***
Меня толкнули в бок и сказали, что мы должны отправляться в путь. «Мы» — то есть разведчики — получили задание обследовать местность и исследовать путь на север. Разделились на группы. Нужно было сосредоточиться, но я продолжал думать о своем больном сне. Или о нездоровой реальности? Царящая кругом ослепляющая белизна постоянно напоминала мне о Соласе, и это злило меня. Почему именно это приснилось мне? Почему не сэр Каллен с обнаженным торсом, в штанах, обтягивающих его з… красивые ноги? Стоял бы он, скажем, в море по колена, поправлял бы дерзкими движениями свою изумительную шевелюру, а по его могучей и горячей груди стекали бы капли воды… Жарковато стало, не правда ли?.. С понурой головой я осматривал территорию. Ну, слева – лес, справа — нет леса. Впереди — снег, сзади — тоже. Сверху — небо, снизу — не небо. Все, можно идти отчитываться Лелиане?.. Я вздохнул. Настроения что-либо делать у меня совсем не было. А откуда оно могло взяться? Убежища больше нет, а вместе с ним — и моих вещей. Лелиана всегда называла меня лучшим агентом, но на это задание поставила главным не меня. У моего командора есть какой-то Самсон, есть Тревельян, которая чуть ли слюни на него не пускает. А у меня есть только этот ужасный мешок на голове и неаккуратная щетина. Почему же у моих товарищей такой жизнерадостный вид? Где-то нашли эльфийский корень и втихаря закидались?.. Нельзя унывать! Я знал это, и, чтобы поднять себе настроение, решил представить, как на нас нападут волки. Или медведи. Драконы. Все сразу! Разведчики бы испугались, но не я. Я бы сражался изо всех сил, и тут, в самый ответственный момент, появился бы сэр Каллен в сверкающих доспехах и развевающемся меху. Он достал бы свой меч, — о да! — набросился бы на свирепое чудовище, на дикого зверя, защитил бы своих людей, защитил меня. А после победы, весь в чужой крови, ласково бы так спросил: «Джимми, ты как?». Я томно вздохнул. — Эй, Джим! — вдруг кто-то окликнул меня. Я обернулся. Нет, это был, увы, не Каллен, а всего лишь мой приятель, которого назначили главным. — Остаемся здесь на посту, а Хардинг пойдет докладывать, что все чисто. Ну вот, еще и на посту сидеть да мерзнуть. И когда же я, в таком случае, увижу командора? Кажется, один я был чем-то недоволен. — Слушай, — не выдержал я светящейся, как лысина Соласа, морды приятеля. — А ты чего такой радостный? У нас такие потери, а ты как будто, я не знаю… целую баранью ногу съел! — Тебе разве не придало сил… вчерашнее? — он произнес с сакральным трепетом последнее слово и многозначительно посмотрел на меня, словно я был причастен к какой-то мировой тайне. Правда, что ли, эльфийский корень где-то нашли?.. Я ничего не понимал. — А что было вчера? — пародируя его интонацию, спросил я. Он посмотрел на меня, как на юродивого, и рассказал обо всем. Внутри я весь клокотал от злости, но вида не подавал. Эти люди пели Песнь Света, почти преклонялись перед Тревельян! Неужели и Каллен был среди них? Эта нажья девчонка меня доведет! — А где был ты? — с подозрением спросил приятель. Я призадумался. И правда – где? Как я мог такое пропустить? — Последнее, что я помню, это как начала петь мать Жизель, потом подхватила Лелиана, и… я отключился, — я и сам не мог поверить в то, что говорю. Но это было чистейшей правдой. Меня всегда усыпляли песни. Мог спокойно заснуть посреди пьянки в таверне, если там бард начинал петь более-менее спокойную песню. — Во чудак, — хохотнул приятель. — Это еще кто чудак! Одними песнями Какофея не победить, между прочим! — запротестовал я, не желая мириться с признанием Тревельян. И все же я был рад, что уснул — моих нервов не хватило бы лицезреть всеобщее помешательство и довольное разукрашенное лицо этой барышни. О нет, мы еще повоюем! Приятель расхохотался пуще прежнего. Сначала я не понял, почему, но когда он несколько раз, сквозь смех, повторил имя нашего врага, я начал что-то осознавать. Кажется, я не так его назвал, но был не уверен в своей теории. Приятель успокоился, подозвал к себе разведчицу и рассказал о моей оговорке. Та захихикала. Ну, хоть кого-то развеселил, уже хорошо. Авось, сегодня помогу людям, а завтра Создатель смилостивится и подарит мне знак внимания от командора? Пока весь разведотряд заливался смехом, я вернулся к своим мечтам о Каллене. Мне понравилась идея, как на нас нападают дикие звери и всякая нечисть, а я защищаю всех, оттягиваю время, чтобы агенты успели донести весть о нападении в лагерь, отважно сражаюсь, не жалея сил, не жалея себя. Меня отбрасывает тяжелая лапа дракона, он клацает зубами, он приближается, хочет сожрать меня, поджарить! Но тут появляется сэр Каллен, отбивает смертельный удар, убивает чудовище, затем поворачивается ко мне, чтобы отжари… Вдруг у моих ног что-то пробежало.***
— Что случилось? Почему кричали? — взволнованно спросила Лелиана, когда вместе с Кассандрой — ну почему именно с Пентагаст? — нагнала нас. — Наш лучший агент… фенека испугался, — сквозь смех произнес мой приятель. Я пораженно и зло смотрел на него: он часа два ржал как породистый конь, как у него еще легкие не стерлись друг о друга? — Сычик! — с каплей недоумения произнесла Соловей. Да, мой позывной был Сычик. Почему? Потому что не знаю. Однажды утром проснулся после пьянки в честь вербовки в Инквизицию, а на утро я уже был Сычиком. А что я? У меня было похмелье, я готов был называться как угодно, хоть Нажьим Пометом за кружку воды. Да и Сычик это... мило, пожалуй. Однако в тот момент, когда мой приятель рассказывал увлекательную историю о моем испуге и поражался высоковольтному крику, я даже обрадовался, что вместо Вестницы или Каллена рядом была Кассандра, которая, услышав причину переполоха, характерно вздохнула. Опозориться перед ней было не так стыдно. Но о драконах пришлось забыть.***
Я не унывал и стоял на посту. Когда караван приближался и ему ничего не угрожало, мы — то есть разведчики — снова убегали вперед, исследуя территорию. Я не унывал, когда несколько дней подряд не видел командора. Пытался не унывать, когда услышал, что это Вестница ведет людей на север. Ну да, а мы — то есть разведчики — просто так бегаем как ошалелые и предупреждаем людей об опасных местах! Злой я нынче какой-то, устал, наверное. Нужно взять себя в руки. В конце концов, больше стоило волноваться из-за этого Самсона, а не Тревельян. Ее я видел каждый день и, если что, я смогу помешать ее плану по захвату моего командора. А что делать с этим приятелем Курофея? Конечно, можно перехватывать письма Каллена, но будет ли это честно по отношению к нему? Или на войне все средства хороши? Говорят, любовь — это доверие. Говорят, что за счастье нужно бороться. Когда лжешь или недоговариваешь что-то любимому, это, говорят, плохо, но если говорить все, то это, говорят, может привести к разрыву. В любовных делах я был полным профаном, и я был в тупике.***
Мы добрались до Скайхолда, чьи могучие стены так и кричали: «Здесь, Джимми, начнется твой истинный путь. Здесь, Джимми, ты найдешь ответы на все вопросы. Здесь… Джимми, скорее оборачивайся, там Каллен!» Я послушался стен и обернулся. С губ моих сорвался восхищенный вздох. Командор, уставший, но со стальным взглядом, шагал впереди всех, позади Тревельян, правда, но все равно — впереди всех. Расцветший колос его влас развевался на суровом горном ветру, а нос и щеки трогательно алели на фоне белоснежной пустыни. — Спасибо, Скайхолд, — шепнул я, а стены многозначительно подмигнули мне, как бы говоря: «Действуй, Джимми!». И я решил действовать.