Notice me, Senpai

      Этой ночью я снова плохо спал — всевозможные мысли роились в моей голове. Однако в этот раз они были не такими пессимистичными, как раньше. Я обдумывал все, что произошло со мной за сутки, анализировал каждую деталь и, в конце концов, заснул от сладких грез, в которых мы с сером Калленом были вместе.       На следующий день я встретился с Хоук лишь однажды — когда она незаметно выскальзывала из кухни с украденными свежеиспеченными булочками. Мы спрятались в комнате, где обычно хихикали и целовались углы, но которые сегодня почему-то молчали. Немного поболтав на общие темы, мы тепло попрощались, я пожелал Хоук удачи в экспедиции в Западный Предел, а Защитница угостила меня одним своим украденным вкусным сокровищем, которое я тут же с удовольствием умял. Больше времени провести вместе мы не могли — дел было по горло у обоих.       Спустя два дня после нашей встречи с Хоук в одной из забытых комнат Скайхолда, в крепости началась всем привычная и утомительная военная суматоха — проходила подготовка к экспедиции. Работы было много, но зато, когда небольшой отряд покинул стены крепости, наступило блаженное спокойствие.       Несколько дней Скайхолд спал спокойно, а я – нет. Потому что наконец решил действовать. Для начала, я обмотал запястье правой руки алой лентой, которую Хардинг мне поручила выбросить. Ленточка была от очередного подарка, адресованному нашей разведчице от Жозефины. Леди посол завалила Нитку различными дорогими безделушками, роскошными букетами и вкуснейшими сладостями. Лелиана рвала и метала от подобного внимания со стороны Монтилье, но пыталась скрыть свои душевные муки. Мне казалось, что она ревнует, только понять не мог — кого именно? Я решил вернуться к этому вопросу потом, когда ситуация станет более ясна или Соловей сама поведает мне о своих делах сердечных.       В общем, мне подумалось, что лента на руке — вполне себе запоминающаяся деталь, которая не принесет вреда общему виду спецодежды. В случае, если кто-нибудь спросит, что это у меня, откуда и зачем, я расскажу какую-нибудь слезливую историю о том, что эта лента — мой талисман, мое материальное воспоминание о доме и семье… пожалуй, это было довольно цинично, с другой же стороны… я смотрел на ленту и думал, правда думал о семье — будущей, с Калленом, — и о доме — будущем, с Калленом… иногда мне казалось, что со стороны я похож на помешанного. Или все влюбленные такие ненормальные?       Итак, лента стала моим первым шагом. Пару раз я отнес рапорты и протянул их командору рукой, которой выпала честь носить мой талисман. Алую красавицу я назвал Вестницей Джима. Собственно, я дал возможность Каллену привыкнуть к Вестнице, дал время, чтобы он ее заметил. С восторгом я глядел, как его взгляд задерживался на ленте, и понял, что можно приступать ко второму шагу.       Второй шаг, скажу прямо, мне приснился на днях, и мне он так понравился, что я решил воплотить его в жизнь, но воплощать я решил тогда, когда командор привыкнет к Вестнице. И вот, изнемогая от нетерпения, однажды утром я написал на аккуратной маленькой бумажечке: «Удачного дня, генерал! С любовью». Я долго думал, как бы подписаться, но, ничего не надумав, оставил так, посчитав, что этот вариант без подписи получился очень интригующим. Особенно добавлял пикантности тот факт, что Тревельян отсутствовала, значит, Каллен не мог в случае чего подумать на нее. Крайне довольный своей смекалкой и своим сном, я положил писульку в первый попавшийся рапорт и пошел к командору. Это будет здорово, думал я. Он откроет отчет, а там — «Удачного дня, генерал!». Будет он сидеть, грустить, а тут — «с любовью». Потрясающе же! Мне бы кто такое прислал…       Ветер задорно бил меня по щекам, свистел где-то в башнях. Скайхолд ликовал.       «Джим, ну наконец-то! Неужели это все влияние Хоук?»       — Не знаю, — весело отвечал я, — но она здорово помогла мне поверить в себя. И как я раньше до ленты не додумался или подобной вещицы?       «Всему свое время» — мудро ответил мне Скайхолд.       — Это верно… И тебе спасибо за помощь, Скайхолд! — с благодарностью сказал я и поймал на себе недоуменный взгляд Блэкволла, который бродил по стене невдалеке от меня. Я кивнул ему в знак приветствия, он повторил жест в ответ, не переставая с изумлением и каплей подозрения смотреть на меня.       К сожалению, моя идея с запиской потерпела фиаско. Оказывается, я сунул ее в отчет довольно серьезный — в нем говорилось о том, что наших храмовников захватил отряд красных храмовников, и… и когда командор прочитал рапорт и это «удачного дня», он разозлился не на шутку, посчитав, что записка была кощунственным розыгрышем, а не душевным порывом влюбленного. Лелиана ловко замяла этот инцидент и всыпала мне за это по первое число, однако, злилась она не на сам поступок, а на то, что я не посмотрел, в какой рапорт засунул свое пожелание. Мне стало стыдно. Вышло и правда… ужасно.       Я понимал, что отныне должен стать более внимательным, серьезным, сосредоточенным. Если прежде Каллен не запоминал меня и я мог всегда начать с чистого листа, то теперь, с Вестницей Джима на руке, это было невозможно. Теперь любой промах мог изничтожить все труды. Ведь рано или поздно командор привыкнет, что рапорты ему приносит один и тот же тюфячок с алой лентой на запястье. И бежать уже будет некуда.       Так может, лучше снять ее?.. От греха подальше?.. Нет, Джим, хватит! Лучше трусость свою засунь в какой-нибудь неправильно составленный рапорт и сожги их обоих в праведном огне! Не вздыхать же теперь до скончания веков по командору? Хотя любовь, говорят, имеет тенденцию со временем проходить… Однако я с поразительной ясностью представил себе, как я, такой седой старичок с кривой тростью, стою в сторонке и смотрю, как вечно молодые Каллен и Тревельян нянчат ораву внуков, а рядом с ними стоит счастливая орава их детей с мужьями и женами. Меня передернуло. Я посмотрел на Вестницу Джима и любовно погладил ее. Мы еще повоюем!       Пока я сидел и в очередной раз рассуждал о будущем, в крепость ворвался гонец с весточкой от Инквизитора и отчетом от Хардинг и Хоук. Началась суматоха среди советников. Заперевшись в ставке командования, они что-то долго обсуждали, после чего стали к чему-то готовиться.       — Придется брать штурмом крепость Адамант, — хмуро сообщила мне Лелиана в тот же вечер.       По ее подсчетам, к возвращению Тревельян мы должны были быть готовыми больше, чем на четверть. Я понял, что дело предстоит серьезное, посему решил пока не донимать командора своими выходками. Ему и так придется несладко в ближайшие дни. Я сказал Лелиане, что готов помогать ей или Каллену, или даже вернуться к своей прежней деятельности, более активной и полезной.       — Нет, ты нужен мне здесь, — ответила она, но двойной работой наградила. Нет, не потому, что нарвался, а потому, что нас ждало очень серьезное мероприятие, и каждому из нас досталось по двойной порции.       На советников жалко было смотреть. Они мало спали, — если спали вообще, — мало ели и много работали. Соловью я помогал, когда выполнял все свои поручения, а она, не жалея себя, тратила немногочисленные свободные минутки на помощь Жозефине.       Рапорты я уже не относил, зато целыми днями напролет носился, как белка в колесе. Наверное, я столько за всю жизнь не работал, сколько за эту непростую неделю! Мы, — то есть разведчики, — засыпали прямо на столах, на бумагах и документах, утром в обязательном порядке маршировали во внутренний двор на изнурительные тренировки, быстро глотали завтраки и снова, как сумасшедшие мухи, сновали по всей крепости, засыпая на ходу (потому что порой только во время ходьбы мы могли отдохнуть) и просыпались, когда спотыкались о порог или сталкивались лоб в лоб с такими же уснувшими мухами.       Наконец, за двое суток до штурма, в штабе разведчиков успокоилась буря усердной работы. Это было поразительно, но мы даже смогли немного поспать на кроватях. Моя скрипящая койка и сырое одеяльце показались мне роскошной постелью с невидимым бархатным пологом, и взбитыми, мягкими перинами.       Только командор не отдыхал. Он и солдат тренировал, и сам тренировался, и ругался с советниками и офицерами по поводу стратегии наступления, и делал еще множество других вещей, на перечисление которых уйдет добрых пять минут. Я переживал за Каллена и с болью смотрел на его помятое лицо с крупными мешками под глазами.       Чтобы развеяться и подумать, как можно было бы помочь командору, я решил прогуляться. Ради интереса посетил комнату с хихикающими и целующимися углами. Сегодня углы не хихикали, зато очень страстно целовались. Мысленно я поставил перед собой не самую этичную цель — узнать, кем являлись эти таинственные любовнички. В конце концов, я не планировал сплетничать об этом, просто любопытство сжирало меня так же, как Хоук сжирала булочки и сладости, то бишь беспощадно.       Кстати, о Хоук. Вспомнишь солнышко — вот и лучик. Этот же лучик выплыл мне навстречу с тарелкой разнообразных вкусностей из-за угла, когда я покидал комнату любви.       — Монна Хоук, сколько можно таскать еду из кухни? — пораженно спросил я, потому как подобные забеги на кухню и склад я видел не впервые.       — Не нуди, — буркнула она и сунула мне в рот пампушку с чесноком. — Я не виновата, что ваши повара — порядочная сволота. Приготовят себе вкусняшек, заныкают их, а потом хомячат, и не делятся ведь!       — Но ты тоше не телишься, — с пампушкой в зубах, пробубнил я.       — Как не делюсь? С тобой вот делюсь, — она положила мне в руку яблоко, которое вытащила из набитого кармана плаща, — с Варриком делюсь, с Сэрой делюсь…       — А ш Тлефельян телишься? — с подозрением спросил я.       — Не-а, вредная она, — ответила Хоук, и я гаденько захихикал. Хоук гаденько захихикала в ответ. Скайхолд хотел сделать нам замечание, что нельзя быть такими, но все равно отразил от своих стен эхо нашего гаденького хихиканья. — Кстати, с Калленом я тоже делюсь. Он сейчас весь в работе, аж смотреть страшно на его синячищи. Вот, возьми, — Хоук быстро распределила вкусности по карманам, оставив на тарелке только большой кусок пирога, и протянула его мне. Кусок был таким большим, что его можно было почти назвать половиной пирога. — Отнеси ему. Можешь даже не говорить, что это от меня.       Хоук подмигнула мне, многозначительно захихикала и, прижимая карманы с добычей, таинственно упорхала в соседнею комнату. Я хотел поговорить с ней насчет завтрашней осады Адаманта, но я знал, как она ценит фееричные появления и исчезновения, поэтому не стал портить своими тривиальными вопросами ее уход.       Встреча с ней определено была судьбоносной, ведь теперь не надо было думать, как помочь командору. Такое проявление внимание и заботы показалось мне очень трогательным, к тому же, Каллен действительно в этом нуждался. Пряча тарелку в складках своей одежды, чтобы не вызывать подозрений и не заляпать пирог чужой слюной, я направился к его кабинету. Когда я подошел к его двери, то никак не мог решиться зайти. Что ему сказать? Или ничего? Просто зайти, поставить пирог на стол и улыбнуться?       Я стоял и думал. Солнце часто пряталось за облака, кажется, ему просто надоело смотреть на меня. А я стоял. Стоял и не знал, как мне зайти и что вообще сделать.       — Ты чего тут задницу морозишь? — услышал я звонкий девичий голос, который заставил меня оцепенеть. Только не она, Создатель, мне же конец!..       — Ну, чего молчишь, а? — тем же тоном спросил голос.       — Я… Сэра, здравствуйте… — произнес я и сконфуженно улыбнулся. Эта барышня пугала меня больше, чем неизвестность, Корофигуй и Тревельян вместе взятые.       — У тебя задание такое — стоять здесь? — серьезно спросила она. — Они тебе сказали? Битый час на тебя смотрела из своего окна, аж жалко стало. Давай я украду у Кассандры манекен, где-нибудь надыбаю одежку, как у тебя, оденем манекена в разведчика, вот пусть и стоит здесь на холоде. Смеху-то будет, когда Каллен поймет, что вместо тебя стоит солома в мешке, а! — произнесла восторженно Сэра и гаденько, немного нервно захихикала.       — Нет, монна Сэра, я не…       — Какая я тебе монна, башкой стукнулся или мозги застудил, пока тут стоял? — вспыхнула Сэра, но тут же успокоилась. От того, что она приняла за оскорбление мое обращение, я весь сжался, потому как помнил жуткие истории о ее выходках, которые мы, — то есть разведчики, — порой рассказывали друг другу ночью перед сном вместо страшилок. — Мы с тобой наравне, поэтому никаких «монн», ага?       — П-правда? — выдавил я из себя. Я даже не дрожал. Было так страшно, что даже не дрожалось. Сэра утвердительно кивнула и снова захихикала, после чего снова спросила, почему я здесь стою. – Да, вот… серу Каллену поесть, того… этого… принес…       Я неуверенно достал из-под одежды тарелку. Сэра нецензурно поразилась моей наглости и щедрости, выражавшимися в масштабах куска пирога.       — Так и чего ж? — спросила она. — Если сам принес — чего не идешь?       — Да я это… того…. Неловко как-то…       — Пфф, — все, что произнесла она. Затем бесцеремонно выхватила у меня тарелку и стремительно направилась к кабинету. Я лишь пораженно вздохнул и протянул руку, словно пытался таким образом остановить эльфийку. Но она не останавливалась. Когда она исчезла за дверью, я, как испуганный заяц, в один прыжок оказался у кабинета и стал слушать.       — На вот, похавай, — небрежно бросив тарелку на стол, произнесла Сэра. — Вид у тебя какой-то… голодный.       — С-спасибо, — обескураженно поблагодарил ее Каллен. Девушка фыркнула и покинула кабинет.       И... что это было?..