God's Millennium

      Темный перед тем, как уйти на тропу к источнику душ, оставил наказ сделать хотя бы наброски новой карты. Она была необходима ему, чтобы можно было неожиданно ударить, в случае повышения сил Светлого. Самаэлю было понятно, что без такого маленького преимущества ему ни за что не победить брата, если вера в него начнет расти. Его армия и так слишком обширна в сравнении с маленькой горсткой демонов и миллиона ленивых теней, которые ни в жизнь не будут пробовать ангельского мяса.       И теперь, когда боги ступили на звездную тропу, в одной из комнат Пустоты за дубовым столом над огромным пергаментом сидела Агреас. Она птичьим пером выводила очертания домов и улиц, подписывала каждое название, кропотливо выводя каждую буковку. Из-под ее руки должна была выйти новая карта Рая. Демонесса при жизни обладала незаурядным талантом к обучению искусству и грамоте. Впрочем, именно из-за него ее и сожгли как ведьму на костре. Во времена Агреас было дикостью, что женщина может быть ученной, никто не предполагал, что природное любопытство и тяга к знаниям могут быть у любого человека, даже у простой служанки. Когда ее лорд обнаружил девушку ночью в библиотеке, он выпорол ее розгами, а после приказал отдать ее церкви на растерзание. Там начались три самых страшных месяц в ее жизни, они же были и последними. Джоан Гоф сожгли как ведьму на глазах у целого города. Она до сих пор помнит их озлобленные лица. А когда последний уголек ее костра догорел, она очнулась в Аду. Темный сам ее выбрал, дал знания и силу, а в ответ она поклялась, что будет вечной ему слугой. Агреас с удовольствием берется за любую работу предложенную Самаэлем, она стала для него личным писарем и картографом.       - Извини, но ты сильно мешаешь, когда стоишь там, – холодно кинула Агреас Нуаду, который стоял, склонив голову и совершенно бесцеремонно закрывая свет. Задание рыцаря было достаточно просто, он указывал Джоан на места на старой карте, которые изменились, перестроились или были вовсе уничтожены. Рай не сильно изменился, но некоторые места были радикально перестроены, некоторые здания перемещались с одной улице на другую.       - Прошу прощения. – Коротко кивнул рыцарь, доспехи на нем звонко брякнули. – Вот тут. - Демонесса подняла глаза, посмотрев на то, что сейчас указывает рыцарь. Это была небольшая башня в стороне от главного дворца. – Насколько я знаю, раньше это была высокая, многоярусная постройка, напоминающая шедевр кондитерской мысли. Там были широкие балконы, поддерживаемые резными колоннами, лепнина, рассказывающая священные сюжеты. Мой опекун рассказывал, что она называлась Башня Михаила. Сейчас ее уже снесли, думаю по понятным тебе причинам, и теперь там образовалась широкая улица, Черная улица, которая упирается прямо в кладбище.       По этой улице сегодня несли два гроба, а впереди шел не кто иной, как сам глава ангельской стражи. По его щекам текли слезы, но лицо оставалось непроницаемым. Сегодня он хоронит две пустые коробки, на табличке по его заказу выбьют слащавое «Линаэла и Эммануэль единственные и любимые дети архангела Михаила, крестники ангела Кассиэля и верные подданные Саваофа». Ангела выводил из себя весь этот карнавал, как можно так просто бросить их, не искать, если тел нет, то и причин считать их мертвыми, тоже нет. Как можно так просто отказываться от «верных подданных». Разве они не являются для Него такими же детьми, как и остальные, или Он готов всех бросить в мясорубку, а после забыть? Для Кассиэль это был сильнейший удар, он скорбел больше, чем другие. Ангел оставался последним близким человеком в Раю для Линаэлы, а теперь выясняется, что ее брат все это время был изгнанником, ему нужна была помощь, он был там совершенно один. Из-за этих мыслей в Кассиэле нарастала черная и страшная злоба, он был готов прямо сейчас развернуться и побежать к Светлому, сказать все, не боясь, что это будут последние его слова. Его останавливало лишь то, что если он так сделает, он не сможет приложить все усилия на их поиски и выяснение реальной причины пропажи Линаэлы и ее брата.       Но была и еще одна причина. Кассиэль считал виноватым в смерти Линаэлы еще и себя. Не поймай он ее на пути к вратам на Иию, не расскажи ей правды о том, что гробница разбита, не соври он ей, что сам это видел и что Анджело собирается сжечь Бродячую Церковь, ничего бы этого не было. Почему он ей не сказал, что ей нужно бежать подальше от Рая и Белого Города вместе с демоном и подопечной? Увы, история не терпит сослагательного наклонения и все безвозвратно испорчено. Теперь есть только путь вперед. И следующий шаг Кассиэлю был уже известен. Он уже много раз улавливал слухи о хранителях-шпионах, осталось только дождаться, когда вернется один из них и присоединиться. Больше терпеть такого отношения нельзя, нужно разрушить этот безумный цирк.       Кассиэль поднял глаза, процессия прошла через кладбищенские ворота, вступив на тропки некрополя.       В Пустоте Джоан выводила кладбищенские проулки, которые разрослись по Раю, как вены.       - Хотя я и совсем недавно был Земле Обетованной, но на кладбище я не ходил уже достаточно большой период. – Рыцарь немного задумался и продолжил. – Для людей большой. За это время эта часть Рая могла измениться и стать еще больше.       Демонесса кивнула и продолжила обширную работу. Агреас подписывала каждую нарисованную могилу, желая, чтобы этих ангелов хотя бы где-то помнили. Имена некоторых были нанесены на старый пергамент, а новых называл Нуаду. Джоан знала о краткосрочности памяти большинства райских жителей относительно своих павших братьев.       - А тут… - Нуаду указал дрожащей рукой на обелиск у самой окраины кладбища, вдали от остальных могил. Демонесса обернулась и посмотрела, словно сквозь шлем-лисичку, на рыцаря. - Это братская могила архангелов, их имен много и все они там. Не пиши - их помнят все. Помнят, как многие в последний раз пытались исправить ситуацию, образумить Отца, но натыкались на злобу и острые штыки. А после… - Нуаду запнулся, его голос застрял в горле, и он тихо с дрожащим писком постарался закончить. – После их скидывали в огромную яму. – Перед рыцарем стояла картинка из старого учебника. Глубокий провал за оградой кладбища, в котором лежат изуродованные Отцовской злобой мертвые тела. Они укрыты переломанными крыльями друг друга, а их слепые взгляды направлены в небо, их рты раскрыты в последнем крике.       - Мы их тоже помним. Каждого. Поименно. Был один архангел, который приходил ко мне и брату, просился забрать его в нашу армию. Помню, как он кричал, что Светлый потерял разум, что ему невозможно служить. С ним был парень с отрезанными руками, он бормотал что-то про свою мать. Я не знаю, как звали ангела, но помню имя архангела - Уриил. Мы не могли им помочь. Я до сих пор помню их лица, помню этот животный страх. Мне кажется, что если бы мы тогда их защитили, Землю можно было бы спасти. - Она отбросила перо, оставив небольшую кляксу на пустом месте в самой середине кладбища. Агреас рыдала навзрыд, ей было больно вспоминать Землю, которая принесла ей столько горя и столько радости. Больно понимать, что эти ангелы чувствовали то же, пытались остановить безумие, но оказались слишком слабы.       - Возможно, мне сложно понять вашу боль, но я очень сожалею. Никто и никогда не должен терять свой дом. - Звеня доспехами, к ней сзади легкой поступью подошел рыцарь, он обнял Джоан и положил свою голову ей на плечо. Из отверстий для глаз капали горячие слезы.       Сегодня на месте кляксы, которую нечаянно поставила Агреас, хоронили ангела-изгнанника и хранительницу, детей архангела Михаила. Рядом со склепом уже стоял Аниквиил. Он ждал скорбную процессию, склонив голову, среди белых каменных ангелов, светлых крестов и семейных склепов, цвета яблони и вишни. Архангел был в темно-лиловом костюме, он старался не смотреть в сторону приближающихся. Опустив глаза, он хватался за мелких ползущих насекомых, за светлые тени, за блики. Ему было стыдно посмотреть в глаза Кассиэля, он снова не смог сохранить то, что дорого для ангела. Аниквиил зажмурился, пытаясь вспомнить, зачем он это все затеял, это нужно было сделать, иначе он сойдет с ума от осознания того, что он натворил. Когда процессия подошла, он тихо наблюдал, как Кассиэль дрожащими руками открывает склеп. Ангел не смотрел на Аниквиила, он ожидал, что на него польется очередная демагогия о правильности выбора и праведности этих смертей, и готовился не слушать, не замечать. Ему было не до этого, Светлый прекрасно понял, кто освободил Анджело, и теперь начал мстить. Он словно посадил Кассиэля на кол, смертельно больно, но смерть пока не придет.       - Он не знает, но догадывается. – Шепнул архангел, схватив Кассиэля за локоть. Ангел удивленно поднял глаза на Аниквиила. Тот смотрел влажными глазами, полными страха, сейчас было хорошо заметно, что один из них на оттенок светлее, что придавало архангелу немного безумный вид. – После похорон иди к Дворцу, там никого не будет, ты должен кое-что увидеть.       Кассиэль кивнул на слова архангела и поднял голову. На светлом небе ярко светило солнце, совсем не по событию, но в склепе было прохладно и темно. Там пахло сыростью и, на странность, сиренью. Ее очень любила мать Линаэлы и Эммануэля, человеческая женщина, опоясанная добротой и светом, словно святая. Этот склеп был возведен Кассиэлем, чтобы не показывать малютке Лине черный обелиск и яму за ним, куда скидывали всех неугодных, на окраине кладбища, чтобы рассказывать ей о красоте матери и силе отца. Он даже и не думал, что ему придется принести сюда ее, хоть и пустой, гроб. На одной из стен был прикреплен скрижаль с портретом женщины. Линаэла была похожа на нее, как две капли воды. Те же большие синие глаза, струящиеся темные волосы, аккуратный маленький носик. Кассиэль провел по скрижалю рукой, принося безмолвные извинения этой деве, и кивком указал носильщикам на два алтаря, стоящих у противоположной стены. Дети вернулись к своей матери. Ангел махнул рукой:       - Можете расходиться, поминок не будет. - Когда все вышли, Кассиэль сполз по стенке на холодный мраморный пол обнял свои колени и заплакал, не находя ответа на простой вопрос: «Что же делать дальше?»       - Тебе нужно быть сильным, - тихо произнес Аниквиил и скорбно посмотрел на ангела, выходя. Он кивком поздоровался с мальчиком, который стоял на входе и держал табличку. Он немного отстал от процессии, а теперь не решался войти, не хотел мешать скорби.       Кассиэль осторожно поднялся с пыльного пола и поправил венок на гробу Линаэлы, он осторожно провел рукой по крышке. В дверь склепа постучали, на пороге стоял Алоис, в руках у него была та самая злосчастная табличка со слащавой надписью. Кассиэль прошептал, забирая скрижаль:       - Я найду вас, и мы снова станем семьей. – Сказав это, он выпустил табличку, и она разбилась на тысячи кусков. Ангел посмотрел на оруженосца и отдал приказ. – Я сейчас по делам буду во Дворце, вернусь через полтора часа, приготовь мне глинтвейн, после того, как я приду, можешь без всяких вопросов отправляться домой, оставшийся день ты свободен.       А в тысячах световых километрах от Рая кипела работа над картой, оставалось только нанести Дворец Светлого. Нуаду провел пальцем по желтой бумаге старого плана. Рыцарь осторожно взял ее и попытался понять, в каком точно месте стоит сейчас замок. Положив карту обратно, он произнес:       - Последний раз, когда я был дома, дворец находился в совершенно другом месте. – Рыцарь на секунду задумался. – Я, по правде, даже не помню то время, когда это здание стояло там. Видишь этот жилой комплекс, я его еще просил не рисовать. Кажется, сейчас он тут.       - В смысле «кажется»?! – вспылила Агреас.       - Дворец постоянно меняет местоположение. Я не могу тебе точно сказать, где он будет находиться на следующей неделе. Саваоф считает: так можно защитить Дворец, потому что никто не знает, где он точно в данный момент, и в любой момент он может перекочевать в другое место во всей вселенной. – Нуаду провел рукой по шлему, словно поправляя растрепавшиеся волосы. Рыцарь отлично помнил, как Дворец выглядел, его зловещий вид, мрачную белизну и страшные абсолютно пустые комнаты. – Это здание нужно опасаться и лучше к нему даже на расстояние пушечного выстрела не подходить. Там есть белые помещения. В них всегда холодно, словно там живет сама смерть.       - Хм. – Протянула Агреас, откидываясь на спинку стула. - В Аду тоже есть такие комнаты, обычно в них влачат свое жалкое существование последние изначальные демоны. К ним редко кто заходит, они никому не нужны более, многие из них уже считаются мертвыми. Не пойми меня не правильно, мы любим своих предков, мы помним их, но эти комнаты. Новые Тени, которыми становятся перерожденные демоны, обычно очень кровожадны, а трапезничающие могут съесть заживо и не заметить. – Демонесса со страхом оглянулась на дверь и, облегченно вздохнув, достала сигарету из небольшого футляра. – Я однажды попала в такую западню, ошибившись комнатой. Приятного мало, ощущение будто тебя в водоворот депрессии засасывает. Мне катастрофически повезло, мимо проходил Марбас, услышал возню и плачь, ну, и буквально вырвал меня из цепких лапок Бесов. – Агреас опять передернуло. После этого случая Джоан посещали частые панические атаки, ее руки постоянно дрожали, а магия все не могла придти в нормальное русло. Порой Марбас насильно заставлял ее ложиться спать, чтобы она могла хотя бы немного придти в норму и успокоиться, но это помогало только на то время, что Чезаре варил успокоительные. Это были очень сильные препараты, в том числе и магические, и, пока рядом не было ее брата, Марбас неустанно следил за дозировкой.       И сегодня была приготовлена новая порция, чтобы Агреас могла без проблем нарисовать понятную карту. Руки демонессы не тряслись, а магия была сосредоточена настолько, что в ней практически не читалась жертва аутодафе. Оголенные ноги и руки не напоминали угли, цветочные узоры на рубашке были яркими, словно вышитыми только сегодня. Единственное – обугленная кромка на подоле – намекало на страшную смерть простой служанки Джоан Гоф. Она уверенным взмахом руки начала проводить каллиграфические узоры на карте. Красные, большие буквы складывались в слова, Агреас подписывала в примечаниях: «Где точно находится Дворец – неизвестно».       - Я слышал, что около белых комнат всегда ползут какие-то шепотки, а еще там иногда пропадает народ. Человек заходит во дворец и растворяется. Многие ссылаются на забавы дочери Светлого, но даже если так, то что-то должно остаться. Думаю, в белые комнаты устроены так же, как ваши. – Констатировал Нуаду. Он поправил перчатку и пробормотал: - И если Светлый нашел способ создать подобных Теням, то об этом нужно будет доложить Темному.       Агреас и Нуаду так и не обозначили примерного расположения Дворца, а Кассиэль в это время стоял прямо перед ним. Он смотрел на здание с такой ненавистью, с бурей в душе, которая желала вырваться и сравнять проклятый замок с небесной гладью. Ангел тяжело вздохнул и вошел в распахнутые ворота. Он шел по коридору, смотря в пол и считая светлые ячейки, шаги его раздавались эхом по всему замку. Было тихо. Оглушающая тишина. Кассиэль остановился и поднял голову, светлые затянутые в хвост волосы резко колыхнулись, ангел огляделся, но во всем замке, как и сказал Аниквиил, никого не было, ни стражи, ни прислуги. Над входом в тронный зал не тикали часы, охраняемые двумя крылатыми титанами, чьи лица были обращены к стене. Слева мерзко скрипнула дверь. Кассиэль от неожиданности резко повернулся к ней. Рядом с входом в комнату висел портрет Ниреи, дочери Великого Светлого, прекрасной настолько, насколько она была капризной. Глаза портрета были нарисованы очень живо, светло-голубые с яркими бликами они наблюдали, словно цеплялись за каждую тень. Из приоткрытого проема струился белый свет. Кассиэль вытянул шею в сторону двери, ему показалось, что там кто-то стоит, его лиловые глаза расширились от любопытства. Ангел попытался окликнуть фигуру стоящую, как ему показалось, за дверью, но она тут же исчезла. Там что-то было, что-то не дающее покоя, что-то темное и не принадлежащее этому светлому миру. Ангел аккуратно стал подходить, стараясь не стучать каблуками. Он схватился за крестик, но не для того, чтобы было спокойнее душе, а чтобы цепочка не звенела. Неужели Кассиэля позвали сюда сейчас, чтобы показать то, что находится за этой дверью? Почему именно сегодня?       В комнате брякнуло что-то металлическое. Ангел резко затормозил и встал как вкопанный. До помещения оставались пара шагов, еще чуть-чуть и можно увидеть что там. Портрет Ниреи вблизи казался Кассиэлю отвратительным, резкие черты лица, маленький, похожий на кривой клюв, нос, немного косые глаза, сжатые в ниточку улыбки губы. Золотой венец, украшенный крестами и дубовыми веточками, казался острым и тяжелым, он был явно велик дочери Светлого, но она сидела украшенная им, гордясь, что благодаря ему она выше всех живущих. Девушка смотрела с картины, смеясь над проходящими. Кассиэль испуганно посмотрел на нее, ожидая от картины каких-то действий, но она оставалась недвижима. Но из проема послышался шорох, а после раздался громкий стук копыт, приоткрытая дверь распахнулась настежь, оттуда вылетел разъяренный Саваоф. Он, ничего не слушая, не желая видеть, схватил Кассиэля за темно-синюю узорчатую жилетку, поднял над собой. Его глаза светились ярко-желтым, на секунду могло показаться, что это был Темный. Кассиэль пытался вырваться, отталкивал ногами от себя, попадая даже по лицу Светлому. Бело-золотые крылья обессилено висели позади, тянули вниз, мешали сопротивляться. Саваоф кинул ангела в противоположную стену, с нее звеня, упали серебряные канделябры. При ударе раздался страшный хруст, крылья Кассиэля были сломаны. Ангел, поднимаясь, выхватил меч из ножен, его рукоять была обжигающе горяча, от этого рука болела и ныла, его рукоять светилась пламенем. Кассиэль выставил оружие перед собой. Саваоф смотрел на него, не моргая, ожидая следующего шага. Ангел же со страхом смотрел на Великого Светлого, в его голове носились тысячи мыслей, но ужасная боль в руках и крыльях не давала думать. Но была и еще одна сила, Саваоф ментально давил на ангела, пытался его заставить принять вину, сознаться.       - Это ты его освободил! Ты все это делаешь! – гудело в голове у Кассиэля. Светлый молотом выбивал в разуме у него эти слова. – Отвечай!       Ангел великим усилием воли, одними губами произнес:       - Это не я. – На этих словах с него словно камень упал. Светлый замолчал, он все еще сурово смотрел на Кассиэля. Он тяжело дышал, по позвоночнику растекалась невыносимая боль, руками было невозможно пошевелить. Меч со звоном упал на пол, на золотой рукояти остался кровавый отпечаток руки владельца. Ангел смотрел на Светлого не понимая радоваться ему или готовиться к забвению. Какая ложь, какая наглость. Но и какое достижение! Кассиэль не верил сам себе, он смог солгать Отцу. А может ему это лишь показалось? Он поднял из-под светлых пушистых ресниц глаза, Саваоф грозно смотрел на ангела-рыцаря. Демиург хрипло дышал, готовый снова наброситься на сына. Светлый не понимал простой вещи - его связь с одним из ангелов сломана. Но вскоре его лицо смягчилось, дыхание выровнялось, он снова стоял гордо и прямо.       - Извини, сын мой, что подозревал тебя. Подойди ко мне, я залечу твои раны. – Светлый сделал шаг к ангелу, но тот испуганно попятился назад и вжался в стену. – Хорошо, у тебя есть все причины теперь меня бояться. Но могу я хотя бы отвести тебя в лазарет? – Ангел пару раз моргнул, будто взвешивая решения, а после, сглотнув, кивнул. Светлый попытался на это по-доброму улыбнуться, но снова получился лишь оскал. Саваоф медленно наклонился за мечом и подобрал его. Он взвесил его в руке и отдал ангелу, удостоверившись, что это тот меч, о котором он думает. Светлый аккуратно взял ангела за плечо и повел его прочь из замка.       А на Иие сейчас проносилась буря. Черный круг сотрясло землетрясение. Потолки казематов рухнули на заключенных. Взрывоопасные реактивы в лабораториях от тряски и резкого перепада температуры сдетонировали. Ямы с отбросами экспериментов поглотила земля. А из-под почвы стали вырваться странные твари, дышащие ледяным огнем. За ними шел человек в светло-голубом платье. Так взошла Холодная Звезда из древних легенд и пророчеств.