You always live twice

Последняя комната, куда Гас заглянул, оказалась кабинетом. Не слишком просторным — не то что в Мюнхене! — но самое необходимое для домашнего офиса здесь было. И широкий стол у окна, и кресло, и пальма в углу. Гас поднял крышку ноутбука и набрал свой обычный пароль — и не угадал. Перепробовал еще несколько вариантов, но больше в голову ничего не приходило. Затем Гас подошел к небольшому стеллажу с папками. Вытащил первую попавшуюся — на обложке была смешная эмблема с двумя цыплятами, в мексиканских нарядах, с сомбреро. «Los Pollos Hermanos», — прочел Гас. Открыл — и едва не выронил папку из рук. Собственниками предприятия — сети ресторанов быстрого питания — оказались немецкая корпорация Madrigal GmbH и Густаво Фринг, зарегистрировавший компанию в 1989 году. Худшие подозрения сбывались, и Гас, глубоко вдохнув, перелистнул страницу. Пробежал глазами договор с Madrigal GmbH. Увидел подпись. Свою. Пролистал и остальные документы: передача доли во владение и поправки к договору. Подпись везде стояла одна и та же — неизменно аккуратная, четкая. Как всегда. Гас вернул папку на место и снял с полки следующую, намного тоньше. На ее корешке значилось «Лаббок». Что такое Лаббок, Гас не знал. Открыл, пролистал документацию — разрешение на строительство, договор с энергокомпанией, с водоканалом, результаты аудитов, выписки из бухгалтерии. На корешке соседней папки стояло «Браунфильд». А всего таких папок было четырнадцать. Он вернулся к столу. Сел в кресло. Ящики в письменном столе оказались заперты, но нужный ключ Гас отыскал быстро — на той же связке, что и ключи от дома и синего «вольво» в гараже. В верхнем ящике нашлись паспорт, права и телефон. А еще небольшая картонная коробка. Гас открыл коробку и на миг оторопел. Внутри лежали его часы — те самые, которые ему еще в юности подарил отец. Точно такие же часы остались там, в Мюнхене. Их Гас давно не носил — еще с восемьдесят девятого года, когда вдруг узнал, что со времени смерти отца прошел месяц, а ему никто не сообщил. И когда решил, что больше никогда и ни за что не вернется в Чили. Тогда он тоже положил свои часы в коробку и спрятал в столе, а себе купил новые. Коробку эту он порой вытаскивал, открывал, вертел часы в руках, вспоминая отца — и ту далекую, как будто уже прошлую свою жизнь, а потом возвращал часы обратно. Как и сейчас. Задвинув ящик, Гас взял телефон и сделал то же, что уже пытался сделать в госпитале. Номер Максимино Арсиньеги снова молчал. Номер Скайлер — после невыносимо долгих пяти гудков — отозвался: — Glaxo und Söhne, Ihr Spezialist für individuelle Fenster. Zurzeit ist unser Büro geschlossen. Bitte sprechen Sie Ihre Nachricht nach dem Signalton (1). — Bitte entschuldigung (2), — извинился Гас перед автоответчиком. И опять набрал номер настоящего-правильного-законопослушного-хорошего-Густаво-Фринга. Еще раз. И еще. Чтобы убедиться, что такого номера — или человека — не существовало. Вместо респектабельного промышленника, построившего фармацевтический бизнес, в этом мире жил совсем другой Густаво Фринг. Гас вдруг вспомнил, что за ту выдумку — перевозить наркотики в грузовиках с куриным филе и маслом для фритюра — он даже похвалил Скайлер. Еще бы. Почти гениально. В книгах и кино многое вообще смотрится заманчиво, вот только тащить это в свою настоящую жизнь никто не хочет. Он повертел в руках тот серебряный мексиканский медальон. Подумал, что потом стоит узнать, кому принадлежала эта вещь, и почему она так важна. «Если вообще важна», — подумал Гас, отложил медальон в сторону и снова взялся за телефон. Быстро пролистав адресную книгу, он наткнулся на пару уже знакомых имен: Барри и Майк. Выходило, что неправильный-Густаво-Фринг хранил номер своего головореза в обычном телефоне, но очень скоро Гас нашел этому объяснение. Он вернулся к стеллажу и снова принялся перерывать его содержимое. В одной из папок обнаружил резюме — всех четырехсот с чем-то сотрудников Los Pollos Hermanos. Оказалось, что в своем романе Скайлер не угадала только имя. Майк Эрмантраут действительно служил в полиции, подал в отставку, открыл детективное агенство и получил лицензию во всех штатах. В 2005 году поступил на работу в Pollos Hermanos и стал главой отдела корпоративной безопасности. Гас пробежал глазами еще дюжину резюме. Нашел Тайруса Китта: тот тоже работал в ресторанной сети. Разумеется, в отделе Майка. «Надеюсь, — подумал Гас, — что хотя бы кому-то из этих людей можно доверять». И тут же поправил себя: доверять здесь нельзя было никому. Потому что роман Скайлер он читал и слишком хорошо помнил, чем закончилась та история. Даже если книга и не полностью совпадала со здешней реальностью, это только увеличивало риск: рано или поздно Майк, Тайрус или даже Пинкман сообразят, что перед ними — неправильный Густаво Фринг. Ненастоящий. «Наоборот. Настоящий — это я, — решил Гас. — А не этот с ресторанами, который...» В следующую секунду небо упало на землю, а ад распахнул свои гостеприимные врата: Гас наконец понял все. Если сам он очутился здесь, в Альбукерке, это значило только одно — они поменялись местами. Он — и тот, второй, ненастоящий Густаво Фринг. Который сейчас находится в Мюнхене. Живет в его доме. Лжет. Обманывает. Притворяется обычным, хорошим человеком перед Скайлер и Максимино. Гас тщетно пытался успокоиться, пока воображение рисовало неприятные, мучительные картины. Ведь тот-Густаво-Фринг непременно решит получить контроль над FrArc Pharma. И получит. А значит, начнет производить и распространять метамфетамин — потому что больше, конечно, ничего не умеет. Или просто станет менять порядки, не имея никакого опыта и не зная, как следует вести бизнес. Из кабинета Гас спешно вышел. В который раз потер виски. Померил шагами кухню, провел рукой по столу рядом с плитой. Открыл холодильник и несколько секунд рассматривал продукты внутри — все, как назло, было здесь самым обычным, нормальным — масло, сливки, овощи, упаковка куриного филе. От вида еды в желудке снова началось жжение, и Гас захлопнул дверцу. Кухня была совмещена со столовой, и взгляд Гаса скользнул по дальней стене напротив. Эти фотографии он заметил еще раньше, а сейчас решил рассмотреть внимательно. На нескольких снимках был он сам — то есть не он, а тот-другой-неправильный-Фринг. Играл в гольф с деловитым, солидным мужчиной плотного телосложения. Позировал вместе с другим мужчиной, седым и носившим усы — похоже, что на семейном празднике. Несколько фотографий были сделаны в одном из ресторанов — Гас узнал эмблему с цыплятами — в окружении сотрудников. На любом из снимков Гас Фринг приветливо улыбался всем — и никому. И, очевидно, точно так же строил отношения с людьми: дружил со всеми и ни с кем. В центре висели фотографии детей — девочки, и судя по всему близнецы, обе черноволосые, с чуть-чуть вьющимися волосами, почти всегда смеющиеся. На самом последнем снимке им было лет по десять. Догадка о том, что это за дети — вернее, чьи они — казалась очевидной, и Гас снял снимок со стены. Повертел в руках, но ничего определить не смог и водрузил обратно. Настоящих семейных фотографий здесь не было. Впрочем, на одной сиял огнями узнаваемый ряд небоскребов — снимали явно с Бруклинского моста, и вот там Гас все-таки заметил крошечную фигуру светловолосой женщины. Вдалеке. С почти неразличимым лицом. Дозировка информации поражала точностью. Любой из снимков можно было показать гостям: видите, я такой же как вы, у меня тоже есть дети, а вот с этой блондинкой мы не сошлись характерами, вы же сами знаете как это бывает, но в целом я хороший парень. Если кто-то и захотел бы отыскать родных здешнего-Густаво-Фринга, сделать это было бы невозможно. Гас прошел вперед по коридору. Заглянул в спальню и на террасу. Вернулся в дом. Отпер несколько шкафов и заглянул в самую дальнюю кладовку. Обнаружил игрушки — такие, что подошли бы детям трех-четырех лет, а не тем десятилетним барышням. Те фотографии на стене все-таки казались настоящими. Игрушки — нет. Объяснения Гас так и не придумал. Пришлось возвращаться в кабинет. Гас расположился в кресле за столом, включил телефон и еще раз пролистал адресную книжку. Снова достал с полки папку с резюме сотрудников Pollos Hermanos. И начал сравнивать. Большинство контактов были деловыми. Если не сказать, что все. Том Эшборн, флагманский ресторан. Джой Смит, флагманский ресторан. Тайрус Китт, отдел безопасности. Синтия Гонзалез, флагманский ресторан, менеджер. Джордж Меркерт. Судя по электронному адресу, этот джентельмен работал в УБН. Гас поймал себя на мысли, что его это даже не удивило. Петер Шулер. Madrigal GmbH. Ганновер, Германия. Другая Германия. Та, в которой никогда не существовало никакого Густаво Фринга, просто потому что два чилийских эмигранта остались в Мексике и не доехали до Европы, не основали химическую компанию, из которой через двадцать пять лет выросла бы небольшая фармацевтическая империя. Не доехали, потому что кому-то из них пришла в голову гениальная — или совсем не гениальная идея. «Тебе нужно было сделать это именно на вилле Фуэнте, верно? — спросил его Барри. — Чтобы все было как в тот раз? Тогда ведь тоже был июль, да? Когда Саламанка застрелил...» Кого именно Барри имел в виду, Гас не сомневался. «Этого не может быть, — сказал он себе. — Я бы никогда такого не сделал. И Максимино бы меня остановил. Метамфетамин, какой бред, зачем мне метамфетамин, я бы мог производить что угодно, а когда мне пришлось уехать из Чили, я так хотел доказать — себе и всем — что я чего-то стою, и я бы достиг успеха в любой области... И я не сошел с ума, нет, мне просто надо проснуться, это всего лишь книжка, книжка, которую написала Скайлер, ничего этого не происходит на самом деле. Это все от переутомления, из-за истории с «Ленц-Майер», и впереди суд, мне действительно надо больше отдыхать и высыпаться, в конце концов Скайлер права, теперь пусть работают адвокаты, а не я...» Взгляд Гаса снова остановился на имени Майк Эрмантраут. В конце концов этот Эрмантраут был едва не единственным, кого Гас здесь знал. И кто мог бы хоть немного пролить свет на происходящее. Что, если мексиканцы уже ищут их? Что, если о двойной жизни Густаво Фринга не подозревает только УБН, а руководство картеля давно в курсе и знает, кого и где искать? Вместо страха Гас почувствовал только усталость. Он взял телефон, ушел в спальню и наконец принял душ. В Альбукерке было два часа дня. В Мюнхене — одиннадцать вечера. Самое то, чтобы лечь спать. Гас натянул на себя одеяло, закрыл глаза и загадал одно единственное желание — проснуться в своем, в нормальном и знакомом ему мире. Получилось плохо — сначала он долго не мог заснуть, не помогала даже плотно задернутая штора, и любой пробивающийся лучик света словно напоминал, что на улице день, что надо куда-то спешить и что-то делать. Наконец, Гас все-таки провалился в сон, а когда открыл глаза — кругом было совершенно темно. Телефон высвечивал полночь, и Гас снова отсчитал девять часов вперед. И как наяву увидел, как убегает вперед и тает время, как тот мир — его мир — живет своей жизнью, но без него. Как Скайлер садится за свою новую рукопись, как фрау Шольц пытается увещевать галдящих за завтраком Адель и Ангелику, как Максимино открывает дверь своего офиса... Экран телефона погас, и Гас будто упал в удушающую пустоту, и подумал, что так, наверно, чувствуют себя те, кого по ошибке похоронили заживо — ни пошевелиться, ни позвать на помощь, остается только лежать и ждать конца... Гас поднялся и зажег свет. Распахнул шторы и выглянул в окно, выходившее в сад. Затем вернулся в кабинет, отыскал в ящике стола записную книжку и принялся перелистывать страницу за страницей. Снова и снова перебирал папки с документами, пытаясь расшифровать чужую жизнь. Теперь уже свою. А к утру решил попробовать уснуть снова. (1) нем. Глаксо и сыновья, специалисты по окнам на заказ. Сейчас наше бюро закрыто. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после сигнала. (2) нем. Извините, пожалуйста.