Стоило покинуть сад, как меня осенила мысль: нужно проследить за Хоук. Может, конечно, эта идея была издержкой профессии, да только мне казалось, что, узнав, откуда Защитница вечно появляется и выскакивает, я найду ответы на все вопросы. Что ее толкает на подобные безумные выходки, свидетелем которых я стал волею судьбы? Как она узнает, где находится командор в тот или иной момент? Что между ними было и есть? Как Дориану удается так закручивать усы? Почему Вивьен без волос? Мог ли я узнать обо всем, приоткрыв ту самую дверь в саду, из которой появилась внезапно Хоук?
Пока я бродил по замку, я размышлял о разных теориях заговоров, о будущем, настоящем и прошлом, а перед внутреннем взором мерцала призрачным свечением таинственная дверь в саду, которую я раньше не видел. Она стала моим наваждением. Мне казалось, что за ней — ответы на все вопросы, даже на те, которых еще не было в природе. Я понимал, что до сего дня просто не обращал внимания на нее, это было вполне разумным объяснением, но откуда же это чувство, будто она — проход, портал в другой, неведомый мир? Неужели это из-за Хоук и внезапного чувства родства, что я испытал к ней тогда, сидя в кустах, когда какая-то блошка куснула меня в копчик?
Углубившись в мысли, я оказался, незаметно для себя, в комнате с хихикающими и целующимися темными углами. Ну, хоть у кого-то в личной жизни все хорошо! И все же вдруг во мне загорелся интерес: кем являлись эти таинственные любовники? Почему они встречаются именно в этом месте?
Скайхолд был полон тайн. И где были все ответы? За той самой дверью в саду. Я не смог больше выносить этого и ринулся обратно в сад, мысленно пожелав удачи темным углам.
К тому времени, когда я оказался на месте, Каллена и Инквизитора уже не было. Пожалуй, разумнее было бы пойти по их следам, да только… не знаю. Не было желания? Все заменила собой дверь?.. я подошел к этой плутовке, что стала моим смыслом. Сглотнул от волнения. Она манила меня к себе. Я протянул дрожащую руку. О, Создатель, неужели сейчас все решится? Толкнул дверь.
Она… не открылась! Твою ж дракониху за хвост. Но я не растерялся и дернул ее на себя. Наверное, она поняла, что с бывшим лучшим разведчиком связываться — себе дороже, поэтому с тихим скрипом отворилась. Джиму ничто не помеха!
Вопреки моим ожиданиям, передо мной предстал не проход в неведомый мир ответов, а всего лишь пустой пыльный коридор с разломанной левой стеной. Видимо, эту часть замка еще не успели привести в порядок, особой пользы она не приносила, потому про нее благополучно забыли. Как же так вышло, что я, разведчик, называющий Скайхолд домом уже целый месяц, не знал об этом коридоре, а она, что жила здесь меньше недели, отыскала это место? Впрочем, это же Хоук, ничего удивительного.
Я прошелся по коридору, залитому лучами солнца, что просачивались через дыру в стене. Шаги мои гулким эхом раздавались по коридору, сквозняк скромно завывал во внутренностях замка. С правой стороны я увидел дверь, и радостно помчался к ней. Сейчас-то я точно все узнаю! За ней, именно за ней лежит бездна ответов, из этого неведомого колодца я глотну вселенской истины! Однако снова меня ждало разочарование. Я встретил маленький лабиринт коридоров, каждый уголок которого не поленился исследовать, и в конечном счете вышел к тронному залу, представ перед миром с паутиной на голове и растерянностью в глазах.
Тем не менее я не расстроился из-за своих разрушенных надежд, — это что-то новенькое, Джим! — и нашел себя в другом, в исследовании новых мест. Занятие это оказалось чрезвычайно увлекательным, особенно добавляла азарта моя прежняя уверенность в том, словно я знал замок вдоль и поперек. Поэтому я развернулся и отправился по тому же маршруту, который привел меня в тронный зал. Я хотел знать каждую дверь, каждый коридор, каждую паутинку и окошко в Скайхолде.
Чего я только не нашел за эти два часа! По меньшей мере дюжину рваных штанов в одной из каморок, обнимающихся солдат, странный арсенал оружия и ящики лириума с контрабандной печатью... О последнем, пожалуй, стоит доложить Лелиане. Помимо этого, я, как настоящий разведчик, оказался в нужном месте в нужное время. Это я понял, когда вдруг услышал голос сера Каллена за одной из дверей. Вот это встреча! Может, не ту дверь я искал? Может, вот эта, за которой стоит мой командор, та самая, со всеми ответами?.. Сердце мое бешено застучало, я сглотнул и подкрался к заманчиво приоткрытой двери, к которой я проникся теплыми чувствами.
— Ну почему ты взялась снова за старое? — тон командора был как у терпеливого родителя, чье дитятко снова набедокурило, но ругать ребенка совсем не хотелось, и оставалось только сдержанно, смиренно, с некоторым заглушенным раздражением отчитывать нерадивое дитя, наставлять его на путь истинный. — Мы ведь в Скайхолде, не в Киркволле. Когда ты от меня отстанешь?
— Я скоро уеду, — услышал я голос Хоук, непривычно спокойный и дружелюбный. Ага, тайный разговор! — Варрик недавно в таверне всем рассказывал, как мы с тобой развлекались, нельзя же мне марку терять! И вольную терять. И Вольную Марку терять. Ладно, это было не смешно. Я просто хочу, чтобы ты надолго меня запомнил. Кто знает, когда мы в следующий раз увидимся? Должна ведь я оставить след в твоей памяти!
— Хоук, я… я в любом случае не забыл бы тебя никогда.
Как робко и тепло было это сказано! Я бы даже заревновал, если бы не впечатление, что между этими двумя отношения как у брата и сестры, а не тайных любовников. Или я обманывал сам себя?
— О-о, какой ты душка, — умиленно произнесла Хоук, и я услышал, как хмыкнул Каллен. Свои слова девушка сопроводила дружеским ударом по плечу командора, да только, видимо, либо не рассчитала силы, либо забыла, что он в доспехах. Послышался гулкий удар и болезненное «ау!» Защитницы. — Лучше бы вот вместо всяких надеваний доспехов по утрам… лучше бы подыгрывал мне! И про пожар тебе не понравилась шутка, и мяукнуть не захотел…
— Хоук, боюсь, другие бы меня не поняли, — серьезно ответил Каллен. — Генерал не может мяукать с Защитницей Киркволла на коленях и при этом невозмутимо играть с тевинтерским магом.
— И то верно, — сказала девушка и рассмеялась. — Ну, а сейчас-то можешь?
— А почему нет? — весело ухмыльнулся командор.
— Эй, Джим! — услышал я позади себя знакомый голос и меня всего парализовало, словно то были не слова, а заклинание. Я резко повернулся и увидел своего темнокожего приятеля. К сожалению, у него был зачарованный мешок на голове, который защищал его от уничтожающих взглядов и огненных шаров. — Не видел командора?
— Я что, слежу за ним? Не знаю! — огрызнулся я и рванулся к нему навстречу, к выходу. Впервые я хотел, чтобы Каллен меня не увидел. Получилось бы очень нехорошо, если б командор понял, что его разговор с Хоук подслушивал некий Джим. Тем более, он наверняка слышал голос моего приятеля.
Быстрее арбалетного болта я пролетел к двери и был таков.
***
Я лежал на кушетке, которую с гордостью называл кроватью, и укрывался влажной тряпочкой, скудно набитой пухом, которую не менее гордо именовал одеялом. Советники не одну неделю подряд обещали обеспечить нас более комфортабельными условиями, но чаще всего это решение воплотить в жизнь мешали дела более важные, и на разведчиков с солдатами времени не хватало. Но нам было не привыкать. Исследуя далекую неизвестную местность, кишащую врагами и опасностями, жесткая кушетка и сырое одеяло казались царскими покоями.
Всевозможные мысли терзали мою душу. Мне хотелось быть раскрепощенным, как Хоук, быть значимым, как Тревельян, красивым, как Павус, сильным, как Бык... а вместе с тем хотелось быть Джимом. Сложно оставаться собой, любить, уважать, принимать себя таким, каков ты есть, в окружении сильных и известных личностей, которые за свою жизнь успели не раз оставить след в истории. Я честолюбием никогда не страдал и посему не завидовал чужой славе. Но в моменты, когда человек, с мыслями о котором засыпаешь каждую ночь, не обращает на тебя внимания лишь потому, что ты — один из массовки, это становится обидно, это зарождает крупицы честолюбия, от которого я никогда не страдал. Я не мог винить Каллена в том, что он не замечал меня. В конце концов, вдруг и в меня кто-то влюблен, а я не замечаю несчастную душу лишь по той причине, что вокруг очень много людей в одинаковой одежде?
Нет, нужно перестать смахивать все беды на тряпки. Не она — корень зла, а мое бездействие. Сколько раз я говорил, сколько раз мне твердил Скайхолд: «действуй»? А что делал я? Ничего. Чуда не произойдет, Джим.
Говорят, любовь — это страдание. Говорят, любовь — это тяжелая работа. Говорят, что за счастье нужно бороться. И я ужасно сопереживал тем, кто это говорил, кто это понял и сказал; кто ощутил на собственной шкуре все тяготы любви, кто ходил со шрамами на сердце, как герой с орденами на груди.
Безответно любить — тяжело. Такой вот простой, наивный вывод я сделал, заглянув в самое себя и взглянув на тех, кто был счастлив; на тех, кто любил горячо и сильно, на тех, чье сердце робко и неуверенно впервые испытывало сладкие муки, тянулось к другому, близкому и родному. Как у них получалось взаимно любить?
Внезапно я вспомнил кокетство Тревельян, флирт Дориана и сумасбродство Хоук. Чуда не произойдет, Джим, если будешь сидеть в кустах и громогласно чихать за спиной. Ты, конечно, баловень судьбы, но все делать она за тебя не будет. Ты должен взять все в свои руки. Ты либо сражаешься, либо захлебываешься в пучине уныния и в море тех битв, в которых даже не рискнул поучаствовать.
Одному мне было не справиться. Лелиана всегда готова была помочь, если, конечно, дело не касалось теплых одеял, но сейчас незачем было ее тревожить. У меня мог появиться новый союзник, который знал много больше Соловья, а информация, как известно, правит миром.
С твердым намерением написать утром весточку Хоук, я погрузился в беспокойный сон.
***
После полудня следующего дня я сел за работу. Разложил для вида документы, рапорты, письма. Достал чистые листы, которые вскоре должны были попробовать вкус чернил и проникнуться моим зовом о помощи. Но время шло, а бумага передо мной так и оставалась девственно чистой. Я подумал: как, должно быть, легко на свете жить писателям! Любую мысль они могли выразить красиво и складно, облачить ее в шелка метафор, украсить эпитетами, как пальцы — кольцами, выгравировать аллегориями нежную кожу повествования...
В общем, я думал обо всем, но только не о письме, которое планировал написать Хоук. А я был так решительно настроен его написать, что даже ни разу не засомневался в своих действиях. Что я от нее хотел? Встречи. Хотел поговорить с ней наедине, спросить о Каллене. Список вопросов я, кстати, набросал на всякий случай...
Через четверть часа, когда пришла Лелиана и отругала за бездельничество, я неохотно принялся за работу, и вдруг меня посетило вдохновение. Забыв про рапорты и документы, я бросился записывать свои мысли. Затем перечитал, а особенно удачные строчки — по несколько раз, после чего переписал все на чистый лист, и отправил, крайне довольный полученным результатом.
Если в первые полчаса я испытывал облегчение и удовлетворение от совершенного мною поступка, то в следующие — сидел как на иголках. На саблях. На раскаленных саблях. На раскаленных саблях на носу бронто. На раскаленных саблях на носу бронто во время землетрясения.
— Джим, тебе письмо! — весело произнес какой-то паренек с пачкой конвертов в руках.
Он протянул мне его, а я, как голодавший месяц дракон, набросился на долгожданную добычу. Бедный мальчуган ретировался с такой же сумасшедшей скоростью, как накануне я, удирая с места подслушивания.
Я остервенело разорвал конверт дрожащими руками, боясь прочитать об отказе встречи, которую предложил.
Ответ Хоук был утвердительным.
