You always live twice

— Доброе утро. Уже восемь. — Доброе утро, — ответил Гас. Он снова — как и вчера — озирался, разглядывая спальню. Что ему снилось, он не помнил. Зато он хорошо помнил, как в полночь ушел спать и, закрывая глаза, подумал, что проснется в Альбукерке. И поймал себя на странной мысли: он был бы не против задержаться здесь еще на день. Теперь эта мысль казалась Гасу абсурдом, но еще больше его раздражало другое: вчерашнее беспокойство за то, что сейчас происходит в Нью-Мексико, отступало. Если допустить, что тот, другой Густаво Фринг попал на его место и теперь отчаянно пытается выжить под перекрестным огнем... Уже сама эта мысль должна была внушать ужас, но никакого ужаса Гас не чувствовал. Думать о том, на что пойдут родственники дона Эладио или дона Сезара, не хотелось. Не хотелось и ломать голову над тем, до чего успел докопаться Шрейдер. Тот, который полицейский, а не журналист. Или что выкинет Уолтер Уайт. Зато Гасу вспомнился отчет из отдела безопасников и его собственный вчерашний черновик — полная реорганизация. Потому что другого пути не было. Гас собирался сделать все для того, чтобы ситуация с Норманом и Biovision никогда не повторилась: быть начеку, приготовиться к следующему удару врага и атаковать превентивно. — Как ты себя чувствуешь? — Лучше. — Жду тебя к завтраку, — Скайлер склонилась, чтобы поцеловать его в щеку. — Скоро буду. Он заставил себя улыбнуться ей. Подумал, что тот, другой Густаво Фринг, скорее всего, уделял больше внимания жене и, вероятно, не отворачивался к стене, залезая в постель. «Я и так делаю все, что могу», — решил Гас. Когда он спустился в столовую, все уже собрались. Адель и Ангелика вели себя за завтраком куда спокойнее и тише, чем вчера, и Гас в который раз задумался, не заметили ли дети, что перед ними совсем не их отец. — Мы можем взять мою машину, — предложила Скайлер. — Я скажу Марко. — Или мою, — отозвался Гас. — И ты сядешь за руль. — О, можно и так, — в глазах Скайлер мелькнуло удивление, а затем она, довольная, улыбнулась. — Значит, сегодня тебе не нужен секретарь, помощник или кто там еще? Ренате? Юрген? — Не нужен, — ответил Гас. — Разве я когда-нибудь брал с собой секретаря или помощника, когда мы куда-нибудь ездили? — Ну, как минимум один раз я помню точно. Гас пожал плечами, а Скайлер как нарочно добавила: — Надо же. Ты забыл часы. — О, неужели? Пришлось улыбнуться. И сделать вид, что сам он изумлен. — Если бы я была Шрейдером, — Скайлер тоже улыбнулась, — у меня был бы повод написать статью с заголовком «Во Фринге все-таки есть что-то человеческое». — Скайлер... — Шучу. Прости, пожалуйста, — она рассмеялась. — Жду тебя в машине. Девочки сели сзади, а сам он устроился рядом со Скайлер. Ворота открылись, и, проехав тихую улочку, они оказались на шоссе. — Успеем за час? — спросил Гас. Больше по той причине, что нужно было что-то сказать, а не только смотреть по сторонам, пытаясь запомнить окрестности. Потому что если на обратной дороге он сам сядет за руль и включит GPS, это будет выглядеть несколько странно. — Успеем, — кивнула Скайлер. — А в полвторого будем дома. Ты бы все равно спросил, правда? — Безусловно, — улыбнулся Гас, и Скайлер хмыкнула в ответ. Весь оставшийся путь они говорили о разных мелочах. Скайлер остановила машину на парковке у двухэтажного здания, и Гас поспешил открыть перед ней дверцу, а заодно бросить взгляд на прохожих — в основном родителей с детьми. Никто на него не таращился, не подходил поздороваться, не задавал глупых вопросов, и это успокаивало. Они двинулись за толпой внутрь, в центральный зал. Единственным знакомым лицом для Гаса оказался Штефан, который ждал их у входа. Снова раскланялся с «герром Фрингом», сообщил, что специально занял для них лучшие места на скамейках, а еще заметил, что Адель и Ангелике уже пора идти. — Удачи, — сказал Гас. Потому что сейчас обе девочки смотрели на него. И ждали. — У вас все получится! Обе пары темно-карих глаз заблестели, а прежняя насупленность почти совсем исчезла. Взвалив на плечи спортивные сумки, Адель и Ангелика ушли за Штефаном. Гас остался со Скайлер. — Я могу сделать что-то еще? — спросил он. — Надо будет помахать рукой, когда кто-нибудь из них появится вон там, в середине, — сказала Скайлер. — Они все равно будут смотреть сюда, где сидим мы. Понимаешь, не важно, какое место получит Адель или Ангелика. Важно то, что ты решил придти. Гас хотел заметить, что Скайлер могла бы и не объяснять ему очевидные, банальные вещи, но промолчал. Своих настоящих детей последний раз он видел полтора года назад. И теперь как будто отдавал им долг. Поэтому Гас решил сосредоточиться на центре зала, где на белом ковре начиналась борьба, пусть противникам и было по пять-шесть лет. Правда, очень скоро Гас перестал следить за тем, что там происходит. Он взглянул на часы — украдкой, осторожно, чтобы Скайлер ни в ком случае не подумала, что ему скучно. И отсчитал оставшееся до шести время. Гас даже не мог понять, что беспокоит его больше: то, что Максимино поймет, что перед ним не тот Густаво Фринг, или то, что сам он увидит человека, которого вот уже двадцать лет считал мертвым. Отвлечься не получалось. Гас заметил, когда в центре зала появилась Адель — или все-таки Ангелика? — поднялся, помахал ей рукой и закричал «давай!», чем, судя по взгляду Скайлер, заслужил как минимум ее одобрение. Вот только нет ничего безжалостнее хода времени. На татами появлялись все новые участники, на подвешенном к потолку экране высвечивались результаты — имена и набранные очки. И с каждой утекающей минутой Гас понимал: все, что случилось вчера и сегодня, — только разминка, прелюдия. Настоящий экзамен ждет его впереди. — Вы обе такие молодцы, — сказала Скайлер, когда все закончилось, а Адель с Ангеликой поделили третье и четвертое место в своей группе. В этот момент Гас и заметил, как от толпы зрителей и участников отделился человек с диктофоном в руке и поспешил к ним. Точнее, к нему. Гас напрягся. — Герр Фринг, добрый день! Когда я услышал фамилию Фринг, я так и подумал, что это ваша семья! И, как видно, не ошибся. Нашим читателям будет очень интересно узнать... — В таком случае свяжитесь с моим секретарем, — бросил Гас. — Вам назначат время. Ответил он на английском, и журналист, не моргнув глазом, тотчас перешел на тот же язык и наконец представился. Работал он в какой-то городской газетенке — названия Гас не запомнил, собирался отмахнуться, да вот только Скайлер, как назло, улыбнулась уголком рта. — Только один вопрос, — разрешил Гас. —Хорошо! Вы подали в суд на Biovision, но ни для кого не секрет, кто из ваших конкурентов на самом деле стоял за этой аферой. Ваши юристы ищут сейчас любые возможности зацепить «Ленц-Майер». По сути, вы начинаете масштабный процесс, в котором можете как выиграть, так и проиграть. Так чего вы пытаетесь достичь, чего хотите вы сами? — Выиграть, — ответил Гас. Помедлил пару секунд, собираясь с мыслями. — Моя цель — достижение законности. Мы живем в государстве, где суд является высшей инстанцией, мы очень щепетильно относимся к принятым правилам и привыкли рассматривать любое нарушение под лупой. Все это относится и к фармацевтической индустрии — там тоже каждая деталь, каждый мельчайший шаг отображает действия закона и закрепленных правил. А нарушения рассматриваются не только под лупой, но и под микроскопом. Только это гарантирует качество, без которого фармаиндустрия немыслима, без которого мы не можем быть уверены, какие лекарства безопасны, а какие нет. В данном случае мы говорим не просто о подделке данных, а о том, что последствия могли быть фатальны для многих тысяч людей. Продавать яд под маркой лекарства — чудовищно. Это уничтожает доверие ко всей нашей индустрии. Поэтому я желаю лишь одного: чтобы суд разобрался, был ли это злой умысел или катастрофическая ошибка. Чтобы закон восторжествовал. Ни больше, ни меньше. — Спасибо, — журналист кивнул. Демонстративно выключил диктофон и добавил: — Но все же чертовски приятно видеть вас здесь! Гас улыбнулся, хотя последнюю фразу комментировать не стал, решив, что и так сказал достаточно, и пошел с семьей искать выход. В этот раз за руль сел он сам. Дорогу Гас все-таки запомнил, не считая пары поворотов, — к счастью, там на помощь ненавязчиво пришла Скайлер. Видимо, она не слишком удивилась, что привыкший ездить с шофером Густаво Фринг немного путается в непривычной для него роли в малознакомых кварталах Мюнхена. Скайлер переговаривалась с дочерьми, и Гас был рад, что ему не нужно в очередной раз подбирать правильные слова. Он снова и снова вспоминал то, что сказал журналисту, и сравнивал это короткое интервью со многими другими, которые давал в Альбукерке. Где он так же распространялся о законности, неизменно говорил о том, как важно помогать молодым талантам в химии, поддерживать Пресвитерианский госпиталь, ну а еще, конечно, бороться с наркотраффиком и теми, кто за ним стоит. Джордж Меркерт всегда был в восторге от подобных его речей — с того самого дня, как они встретились и владелец сети ресторанов решил поддержать FunRun. — Мы никуда не опаздываем, — сказала Скайлер. Она все-таки заметила, как Гас посматривает на часы. Пришлось кивнуть и улыбнуться. После обеда Гас вновь поздравил Адель и Ангелику с хорошим результатом и отправился в кабинет, а спустя минуту услышал шаги Скайлер. — Здорово, что ты не послал этого типа с диктофоном, — заметила она. — Общественное мнение — это не так уж мало. А здесь все пока в твою пользу. — Почему ты так думаешь? — спросил Гас. Скайлер пожала плечами. Подошла к окну и словно пыталась рассмотреть что-то далеко в саду, а потом снова перевела взгляд на Гаса. — Потому что по сравнению с боссами Biovision и «Ленц-Майер» ты выглядишь куда лучше. За тобой стоит не только история успеха, не только пример того, что может сделать эмигрант. У тебя есть семья. Это важно. Это значит, что ты думаешь хотя бы о будущем своих детей. — Я решил поехать с вами не из-за того, чтобы лишний раз появиться в обществе. — Я знаю, Гас. Это и хорошо. Ты выглядишь как человек, которому нечего скрывать. Что ответить, Гас не знал. И решил сменить тему. — А что делают Адель и Ангелика? — Отдыхают. Кирстен за ними присмотрит, а вечером придет Катрин. Это их учитель рисования. Штефан заедет в среду. Вообще у них каникулы, но они сами хотели заниматься, и я разрешила. — Штефан всегда приезжает к нам домой? — Да, — подтвердила Скайлер. — Так было с самого начала. Некоторые тренировки проходят в школе, но в основном Штефан приходит к нам в гости и занимается с ними. Одно время я даже хотела перевести их на домашнее обучение, но... — Ты никогда не думала, что это неправильно? — Почему? — Потому что они не научатся общаться со сверстниками. — Они все-таки ходят в нормальную школу, — заметила Скайлер. — В очень хорошую. — Да, но это не одно и то же. Заниматься даже в маленькой группе — это лучше, чем так. Особенно если речь идет о спорте. Скайлер пожала плечами. — Я был на домашнем обучении, — сказал Гас, откинувшись на спинку кресла. — Полностью. Лет до двенадцати. В то время в чилийских семьях в порядке вещей было иметь по пять–шесть детей. А я был единственным ребенком в семье, наверно, поэтому мой отец очень хотел защитить меня от всего мира. Так что ко мне тоже приходили учителя на дом. Да, самые лучшие. Да, разумеется, меня никто не запирал дома, и у меня были друзья... которые ходили в обычную школу, притирались к одноклассникам, дрались и учились решать конфликты. И когда мне исполнилось тринадцать лет, я внезапно понял это сам. — И что сделал твой отец? — Он, конечно, забеспокоился, но не смог отказать. И в марте я вместе со всеми пошел в школу. Как ты говоришь, «в очень хорошую». Но даже несмотря на то, кем был мой отец, я ходил в школу пешком, меня не возили на машине, хотя отец настаивал. Я понимаю, что мир изменился и теперь по-другому нельзя. Но после школы я шел заниматься спортом — с такими же мальчишками, как я сам. Я использовал каждую минуту, чтобы общаться с друзьями. И если бы я этого не сделал, я бы ничего в жизни не добился. Скайлер кивнула. Снова посмотрела в сад, а затем подошла к письменному столу и с интересом взглянула на Гаса. — Неужели я об этом не рассказывал? — спросил Гас. — Рассказывал. Все, кроме того, что этого хотел твой отец. Кстати, ты никогда не говорил мне, кем он был. Гас выдержал паузу. Ошибиться в подборе слов он не имел права. — Чиновником. — Вот как?.. Скайлер словно хотела спросить что-то еще, но передумала. — Ладно, я все-таки займусь той главой, — сказала она. Гас снова остался один. Снова заглянул в документы, снова пересмотрел самые старые договора, точно ему предстоял экзамен по истории FrArc Pharma и он страшно боялся провалиться. Он не раз представлял себе, что бы Максимино сказал ему по поводу тех или иных вещей, если бы остался жив, и подобные мысленные диалоги, постоянно проигрываемые в воображении, иногда оказывались последним убежищем, когда хотелось почувствовать, что на свете еще остался кто-то, считающий тебя человеком. Гас не испытывал никаких иллюзий в отношении людей, с которыми работал, и никого из них не записывал в друзья. Майк Эрмантраут был, пожалуй, единственным исключением — теоретически он бы смог, невзирая на субординацию, хоть как-то приблизиться к понятию приятельства — если бы это допустил сам Гас, а Гас допустить такого не мог. Вторым таким человеком оказывался, как ни странно, Джордж Меркерт, полностью поверивший в свою дружбу с респектабельным бизнесменом Альбукерке. С того дня 1989-го минул двадцать один год, а Гас до сих пор вызывал в памяти неясные образы и разговаривал с ними. Очень хотелось, чтобы Максимино сказал ему: да, ты правильно поступил. Да, ты все сделал совершенно верно. Сжечь весь мир дотла, а потом продолжить. Да, иначе было нельзя. И Гас понимал, что сегодня или завтра он наконец получит то, что так отчаянно желал все эти годы: ответ. В таких размышлениях он провел все оставшееся между чтением отчетов время. Часы неумолимо тикали, и в пять вечера Гас ушел в гардеробную. Увидел Скайлер, сделал ей комплимент по поводу нового — или не нового, не так уж важно — платья и наконец спустился к гаражу. Адрес Максимино он нашел в записной книжке и еще несколько минут разглядывал карту Мюнхена, тщательно запоминая каждый поворот и благословляя того, кто придумал GoogleStreetView. — Ты знаешь, что Марисоль хочет открыть ресторан? — спросила Скайлер, когда они подъезжали к дому семьи Арсиньега. — Нет, первый раз слышу. — Такой маленький семейный ресторанчик мексиканской кухни, — пояснила Скайлер. — Как Марисоль сказала мне, заказов на проекты ее бюро получает достаточно, но сама она хочет попробовать силы в чем-то другом. Я надеялась, что тебя это заинтересует, и ты поддержишь идею. — Ты имеешь в виду, что мне следует вложить туда деньги? — Я не об этом, — Скайлер закатила глаза. — Гас, поддержать — это не обязательно значит дать денег. — Я бы в любом случае отказался, — заметил Гас, въезжая на парковку. — Ресторанный бизнес очень тяжел, и большинство людей не понимают, куда и зачем лезут, и чаще всего это заканчивается банкротством. — Макс ведь работал в ресторане? Еще в Чили, ты сам мне рассказывал. — Он работал помощником повара. Этого недостаточно. — Но ты говорил, что вы даже думали открыть ресторанчик в Мюнхене, когда приехали. «Надо же, подумал Гас. — Хотя бы что-то похожее. Ресторанчик в Мюнхене. Интересно, как быстро я бы залез в долги здесь и стал искать способы выбраться?» — Говорил, — согласился Гас. — И хорошо, что мы этого не сделали. Понимаешь, дело не только в том, чтобы готовить вкусную еду. Любая случайность может стать роковой. Ты можешь ошибиться с кварталом или улицей, и к тебе никто не пойдет. И то, что сработает в одном городе, не сработает в другом. — Пожалуйста, не говори это Марисоль, — попросила Скайлер. — Почему? — удивился Гас. — Как раз сейчас я бы мог помочь ей советом. Хотя даже я не дам гарантий, что дело пойдет. Особенно если они хотят маленький семейный ресторанчик — это чистая лотерея. Если строить бизнес, им лучше сразу ориентироваться на сеть. А для этого нужно иметь стратегию — и нечто большее, чем «Макс когда-то в молодости работал в ресторане». Гас расстегнул ремень безопасности, и прежде чем он успел выйти из машины, Скайлер сомкнула пальцы на его запястье и произнесла: — Совсем необязательно так раздражаться. Ни Марисоль, ни кто-либо другой не собирается уводить у тебя Макса. По-моему, он и сам не собирается никуда уходить. В ответ Гас решил промолчать. А спустя всего несколько секунд открыл перед Скайлер дверь, пропуская ее вперед, и вошел сам, едва не столкнувшись с человеком, которого не видел уже двадцать лет. — Добрый вечер, — сказал Максимино Арсиньега. — ḷHola! Как будто все было в порядке. Как будто это не его Гектор Саламанка застрелил у бассейна. — ḷHola! — тихо произнес Гас. Марисоль оказалась женщиной небольшого роста, а то, что она родом из Мексики, было разве что не написано у нее на лбу. Она чмокнула Гаса в щеку и расцеловала Скайлер, а затем к Гасу подошел Максимино. Обнял его и спросил: — Как у тебя дела, Густаво? — Отлично. Сам он в этот момент едва справлялся с яростью, накатывавшей огненными волнами. Просто потому что жалеть себя — не умел. Или ему раньше казалось, что не умел. Потому что вдруг понял, что у этого-Густаво-Фринга — получилось. Он заслужил. Или наоборот, не заслужил. Или ему просто повезло, и он нашел выход из той экскурсии в ад. Или напротив, он никогда не был в аду, никогда не приходил к дону Эладио с гениальным бизнес-предложением, никогда не просил лучшего друга поступиться принципами и синтезировать кристаллический метамфетамин, никогда не раздавал этот мет на кухне ресторана. Никогда не делал ошибки, перечеркнувшей всю его жизнь. «Ему просто повезло», — решил Гас. — Что с тобой? — поинтересовался Максимино. — Я в порядке, — ответил Гас. — Почему ты спрашиваешь? — Потому что ты выглядишь так, будто только вернулся из офиса, где у тебя было трудное совещание, и ты снова понял, что вся наша компания держится на одном тебе, а все остальные ничего не делают. Гас заставил себя рассмеяться. Это было трудно. Труднее, чем умасливать дона Эладио или заискивать перед Хуаном Больсой. — Сегодня я не был в офисе, — ответил Гас. — Но в чем-то ты прав, я прочел отчет наших безопасников, и теперь мне хочется сделать так, чтобы они пожалели, что родились на свет. — Что там такого страшного? — Они в очередной раз оправдываются. И не предлагают ничего конкретного. — Гас, — влезла Скайлер, — я слышу, ты опять говоришь о работе? — О, прошу прощения, — Гас снова засмеялся, и это опять далось тяжело. — Постараюсь исправиться! — Извини, Скайлер, я начал первым, — Максимино развел руками. — Моя вина, так что и исправляться надо мне и больше не провоцировать Густаво. — Вы как всегда, — заметила Марисоль. — Кстати, сегодня очень тепло, поэтому мы накрыли стол в в саду. А если станет прохладно, всегда можно будет перейти в столовую. Гас старался не подавать вида, что никогда раньше не был в этом доме, — просто следовал за Марисоль. А когда они миновали веранду и вышли на широкую террасу, отодвинул стул для Скайлер и сел напротив Максимино. Тот как раз открывал бутылку вина, а на столе стояли блюда с севиче (1) и другими закусками. — Как мне все-таки нравится ваша терраса, — заметила Скайлер. — Здесь так чудесно. — Мне тоже, — с улыбкой ответил Максимино. — Хорошо, когда жена архитектор? Максимино рассмеялся, а Марисоль покачала головой. — Я часто ловлю себя на мысли, что сейчас бы я по-другому спланировала и террасу, и зал. — Не стоит, — заметила Скайлер. — Лучшее — враг хорошего. Кстати, а где Камилла и ее младший братик? У бабушки? — Камилла укатила в Прагу с друзьями, — сообщила Марисоль. — А Антонио — да, у бабушки. Я бы и сама не отказалась пожить там недельку. — Так поедем в отпуск, — предложил Максимино, разливая вино по бокалам. — Густаво, а у тебя вообще будет отпуск летом? Я имею в виду настоящий отпуск, хотя бы на три–четыре недели? Гас помедлил. Пригубил вино и заметил, как легко, будто тайком, улыбнулась сидящая рядом Скайлер. И улыбнулся сам. — Посмотрим. — Скайлер, я постараюсь его уговорить, — пообещал Максимино. — Может быть, в этом году у меня даже получится. Теперь рассмеялась Скайлер, а Марисоль спросила: — Как дела у Адель и Ангелики? — Прекрасно, — ответила Скайлер. — Поделили третье и четвертое место на турнире в спортшколе. И почти не расстроились, что не взяли первое. Но в следующий раз обещают выиграть. — Ну, если обещают, значит, выиграют, — кивнула Марисоль. — Положить вам севиче или папас рельенас (2) ? Скайлер? Густаво? — Спасибо, — отозвался Гас. — С удовольствием попробую и то и другое. С большой вилкой и ложкой Марисоль и правда управлялась ловко. — Антонио на днях сказал, что собирается стать футболистом, — продолжила она. — И ни о чем другом слышать не желает. — Ничего страшного, — заметил Максимино. — В пять лет каждый мальчик хочет быть футболистом. За исключением некоторых. На этих словах он весело взглянул на Гаса, а тот сообразил, что молчит уже несколько минут. И что обычно он — то есть этот-Густаво-Фринг — так себя не ведет. Не задается вопросом, в какой момент и почему его жизнь превратилась в мясорубку. А еще он и понятия не имел, что именно этот-Густаво-Фринг рассказывал Скайлер и друзьям о своей жизни в Чили. Раз уж Скайлер, как оказалось, ничего не знала об его отце, служившем в руководстве CNI... — Если честно, в детстве я тоже не представлял, что буду заниматься химией, — наконец ответил Гас. — И жить в Мюнхене. — В следующем году будет двадцать пять лет, да? — спросила Марисоль. — Именно так, — кивнул Гас, подцепляя кусочек рыбы вилкой. — И ровно двадцать пять лет FrArc Pharma. В октябре. Историю своей — ну, почти своей — компании он выучил наизусть. — Да, у нас намечается юбилей, — согласился Максимино. И пока Марисоль или Скайлер не перехватили нить разговора, Гас откликнулся: — Иногда я думаю, что жизнь могла бы сложиться по-другому. Мы бы поехали не в Германию, а, скажем, в США. Или в Мексику. Мы же думали про Мексику, верно? Ему очень хотелось увидеть, как на это отреагирует Максимино. А тот замер с бокалом вина в руке, глядя на Гаса с явным любопытством, и, похоже, подбирал слова. Марисоль оказалась быстрее: — В восемьдесят шестом я еще жила в Сьюдад-Хуаресе, — сказала она. — И только-только оформляла ходатайство, чтобы поехать в магистратуру в Мюнхен. Наверно, мы бы и не встретились. — Боюсь, что да, — кивнул Максимино. — Вообще-то мы отправились в Мексику только потому, что там принимали беженцев из Чили. Густаво, а помнишь, как ты заказал телефонный разговор в Сантьяго, позвонил своему отцу и сообщил ему, что мы решили ехать в ГДР? — Помню, — солгал Гас. — А ты, конечно, помнишь, что было потом? — Разве такое забудешь, — рассмеялся Максимино. — Представляете, его отец сначала долго не отвечал, а потом велел позвать к трубке меня. Я никогда до этого не слышал столько угроз и обещаний отыскать меня в любой точке мира и стереть с лица земли, если я допущу, что его дорогой и единственный Тавито окажется в коммунистическом аду. Гас улыбнулся: он живо представил эту сцену. Да, его отец отреагировал бы именно так. — И вы решили, что Западная Германия будет отличным компромиссом? — спросила Скайлер. — У отца Густаво были знакомые в посольстве, — ответил Максимино. — И мы очень быстро получили визы. Оставалось только кивнуть. Сделать еще раз усилие над собой. Улыбнуться. А про себя в тысячный раз проклянуть какую-то глупую, совершенно нелепую случайность, оставившую их в Мексике. — Мы могли вернуться в Чили, — сказал Гас. — Позже. В конце восемьдесят восьмого. Когда правительство разрешило вернуться всем, кто хотел. Максимино посерьезнел. — Густаво, не стоит. Мне правда жаль, что твой отец ушел так рано, но ты ни в чем не виноват. Виноваты только те интриганы, из-за которых тебе пришлось покинуть родину. Даже если бы ты вернулся в Чили, это бы ничего не изменило. Перестань наконец обвинять себя. Теперь Гас не отрывал от него взгляда. И вспоминал, как в восемьдесят девятом тот, другой Максимино Арсиньега говорил то же самое. — Подумай лучше о том, что твой отец был бы счастлив, увидев, как ты построил свою жизнь и чего добился. — Несомненно, — выдавил из себя Гас. — Так что не стоит жить прошлым, Густаво, — добавил Максимино. — Он прав, — заметила Скайлер. — Хотя я понимаю, почему ты вдруг стал думать про чертову Мексику, — Максимино улыбнулся. — Я на днях прочел рукопись Скайлер. Как хорошо, когда у тебя есть знакомый писатель и можно читать все бестселлеры до того, как они окажутся на полках книжных магазинов! Скайлер рассмеялась. — И как тебе? — Отличная книга, — заметил Максимино, и Гас понял, что тот совершенно искренен. — Спасибо. — Я еще не дошла до конца, — сообщила Марисоль. — Но мне тоже очень нравится. — И самое поразительное, — продолжил Максимино, и глаза его заблестели, — представляете, я понял, кто был прототипом главного героя. — Да неужели? — Скайлер прищурилась. — И как же ты догадался, а? (1) Севиче – распространенное в Лат. Америке рыбное блюдо (2) Папас рельенас – распространенное в Лат. Америке блюдо, фаршированный тертый картофель