Реванш

Пашины впечатления о первых годах жизни Алисы, о её раннем детстве с рождения были чудесными. В них были свет счастья, просто свет солнца, свет звёзд, всякий разный свет. И любовь. Много любви. Мать Алисы в косынке, кормящая Алису. Отец, баюкающий крошечную дочку на руках. Умилённые бабушки и дедушки. И так далее. Паша даже представить себе не мог, что окунуться в детство Алисы может быть настолько приятно. И восхитительно. Неудивительно, что в атмосфере такой любви она и сама выросла таким солнышком и такой доброй и любящей. При таких-то корнях. По-особому увлекательными были следующие годы. Алиса быстро становилась совсем самостоятельной и взрослой в независимости суждений, эффективности решений. А ещё… у неё крепла связь с другом детства. Превратившись годам к тринадцати в обожание и абсолютную потребность в его присутствии, его благополучии. И даже в его любви. К ней. Паша узнал много новых милых нюансов об отношении Алисы к нему. С раннего детства и до отрочества. А потом был тот самый день. Когда они решили быть вместе. Который их соединил. И который их разлучил. Этот день Паша просмотрел отдельно. И после него долго приходил в себя. Пережив этот день на этот раз через восприятие Алисы. Но нужно было просмотреть следующий год. Паша прошёл и через это. Через её горе, её тоску. Которые она прочувствовала в полной мере. Которые его самого только ожидают, если ему не удастся Алису вернуть. И теперь намного лучше, полнее стал понимать, что он значит для Алисы и что она потеряла с ним. И ещё больше начинал понимать, что она сама значит для него. Ему было одновременно и горько, и сладостно узнавать, насколько сильно она его любила. Сладостно — потому что приятно быть настолько любимым любимой девочкой. И горестно — потому что такой любви не дали возможности продолжаться. Неудивительно, что он сам тоже так любит Алису. Разве можно было бы не любить всей душой человека, который так любит тебя? Со страхом Паша открывал для себя те годы, на которые пришлось её обучение. Из-за тех самых курсов, о которых он узнал со слов Алисы. Но оказалось, что действительность оказалась намного мрачнее того, что он себе мог представить. Как он и думал, всё было противоестественно с начала и до конца. И сама идея курсов. И то, что это коснулось Алисы. И то, как она это всё переносила. То, насколько ей это было чуждо, её природе, её сущности. Несмотря на героическую деликатность её инструктора. Которую теперь и Паша не мог не признать из чувства справедливости. Несмотря на всю ревность и протест против подобного инструкторства в принципе. Но он немного даже сочувствовал инструктору. Так как тот надолго влюбился в Алису. И так безнадёжно. Совершенно без взаимности. Если не считать взаимностью просто доброе и благодарное отношение Алисы. Ну ладно, даже с капелькой влечения к благородному человеку. *** Но стократ хуже оказались последующие годы её работы. Полные таких эпизодов, что даже противоестественные курсы теперь и Паша признал необходимыми. И вообще курсы по контрасту с последующим можно было считать раем. Даже их. Паша удивлялся тому, что Алиса после всего пережитого умудрялась жить дальше. И самое поразительное — не утрачивала способности любить людей. Наоборот, к людям она после каждой очередной неприятности или беды относилась с ещё большей теплотой, заботой, любовью. Потом Паша наконец-то понял, что она в этом-то и черпала силы жить дальше. Что эта способность симпатизировать людям и жалеть их и спасала её и от ожесточения, и от безумия. Просто в счастье людей Алиса находила утешение своим невзгодам. И в том, что она лично много делала для счастья людей. Несмотря на то, что некоторые из её достижений имели неблаговидную подоплёку, связанную с тем, как распоряжались её успехами её начальники. *** А вот саму Алису, как казалось Паше, никто не любил так, как любила других она сама. Нет, благодарны ей бывали. Иногда. И привязывались некоторые. И восхищались многие. Но всё же чего-то не хватало. Никто не испытывал к Алисе такой любви, которую испытывала она сама к людям. Хотя это отчасти объяснимо — не всем дан такой талант любить, как Алисе. Да и чтобы её любить так, как она заслуживает, надо быть им, Пашей. И не было главного в жизни Алисы. Счастья всё же не было. Удовлетворение от хорошо выполненной работы, от достигнутой цели бывало. Радость тоже бывала. Но чаще за других. А вот собственной радости особо не было. И наверное некоторые философы сказали бы, что так и должно быть. Что счастье только в труде на благо других. Но сейчас Паше было как-то кисловато думать о такой философии. Ему не казалось, что в ней есть истина. Истина в той философии, которая разрешает счастье каждому. И личное тоже. А не только счастье труда на общее благо. И тем более счастливы должны быть такие, как Алиса. Но Паша видел, как такая «программа» личности, как «личное счастье», в Алисе всё больше и больше «замораживается». Она не искала его. Не считала, что может обрести, оставшись без него — без Паши. И не протестовала, когда что-то или кто-то делали это счастье ещё более недоступным. Просто вычеркнув счастье из списка важных для себя вещей. Паша едва сдерживался от желания попробовать вылечить Алису. И чем боле он узнавал о жизни Алисы, тем труднее ему было сдержать желание попробовать. Чтобы она жила. Чтобы помолодела, если это так ей нужно. Чтобы она хорошо себя чувствовала. А главное — чтобы жила. И чтобы на этот раз была счастливой. Но надо было сначала уж досмотреть «кино» про жизнь Алисы до конца. И Паша прилежно досматривал.