Подари мне жизнь.

Надежда выздороветь – Половина выздоровления. Вольтер.

Пролежав в коме больше недели, Тсуна всё же пришёл в себя. Состояние парня было, мягко говоря, ужасным. Бледная кожа приобрела оттенки серого, раннее живые и яркие карамельно-карие глаза не выражали ровным счётом ничего. Самостоятельно передвигаться Савада не мог, от чего был подключён к катетеру. Так же, если отодвинуть одеяло, коим был укрыт мальчик, то можно было заметить, что всё его тело окутывали провода. На груди имелись бинты, перетягивающие послеоперационный шов по подключению его к аппарату искусственного сердца. К носу присоединялись две кислородные трубки, закреплённые лейкопластырем, а к левой руке была подключена капельница. Повернув голову на бок, Небо Вонголы, осмотревшись, тихо прошептал: - Где я? Буквально через минуту дверь в палату открылась, и в проёме показался высокий сутулый мужчина в белом халате. Подойдя к шатену, врач, наклонившись, осмотрел его, вынося вердикт, что состояние критическое. Разогнувшись, вздыхает, выходя из палаты и, крикнув: «Можно», кидает на Саваду жалостливый взгляд, уходя вдоль по коридору. За дверью послышалось какое-то шарканье, после чего показалась мама. Красные от слёз глаза, сбитые в колтуны грязные волосы, впалые щёки, измученный вид. Таков сейчас был внешний вид этой всегда весёлой и жизнерадостной женщины. Её тело билось в конвульсиях. Кое-как добравшись до кровати, Нана, присев на рядом стоявший стул, протянула руку, осторожно, будто боясь навредить, провела кончиками пальцев по щеке Савады. - Сыночек… Не в силах более сдерживаться, мама, натянув улыбку, вновь залилась горькими слезами. За что? За что её единственному ребёнку была уготовлена такая судьба? Почему ему? Почему не ей? Да, именно такие вопросы вертелись в её голове. Он хочет что-то сказать, успокоить, но слова не идут. Больно. Безумно больно видеть, как из-за тебя страдает самая любимая женщина – мама. Та, которая вынашивала тебя под сердцем все девять месяцев, та, которая рожала, а после не спала ночами, когда ты ревел из-за младенческой колики, абсолютно не обижаясь на тебя. Сидела около твоей кровати, когда ты болел. Та, которой ты, приходя со школы, рассказывал обо всём, делился с ней секретами о девочке с твоего класса, которая тебе улыбнулась, а после вы вместе прыгали на скакалке и она дала тебе списать, зная, что она никому не выдаст такую важную тайну. После начал подрастать. Поступил в среднюю школу. Началась «взрослая» жизнь, тайны. Ты стал очень скрытным, больше не посвящаешь её в свою жизнь. Зачем? Она же всё равно ничего не поймёт. А она лишь улыбалась. Ей было больно такое резкое изменение в тебе, но она молчала и улыбалась, всё так же продолжая любить. Стоя у плиты, всё так же готовит тебе завтрак, обед, ужин, а ночью рыдает в подушку. И ей было не важно, что ты круглый двоечник, растяпа и неудачник. Она любила и любит тебя таким, каков ты есть. - Мамочка, не плачь… Да, ему удалось. Через силу, но он выдавил из себя эти пару слов. Голос был до ужаса охрипшим, но сейчас это не так уж и важно. Главное, что он очнулся. Школа Намимори. На пороге перед кабинетом дисциплинарного комитета стоит молодой парень. Белые волосы, карие глаза и неестественная улыбка. Каваллоне Дино – десятый босс одной из мафиозных группировок Италии, находящихся в альянсе с Вонголой. Открыв дверь, парень вошёл в кабинет, даже не удосужившись постучаться, за что встреча сопровождалась ударом тонфа в солнечное сплетение, а после и по голове. Неуклюжий босс, на данный момент, находившийся без своих подчинённых, не успев даже выхватить хлыст, был буквально впечатан в стену. - Посторонним запрещено находится на территории школы, тупой конь. Забью до смерти. Собравшись вновь нанести телесные повреждения блондину, Кёя, замахнувшись, был остановлен последующей фразой парня: - Ай-ай-ай, Кёя, стой, подожди, я пришёл поговорить насчёт малого брата. Савада Тсунаёши. Как же его раздражало это травоядное вместе со своей шайкой. Однако, после инцидента в туалете, вся его банда как в воду канула. С одной стороны нарушают правила, попросту пропуская школу, но с другой – и вред ей не наносят. Всё же, любопытство взяло над Облаком верх, и, сделав шаг назад, парень протянул: - Две минуты. Не забил до смерти. Уже хорошо. Сидя в кабинете дисциплинарного комитета, Дино, отпивая чай, нагло сделанный самому себе из запасов Хибари, пристально смотрел в ничего не выражающие глаза цвета стали. - Какой хороший день, не правда ли? - Конь, ты раздражаешь. Говори, что хотел и сваливай, пока я не забил тебя до смерти. Вздох. Отставив чашку, смотрит пристальным взглядом на ученика. Откинувшись на спинку кресла, прикрывает глаза. - Тсуна пришёл в себя. - И? Конь, если ты пришёл только за этим, то лучше беги! - А-а-а, Кёя-а, погоди! Неужели тебе абсолютно не интересно, что с твоим босс… учеником. Учеником твоей любимой школы?! – осёкся. Увидев нотки ярости в серых глазах, парень, поспешив исправиться, натянул на лицо глупую улыбку. - Нет. Мне это абсолютно не интересно. - Йо, Хибари. Оборачивается, видя в дверях Реборна. Улыбнувшись, кивает. Наверное, этот мужчина единственный человек, коего уважал «главный страх Намимори». Реборн, пройдя в кабинет, кивает, садясь на кожаный диван. Закинув ногу на ногу, осматривает комнату дисциплины. - Хибари, с Тсуной в последнее время произошло слишком многое. Ему очень плохо. Единственное, что ему нужно – поддержка близких. Сходи к нему. - Нет. - А если я пообещаю тебе бой со мной? Да, репетитор умеет убеждать. В конце концов, согласившись, парень, скрипя зубами, покинул кабинет, направляясь на крышу, дабы всё обдумать. Больница Намимори – всегда переполненное стационарными больными здание. В одноместной палате номер пять кардиологического отделения лежит парень пятнадцати лет. Около его кровати столпилось пять человек. Друзья. Да, это были те самые близкие и преданные друзья. Вот только у Савады не было никакой радости от встречи с ними. Напротив. В душе он злился. Злился, что они здоровы, могут бегать, прыгать, смеяться, а он смертельно болен, прикован к кровати. Сейчас этот мальчик сам на себя не был похож. Ему не хотелось ничего. Болезнь изменила его. За каких-то пару дней в этом шатене что-то сломалось, впустив злобу и отчаяние. - Джудайме, Вы как? Вновь этот жалостливый взгляд, полный боли. Но сейчас ему это даже нравилось. Ему нравилось видеть, что кроме него страдают и они. - Гокудера-кун, ничего страшного. Плевать, что мне плохо, у Вас же всё хорошо. Ему приятно. Словно бальзам на душу ему было приятно наблюдать, как Ураган Вонголы прикусывает губу, молясь, чтобы ему было так же плохо, как и десятому, бейсболист, опустив голову, злится, что не может помочь другу, старший брат Киоко экстремально молчит, попросту не зная, что сказать, а девушки, забившись в угол, роняют слёзы. А Тсуна. А что Тсуна? Тсуна на это внутри лишь усмехается, и, прося их уйти, прикрывает глаза, погружаясь в сон. Да, правду говорят, что больные люди – злые люди, но разве они в этом виноваты?