You always live twice

Середина августа выдалась идеальной. Прохладное утро то и дело напоминало о предстоящей осени и о том, что дни становятся короче, но в полдень солнце снова вылезало из-за гор, окутывало город своим мягким теплом, и тогда казалось, что лето еще задержится надолго, а быть может, и вовсе не уйдет никогда. Порой Гас открывал браузер и смотрел, какая погода в этот день ожидалась в Альбукерке. Иногда набирал в поисковике свое имя. Пропускал первые сто двадцать с чем-то ссылок — пресс-релизы, статьи о судебном процессе и разнообразные выдумки Шрейдера. И не находил ничего нового. Нигде в мире не существовало ресторана с цыплячьей эмблемой, а все тезки Гаса Фринга занимались чем угодно, но не жареной курятиной, не химией и даже не логистикой. Гас в очередной раз выключил браузер и поднялся из-за стола. Шагнул к окну, закрывавшему всю стену, и стал рассматривать длинный лабиринт из зданий FrArc Pharma, за которыми виднелся поселок, а уже за ним высился холмистый зеленый лес и горы, скрытые полуденной дымкой. Он все никак не мог забыть фразу Скайлер о том, что та вселенная станет реальной, если он будет верить в нее. Теперь ему не оставалось ничего другого. Только верить. И надеяться, что его двойнику — повезет. Как повезло ему самому двадцать пять лет назад. Гас повернул голову в сторону стеллажей, а потом снова посмотрел в окно, и вдруг разглядел свое слабое отражение в нем. Осторожно вытянул руку вперед, но коснуться стекла не осмелился — на миг ему показалось, что видит он там вовсе не самого себя, что миры вновь сомкнулись и переплелись, и тот-другой-человек-с-таким-же-именем смотрит на него и тоже, наверно, хочет поверить, что у него все хорошо. «У меня все хорошо», — подумал Гас. — «А у тебя?» Солнечные лучи раскрасили стекло бликами. Еще с минуту Гас вглядывался в свое отражение. Слишком многое хотелось спросить. Слишком часто он пытался представить, что же все-таки случилось потом и что сейчас делает тот-другой-из-Альбукерке — жив ли он, счастлив ли? Продолжает ли свой вечный бой за место в аду или решил, что одной выигранной войны все-таки хватит? Образы были яркими, и каждый раз являлись всполохом, и столь же быстро исчезали. В одном только Гас не сомневался — пройдет время, и он все поймет до конца. — К вам герр Арсиньега, — доложила Ренате. — Да, я жду его, — ответил Гас. — Спасибо. Максимино принес с собой тонкий ноутбук, стопку распечаток, и едва не с порога начал рассказывать о том новом заводе в Польше, а еще о том, в какую строку годового бюджета теперь придется вносить правки. — Вот что я предлагаю. Нам нужно открыть два дополнительных центра разработок, — сказал Максимино, усевшись за стол напротив Гаса. — В Берлине и в Кракове. Это лучше, чем держать все в Мюнхене. — Да, — согласился Гас. Он вдруг подумал, что и Максимино за последние несколько месяцев в чем-то изменился. Или просто вспомнил — скорее, наконец-то понял — что FrArc Pharma это и его компания тоже. По крайней мере, теперь они снова стояли рядом. И смотрели в одну сторону. Минут десять Гас внимательно слушал Максимино. Перелистывал распечатки и всматривался в экран ноутбука. И в то же время пытался придумать, как же теперь поменять тему разговора. Он ведь пригласил Максимино сюда совсем не для того, чтобы разговаривать о годовом бюджете и инвестициях. Пришлось подождать. Но когда Максимино наконец закончил с таблицами и расчетами, Гас спросил: — Ты действительно в этом году не был в отпуске? — Сначала я искал подставу в твоей сделке с Biovision, — Максимино покачал головой и улыбнулся. — Теперь у нас реорганизация, и ее тоже придумал не я. — А ты становишься похожим на меня, — заметил Гас. — И, кстати, Скайлер обязательно сказала бы тебе, что я катастрофически плохой пример для подражания. Особенно в том, что касается отпуска и выходных дней. — Да, вчера она как раз пожаловалась Марисоль по телефону, что в воскресенье ты опять ездил играть в гольф с тем типом из «Байера». — Если бы ты знал, как я ненавижу гольф, — признался Гас. — С удовольствием послал бы Юргена вместо себя. — Ему нравится бегать по полю с клюшками? — Очень. Они рассмеялись, а Гас исподтишка глянул на Максимино: пытался отгадать, правильный ли момент выбрал. Хватит ли смелости самому. Поймет ли тот. Всю жизнь, конечно, понимал, но... — Если я вдруг пойду в отпуск, — начал Гас. — Предположим, недели на три. Звучит невероятно, да? Я еще не говорил Скайлер, представь себе. Так вот, если я все-таки соберусь в Чили, ты не откажешься составить мне компанию? Максимино округлил глаза. На мгновение его взгляд стал очень серьезным, он даже прищурился, а затем весь точно посветлел изнутри. Широко улыбнулся и спросил: — Когда едем? В ответ Гас тоже улыбнулся: совсем чуть-чуть. — Я подумал, что в конце сентября уже достаточно тепло. — На восемнадцатое и девятнадцатое тоже не холодно. — Да, — кивнул Гас и осекся. Слишком многое разом вернулось в память, нахлынуло, как девятый вал, и обдало горечью: ему было двадцать, он впервые участвовал в параде на Fiestas Patrias (1), и в строю с другими кадетами прошел через парк О'Хиггинса, и знал, что это лучший праздник в году и самый лучший день в его жизни, а если бы кто-нибудь сказал ему, что однажды его жизнь перечеркнут, и он несколько лет будет собирать себя по кусочкам, и в конце концов все-таки выстроит себя заново — вот только совсем другим — и сможет перекроить мир по своей мерке — он бы не поверил. «Наверно, где-то есть и такая реальность, — подумал Гас. — Где я никогда не уезжал из Чили». (1) Fiestas Patrias – празднества в Чили, посвященные двум национальным праздникам, Дню Вооруженных Сил и Дню Независимости.