Бабочки: мечтаю взлететь с тобой

Тэхён дергает руку из стального захвата, пытаясь вырваться, но Гук не реагирует. Открыв дверь в спальню Тэ, он толкает его на кровать Хосока. Падая на спину, Тэхён ударяется локтем о край и шипит от резкой боли, роняя пакет на пол, который был у него в руках. Потирая ушибленное место, он обиженно взирает на младшего, требуя объяснить, что происходит. Но Гук игнорирует вопросы. У него сознание заволокло злостью. Щелкнув замком, он в один широкий шаг преодолевает расстояние и наваливается сверху, придавливая своим весом Тэхёна. Тот бурчит, высказывая обиду, пытается его спихнуть, упираясь руками в грудную клетку, но Гук перехватывает запястья и заламывает руки над его головой, ловит взгляд Тэхёна и заглядывает в глаза. Тэхён ужасается, глядя в ответ, и растерянно замирает. Никогда еще он не видел Гука таким. – Куки, что с тобой? Отпусти меня, мне больно, – лепечет Тэ, предпринимая очередную попытку вывернуться. Ему страшно, в глазах напротив кипит ярость, а Тэхён не понимает причины происходящего. Он извивается под весом чужого тела, не дающего нормально вдохнуть. А Гук как безумный: он погружен в свое отчаяние и страх потерять, теряя при этом самого себя. – Скажи, что ты мой, Тэ. – Он ведет носом по шее, вдыхая запах своего парня, и дрожит от адской смеси в крови: гнева и одержимости: – Мой, только мой! – проговаривает на выдохе и впивается в губы жестким поцелуем, в котором нежность заменило отчаяние, приправленное обозленным эгоистичным чувством собственника. Тэхён кривится, сжимая губы, и снова предпринимает попытку высвободиться. Но Гук, одной рукой продолжая удерживать, второй стискивает пальцами его подбородок, фиксируя, и вновь впивается в губы. – Мой! МОЙ! – прерываясь и снова грубо целуя, почти кусая. Недолгую борьбу Тэхён проигрывает: Гук физически сильнее, и ярость, впрыскивая в кровь адреналин, увеличивает этот перевес. Тэ в панике: просит его остановиться, умоляет, но тот будто провалился в собственный ад, а чувства, которые изводили его долгое время, вырвались на свободу. Тэ слышит, как Гук продолжает шептать, как в бреду о том, что Тэхён только его, что он его никому не отдаст, что убьет любого, кто посмеет приблизиться к нему, и тут же просит его не бросать, потому что он не знает, как жить без него. – Не отдам, слышишь, никому тебя не отдам. Он одним резким движением переворачивает Тэхена на бок и, закинув ногу на него в попытке удержать от возможности извернуться, дергает штаны вниз вместе с бельем. Ким дуреет от абсурдности всего происходящего – такого просто не может быть, не с ними, его Куки не способен на такое. Это сон – жуткий, реалистичный сон! Тэхён пытается его вразумить, прося остановиться, объяснить, поговорить, но звук молнии на джинсах Гука разрезает действительность и отрезвляет окончательно. У Тэхёна в одно мгновение мир рушится. Ким продолжает биться в руках, таких родных и чужих одновременно. Сумбур от дикости происходящего сменяет инстинкт – избежать насилия любой ценой. Мысли роятся, сменяя одна другую: он уверен, что не сможет простить его, и тут же прощает и оправдывает, думая о том, что если он сможет это пережить, то Куки – нет. Гук не оправится, и эта ошибка будет фатальной. Но и себя Тэхён жалеет, не понимая – за что? Пока Тэ погружен в попытку понять и найти способ предотвратить непоправимое, а физический перевес сейчас как никогда очевиден, Гук рукой блуждает по телу, целуя позвонки, рукой спускаясь к паху, и продолжает что-то шептать. Тэхён уже не слышит: бешеный пульс заглушает все. Он как птица трепещет в силках – он так не хочет. Отчаяние прорывается слезами, но он стискивает зубы, не давая себе слабину. Собрав остатки самообладания и сил, он, подогнув колено и чуть спружинив ногой о край кровати, отталкивается и, молниеносно извернувшись, поворачивается лицом к Гуку и, упершись тому в живот ногами, сталкивает его на пол, а сам резко садится и забивается в угол кровати, поджимая колени, и с ужасом смотрит на Чона. Гук, слетев на пол, ударяется бедром, а левой рукой впечатывается в пакет, который минутами ранее выпал из рук Тэхёна, раздавливая его. Из него вытекает розовая вязкая жидкость, пачкая руку. Гук как будто в себя приходит, возвращается из забытья и, приподняв руку, смотрит на розовый след на ладони. Он поднимает глаза на Тэхёна и видит ответный в нем страх. Он его боится. Но Гук сам в ужасе от себя. Он не может поверить в то, что только что сделал, что чуть не сделал. Сердце холодеет от взгляда напротив и истерика подступает: что же он только что творил, как он мог так с Тэхёном, что с ним и как это прекратить? Немая сцена длится несколько долгих секунд, пока Гук не прерывает молчание. Голос дрожит: – Что это? – вытягивая руку вперед. Тэхён смотрит на него и еще какое-то время молчит, а потом ломаным голосом произносит: – Мороженое. Вишневое, как ты любишь. Гуку хочется умереть. Подобравшись, он медленно поднимается, и, развернувшись на ватных ногах, сгорбившись, идет в сторону двери. – Куки, пожалуйста, – шепчет Тэхён. От голоса, от той печали, которым он пропитан, кислород вдыхаемый будто ядовитый газ для легких – он задыхается. Секунды, и его прошибает, ноги подкашиваются, и он садится на пол, заваливаясь на одну руку, а второй накрывает глаза, не в силах больше сдерживать слез. Тэхён откидывается головой на стену и, не моргая, наблюдает за тем, как сотрясаются плечи Гука, как он всхлипывает. Но все будто затянуло густой вязкой пеленой: тело тяжелое, язык будто прирос к небу; ему хочется закрыть глаза и провалиться в спасительный сон, в который упрямо подталкивает его собственный организм, переживший сильнейший стресс. Но он, превозмогая апатию, аккуратно сползает с кровати и, вернув брюки на место, подползает на коленках к Гуку, прижимается к нему сзади, и, обхватив руками поперек, укладывает голову ему на спину. – Чш-ш-ш, все хорошо. Все будет хорошо, – шепчет он неповоротливым языком. Гук уже в голос рыдает. Ему и так сдохнуть хочется, а Тэхён его еще и успокаивает после всего произошедшего. – Не будет, Тэ. Как может быть все хорошо, когда я только что тебя чуть не… – Он двумя руками зажимает глаза и трясет головой. – Я чудовище! Чудовище! – Нет, Куки, это не так, – еще крепче обнимая. – Так, только ты упорно этого не хочешь замечать! – Он вырывается из объятий и разворачивается к нему. Кладет ладони на щеки Тэ и заглядывает в глаза: – Посмотри на меня. Увидь меня настоящего. Не надо иллюзий, это ведь я тебя кинул на кровать. Мне было плевать, что тебе больно. Я ничего не слышал, не видел, я лишь хотел… подчинить тебя и доказать, что ты мой. Тэхён будто фильтрует сознанием все, что может ему причинить еще больше боли, отказываясь верить в то, что тот говорит. Он машет головой и, положив свои ладони поверх его, произносит: – Но я твой, Куки. Я дышу тобой. Я люблю тебя. Гук вскакивает. Сил выносить эту пытку больше нет. Он хочет уйти, но Тэ хватает его за лодыжку, предвосхитив попытку. – Если ты сейчас уйдешь, не объяснив всего, мы вряд ли сможем это преодолеть. Я знаю тебя: затолкаешь поглубже свои переживания и снова будешь себя грызть. А теперь… теперь… Куки, не уходи. Только не сейчас. Давай. Наконец. Поговорим. Не сбегай, прошу. – Я не могу. Как объяснить то, чего я сам не понимаю? Во мне будто зверь, которого я все время пытаюсь сдерживать, но… Он сильнее. Тэхён отпускает его. А Гук замирает, боясь обернуться, но Тэ прав, так дальше продолжаться не может. Беззаветная вера Тэхёна в него заставляет извиваться в исступлении от злости на себя. Гук стискивает голову руками и громко выдыхает: он с ума сходит, потому что, вопреки законам логики, Тэ даже сейчас пытается его успокоить, оправдать – это немыслимо, и Гук еще больше себя ненавидит, хотя куда еще больше. Остается выплеснуть всю горечь и яд, которые он копил в себе, чтобы Тэхён наконец разочаровался в нем, чтобы прекратил идеализировать, защищать от всех и от самого себя. И страшно просто посмотреть на него и увидеть жалость к себе. Но ему нужно выговориться, не взирая на последствия его откровений.