Notice me, Senpai

      Я открыл глаза. Вечер. Когда я последний раз видел утро? Впрочем, не важно. Нужно найти воду. Голова болела совсем немного, а вот глотку драло от жажды по-страшному.       Я шёл по тёмному коридору на кухню, и лишь тогда, когда добрался до священного места, понял — я не знал, где проснулся. Спасибо, Создатель, что в Скайхолде. Спасибо, что в одежде и без гнома, храпящего на плече и пускающего слюни. Задница генлока, зачем я вспомнил о том вечере? Нет, все же вступление в Инквизицию — одно из лучших моих решений. Что я творил до неё, лучше не вспоминать. Но я вспоминал, и довольно часто. И был счастлив, хоть и готов был умереть от стыда. Главное, что тех людей, гномов и эльфов я больше никогда не встречал.       Придя в Инквизицию, я был взбалмошным, самоуверенным и наглым кретинушкой, зеленым юнцом, которому кроме как развлечений и поисков смысла жизни ничего не надо было. Да ещё и масла в огонь подливала Лелиана, заметившая во мне недюжинный талант и окрестившая меня лучшим разведчиком. Под недюжинным талантом я подразумеваю, конечно же, свою неуклюжесть, которая (как бы странно это не звучало) помогла мне выполнить некоторые задания на высшем уровне. Ну ладно, работать отмычкой и стрелять из лука я действительно умею неплохо, это факт.       Я понимаю, я вижу свои изменения (они же есть, верно? Даже если в худшую сторону, ведь регресс лучше статики, да?), и… И я потерял мысль. В общем, не тот я теперь оболтус. Почему я думаю об этом? Потому что пообещал матушке и самому себе не уходить в запой и не нажираться в хлам. В своё время нам хватило загулявшего Джима. И вот я держался с начала вступления в Инквизицию. Мы надеялись, что она поменяет меня, что я начну зарабатывать и стану тем, кем матушка будет гордиться. И больше она не будет с поджатыми от досады и боли губами подносить мне воду рано утром, и больше не буду я слышать от тётки, что я похож на своего двоюродного беззубого прадеда, который забыл, что такое жидкость без градуса, и пророчествовать, что я стану таким же, как отец. Я помню, как при этих словах матушка бросала гневный и многозначительный взгляд на тётку, но не понимал, почему родительница так зла. Отец наш (в семье нас трое — я, старший брат и сестра) был вроде не таким гулякой, каким его малевала ненаглядная родственница.       На восьмом году жизни я узнал, что он пропал без вести. Мы с братом и сестрой ждали его неделю, месяц, два. Потом нам надоело. Нет, не мы были сволочами, а отчасти — он. Мы честно ждали и по-своему любили его, ведь родителей не выбирают, а любишь их всё равно, даже несмотря на то, если один из них приносит много боли. Нашего нельзя было назвать плохим, но и хорошим назвать было грех. Он был… никакой. Мог сильно ударить, если спьяну был чем-то недоволен, мог подарить игрушку или сладость, которую не разрешала мама. Мог поиграть с нами, но игры обычно заканчивались чьей-нибудь истерикой, чаще всего его. В один момент он мог взбеситься из-за полнейшей ерунды, и мы разбегались в слезах. Однако всё это было редкостью: тумаки, подарки и игры. Чаще всего он приходил, когда мы уже ложились, и уходил, когда ещё спали. По будням он работал, а по выходным пил. И в один день просто не пришёл. Конечно, мы с братом и сестрой даже не заметили этого, только через пару дней, когда матушка забила тревогу, мы узнали о случившемся. Нам сказали, что он пропал без вести, исчез. А через несколько лет, когда я проходил курсы разведчиков в Вольной Марке, узнал, что он сбежал в Хайевер к другой женщине. Мне кажется, матушка и тётка знали об этом, но не говорить же детям, что их папаша — сукин сын?       С одной стороны, нам было больно и неприятно, когда отец «пропал». С другой же, прости Создатель, жить стало спокойнее. Материально нас не сильно задела эта потеря — у матушки было хорошее приданое и солидное наследство. Собственно, поэтому с нами и жила тётка, её старшая сестра — старая дева-нахлебница. Может, она и не была девой, вроде ходили слухи о её бурной молодости и сногсшибательной красоте, но уж точно нельзя было отрицать того, что она была старой нахлебницей.       Матушка моя, пока её сестра прожигала лучшие годы в лучших кабаках, заботилась о том самом беззубом прадеде, который, как оказалось, был зажиточным графом, и в итоге после его кончины все его нехилое состояние ушло матери. Наша семья, со стороны родительницы, никогда не голодала, и мы вот — тоже. Пронюхавшая про наследство тётка прибежала под крыло младшей сестры, а моя матушка, женщина, невероятно ценившая семейные узы, приняла родственницу. Кстати, от ухода отца она отошла быстро, что не могло нас всех не радовать, ведь нам казалось, что она будет глубоко переживать подобное расставание. Однако нет.       Тогда же матушка взяла себя и старые документы в руки, и стала налаживать семейные дела. Нам с братом и сестрой наняла учителей, а когда старшему стукнуло семнадцать, он стал активно помогать родительнице в семейных делах. И вот мы выросли. Брат — торговец, важный человек, полиглот. Сестра — завидная красавица, музыкант, в свои двадцать давала умопомрачительные концерты в Орлее, выступала в местном театре. И я — раздолбай, неудачник, лучший друг кабатчиков и начинающий алкаш. Зарабатывал тем, что стрелял из лука на спор или тащил из карманов стражников всякую дрянь. А потом пропивал это. Меня ничего не интересовало в той степени, чтобы серьезно заниматься этим, я не был талантлив, как брат с сестрой, я не мог найти себя в свои двадцать три. Поэтому я просто пил и наслаждался жизнью, а утром ненавидел себя и слушал от тётки лекции, какая я свинья.       Мне тоже хотелось стать кем-то, и поэтому, когда мир треснул по швам, я обрадовался. Это, конечно, ужасно, встать на ноги (во всех смыслах, между прочим), когда вокруг — война и кровь, но зато я хоть перестал пить и меня вдохновляла мысль, что я тоже могу стать полезным.       Курсы разведчиков проходили в Вольной Марке, в Ферелдене и Амарантайне, и я выбрал первую страну, хотя матушка и брат уговаривали остаться в Ферелдене — у нас здесь было много связей, меня бы устроили с комфортом. Но я решил, что так больше нельзя, что я должен стать самостоятельнее, и жизнь, учеба в другой стране казалась мне самым лучшим вариантом. Как позже оказалось, брат всё же через какие-то свои источники позаботился обо мне, потому что иначе бы меня выгнали не задумываясь после первой гулянки. Только мне так и не удалось узнать, был ли он причастен к тому, что Лелиана меня заметила, или нет. Мне очень бы хотелось верить, что нет, иначе будет обидно узнать, что всё в этом мире зависит от связей. А вот я потом и спрошу у Соловья, как оно было на самом деле!       — Эй, чего приперся? — услышал я знакомый утробный голос, полоснувший мне по ушам.       — Воды, — жалобно попросил я, глядя красными распухшими глазами на повариху.       — Ещё один, — буркнула она. — Когда же вы все закончитесь? — она грозно посмотрела на меня, а я икнул. — Ладно, принесу тебе попить.       — Злотой Вы чловк… — начал было я заплетающимся языком.       — Заткнись! — гаркнула женщина. Видимо, сегодня такие, как мы, её знатно задолбали.       И я заткнулся. Когда она принесла кружку грязной воды, я с жадностью накинулся на неё (на кружку, разумеется, не на повариху), и, пускай не напился, всяко стал счастливее и бодрее.       Затем я отправился в офис разведчиков. По пути со мной здоровались люди, которых я видел впервые в жизни, но тоже улыбался им в ответ и говорит «Привет». Да, именно поэтому нельзя пить с коллегами или с теми, кто живёт поблизости. Надеюсь, мы как можно скорее победим Обдолбея и я уйду из Инквизиции. Я ведь не помню обычно, что творю на пьянках. Вспоминаю лишь через день-два, а то и неделю, или мне рассказывают. В общем, мне заранее было стыдно за себя, хотя большинство людей были явно расположены ко мне дружелюбно. Так, значит, я не устроил драку и не наблевал кому-то в капюшон. Что ж… А хотя вон тот мужчина смотрит на меня так, словно я враг номер один. Ладно…       Поднявшись в башню, я встретил Хардинг, которую я тут же принялся расспрашивать о Зимнем дворце, а она, в свою очередь, пыталась выведать у меня, что случилось здесь. Но это было плохой идеей — я мало что помнил, только какие-то мутные фрагменты.       — Инквизитор напилась, — грустно вздохнула гномка. — И вела себя… не так, как полагается представительнице её фамилии и статуса.       Хардинг рассказала, как Тревельян приставала к какому-то маркизу, пригласила на танец Быка, который своими рогами зацепил чью-то юбку и весь зал увидел вышедшие из моды туфли какой-то барышни, упала с балкона в кусты, в которых притаился шпион Корифея, выпила из вазы с цветами, устроила погром в зале трофеев…       Где-то внизу хлопнула дверь.       — Можно подумать, Касс, ты часто бываешь на пьянках, на которых убивают Императриц! — услышал я громкий, поставленный голос Тревельян. Она явно была навеселе — алкоголь, судя по всему, ещё гулял по её венам.       — Инквизитор! — страшно возмутившись, произнесла ошеломлённая Пентагаст. — Вы хоть понимаете, что натворили?       — Это была не я! — теперь в голосе её я слышал раздражение. — Я её не у-би-ва-ла!       — Но Вы позволили это сделать!       Тревельян ответила что-то нецензурное, и демонстративно хлопнула дверью.       — Они так всю дорогу кричали, — шепнула после небольшой паузы Хардинг. — Не знаю, что теперь будет… На троне — Гаспар, которого Тревельян напоила и у которого под документацию выпросила просто невообразимые вещи… Вся армия Орлея теперь в наших руках, что-то там с казной и… новые занавески. Это только малая часть того, что я знаю.       — В каком-то роде она молодец, — одобрил я.       — В каком-то роде — да, но всё-таки…       — Джим, — проскрипел сзади голос Лелианы. Я спиной почувствовал, как она режет мой позвоночник острым взглядом. Я повернулся и слабо улыбнулся ей. — Отнеси отчеты Каллену, Жозефине и Кассандре. Потом разгребёшь новые и заполнишь документацию.       Я сглотнул и кивнул. А Хардинг сказала, что Соловей сейчас в ужасном расположении духа: Императрица мертва, полегло несколько наших, к тому же она увидела совершенно безвкусные наряды и бывшую любовницу. Нитка посоветовала выполнять поручения Лелианы в ближайшие дни беспрекословно и по возможности быстро. Я согласился с ней, потому что прекрасно знал наше начальство, и, вздохнув, пошёл к столу Соловья. И обречённый стон сорвался с моих губ. Отчетов была целая стопка! Потом я нервно расхохотался: за стопкой было ещё две стопки. Ну что ж, зато протрезвею от беготни.       Первым, конечно же, я посетил Каллена. Не видел его целых два дня, а с учётом того, что половину не помнил, мне казалось, что последний раз мы встречались месяц назад.       — Добрый вечер, командор, — сказал я, зайдя в кабинет. Каллен, услышав мой голос, подскочил и выронил из рук книжку. Точнее, он сначала выронил её, потом забавно пытался не дать ей упасть, но дрожащие руки не дали ему этого сделать, и несчастная с хлопком упала на пол. — Всё в порядке?       — Я… а-а, э-э, м-м… да, — пролепетал он и залился румянцем. Чего?..       — Слышал о том, что случилось в Зимнем дворце, — я был в хорошем настроении. Пить больше не хотелось, а вчерашний алкоголь ещё путешествовал по моим венам. Я затараторил: — Очень жаль, что мы не смогли спасти Императрицу, и жаль, что Инквизитор так себя вела, но устала, ей тоже захотелось выпить, нельзя винить её! Вот Ваши отчеты, Каллен, всего доброго, и с возвращением домой! Я пошёл!       — Так… быстро?.. — смутившись чему-то, с досадой спросил Каллен, глядя на стопку отчётов на своём столе, которую я с размаху бросил.       — Там много ещё рапортов, я скоро вернусь с новыми! — бодро ответил я и подошёл в двери. — Рад был Вас видеть!       — Я… я тоже… — тихо произнёс он, и его слова каким-то чудом донеслись до моего слуха. Улыбка расплылась на моих губах, и что-то радостно дрогнуло в душе.       Я вышел из кабинета и вприпрыжку направился к офису разведчиков. Настроение у меня было лучше некуда, несмотря на то, что немного мутило и голова кружилась. Но моему животу не понравилось двигаться прыжками, и он решил, что пора бы ему поболеть.       — Ну-ну, будет тебе, — ласково произнёс я, поглаживая его ладонью и замедлив шаг. Рядом стоял Блэкволл, который с недоумением посмотрел на меня. А потом улыбнулся и радостно поздоровался. Я ответил тем же, пытаясь вспомнить, что мы с ним делали вчера, и пошёл дальше.       За поворотом я встретил парочку эльфов, которая обнималась и ворковала. В один момент девушка поцеловала суженого-ряженого в щёку, а я заорал. Вспомнил, что вчера натворил.       Мы с Блэкволлом стащили шаровары Быка и повесили их в тронном зале вместо флага Инквизиции.