***
Прошло по меньшей мере полторы недели. Я уже мог спокойно передвигаться по крепости, и особенно мне нравилось, что я это делал в компании Маркуса и Мелиссы. Мы все втроем неплохо спелись, и я тихо радовался, что благодаря Инквизиции у меня появилось столько друзей. Правда, эти двое всячески отговаривали меня от выполнения работы (тем более, что я был официально от неё освобождён), но я уже был не в силах сидеть без дела. Поэтому в один момент чуть ли не умолял Лелиану давать мне хотя бы самые простые задания. Она, тяжело вздыхая, кивала на небольшую стопку отчётов и говорила, что больше работы не даст в этот день. А мне и этого хватало. Обычно со мной ходили Маркус или Мелисса — просто за компанию и чтобы убедиться, что я не свалюсь где-нибудь от внезапного приступа слабости и не разобью себе голову. Потому что мы все втроем прекрасно знали, что я мастак в подобных вещах. Они не ходили со мной только тогда, когда у самих были дела или дойти до места назначения было от силы минуты две. Когда я пошёл один к Жозефине, был как раз второй случай. Иногда бывают в жизни такие моменты, когда ты уезжаешь далеко и надолго и ничего особенного с тобой не происходит. Ты расстроен, ты в недоумении. А бывают такие, когда занимаешься самыми что ни на есть для тебя обычными вещами, и твой мир рушится. Мой разрушился, когда я вышел из кабинета Монтилье и пересекал тронный зал. — Эй, парниша, — окликнул меня чей-то низкий, хрипловатый голос. Я не знал этот голос, у меня, по сути, даже не было обоснований считать, что окликнули именно меня, но я буквально почувствовал, что обращаются ко мне. Я повернулся и увидел высокого мужчину в мятой одежде Инквизиции, с чёрными сальными волосами, неаккуратно убранными назад, покрасневшими глазами и созвездиями родинок на лице. — Ты же рапортами занимаешься? — Я, — утвердительно кивнул. Что-то в нём меня настораживало. Ну, во-первых, то, что я его никогда прежде не видел. Или видел?.. Нет, видел, точно. Но когда? Словно очень-очень давно, словно что-то я к нему чувствовал, словно так же был насторожен… — Вот, передай командору Каллену, — слегка понизив голос, сказал мужчина и протянул неправильно оформленный отчёт. Я с первого взгляда научился видеть малейшие ошибки. — Хорошо. Только вы его оформили неправильно, — сказал я, взяв рапорт. Мужчина на это пробурчал что-то вроде «Сто лет этим не занимался». Я ответил, что если он у нас недавно, то ничего страшного. Он поблагодарил меня и собрался уж уходить, но я быстро окликнул его и спросил: — Извините, я вас не припоминаю. Как вас зовут? Он нахмурился и помрачнел. Я быстро опустил взгляд на рапорт в поисках имени. — Ралей Самсон, — сказал мужчина и в тот же момент прочитал я. Я остолбенел. А он ушёл. Я стоял посреди зала и с трудом боролся с желанием заорать. В глазах моих потемнело, а лёгким не хватало кислорода. Я осмотрелся и увидел Варрика, который сидел рядом с камином и что-то усердно строчил на бумаге. — Варрик! — в исступлении закричал я, в один прыжок оказавшись рядом с гномом. Бедный Тетрас подскочил на месте и сделал крупную кляксу на листе, исписанном размашистым почерком с длинными закорючками. — Варрик, прочитай! Имя! Я сунул ему под нос отчёт, до последнего надеясь, что у меня галлюцинации после яда в крови и лечения Меллисы. — Беспредельщик, что на тебя нашло? — с искренним удивлением спросил Варрик, взяв в руки несчастный рапорт. После того страшного дня дикой попойки он почему-то стал называть меня Беспредельщиком. Не знаю, почему. А узнавать причину этой клички я как-то, если честно, не стремился. — Мне кажется, у меня галлюцинации, — сказал я, немного успокоившись. — Мне показалось, что я видел только что Самсона. И здесь прочитал его имя. — А… так ты ещё не в курсе, — загадочно произнёс гном и хмыкнул. — После сражения в Арборской глуши и суда над Самсоном, он теперь работает на Инквизицию, — я был крайне поражён. Когда успел проспать суд? Почему никто не разбудил? Даже не сказал, даже не оповестил о результате?! Увидев мои поражённые глаза, готовые, кажется, в любой момент лопнуть от удивления и негодования, он пожал плечами и сказал: — Решение Тревельян. Я молча кивнул ему, схватил отчёт и рванул в покои Инквизиторши. Там её не оказалось. Тогда я, вспомнив, что снова получил звание лучшего разведчика, пустился по следу Тревельян. Не знаю, сколько времени прошло, но, по моим ощущением, не более десяти минут. И вот я стоял перед комнатой Сэры в таверне. Свидетели сообщили, что в последний раз видели Тревельян именно здесь. Я решил, что наш уговор, при котором мы с Инквизиторшей становимся союзниками, если дело касается Самсона, до сих пор в силе, поэтому бесцеремонно распахнул дверь. Однако стоило мне схватиться за ручку и дернуть её, как в голове вспыхнуло воспоминание о последнем свидании Вестницы с командором. Разве тут какой-то генерал армии Хрюкобея мог помешать их отношениям, зашедшим так далеко? Но было уже поздно — я распахнул дверь. И то, что я увидел, поразило меня больше, чем встреча с Самсоном. Да встреча с самим Создателем меня бы не так впечатлила, чем то, что я увидел. В меня что-то полетело. То ли корсет, то ли подушка, то ли я не знаю что. Не успел разглядеть, слишком быстро бежал прочь. А потом услышал гневный вопль Тревельян: — Через десять минут у входа в мою комнату! Я чувствовал, что мне конец. И смиренно побежал в указанное место. А перед глазами так и маячили слившиеся в жарком поцелуе Инквизитор и Сэра.***
Тревельян появилась у входа в свою комнату невероятно мрачной. Я буквально кожей ощущал исходящую от неё тёмную ауру гнева и ярости. — Ты себе даже представить не можешь, как тебе повезло, что тебя заговорщик бунта пошинковал, — выдавила она из себя и заскрипела зубами, после чего так яро открыла дверь, что та, кажется, едва не слетела с петель. Я не совсем понял, что Тревельян имела в виду, но решил, что, вероятно, не признай она и другие моей заслуги в том сражении, так Инквизитор без зазрения совести сбросила меня из окна. Или же, зная о моей травме, она не избила меня, потому что с детства нас учили не бить лежачего. Инквизитор кивнула в сторону своих покоев и мрачно добавила: — Проходи. От её тона и общего настроения у меня даже мурашки устали бежать по спине. Я сглотнул и прошёл в комнату. Тревельян захлопнула дверь и я слышал, как щёлкнули сразу несколько замков. Сердце забилось быстрее. — Чего встал? — услышал я позади себя и подпрыгнул. — Садись куда-нибудь. Я сделал несколько быстрых шагов вперёд и осмотрелся. Комната была большая и просторная, с широкой дубовой кроватью, застеленной шёлковым покрывалом, с витражными окнами и балконом. Никогда не был здесь. Почему-то я представлял себе, что Тревельян обставит свою обитель трофеями, дорогими вещами и изысканной ерундой. Но нет. Единственное, что выдавало в ней аристократку, это шёлковое покрывало и резной стол. На первый взгляд в комнате царил порядок, но, если приглядеться, можно было увидеть спрятанные за тяжёлыми шторами мечи в ножнах, кипы книг, лежащих у кровати, и маленький беспорядок на столе. Здесь было просторно, но в то же время как-то пустовато; опрятно, но с небрежностью; с минимум мебели, но с ощущением нагромождения. Здесь было странно. У окна я заметил небольшое кресло, на спинке которого лежала то ли тряпка, то ли кофта. Я аккуратно сел на краешек, а Тревельян угрожающе села за стол. Некоторое время мы угрюмо молчали. — Что ты хочешь за плотно закрытый рот? — разрезала она напряжённую тишину жутко серьёзным тоном. — А? — только и смог произнести я. — Чтобы твой язык не молол об увиденном — что ты за это требуешь? — сощурив тёмные глаза, раздражённо сказала Тревельян и устремила на меня колючий взгляд. — Вы хотите сказать, что пытаетесь предотвратить попытку шантажа с моей стороны? — медленно проговаривая слова, спросил я, будучи не до конца уверенным в правильности своей догадки. Она закатила глаза и ответила, что да, именно это она и имеет в виду. Я даже удивился. — Вы могли бы просто попросить меня не говорить, и я бы не говорил… — Чего? — настала очередь Тревельян удивляться. Она, видимо, никогда не сталкивалась с добротой душевной. Или думала, что я пытаюсь запудрить ей мозги. Но у меня как-то и мысли задней не было идти и всем на свете рассказывать о том, что я видел в комнате Сэры. Хотя, быть может, всё дело было в том, что в тот момент слишком напуган, вот и не подумал о таком развитии событий… — Я хочу сказать, что… — вдруг меня осенила идея. Поняв, что меня не будут выбрасывать с окна или даже бить, я порядком осмелел. — Впрочем, да, я кое-что хочу. Я обещаю молчать, если ответите на один мой вопрос. — Я слушаю, — Тревельян немного напряглась. Даже не потому, что приготовилась к компрометирующему вопросу, а потому, что была уверена - я попрошу осыпать меня золотом или нечто в этом роде. — Это очень личное, мне даже неудобно о таком спрашивать, но раз вы сами предложили… — издалека начал я, потом собрался с мыслями и спросил: — Так кого же вы любите: Каллена или Сэру? Мы обменялись странными взглядами. Снова наступила угнетающая тишина. — Это сложный вопрос, — тихо сказала Тревельян. — И как только наши с Сэрой отношения не будут ни для кого секретом, а ты окончательно поправишься, не сомневайся — я изобью тебя от всей души, — я едва заметно ухмыльнулся. Она тоже. — Проклятье… лучше бы золота попросил или повышения. В общем, с Сэрой мы довольно давно… — Так вы же с Калленом… того… этого… которое это самое… — недоуменно перебил я, вспоминая тот злосчастный вечер и пьяного командора. — «Того этого, которое это самое»? Создатель, да нет же! — возмущённо фыркнула Тревельян. И вдруг из её уст полилось неожиданное и эмоциональное откровение: — Точнее, он явно на это рассчитывал, полез то ли целоваться, то ли обниматься, в итоге споткнулся, свалил всё со стола и меня умудрился за собой потянуть. Я ему, с горяча, оплеуху подарила и потом эту чудилу едва затолкала наверх, чтобы не позорился лишний раз перед другими, — Тревельян поморщилась, после чего устремила на меня суровый взгляд и возмущённо произнесла: — Да как ты вообще мог подумать, что я могла "того этого, которое это самое" с человеком, который был в таком состоянии! Тёмная аура, с которой Инквизитор вошла в комнату, постепенно начала таять. Я же поражённо хлопал глазами, осмысливая информацию, затем спросил: — Подождите, то есть Вы хотите сказать, что… что ничего не было? — Абсолютно. Если не считать моей ушибленной коленки об его нагрудник и умопомрачительного путешествия в спальню Каллена, которая находится над его кабинетом. Скажи вот, ты когда-нибудь заталкивал на трехметровую лестницу пьяного генерала в доспехах? Нет? И не надо. Мне не понравилось. Я невольно улыбнулся. Мне показалось, что она никому, даже Сэре, не рассказала о том вечере. А рассказать хотелось, да некому было. Я чувствовал себя как никогда странно: над нами до сих пор витали огрызки былого соперничества и злобы, ещё не до конца рассеялась тёмная аура Тревельян, чувствовалось некое смущение из-за того, что она впервые пригласила меня в свои покои, и я тоже чувствовал себя неловко по этому поводу, и вместе с тем мы незаметно раскрывались друг другу, тянулись. Между нами словно зарождалась дружба на обломках былой вражды. — И что… вы думаете делать дальше? — неуверенно спросил я. — В каком смысле? — Ну, у вас же с Калленом… отношения там, все дела… — А, это. Да ничего. Ничего мы не думаем делать дальше. Я ему пыталась дать понять, что мы разного поля ягоды, но он либо не хочет в это верить, либо не понимает, что я имею в виду. Я, конечно, сама погорячилась, — немного смутившись и понизив голос, сказала Тревельян и перевела взгляд куда-то в сторону. — Вижу — ничего такой парниша, да ещё и командор, и блондины как раз в моём вкусе… — Инквизитор сокрушённо вздохнула и, закатив глаза, произнесла: — Говорила мне матушка, что свою спесь нужно в уздах держать, а я как всегда. Слишком он правильный для меня, понимаешь? Я поражался всему, что творилось на моих глазах: мало того, что Тревельян меня не убила, мало того, что она почти что исповедовалась передо мной, так ещё и демонстрировала сейчас все оттенки своих эмоций и чувств. Был ли я против? Конечно же, нет. И мысль о зарождающейся дружбе снова напомнила о себе. — Он напоминает мне моего дядю, который всегда учил меня жить, читал нотации и от которого вечно воняло за километр чесноком, — нахмурилась девушка. — Каллен, он… надежный, это несомненно, но от него тоже пахнет чесноком. Фигурально, конечно, — быстро добавила она. Я понимающе кивнул, она продолжила: — Моим родителям всегда было сложно угодить, они были настолько порядочными, что блевать тянуло. Не переносили ни одной шалости с моей стороны. Решили, что меня дисциплинирует фехтование. Ничего подобного, это только больше распалило меня. О, как они были злы, когда я вызвала на поединок того ушлепка, которого они выбрали мне в мужья, и избила его! — в глазах её сверкнул воинственный блеск. — И как их бесило, когда я с дворовыми мальчишками гуляла и обнималась с девочками. В итоге они пожалели, что научили фехтованию, потому что я преуспела в этом деле и добровольно вызвалась посетить конклав, хотя должен был представлять наш дом мой старший брат. Но ему такие сборища всегда не по душе были, а я никогда не упускала случая свалить подальше от ненаглядных родственничков. Мне показалось, что Тревельян привыкла казаться хуже, чем есть на самом деле. Возможно, причина была в чересчур правильной семье, которая пыталась держать её в чёрном теле, в то время, когда в душе Тревельян была такой же егозой, как Хоук или Сэра. Только разница была в том, что Защитницу и Рыжую Дженни никто не укрощал, как Инквизитора. Мне даже показалось, что так долго она не отпускала Каллена лишь из-за стремления делать всё и всем назло. Она видела, что многим он нравился, и потому поставила перед собой цель завоевать командора. Когда же поняла, что он ей не пара — не отпускала чисто из вредности, потому что продолжала видеть заинтересованные взгляды в его сторону. Мне стало жаль её. — Знаете, я вас понимаю, — тихо сказал я. — От меня тоже родители и родственники многого ждали. Вернее, только матушка и старший брат, отец от нас быстро сбежал… Пока я рассказывал ей вкратце историю своей жизни, до меня тихо пришло осознание, насколько мы были похожи. Две грани одной проблемы, два проблемных ребёнка, две обузы, которые были себе на уме. Только Тревельян стала Инквизитором, спасителем мира, а я… а что, разве я мало сделал для организации, которую возглавила Вестница? Да не сказать. — Судя по твоей ситуации... Кажется, ты и правда в состоянии меня понять, — прервал мои мысли голос Тревельян. Она вздохнула, затем добавила: — Не знаю, зачем я так много рассказала тебе, — она посмотрела куда-то в сторону, и тихо добавила: — Есть в тебе что-то… располагающее. — Я рад, что мы больше не соперники, — улыбнулся я и поймал на себе взгляд Тревельян, мол, «Да какие мы с тобой…», но она быстро оборвала эту мысль, опустила глаза и нахмурилась. — Да перестаньте, вы уже не в кругу своих родственников, здесь ни от кого чесноком не пахнет. Не все желают Вам зла, не бойтесь открываться миру. Смотрите, сколько у Вас появилось друзей: я знаю, что вы в тесных отношениях с Быком и его бандой, с Сэрой вот… с Блэкволлом, с Коулом… а ведь с ним дружба очень показательна: он с плохими людьми не общается, он нас всех насквозь видит. С Жозефиной тоже неплохо общаетесь. А ведь наверняка есть и другие, о которых я не знаю! Порой даже семья не принимает нас такими, какие мы есть, а вот друзья — друзья принимают, и становятся ближе, чем те, с кем мы кровью связаны. Разве не так? Тревельян побледнела. Впервые я увидел её такой — не воином, не Инквизитором, не леди из дома Тревельян, а обычной девушкой. Девушкой, познавшей одиночество и непонимание, девушкой со своими страхами и проблемами. Я увидел её настоящей. — Ты ведь не расскажешь про то, что видел в таверне? — тихо спросила Вестница. — Мы же договорились: я получаю то, что хочу, и поэтому молчу. Я захотел услышать ответ на свой вопрос. Вы ответили. Следовательно, я обязуюсь молчать, — пожал плечами я. — Я рад, что всё так закончилось, но я и правда не рассказывал никому, если бы вы просто попросили об этом. Несколько секунд она сидела в глубокой задумчивости, затем вдруг распрямила плечи, подняла подбородок и протянула мне руку. — Леди Инквизитор Тревельян, приятно познакомиться, — чётко, отрепетировано произнесла она с улыбающимися глазами, в которых ещё осталась тень недавних размышлений. — Разведчик Джим, рад знакомству, — непринуждённо сказал я и пожал её ладонь. Вот так мы и стали с ней друзьями.