из кабинок, Джон опёрся о тележку с ведром и опустил ниже козырёк найденной бейсболки. Выпрямив спину, толкнул дверь — перед глазами замаячили люди, а в ушах невнятной какофонией осели голоса. Джон склонил голову, видя в мыльной воде своё покачивающееся отражение. На спине красовалась эмблема реабилитационного центра, тележка поддерживала его и помогала медленно, но идти к выходу… Честное слово, хочешь, чтобы на тебя не обращали внимания люди, переоденься уборщиком — никому и дела не будет.       Самым сложным было пройти мимо поста охраны, вот они запросто могли его окликнуть. Но всё же обошлось — Джон вышел через чёрный ход, направляясь туда, где обычно в это время и день недели всегда стояла машина службы доставки. Он ошибся — самым сложным оказалось забраться в неё. Джон попытался избежать камер, но, скорее всего, не сумел. Благо, как только он укрылся в кузове за коробками, один из работников доставки вернулся, подал водителю сигнал и тот завёл двигатель. Они уже выезжали за ворота, когда раздался писк рации:       — Что так долго?       Копам стоило ходить с ним вдвоём. Поначалу они так и делали, но чем старательнее Джон убеждал всех, что неопасен, тем ленивее становилась его охрана. Всего лишь пренебрежение мелкими правилами. Человеческий фактор.       Обычно именно это приводит к крупным ошибкам.       — Ты заснул там, Санчес? — шипела рация.       Сколько у него времени? Минута? Две? Прежде чем второй коп побежит разбираться, почему молчит первый, а затем свяжется с охраной и вместе они вычислят, на какой именно машине скрылся беглец. Узнают номер, созвонятся со службой доставки…       Фургон уже за пределами центра, нужно выбираться из него как можно скорее.       Выехав на автостраду, машина набрала скорости, проехала несколько миль, и затормозила на светофоре. Джон открыл кузов, в глаза ему ударил солнечный свет — внизу плавился асфальт, а некоторые лица автомобилистов скрылись под яркими бликами от лобовых стёкол. Джон боялся, что при попытке спрыгнуть только упадёт, но вопреки ожиданиям, он приземлился на ноги. Качнулся, едва не свалившись прямо на асфальт. Место неудачное, но кто бы позволил ему выбирать? Рация подозрительно затихла, казалось, что, если не выпрыгнуть прямо сейчас, из машины он выйдет только под дулами копов.       Слыша громкие гудки, Джон медленно добрался до тротуара. На поясницу давил пистолет копа, можно было приставить дуло к голове какого-нибудь бедолаги и уехать на его машине, однако лучше сделать это тихо, подальше от фургона службы доставки. Доплестись до любого спального района и наконец сесть за руль.       Белый «Эскалейд» бросился в глаза совершенно случайно — среди компактных машин на дороге внедорожник выглядел несокрушимым танком. Особенно, когда летел с такой скоростью. Особенно, когда резко повернул, спровоцировал невыносимый визг и оставил на асфальте чёрные следы. Особенно, когда погнал прямо по встречке…       Многим показалось бы это смешным. Прямо-таки эпизод из комедийного шоу. Если бы Джон мог бежать, то удирал бы со всех ног… Но он не мог. Он лишь хотел скрыться в деревьях и опереться о любую попавшуюся палку. Он боялся, что кто-то из работников доставки заметит неладное, боялся нарваться на патруль, но никак не ожидал столкнуться нос к носу с Элисон Хойт. Наверное, ей первой сообщили о его побеге… Она была где-то неподалёку и выбрала самый короткий путь. По тому же пути ехал и водитель службы доставки.       Огромными колёсами «Эскалейда» Хойт испортила аккуратный газон. Джон уже держался за рукоять пистолета, когда она опустила стекло и взяла его под прицел нехилого такого «Ругера». В калибре «.454 Casull»?       — Тащи свою задницу сюда. — Скомандовала Хойт.       Несколько секунд Джон раздумывал, но потом отпустил рукоять и коснулся пальцами нагретого корпуса внедорожника. Клацнула дверь.       — Садись. — сказала Хойт.       Теперь дотянуться до неё не проблема. При условии, что он сделает это раньше, чем она снесёт ему башку. Должно быть, от грохота «Ругера» в замкнутом пространстве машины у неё лопнут барабанные перепонки, но ему-то что? Он будет уже мёртв.       Когда Джон примял сиденье, Хойт не сказала ни слова. Молча держала его под прицелом и смотрела в глаза.       — Медленно положи пистолет на приборную панель. — Наконец заговорила она. — Тот, который ты забрал у моего офицера.       Без колебаний Джон сделал это и Хойт забрала пистолет, а потом нажала на педаль.       — Вы совершаете ошибку… — начал Джон.       — Заткнись. Руки держи перед собой.       Сорвав с лица маску вежливости, Хойт начала общаться с ним короткими командами. Ей непросто было приглядывать за ним и одновременно смотреть на дорогу, поэтому Джон готовился к рывку в любой миг. Но он хорошо понимал, что преимущество за ней. И один такой неосторожный рывок может стоить ему слишком многого.       — Почему я до сих пор жив? — задал он давно мучавший вопрос. — Почему в Вайоминге меня не добили?       Она едва заметно сбросила скорость, выехала на пустующую сорок пятую улицу.       — Кто должен был тебя добить?       Почему она не докладывает о нём? В реабилитационном центре наверняка переполох, она не собирается облегчать им жизнь? Почему он всё ещё не в наручниках?..       — Если вы отправите меня даже в камеру предварительного заключения, то на следующее утро я, скорее всего, повешусь на одной из простыней. Именно так будет написано во всех официальных документах. Так почему меня не нашли ни в Вайоминге, ни во Флориде?       — Кто? — С нажимом переспросила Хойт, начиная ехать ещё медленнее.       — Это всё, что вы хотите знать?       — Тебе есть, что сказать кроме этого? Я включу диктофон, ты откажешься от адвоката, и мы поговорим.       — Нет.       — Нет, значит, нет. — Спокойно ответила Хойт. — Удачи, не думай, что после побега ты останешься на том же положении, на каком был всё это время.       — Хотите устроить надо мной суд? Дело будет громким. Возможно, у вас получится его выиграть. Но как только я окажусь за решёткой, то погибну в первые же дни, если не часы. Вам может быть всё равно… А может и не быть. Потому что, как бы это ни выглядело со стороны, но я не совершал того, в чём вы собираетесь меня обвинять.       Джон заметил, как уголки её рта дрогнули.       — Все так говорят, — резюмировала Хойт. — И обычно врут.       — Я не вру. Это был другой человек, не я.       Он правда верит в это?       Это был ты…       — Все так говорят. — Снова возразила Хойт.       — Я не убивал Мелани Диксон и Брайана Элиота.       Хотя бы это правда.       — Тогда кто их убил? — Спросила вдруг Хойт. Она уже включила диктофон? Пока он не видел…       — Полковник Шейн.       — И как ты сможешь это доказать? — В её голосе послышался скепсис.       — Никак.       — Так я и думала. Ты сказал «Мелани Диксон и Брайана Элиота»… Есть и другие жертвы, что насчёт них?       Она записывала его. Нельзя было признаваться.       — Майкл Грейс совершал преступления против детей. — Быстро произнёс Джон, не давая себе времени передумать.       Хойт молчала, словно взвешивая все за и против. Ей есть над чем размышлять? Она не выглядела ни удивлённой, ни разозлённой тем, что он пытается очернить жертву. Хойт нашла что-то на Грейса?       — У тебя есть доказательства? — Прервала молчание Хойт.       Даже если нашла, она не может это доказать.       — Нет… — прошептал Джон.       У мэра есть, но Бэйли не просто будет всё отрицать, он ещё и избавится от улик.       — Так я и думала. — Вздохнула Хойт. — Грейс якобы преступник. Допустим. Что с Шерман?       — В городе пропадали молодые девушки? — вопросом на вопрос ответил Джон.       Хойт опять задумалась.       — И в городе, и в штате, и в стране пропадают люди. Есть конкретные имена? Даты?       — Нет…       Хойт издала новый тяжёлый вздох.       — Тогда зачем ты это говоришь?       — Ники Шерман помогала полковнику Шейну похищать женщин и вместе с ним избавлялась от тел.       — Пустые слова, — напомнила Хойт. — Но даже если всё так, самосуд вне закона, Дориан, тебе это известно?       — Я ничего не делал.       …Машина еле двигалась. Хойт скосила взгляд, видя белое, словно полотно лицо Дориана и его красные от напряжения глаза.       Он врёт. Так заметно, так очевидно и так неумело, что она почти ему верит. Возможно, он говорит не всю правду, какую-то полуправду, в которую сам хочет поверить. Дориан — несомненно, самая странная из её мишеней.       Что случится, если начать над ним судебный процесс? Даже не выиграть — просто начать. Тот, кого она с таким упорством прятала, быстро засветится. Дориан — связующая нить, его нельзя использовать и просто выкинуть. Вернее, она не знает — можно или нет? — поэтому боится ошибиться. Как уже ошиблась, когда проглядела кого-то у судебно-медицинского бюро Вайоминга. Поэтому сейчас всё так запуталось.       — Если ты ничего не делал, тогда зачем сбежал? Зачем так скоро? — не дождавшись ответа, Хойт продолжила. — Твой план — дерьмо, ты слишком спешишь. Куда ты так торопишься? Едва-едва оклемался, даже стоять толком не научился, и уже попытался смыться. Если никто не пришёл за тобой раньше, то не пришёл бы и сейчас.       — Мне нужно кое-кого отыскать… — нехотя ответил Дориан.       Хойт помолчала какое-то время, потом заговорила опять:       — Ясно.       Люди нередко меняются после комы, но в случае с этим человеком, кома, пожалуй, сыграла не самую важную роль. Джон Дориан восстановил полноценную речь, начал работать над моторикой, учился ходить, и пусть не жаловался и не говорил как ему больно, но всё время выглядел человеком, который не смог сдержать удара. Как будто ему перекрыли кислород, и вот этот затянувшийся миг и есть теперь жизнь. Говорить с таким человеком было даже необычнее, чем уговаривать мать не убивать сына. Вроде всё в порядке, ты понимаешь его слова, а потом смотришь в лицо и становится тревожно. Не за него, за себя.       Хойт не знала, что могло терзать Дориана, но привыкнув видеть в нём убийцу, она вдруг отодвинула это на задний план и начала смотреть на него как-то иначе. Вот что было первым тревожным звоночком.       — Сейчас я назову имя… — Звякнули браслеты, отпустив на секунду руль, Хойт зажала их в пальцах. Дуло убойного револьвера она не сводила с Дориана ни на миг. — Чарльз Баклэнд. Что-то знакомое?       Наконец на его лице отразился проблеск жизни: глаза ошарашено округлились, даже рот немного приоткрылся. И дальнейший ответ стал уже неважен, прямо сейчас она его получила.       — Они и вас прикормили? — Изумился Дориан. — Вы-то им зачем?       — Интересно. Я устала повторять, но… Кто?       Дориан недоуменно пялился на неё примерно с минуту. Казалось, он позабыл о намерении выбить пушку. Наручниками Хойт не сковала его специально: понаблюдать насколько послушным окажется её больничный «питомец». И если попытается напасть, то, как будет действовать? Захочет убить сразу или будет искать способ обойтись без убийства. Дориан искал способ. Приглядывался, выжидал.       Неважно, что он надумает сделать — прямо здесь и сейчас она сильнее его. И в отличие от того недоумка в туалете, она ждёт удара.       — Откуда вам известно это имя? — Задавал вопросы Дориан.       — Слушай… — Хойт опять вздохнула. — Ты, наверное, чего-то не понимаешь? — Она ткнула холодным дулом в его лоб и остановила машину в каком-то безлюдном переулке. — Здесь я задаю вопросы.       — Кларк бы сейчас сказал, что всё это напоминает дешёвую драму, — в ответ на его слова Хойт лишь сузила глаза. — Кларк сказал бы: «переигрываешь, меньше пафоса». Хотя и сам порой этим злоупотреблял. Капитан, вы меня совсем не боитесь?       На какой-то миг она задумалась, а потом покачала головой.       — Нет. Ты не похож на тех, с кем я обычно имею дело. Так что с Баклэндом? Что ты можешь о нём сказать?       — Откуда вы его знаете? — Упрямился Дориан.       — Познакомились в Эверглейдс, — решила признаться Хойт. — Не самая приятная встреча.       — Вы в порядке? — Внезапно спросил Дориан. Выглядел он при этом так, словно ответ ему и правда важен.       — Что ты о нём скажешь? — выделив каждое слово, повторила Хойт.       — Он сидел в тюрьме Калифорнии. Я не знаю в какой именно.       — Так. — Подбадривающе кивнула Хойт. — Что ещё?       — Состоял в частном военном формировании.       — Когда? Этого не было в его личном деле. — Заметила она.       Дориан смолк.       — Кларк сказал бы: «если хотите что-то получить, дайте мне что-нибудь взамен». — Только и пробормотал Дориан. — Так, что вы готовы мне дать?       Хойт внимательно наблюдала, как именно он произносит слова. Так плавно и спокойно, без видимого надрыва, но всякий раз стоило произнести: «Кларк сказал бы…», и слова, будто раздирали его грудную клетку.       — Где сейчас Кларк?       — Я не знаю… — почти с отчаяньем произнёс Дориан.       Сердца чудовищ тоже бьются? От хрупкости и ран. Это неправда… И так нелепо, что, если бы не приходилось держать лицо, Хойт в самом деле улыбнулась бы.       — Что сказал бы Кларк, если бы я сейчас завела двигатель и поехала прямиком в участок?       — Он сказал бы, что вы не получите ничего.       — А что скажет Дориан?       — Это бесстрашие или глупость? — неожиданно поинтересовался он. — Я могу вырубить тебя одним ударом и угнать машину. Мне нечего терять, меня не интересует твоя цена, сделка или что-то ещё. Я не играю в твои игры и, даже если ты выстроишь передо мной стену из огня, ничего не просчитывая, я попру прямо на неё… Вот примерно это, я бы и сказал.       Наконец Хойт дала себе волю и улыбнулась.       …Двери она разблокировала слишком внезапно — всё же его реакции спали крепким сном. Джон знал об этом, но в полной мере ощутил только, когда проиграл в скорости Хойт и та выпнула его из салона. Перед глазами всё смазалось, зарябило, из лёгких выбило воздух, тело прострелило мгновенной болью, а в уши вдруг врезалось попискивание патрульной машины где-то в отдалении. Не вой сирены, именно короткий писк от неудачного нажатия.       — Одним ударом он меня вырубит… — хмыкнула Хойт. — Ходить сначала научись.       Юркие искры всё ещё скакали перед глазами. Лёжа на шершавом асфальте, Джон никак не мог понять, что такое случилось и как ему на это реагировать. Хойт тем временем тщательно протирала вынутый из бардачка одноразовый телефон.       — На, — она протянула ему мобильный. — Я тут аварию чуть не устроила, кто-то уже вызвал копов. Я их уведу.       Джон принял телефон с настороженностью: словно брал в руки бомбу. Смерил Хойт ещё одним изумлённым взглядом. Сперва он не заметил, но, кажется, у неё наушник и всё это время она слушала радиопереговоры.       — Далеко не уходи, я свяжусь с тобой и скажу, что делать дальше. — Пояснила Хойт. — Попробуешь сбежать — из-под земли достану. А перед этим устрою твоей семейке ад с самыми настоящими чертями. Условия сделки обсудим позже, но оговорюсь ещё раз, чтобы не забывал: попробуешь меня кинуть и я пущу тебя на фарш. В твоих же интересах прикрыться мной, как стеной из огня, а не быть одиноким маленьким корабликом в океане копов.       …Дверь «Эскалейда» хлопнула и уже через пару секунд Хойт тронулась с места. Дориан провожал её всё тем же ошарашенным взглядом — она тоже смотрела на него в зеркало заднего вида до тех пор, пока не скрылась за поворотом.       Все люди так или иначе сомневаются в чём-то, но для неё это и правда было проблемой: она привыкла, когда всё чётко, по-военному точно. Принимая какое-то решение, она не любила сомневаться и задумываться: «а не лучше ли выбрать иной путь?». Конечно, избежать этого нельзя, но в истории Дориана всё приобретало едва ли не гротескные черты, и Хойт начинала чувствовать себя актёром на сцене театра абсурда. В конце концов, то настроение и те мотивы, с какими она взялась за это дело, испарились, а вместе с ними сменилась и «мишень». На фоне головорезов из Эверглейдс, тех самых мудаков, которые заткнули ей рот, Дориан начал казаться меньшим злом. Если они стреляли в Джона Дориана, значит они его враги? А враг моего врага, как известно…       Если стреляли. Вдруг правда ей не понравится и она вновь захочет быть той, кто посадит Дориана? Тогда он расскажет об их тайной беседе в машине и о том, что случилось после. Доказать может и не докажет, но…       Всё-таки, что ни говори, а она и Дориан… Поистине странный тандем.