Подари мне жизнь.

От любви до ненависти – один шаг. От ненависти до любви – долгая дорога.

Атмосфера в палате стояла напряжённая. Наконец собравшись с силами, Кёя, всё же подняв взгляд на шатена, встретился с карамельно-карими глазами, после чего зрительный контакт разорвать уже было невозможно. Не понятно, что каждый из них увидел, или пытался увидеть в глазах другого, но это что-то так и манило. Облако пытается сделать шаг, но не может, ноги как будто залили цементом, пытается пошевелить пальцами, не получается. Савада из последних сил хочет подняться, дабы немного присесть, но также не может. Учащённое дыхание, невероятно быстрое сердцебиение. Кардиограмма на мониторе Неба, казалось, «бежит» со скоростью звука. Прошла минута, две, три. Понемногу оба приходят в себя. Смутившись и покраснев не понятно от чего, Тсуна, повернув голову к стене, поднёс ко рту указательный палец, прикусывая его. Глаза увлажнились, а уголки губ поползли вверх. Брюнет, таки сделав пару шагов, подошёл к кровати, присаживаясь на рядом стоящий стул. Шланги, трубки, провода так и окутывали тело мальчика. С последнего раза он не изменился, разве что стал ещё бледнее, да и губы посинели. Тело Тсуны зачастую содрогалось, ибо тепло держать он был не в состоянии. Что же касается душевного состояния, то сейчас внутри этих двоих бушевал ураган. Никто из них не решался первым завязать разговор. Что сказать? Что сделать? Эти двое хотят одного и того же, но разве может Савада, в последнее время, начавший жить лишь ради себя, но всё же тот самый робкий и стеснительный мальчик сказать, как сильно он хотел увидеть своё Облако? Ну, а Кёя. Разве глава комитета дисциплины мог признаться, что кто-то уже как с месяц не выходит у него из головы, заставляя раздражаться, от того, что приходится о ком-то беспокоиться, и этот кто-то – этот самый зверёк? Неизвестно, сколько времени прошло, но, наконец набрав в лёгкие как можно больше воздуха, выпалили буквально одновременно: - Хибари-сан! - Тсунаёши! И вновь тишина. Смущение Неба, усмешка хранителя. Закинув голову назад и уставившись в белоснежный потолок, брюнет, почесывая шею и теребя пуговицу на рубашке, протянул: - Начинай ты, зверёк. - Х-Хибари-сан, как ты прошёл, никого ведь не пускают… Повернувшись вновь к хранителю, Тсуна, покраснев, уставился влажными глазами куда-то в коленки брюнета. Посмотреть в глаза Кёи было непосильной задачей, от чего приходилось действовать хотя бы так. - Скажем так, у меня свои методы. Не бери в голову. - Т-только не говорите, что Вы врача забили до смерти, - устремив перепуганный взгляд прямиком в глаза цвета стали, тут же, вновь смутившись, поспешил увести его в сторону, на что Кёя лишь усмехнулся. - Нет. Он сам любезно помог мне пройти сюда. - Х-Хибари-сан, зачем Вы вообще пришли? - А ты не рад? - Рад, конечно же! – поняв, что «ляпнул» что-то не то, Тсуна, издав своё привычное «Хи-и-и», хоть и глухое, из-за последствия болезни, сглотнул ставший в горле ком, слегка улыбнувшись. – Я-я хотел сказать, что мне приятно, что Хибари-сан пришёл ко мне. Кстати, Хибари-сан, что Вы делали тогда на подоконнике? - Савада, слишком много вопросов задаёшь. - И-извините, Хибари-сан! Я-я, больше не буду. Посмотрев на шатена, Кёя, не сдержав улыбку, повергая парня в шок, протянул руку, касаясь отросшей, запутанной шевелюры мальчика. Что? Что он делает с ним? Где тот самый холодный, бесчувственный эгоист, коим он был в начале? Где тот самый Хибари Кёя, которого знал и боялся каждый в Намимори? Но, сейчас ему всё равно. Ему надоело. Надоело носить ту маску. Всё же, он человек. Человек, который так же, как и все, хочет тепла, любви. Чтобы вот так просто сидеть зимой в кресле перед камином, коий является единственным освещением, чтобы любимый человек, располагаясь у тебя на коленях, прижимался к груди, ища тепло и защиту. Чтобы укутать его в тёплый плед, целовать в макушку, виски, щёки. Ночью слышать ласкающие уши стоны и ощущать, как он извивается под тобой, раздирая кожу на спине ногтями, а утром, пока тот ещё спит, стоя на кухне, варить ему кофе. Чтобы во сне он шептал твоё имя и, видя сладкий сон, улыбался, говоря, как любит тебя. Ему надоело быть одному. Он ненавидит шумные сборища травоядных, они ему попросту не нужны, но ему нужен тот единственный, который покажет истинный путь в жизнь. - Х-Хибари-сан… - Тсунаёши. Тсуна. Ты хотел знать, что я делал тогда на подоконнике? Честно признаться, я сам не знал. Тсуна, после того, как ты вышел из комы, конь вместе с Реборном заставили меня прийти в больницу. Я был зол. Я мечтал забить их обоих до смерти. И с конём мне это почти удалось, но Реборн… Он обещал спарринг, если я навещу тебя. Они оба меня раздражали, жутко раздражали, но я согласился. Я мечтал забить тебя до смерти, Савада. О, Будда, какой бред я несу. Зверёк, когда я увидел тебя впервые в больнице, мне показалось, что мир перевернулся с ног на голову. Я... Да я, кажется, забыл, как дышать надо. Ты был таким беспомощным, что я просто потерялся в этом мире. Тсуна, мне захотелось отгородить от тебя всех, но я развернулся и ушёл. Я срывался на всех, избил Кусакабе. Я не знаю. Я не знаю, зачем говорю тебе это всё, но выслушай меня. Зверёк, я не спал после этого, кажется, трое суток, после чего решился прийти к тебе среди ночи. Я боялся. Да, я боялся. Я боялся быть замеченным, я боялся тех слухов, что могут поползти, от чего дожидался, пока уйдёт последний посетитель и погасится свет в последней палате, а после пробирался к тебе по стене. Смешно, не правда ли? Я сидел у тебя на подоконнике до самого утра, а после уходил. Я просто сидел и смотрел всю ночь, как ты спал. Казалось, голова просто взорвётся от переизбытка мыслей. Я не помню, сколько прошло тогда времени, но для меня мир менялся. Тсуна, в тот раз, когда ты меня увидел, мне показалось, что я попросту умру. Господи, я запил. Я пил три дня. Зверёк, почему? Почему всё так случилось, я не знаю, но мне было до ужаса плохо без тебя. Тсуна, почему ты так волнуешь меня? - Х-Хибари-сан… Слушая речи Хибари, Тсуна не мог поверить в сказанное. Чтобы этот холодный парень и вот так. Из-за него. Не может быть. Это иллюзия. Это Мукуро решил добить босса? Или, это и, правда, истинные чувства Облака? Но…но что ему в таком случае делать? Что он должен сказать? Что, тоже думал о нём каждую минуту? Однако если излагать душу подобно своему хранителю, то последний забьёт его до смерти. - Зверёк, забудь. Забудь обо всём, что я только что тебе сказал. Как так: «Забудь»? Он ему что, игрушка? Вот так взял, заставил биться всё тело в конвульсиях, щёки пылать от смущения, а теперь «Забудь»? Ну, нет. Как ни крути, но у Савады тоже есть гордость. Схватив слабыми пальцами брюнета за запястье, Тсуна, подняв полные слёз глаза, прошептал: - Хибари-сан, ты жестокий человек. Неужели я для тебя действительно ничего не значу? Хибари-сан, зачем ты рассказал мне всё это? Неужели, тебе нравится так издеваться над людьми? Я…я…я не хочу, чтобы Хибари-сан так ко мне относился. Хибари-сан, зачем ты пришёл? Ты захотел в очередной раз посмеяться надо мной? Тогда уходи. - Тсунаёши, я не… - Хватит! Мне надоело! Ты всегда избивал меня ни за что, называл травоядным, а сейчас сидишь тут и душу мне изливаешь! - Зверёк, ты, кажется, забываешься. Я ведь могу и… - Что? Забить до смерти? Ну и что! Мне и так жить осталось не долго! Что с того, если Хибари-сан лишь приблизит этот срок? Словно кипятком ошпаренный, Кёя, вздохнув, отвёл взгляд. Он прав. Савада целиком и полностью прав. Но как же раздражает принимать тот факт, что его слова имеют место быть. Дьявол. - Извини, Савада. - Х-Хибари-сан, нет, что Вы, это вы извините, я наговорил лишнего, я…я не хотел, оно само вырвалось. - Тсуна, я действительно идиот. Извини. Пожалуй, мне пора… Больно. Как же больно. Встав, разворачивается, собираясь уходить, как вдруг чувствует, как рубашку сзади сжали в кулак тонкие пальцы. - Нет, пожалуйста, Хибари-сан, побудь ещё немного. Если можешь… Неожиданный поворот событий, не так ли? Казалось, сердце Облака сейчас попросту пробьёт грудину и вырвется наружу. Поалевшие щёки, лёгкая улыбка на лице. Хорошо, что Савада этого не видит. Встряхнув голову, брюнет, развернувшись, вновь посмотрел на шатена. Такой беспомощный. - Хорошо… Подходит, вновь садясь на стул. Почему же так тяжело? Кажется, будто его заставили проглотить кусок кирпича и сейчас он застрял где-то в груди, перекрывая поток кислорода. Что это за чувство такое? Вроде бы с одной стороны так хорошо, но с другой так плохо. Прежде он никогда не испытывал ничего подобного. Это и есть то, что называют привязанностью? Нет. Привязанность у него к канарейке или к облачному ежу, но к ним он подобного не испытывает. Тогда что? - Кёя, я… - Как…ты меня назвал? - Ой, простите, Хибари-сан, я не… - Повтори ещё раз… - Кёя… - и вновь смутился. Как ему не надоедает краснеть? Но это так мило. – Обними меня, пожалуйста… - Тсуна? – удивлён. Нет, скорее шокирован. И это – то самое травоядное? Или, этот зверёк всегда был кем-то большим, чем казалось хранителю? - Хи-и-и, Хибари-сан, забудьте. Не надо, это просто мысли в… Не договорил. Не дали договорить. Встав, Кёя, присев на край кровати и аккуратно перетянув к себе мальчика, дабы не повредить ни одного прибора, поддерживающего его жизнь, прижал к себе, и, прикрыв глаза, коснулся губами холодного лба своего Неба.