Хамелеон

      — «Кроме Кларка никто не видел моего лица». — Сказал ей Дориан.       Он был подавлен, погружён в себя, а потому безразличен к возможной опасности.       — «И что ты предлагаешь?» — почти издевательски поинтересовалась Хойт. — «Положиться на человека, который порезал тебя? Видел он, считай видели и они».       — «С Кларком было что-то не так. Он не знал меня… Они что-то сделали с ним».       — «Они ничего не делали с ним». — Твёрдо произнесла Хойт. — «Как и всем остальным, он пудрил тебе мозги. Если бы он погиб тогда, я бы решила, что он просто человек, которому не повезло. Может, даже сумела бы посочувствовать. Но Мартин Кларк умудрился выжить и доказал очевидную во все времена истину: говно не тонет».       Мартин Кларк один из тех полицейских, про которых говорят: «хороший коп — мёртвый коп!». С Хойт он никогда не вступал в открытое противостояние, однако вряд ли Кларк знал, что привлёк к себе её внимание просто потому, что был слишком хорош. В те времена он сдал экзамен и готовился стать сержантом. Но Сайкс сомневался, выбирал кандидатов.       — Посмотри личное дело, Элисон. Что думаешь?       Сайкс хлопнул по столу увесистой папкой, и Хойт вынужденно протянула к ней кисть. Детектива с учений она признала не сразу: марки алкоголя отложилась в памяти куда лучше, чем всё остальное. Тот самый хмырь, который по ошибке залез к ней в машину, а вылез далеко не сразу? Вроде он.       — Впечатляющие показатели. — Похвалила Хойт. — Есть несколько гражданских жалоб, но в основном ничего страшного или чушь умалишённых. Такие у многих есть.       ОВР обязаны принимать все жалобы, даже из серии — ваш офицер затащил меня в космический корабль и прозондировал. Один и тот же человек может писать этот бред каждый день.       Когда-то почти все функции по взаимодействию с психически больными людьми свалили на полицейских. Специальных лечебниц уже практически нет, поэтому люди с серьёзными диагнозами ходят по улицам, а на полицейских накладывается обязанность за несколько секунд определить, у кого из тех, кто на них кидается — психическое расстройство и они забыли принять лекарства, а кто обычный отморозок под кайфом. Задача практически невыполнима, ведь порой этого не могут определить даже квалифицированные врачи.       — Работы вроде не боится. — Снова заговорила Хойт. — Что не так?       В современных реалиях, если полицейский слишком быстро летит наверх, значит, где-то — там, где это было нужно — он не применил силу, чтобы личное дело осталось чистым. Такого нельзя сказать про всех, но обычно те, на кого не жалуются, преследуют политические интересы и остаются в стороне от настоящей полицейской работы.       — Не знаю. — Качнул головой Сайкс. — Выяснишь?       — У ОВР нет оснований для проверки.       — Я не прошу ничего у ОВР, я прошу у тебя. Присмотрись, будь внимательна и объективна. Ты это умеешь.       Хойт положила папку на стол, прижала её ладонью.       — Не слишком ли он молод для сержанта?       — Тебе было столько же. — Заметил Сайкс.       — Я это я. И что-то засиделась я в лейтенантах, не кажется? Как и вы в заместителях шефа.       Сайкс иронично хохотнул, развернулся в кресле и ткнул указательным пальцем в личное дело Мартина Кларка.       — Присмотрись.       И она присмотрелась. Так хорошо, так тщательно присмотрелась, что не нашла ни одного доказательства, зато сформировала о Кларке твёрдое мнение. Ну что за живучая, изворотливая гнида? Изобретательная и изощрённая.       Так или иначе, сержанта он получил. Представился случай, и шеф дал добро на его повышение. Кларк пустил пыль в глаза, съездил по ушам кому надо, доказал свой профессионализм и пошёл покорять вершины. Таким всё по плечу.       Наверное, именно это ввело Хойт в заблуждение. Именно это заставило отнестись к Дориану предвзято с самого начала. Ведь «скажи мне кто твой друг…». Как они вообще смогли быть вместе? Кларк увлекался только лёгкими деньгами, удивительно, что он смог увлечься ещё и Джоном Дорианом. Не просто кем-то подобным самому себе, а Дорианом…       — Говорят, что деньги не пахнут, но как по мне — пахнут. — Поделился Мартин Кларк.       Оторвав взгляд от трупа с дырой в шее, Хойт воззрилась на него. Минуту назад, когда к Кларку подходил лейтенант их участка, Кларк выглядел взвинченным, встревоженным и таким печальным, что, если бы он отыгрывал всё это на сцене — не усомнился ни один зритель. Теперь Кларк успокоился. Вернее, перестал играть и на миг обнажил некую фривольность… Излишнюю расслабленность. Совершенно неуместную сейчас.       Труп с простреленной шеей — детектив из одного с ним отдела. Рядом с детективом — крупный наркоторговец, тоже мёртвый, с простреленной головой. Они застрелили друг друга. Якобы. Якобы грязный коп и его подельник. Мартин Кларк умеет излагать так, чтобы ему верили.       — Любите деньги, детектив? — Включилась в разговор Хойт.       — Да, и вы соврёте, если скажете, что не любите их тоже.       — Я люблю свою работу… Но состояния на ней так и не сколотила.       Кларк вымученно улыбнулся, видимо, войдя в образ после короткого антракта. Они долго смотрели друг на друга и, возможно, Кларк ответил бы что-то, но Хойт обернулась на несдержанные выкрики и на пару мгновений потеряла Кларка из вида.       — …Он был копом и должен оставаться им даже после смерти! — Послышалось в толпе.       Смерть полицейского трагедия для всего Департамента. Копов на месте преступления столько, что рябит в глазах. ОВР прибыли одними из первых… Надо ли говорить, что теперь все эти копы смотрели на них с очевидной, ярко выраженной неприязнью? Особенно сослуживцы мёртвого детектива. Бывшие и настоящие. Все, кроме Мартина Кларка.       — Тело будет оставаться на месте столько, сколько потребуется. — Сказала Хойт и шагнула вперёд.       — Сука… — шёпот толпы едва слышен, но различим.       Если расследуется два преступления одновременно, то убийство в приоритете, но отдел убийств практически закончил, а ОВР тормозят дальнейший процесс. Единственное, чего желают собравшиеся — скорее вывезти тело. Со всеми почестями, как полагается, как принято… Никто не хочет верить, что погибший — грязный коп. А если и верят, то всё равно жаждут забрать своего.       Через некоторое время Хойт снова обернулась к Кларку, который выловил офицера из оцепления и совсем тихо говорил ему что-то. Заметив её, от офицера он отстранился.       — Стой здесь, Салливан, ты ещё нужен. Кстати, познакомьтесь, лейтенант, юное дарование, которое метит в мой отдел.       Пытается набрать себе молодняк? Чтобы они в рот ему заглядывали, наверное. Хойт придирчиво оглядела офицера: не слишком высокий, но довольно неплохо сложен. Симпатичен. Опрятен. У него даже ногти аккуратно подпилены. А кожа такая ровная и атласная, какой не каждая двадцатилетняя девчонка может похвастаться.       — К вам в отдел он ещё долго не попадёт, — озвучила очевидное Хойт, — начнёт с имущественных преступлений, со всякой мелочёвки. Для чего-то более серьёзного ему не хватит ни компетенции, ни опыта. Так что не вижу смысла в нашем знакомстве. И уберите его со сцены преступления, тут уже достаточно народу потопталось.       Салливан не сдвинулся ни на шаг. Просто улыбался — у него была открытая мальчишечья улыбка… Совсем не такая, как у Мартина Кларка. Не зная, что на это ответить, Хойт молчала. Когда её позвали, она повернулась. Отошла, замечая, как её провожают взглядом и всё ещё слыша, что о ней говорят:       — Сука. — Кларк выдохнул это с полуулыбкой, но тут же сменил выражение лица.       — Красивая женщина… — совершенно внезапно, с поразительной лёгкостью и невпопад произнёс офицер Салливан.       Кларк изогнул бровь.       — Ничего вроде. — Сухо откомментировал он. — Если не сожрёт тебя, то поздравлю с боевым крещением. Но на большее не рассчитывай — тебе она не даст.       Салливан посмотрел на него немного удивлённо, и Кларк снова вошёл в образ. Вскоре Кларк перестал замечать, что нет-нет, а на него поглядывают. Изучают выражение лица: как легко оно меняется, с какой небрежностью выдает целый спектр эмоций.       Это ведь он? Он был замешан в этой стрельбе. Он что-то не поделил с погибшим детективом и чужими руками убрал конкурента. А, может, погибший оказался слишком честен и узнал то, чего знать не должен был?       Кларк хотел избавиться сразу от двоих или один погиб случайно? Чего он хотел? Или он ни при чём?..       Посему выходило, что ни при чём. Так кристально чист, что придраться было не к чему. Не то, что поймать за руку — даже зацепиться не за что. Мартин Кларк вёл свою игру прямо у неё перед носом, но разоблачить его она не могла. Задумываясь о причинах такой неприязни, Хойт понимала, что Кларк пачкает то, чем она живёт. Если полиция — дом, который её принял, кто-то вроде Мартина Кларка оставляет в нём грязные следы.       Потом, немного погодя, у Кларка появилась новая машина: «Феррари 458». Прошла по всем официальным документам так же чисто, с ювелирным мастерством. Машина встала ей, как кость поперёк горла. Кого-то премировали за хорошую работу? Наверняка. Но сделать-то с этим всё равно ничего нельзя…       Прежде чем окунуться с головой в дерьмо, Мартин Кларк всегда надевал защитный костюм. Был всегда осторожен и бдителен, всегда наготове…       Вырвавшись из воспоминаний, Хойт глубоко вздохнула и взялась за ручку двери. Густой сигаретный запах защекотал ноздри.       Это было одно из тех мест, куда не хотелось заходить. Куда «приличные» люди и носа не сунут. Назовут «тем ещё местечком» и обойдут стороной. Этот бар был из таких: типичная рыгальня с липким от пролитой выпивки полом, арахисовой шелухой и немытыми завсегдатаями… В общем, ностальгия. Милая сердцу обстановка, полная пивной вони, звяканья кружек и возбуждённых криков. Провинция родного Техаса репертуара не меняет. Уже одно то, что подошва туфель прилипает к полу…       — Вы только поглядите… Заблудилась, подруга?       Поток мыслей вновь был бесцеремонно прерван — оторвав взгляд от досок пола, Хойт сосредоточилась на бородатой физиономии. Следом неторопливо огляделась: Дориан спал у самого края стойки. Уткнулся лицом в сгиб локтя и тихо-мирно сопел.       — Шла бы ты отсюда, — не унимался бородач, — здесь «Космополитен» не делают.       Она знает, что здесь делают. Когда-то давно… Когда ей едва перевалило за двадцать один, в похожем баре она работала. Везением там считалось то, что за ночь никого не порезали. Если нужны были чаевые, она нагибалась и «случайно» касалась грудью плеча какого-нибудь здоровяка, если у здоровяка отказывали тормоза, она разбивала бутылку о стойку или сразу о его голову. Частенько резала кого-то именно она. Поэтому методом проб и ошибок все на зубок выучили правило большинства стрип-клубов: «смотри, но руками не трогай».       Всё-таки ненависть к отцу и желание ни в чём от него не зависеть сделали своё дело: научили совсем юную Элисон Хойт обращаться со свиньями. А потом появился Сайкс, посмотрел на всё это, познакомился с её тогдашним ухажёром, который позволял жить у себя, наверное, лишь в обмен на секс, и увёз её во Флориду. Так Хойт попала в полицию Майами. И теперь вместо узкой футболки на ней блузка дороже, чем стоимость жизней большинства здесь присутствующих, и пахнет она парфюмом баксов за пятьсот. Мелочь, а приятно. Её никогда не интересовала дорогая одежда или аксессуары, но, увы, в мире встречают именно по одежде…       Поэтому стоило переодеться — так быдлу было бы привычнее, — однако времени она решила не терять. Поблагодарить надо Дориана, который едва оклемавшись, начал сбегать от врача. Доктор-то бухать запрещал. В конце концов, врач плюнул и, позвонив ей, сказал что-то вроде: «я умываю руки».       — Тогда что здесь делаешь ты? — Выдержав паузу, заговорила Хойт. — «Голубые Гавайи» ждёшь?       Раздались смешки, бородатый тоже ухмыльнулся, ударяя кружкой о стойку так, что пиво выплеснулось наружу.       — Ты походу не с того начала. Не туда забрела… Уже смазала пилотку? Ведь сейчас я встану, оттащу тебя за космы в сортир и выдеру до искр в глазах. А там и остальные подтянутся, бэушные тёлки не в почёте, но после меня они не побрезгуют.       Сейчас под руку не подвернулось бутылки, зато подвернулось кое-что получше: прямо из сумки она достала любимый «Ругер». С некоторых пор очень любимый.       Тяжёлый, зараза, и носить его в сумке то ещё кощунство, но револьвер должен быть всегда при ней, а под повседневной одеждой его не спрячешь.       — Тебя отдачей-то не убьёт? — Бородатый начал привставать, но распознав калибр пушки, сделал вид, что и не пытался. — Мёртвой ты уже не будешь такой горячей.       Хойт приподняла уголок рта. Каламбур.       — Видел бы ты меня лет пятнадцать назад… Вот, когда я была по-настоящему горячей. А сейчас что? Старею потихоньку.       Хойт прицелилась в его пивную кружку и сотрясла бар таким невыносимым грохотом, что хозяин у стойки резко присел, зажав уши. Кружка не просто разбилась — разлетелась, словно от взрыва. А в картонной стене осталась громадная дыра.       — Смотри-ка… — Хойт сделала удивлённое лицо, — не убило отдачей.       Хотя толкнуло, конечно, но это пустяки. Особенно на фоне ошалелой рожи бородатого — мокрой и с застрявшими осколками.       — Следовательно, и я могу оттащить тебя в сортир и порвать жопу этой бандурой. — С тем же притворным удивлением Хойт кивнула на свой револьвер. — Смазывать не надо, мясо должно быть с кровью.       Хозяин бара моментально выхватил дробовик из-под стойки: прицелился, снимая с предохранителя. Что снова заставило Хойт улыбнуться. Да, как в старые добрые… Под её стойкой тоже было дополна пушек.       — Так, всё! — Рявкнул он, и как бы ни звучало, но добавил: — Хорош яйцами мериться!       Многие из его гостей тоже были вооружены, поэтому целился хозяин не только в Хойт: он предостерегающе водил дулом, не давая остальным схватиться за стволы.       — Я не дам разнести эту дыру. — Предупредил он.       …Проснувшись от грохота, Джон медленно приходил в себя, а когда понял, что творится вокруг, изумлённо уставился на Хойт. Вероятно, всё было написано на его лице. Вот кому он мешал? Которую ночь засыпал и просыпался тут. Утром его будил хозяин, в баре было уже пусто, и солнце било в окно…       Хозяин заметил его взгляд:       — Она с тобой? Забирай её и больше тут не появляйтесь.       Плакали его проспиртованные ночи. Конечно, напиться можно, где угодно, но люди вокруг — неважно какие — мешали думать. А когда он пил один, вот тогда голову наводняли мысли и видения — замыкались в навязчивый круг. Здесь он хотя бы мог спать.       — Она больше не доставит хлопот. — Пообещал Джон.       — Ты не понял? — И не думал успокаиваться хозяин бара. — Забирай этот гибрид мужика с бабой, и валите отсюда.       Порой Джон не в меру злился. Порой злость захлёстывала его, закипала в нём, застилала глаза. Когда он схватил хозяина за кисть, тот выстрелил, и с потолка посыпалась штукатурка. Дробовик оказался в руках, Джон приложил хозяина лбом о стойку и, слыша болезненный стон, толкнул вниз.       — Она не гибрид. — Сказал он напоследок.       Пришлось последовать примеру Хойт и взять толпу под прицел. Джон медленно слез со стула, ощущая слабую, тянущую боль в животе. Органы удалось спасти благодаря тому, что он закрывал их руками и ногами. Хотя бы пытался. Теперь рука срослась, рёбра тоже, воспаление надкостницы голени было снято, а шрамы на лбу и виске зарубцевались. Отёк в пояснице спал и больше ему не приходилось глотать антибиотики, за что опять следует поблагодарить лишь себя самого: зная, чем чреваты удары по почкам, он группировался, и сумел избежать осложнений и медленной, мучительной смерти. Но вот рана в животе всё болела… Прямо как та, оставленная Шейном. Одна зажила, вторая стала болеть.       — И если сегодня она не выйдет отсюда, — решил напомнить о последствиях Джон, — то завтра вас разведут по разным парашам и утопят в дерьме.       Под гомон и оскорбления они всё-таки вышли наружу. Оставив дробовик у входа, благополучно сели в машину. Только когда Хойт отъехала на несколько ярдов, Джон повернул к ней голову и уже набрал в лёгкие воздуха, собираясь многое сказать.       — Они как мелкие шавки, которые облают тебя и нассут под дверь. — Хойт опередила его. — Лучший способ сэкономить время: игнорировать их существование. Бить хозяина бара было лишним.       — Мне не понравилось, как он тебя назвал.       — Меня называли и похуже. Спасибо, заступничек.       Джон глубоко и обречённо вздохнул. Он о ней беспокоится, а ей не нравится, пытается защитить — не нравится. Ещё тогда, на острове, когда он искренне пытался её предостеречь, Хойт недовольно одёргивала его. Но при этом сама она вытаскивала его пьяного из разнообразных ям, откачивала и лечила. Или находила того, кто будет лечить. И вовсе лишним это не считала.       — А ты можешь ходить и говорить, я удивлена. — Сменила тему Хойт. — В прошлый раз я нашла тебя в луже, а потом ты облевал мне салон. По шкале от одного до десяти, насколько ты пьян?       — На троечку где-то. С натяжкой.       Хойт пригляделась к нему внимательнее, но Джон не врал. Хорошо различимый запах спиртного ощущал даже он, но чувствовал себя при этом определённо лучше, чем обычно.       — Я просто не успел. — Признал Джон. — Пришла бы ты часа на три попозже, вряд ли я вообще тебя узнал бы.       — Прямо гордость берёт…       Она не только вылавливала его из луж: она вытаскивала его из дешёвых мотелей, куда он водил первых подвернувшихся женщин. Ну или они его водили… К алкоголю добавился беспорядочный секс, и это тоже стало проблемой.       — В той дыре тебе лучше не появляться. — Предупредила Хойт.       Она специально нарвалась на неприятности? Для того, чтобы его туда больше не пускали?       — Я похож на самоубийцу?       — Похож. — Без сомнения кивнула Хойт.       — Но я не самоубийца.       Разве? «Никаких физических нагрузок и злоупотребления спиртным» — говорили ему доктора. Джон как оглох. Заткнул уши, подобно ребёнку, и сделал вид, что ничего не услышал. Я не говорю, не вижу, и не слышу. И только однажды, когда после той беготни по лесу Хойт привезла его в дом частного врача, уложила в постель и уже собиралась уходить, у него развязался язык:       — А ты можешь… — В её запястье он вцепился, наверное, до синяков. И шагу не дал ступить, дёрнул назад к кровати. — Можешь не уходить?       Вероятно, Хойт была слишком удивлена, чтобы ответить. Посмотрела пристально, прямо в глаза, а потом придвинула ногой стул и села рядом. Только тогда Джон разжал пальцы.       — А знаешь… Кларк жив.       Опять посмотрела. На этот раз почти с жалостью. Покачала головой, как если бы сказала: «снова ты за своё».       — Нет, правда жив, — Джон указал на окровавленное лицо, — видишь? Его работа. И та дыра в животе… Тоже он постарался.       Хойт приподняла брови. Её изумление понятно — это что-то новенькое. Что-то совершенно необычное и невозможное. Ведь Мартин Кларк неприкосновенен, о нём и слова плохого нельзя сказать. О живом или мёртвом.       — Что ты болтаешь? — наконец отозвалась она.       — Кларк, говорю, жив. Ты так редко бываешь неправа, но вот он — тот самый случай. Он выжил, Элисон… Они оставили его в живых.       В тот миг она только и успела приоткрыть рот; даже на имя своё не откликнулась, впервые произнесённое им просто, без фамилии. В комнату влетел врач и этот её любвеобильный одноклассник… Как его? Питер? Когда доктор вколол ему первый укол, Джон заметил, как Хойт выходит за порог. Медленно, в явной задумчивости, словно на автопилоте.       Она не должна была принять его слова за бредни. Да, раньше он упрямо повторял «Кларк жив», но, чтобы «Кларк жив и пырнул меня в живот» — такого точно не было.       Едва-едва очнувшись, Джон принялся рассказывать ей всё заплетающимся языком. Сомнения отпали сами собой — Хойт поверила ему, как поверила ещё три года назад. Не легко и просто, но всё же поверила.       — Ты останешься? — Спросил Джон.       Оторвавшись от пыльной, огороженной хлипким забором дороги, Хойт глянула на него. Джон уже отстегнул ремень и прислонился щекой к боковому стеклу, не в силах усидеть прямо.       — С чего бы? — Поинтересовалась она. — Для ночлега я могу найти место получше.       — Мне хотелось бы, чтобы ты осталась.       — Стоит мне уехать — ты выберешься из дома, и раз уж в ближайший бар тебя не пустят… То, что предпримешь?       — То позвоню одной знакомой и попрошу её остаться. — Сознался Джон.       Хойт слабо улыбнулась. Почему она не злится? От него же сплошные неприятности. Побеги из частной клиники пустяки в сравнении с тем, что довелось пережить ей. Врач, который сказал «с меня хватит», не таскал его на себе, не затыкал рты всякому пьяному сброду, и не перелетал из штата в штат, стараясь всё успеть. Хойт как-то призналась, что за все годы проживания во Флориде она бывала на исторической родине реже, чем за последние месяцы. Во-первых, ехать в Техас было не к кому, а во-вторых — не очень-то и хотелось.       Это очень тяжело, опасно, обременительно и вообще… Когда она спит?       — Если ты подцепишь что-то и умрёшь, — в голосе Хойт послышались нотки иронии, — что написать на твоей могиле?       — Я нечаянно…       — Здесь лежит Джонатан Дориан… Он нечаянно. — Покачала головой. — Не звучит.       Они свернули на другую дорогу — узкую и извилистую — вскоре Хойт вдавила педаль и машина плавно встала. Сквозь лобовое стекло она глянула на длинный дом: запущенный, с потрескавшейся краской. Бывшая ферма её отца. По её же словам — первый дом, который он забросил после того, как дела пошли в гору. Земля перестала приносить доход, и Сэмюэль Хойт махнул на неё рукой. Не продал почему-то, может, покупателя не нашёл, может, не захотел тратить время. Тогда он владел уже не одной фермой. А может, причина в чём-то другом, у Хойт не было желания узнавать. Теперь её отец тут не появлялся. Как-то раз она бросила небрежно — «он точно не заявится. Ни за что и никогда». Джон ей поверил.       Хойт не могла просто оставить его на улице, с другой стороны постоянно оплачивать его проживание она тоже не могла. Его нужно было спрятать: там, где никто и не подумает искать, где никто не будет его знать, где даже если он встретится лицом к лицу с копом, тот пройдёт мимо и не оглянется.       Прошло много времени, его и во Флориде теперь не каждый коп узнает, а Техас жил и живёт своей жизнью. Для полного узнавания, вероятно, нужно заявиться в один из Департаментов и встать рядом с ориентировкой.       Только копы меньшее из зол, бояться следует не их…       — Там не убрано. — Джон открыл перед ней дверь дома. — Имей в виду.       В награду он получил скептический взгляд. Хойт прекрасно знает: как оно там. Она вышвыривала его из этого дома на газон и поливала из шланга холодной водой. Надо было хоть как-то привести его в чувства, а заодно и помыть.       — Надеюсь, ты вынес хотя бы мусор?       Она заталкивала его в этот дом, перешагивая через разбросанный хлам, а потом выносила полные пакеты мусора… Правда на сей раз он смог удивить даже её:       — Впрочем, — нахмурилась Хойт, — эту «вещь» в пакет не засунешь…       На смежной с гостиной кухне восседала молодая девушка: пялилась в телефон, лёжа грудью на столе. Кажется, первым делом Хойт захотелось выхватить пушку — реакция на незнакомое лицо. Но порыв в секунду схлынул, и Хойт внимательно воззрилась на Джона. Такого же изумлённого, даже растерянного, наверное, больше, чем она.       — Ты совсем охренел? — Возмутилась Хойт. — Тянет трахаться — трахайся на их территории. Какого чёрта ты тащишь кого-то сюда?       В смятении Джон не нашёлся с ответом. Девушка обернулась. Спрыгнула с высокого стула, одёргивая шорты, едва прикрывающие зад. Выпучила и без того большие глаза.       — Клянусь, я не знала, что он женат…       Хойт же глаза закатила.       — Я похожа на жену алкоголика? И стоило меня так расстраивать?       — Сестра? — Гадала девушка.       — Его мама. — Ёрничала Хойт.       Девушка вправду к ней пригляделась, недоверчиво нахмурила брови.       — Да быть не может…       — А мозгов-то не в избытке. — Хойт повернулась к нему, снизив тон голоса до едва слышного шёпота.       — Я про неё совсем забыл. — Признался Джон. — Помню, встретил вчера вечером… А потом ничего не помню.       Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга.       — Прямо гордость берёт… — Подытожила Хойт.       — Эм… — Оживилась девушка. — Я, в общем-то, не знала, как отсюда уехать. Но, наверное, и пешком смогу дойти.       Хойт посмотрела на неё, потом глянула в окно. Джон уловил ход её мыслей: темно уже, без фонаря даже дороги не видно.       — Одна здесь не ходи. — Твёрдо произнесла Хойт. — Я отвезу.       Его она просто дёрнула за собой — пока Джон виновато смотрел то на девушку, то на Хойт, пытаясь подобрать слова, могло и утро наступить. Пожалуй, Хойт заключила — оставить его одного, всё равно, что сунуть бутылку в руку и сказать: «пей, сколько влезет».       Их поездка выдалась молчаливой. Хотя Джон с девушкой иногда разговаривал. Накинул ей на плечи куртку, которую прихватил из дома, заставил улыбнуться. Но не чувством юмора — уж чего нет, того нет — а робким бормотанием и виноватым выражением лица. Странно, что даже с опухшей рожей и синими мешками под глазами, он казался ей привлекательным…       К тому же, секс с кем попало совсем не его… сюжетец. Но по таким же странным непонятным причинам — особых усилий прилагать ему не приходилось. Это не спортивный интерес и не способ потешить мужское эго. Это так же разрушительно, как спиртное утром, днём и вечером. Способ забыться и не думать. Способ не оставаться одному.       — Девочка почти даже милая. — Вернувшись обратно, Хойт подтолкнула его, и Джон невольно открыл собой дверь. — Предыдущая особь в порванных чулках, едва не пересчитала мне зубы, когда я попыталась тебя увезти.       Он обернулся. Этого тоже не помнит…       — И что ты сделала?..       — Сломала ей нос. — Ответила Хойт. — Помню, рыдала она, как ребёнок. Понимала, наверное, что денег на пластических хирургов здесь не наскрести.       Приподняв слегка брови, Джон развернулся и грузно обрушился на кухонный стул. Подпёр руками гудящую голову.       — Тебе самой-то не опасно сюда являться? Если они знают, что я выжил, то ищут меня прямо сейчас.       Держать возле себя бомбу замедленного действия — мягко говоря, небезопасно. Если они просто найдут его — Джон её не выдаст. Но если они найдут его в доме её отца, то всё станет понятным без слов. После случившегося в лесу Хойт прятала его в другом штате, частному врачу тоже пришлось поехать туда; военные знали, что Джон ранен и ему нужна помощь, поэтому лечащий его доктор Флинн мог стать тем крючком, за который они зацепились бы.       Потом Джон опять сменил место — в то время Хойт каким-то образом пыталась выяснить не ищут ли его по базам ДНК. Отпечатков Джон не оставил, а вот кровь в салоне грузовика…       Так или иначе, всё было тихо. Прошло несколько месяцев — не случилось ровным счётом ничего. Даже с той жизнью, которую Джон вёл — не случилось. Казалось, будто те капли крови не привлекли внимания, но разве такое возможно? Когда все остальные варианты почти исчерпались, Хойт на свой страх и риск вернула его обратно на ферму отца. Возможно, сказала самой себе «будь, что будет» и вернула. Правда ненадолго — как только она найдёт новое место, где можно укрыться, Джон исчезнет отсюда.       Поставив пакет с продуктами на стол, Хойт заняла соседний стул.       — Тебе опасно отсюда выходить, — напомнила она, — но разве тебя это останавливает?       Что он может на это возразить? Каждый раз выходя из дома без нужды, он подставляет не только себя, но и её. Однако спьяну сложно быть осторожным и здравомыслящим.       — К тому же… — Хойт задумалась, — женщины? Я всё хотела спросить «какого чёрта?», но не поворачивался язык.       — Какого чёрта? — Не сообразил Джон.       — Я часто вспоминаю того паренька, как же его звали… Алан Фрост. Очевидно, что он соврал, но никакого дела до этого мне уже нет. Зато к тебе прицепился определённый… образ, особенно после того, как ты обслюнявил Мартина Кларка на моих глазах.       Джон оторвал пальцы от висков и вытаращился на Хойт, пытаясь вникнуть в услышанное.       — Не было такого.       — Было. — Настаивала Хойт. — Возле крыльца твоего дома в Корал-Уэй.       — Это было… — Согласился Джон. — Но тебя там не было.       — Я там была.       — Ты меня преследовала?       — Я вела расследование.       — Ты даже пыталась пристрелить меня… — Вспомнил Джон.       — Я не пыталась пристрелить тебя. Я знала про бронежилет и целилась так, чтобы попасть, но не убить тебя. Если бы я стреляла на поражение — в тот же вечер тебя доставили бы в морг с простреленной башкой.       Джон устало потёр красные глаза, опять упёрся лбом в ладони и на пару мгновений замолчал. Всё это уже совершенно неважно. И то, что она загнала его в Эверглейдс, и то, о чём он думал в то время.       Про свою бисексуальность он говорил Кларку, но на самом деле все его предпочтения Кларком и ограничивались. Женщин было не так уж и много. Не так много, как думал Кларк. Были те, кто улыбался ему и гулял с ним за ручку в школе, были те, кого он называл «подругой» или они сами называли себя так. Были те, с кем время проводить просто приятно, кто мог разговорить и оживить даже такого как он. А вот чего-то большего всё равно не было.       Он считал, что если его тянет к Кларку, значит, может потянуть и к другому мужчине. На самом деле это неправда. На самом деле по-настоящему его не тянуло вообще ни кому… Ни к кому, кроме Кларка. И кто он после этого?       Он не видит, не слышит и не говорит. О Кларке. Джон говорил о нём только вначале, когда убеждал Хойт — с Кларком что-то случилось. Но чем больше он убеждал её, тем меньше верил в это сам.       С каждым днём вера таяла, как первый снег. Он долго и мучительно боролся с собой, но в конце концов сдался и направил все усилия совсем на другое: защищаясь, Джон старался не думать, любыми способами не оставаться одному… И падал всё ниже. Наверное, он может это прекратить. Но зачем? Внутри сгорел предохранитель и всё полетело к чёртовой матери. А он смотрит на это будто со стороны, пожимает плечами, говорит «пускай», и продолжает наблюдать. Если его проткнули мечом, если меч всё ещё торчит в груди, как он может вести себя нормально?       — Ты ведь там всё поломаешь? — Возобновил он разговор.       Уже отвернувшаяся Хойт, перевела на него взгляд. Такое он уже говорил… Джон накрыл её кисть ладонью, сначала робко, потом крепко сжимая.       — Даже если среди них Кларк… — на мгновение он прервался, — разнеси там всё. Не щади никого.       Даже если это разорвёт ему сердце, разорвёт, расцарапает изнутри его самого… Мартин Кларк не останется там, где он есть сейчас. Даже если Кларк беспредельно счастлив, а Джон всегда стремился сделать его счастливым… Всё равно не останется. Это — эгоистичное? — желание не оставлять Кларка там, где смерть, война и «Шейн» сильнее его. Поэтому даже если Элисон Хойт сядет в каток и раздробит Мартину Кларку все кости — Джон укажет ей направление, а потом попросит прокатиться и по нему.       И всё это наконец закончится. Всё, наконец-то мёртв.       — Он не тот, кого я стала бы щадить. — Сказала Хойт. — Это как прихлопнуть жирную надоедливую муху, которая мешала спать.

***

      — …Ты нравишься мне, потому что в отличие от остальных — ко мне ты добр.       Звякнула пряжка ремня, Кларк застегнул брюки, провёл по обнаженному торсу, смахивая прилипшие перья подушки. Обернулся.       — Я добр?       — Да… — ответила молодая женщина, имя которой он и не стремился запомнить. — Потому что ты улыбаешься мне вот так.       Очередная ущербная, застрявшая в своих фантазиях? Вроде шлюха, а туда же. Наверное, ждёт, что однажды сюда заявится принц и избавит её от такой жизни.       Кларк улыбнулся со всем участием.       А что с неё ещё взять? Это как раздавить червяка — пройдёшь и даже не заметишь. Он «добр» к ней лишь потому, что она ему неинтересна. Её не существует, её тело существует, а её самой нет.       — Я улыбался бы чаще, но командир считает, что женщины слишком дорогое удовольствие.       Весь их отряд весёлых ребят уже сдох бы от спермотоксикоза, если бы не редкие вылазки в этот бордель. Дыра дырой, но выбирать не приходится. Говорят, раньше они трахали всё, что движется прямо на миссиях, но потом припёрся Харрис и зарубил это на корню. Навязал свои порядки и снёс головы особо непослушным. Последнему Кларк стал очевидцем и помог Харрису установить дисциплину. Теперь на миссиях никто никого не насилует, свидетелей добивают сразу, не заставляя биться в агонии. А того времени, когда заставляли, Кларк, видно, попросту не застал. Но он не испытывает ни радости, ни сожалений.       — Последнее время ты сам не свой…       — Что?.. — Кларк смерил её удивлённым взглядом. Совершенно искренним.       — Что-то в тебе не так. — Девушка улыбнулась, пожимая плечами. — Что-то странное.       — «И когда это началось?»       — «Давно».       Началось что? Воспоминания досаждают ему день ото дня… Стоит немного подтолкнуть, услышать лишнее — и они пробивают мозг штырём. Мгновения, о которых он не знает, и знать не хочет, назойливо вмешиваются в его жизнь, заставляют цепенеть и вглядываться в пустоту. В самое неподходящее для этого время.       Но о том, что не убил его, Кларк пока не пожалел. И о том, что снова не выдал — не пожалел тоже. Он сказал — «на его руках были перчатки, а на лице маска, я ничего не разглядел». Ещё до того, как это обнаружили другие — стёр капли крови в салоне грузовика. Сочинил историю, а потом заставил всех в неё поверить. Это было сложно, но выполнимо. И с тех пор, он не переставал думать… Джонатан, да?       Ты занял все мои мысли, Джонатан, и для тебя так просто это не закончится.       — Я кое с кем познакомился. — Включился в разговор Кларк. — Один славный щенок скулил и жался ко мне…       — Ты завёл себе питомца?       Кларк рухнул рядом с ней на кровать, широко улыбнулся и уткнулся взглядом в потолок.       — Да, именно так. Питомца.       Хочу увидеть тебя снова, Джонатан. Это желание так навязчиво, что почти невозможно терпеть. Хочу провести языком по твоему шраму и полюбоваться выражением лица. А вот это желание уже пугало. Потому что не понятна сама первопричина. Что это? Желание ощутить вкус крови… Или желание зализать рану? Чтобы не болела…       Улыбка на миг померкла, но — кто-то там — подала голос и Кларк улыбнулся опять.       — Животные такие милые, правда?       — Правда. Очень милые.       Собак нельзя спускать с поводка — вдруг убежит. Вдруг ты сбежишь от меня, Джонатан? Нет, не бывать такому. Кларк ещё не знает, что будет делать, но точно знает, что «щеночек» от него не отвяжется. Даже если воспоминания лишат покоя, он сумеет с этим справиться. Сумеет их сдержать. Потому что теперь острота ощущений притупилась, и война уже не кажется единственным, что могло ударить по нервам. С тобой мой дозиметр зашкалил и взорвался.       — Как ты его назовешь?       — Кого? — Переспросил Кларк.       — Щенка.       — Джонатан. Я посажу его на самую крепкую цепь, затяну потуже ошейник…       И когда выдалась возможность — без него оказалось не обойтись, да и проблемы с доверием отошли на задний план, — Кларк ухватился за эту возможность.       — Прошло уже несколько месяцев. — напомнил новый командир. — В первые часы я приказал проверить дорожные камеры, прошерстить весь лес, все заведения и дома рядом с лесом, но твоего призрака и след простыл.       Тип, который заменил Харриса, — на время, а, может, и навсегда, — не понравился Кларку с первого взгляда. Суетливый примат — вот перед кем теперь приходилось держать лицо.       — Он не мой. — Дёрнул плечами Кларк.       — Сейчас это моя проблема, — будто не услышал его командир, — но я готов ею поделиться, не жадный. Нам пришлось избавиться от склада и увезти подальше оружие. Теперь мы знать не знаем, кого в этом винить. Но ты его видел, сможешь опознать по пропорциям тела, по моторике… Сможешь стать тем, к кому в кабину он снова захочет забраться.       — Ловля на живца?       — Это один из вариантов.       Ты ещё жив, Джонатан? Жив же… Будь живым.       — Я приманка? — Спрашивал очевидное Кларк.       — Если понадобится.       Ты же клюнешь на меня, Джонатан? Клюнешь, иначе не случилось бы того пикника в лесу, того купания после еды. Пришёл один раз, придёшь и второй.       — Вы не оставляете мне выбора… — Кларк снова дёрнул плечами. Так, словно ему всё равно.       — Я отдаю команды.       — А я подчиняюсь.       В дверь постучали и после коротких расшаркиваний и стандартных фраз, в кабинете возникло ещё три человека. Кларк не обернулся, но спиной почувствовал, что компания выдалась не из приятных.       — Майор Харрис не был высокого мнения о тебе, но рекомендовал, как отличного ищейку. — Обратился к кому-то командир. — Для тебя есть работа.       Двое вышли и остался один. Кларк не оборачивался. Что, людей всё ещё не хватает? Распределённых по тюрьмам ублюдков до сих пор опасаются возвращать.       — А я-то думал, — раздался голос за спиной, — что кроме как поливать меня дерьмом он…       — Прикрой-ка хлеборезку, — отрезал командир, — о твоём неумении соблюдать субординацию я тоже наслышан.       Пока «примат» обменивался любезностями с его будущим «напарником», Кларк рассматривал шрам от пули на своей руке. Так вот, оказывается, какая падла прострелила ему предплечье.       Решение было опрометчивым. Уэйн, ты должен был хорошенько подумать о последствиях.       Наверное, Роберт Уэйн заметил, как он пялится на руку… Поэтому на миг притих. И Кларк обернулся. Улыбнулся, с совершенной точностью копируя его мимику. Как уже бывало не раз. Уэйн ненавидел это…       Но всегда улыбался в ответ.